Николай ИВЕНШЕВ 

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2002 года

XPOHOC

Русское поле

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК

ПОДЪЕМ

ЖУРНАЛ СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

РОССИЯ

МГУ

СЛОВО

ГЕОСИНХРОНИЯ

Денису

Все лисичка да лисичка. Лисичка мороженого хлеба прислала, он лучше всяких сладостей. Грызнешь его, а хлеб пахнет лесом: елками, травой и сушеной в сене земляникой. Лисичка обещала сама прибежать и привести с собой лесного человечка Сёмку. Лисовик живет в шалашике рядом с лисичкой. Он - человечек вездепроходец. Семка может по дну морскому пробраться, дышет в воде, как рыба. И все же Семка - большой баламут, не то что осторожная, заботливая лисичка, которая непременно наказывает деду: «Вот это яблочко отдай Сашеньке. И горбушку тоже, и горсть орехов, и дубовые желуди на игрушки».

Лисичка, пожалуй, единственное существо, которое заботится о Саше не для себя. А то бабушка, она хорошая, но все же ждет, чтобы Саша за любую ерунду её обнимал и говорил : « Баба, я тебя люблю».

Лисичка посылает гостинцы просто так, ей это нравится. Но вот и она нагрянула в гости. Не сама она, а её дочка - маленькая, дышет мелко, испуганно, и такое у нее выражение на мордочке, вроде улыбается.

Дедушка ходил за калиной и наткнулся в овраге на лисьего щенка, потерялся тот.

- Ничего, - как бы сам себя уговаривал дома дед, - мамка отыщется. Её сердце приведет.

Долго выбирали имя лисенку. Дед хотел назвать её Агафьей. Чудачина- простофиля! Имя какое-то заплесневелое, пахнет старой ватной фуфайкой. Бабушка тоже отмочила- хотела назвать лису Лизкой. Оно бы ничего, да только в честь умершей дочери нельзя называть, погибнет существо. Козу назовешь Лизкой- умрет. Об этом Саше сказала колдунья тетя Марья Ермишина. Все устроилось, как хотел того Саша - назвали лисенка Зоей. Коротко, ясно и юрко. Имя похоже на острую, улыбающуюся мордочку. И удобное. Когда лиска закапризничает, можно обозвать её Зойкой. Уже совсем другое, колкое словечко.

Саша весь день до вечера ходил десятикратным именинником: словно его наградили много предметным ножиком, дали порулить на тракторе и взрослые ребята взяли его в лес за диким луком-черемшой, словно из города приехала мама, где она жила с каким-то другим отцом. Все эти «словно» надо собрать вместе и того не хватит.

Саша, конечно. начал потчевать маленького зверька шоколадной конфетой «Ласточка». Зоя не ела. Он тыкал её мордочкой в котлету - тоже отворачивалась. Мелко нарезал яблоки - та же история. И попробовал последнее угощение-пирожок с черной смородиной. Увы! Ему показалось, что маленькая лиска из-за этого пирожка обидилась. А он сам сердился на нее и чуть не плакал.

Тогда он отправился к колдунье. Тетка Марья Ермишина жила на пригорке. Изба такая: словно взяли гармошку, отрезали у нее басы и лады и плюхнули на землю остальное - живи, колдунья, в мехах от хромки.

В худых мехах, в избенке у тетки Марьи, все свистело. Скрипела дощатая дверь, из окон дуло с тонким подвывом, дзенькали дверцы поцарапанного кошкой шкафа. Кошка непогоду « выдирала»: дождик, или бурю, или извержение вулкана. Строго подневольно тикали ходики.

Тетка Марья Ермишина полсмотрела на Сашу, читала мысли. Прочитала и посадила его на выскобленную желтую скамейку. Тут же тетка Марья нырнула под занавески и принесла хлеба и молока. Спервоначала Саша не стал есть, а вдруг все это заколдовано: откусит и превратится в мышку. В мышку, а не в тигра. В тигра бы хорошо обернуться, зайти в свой класс и напугать Кольку Бурханова, Мишщку Слепцова, Александру Григорьевну Тепферр. По- немецки, еёфамилия немецкая, означает - храбрый. Самая трусливая в классе Ленка- Еленка, но он уё пугать не будет…

Тетка Марья , колдунья, пристально глядела на него, и он отщипнул-таки мякиш, проглотил, взглянул в ермишинское трюмо. Сам он не уменьшился: уши те же, глаза, нос - на месте.И тогда он стал расспрашивать тетку Марью. Бабушке своей он не очень-то верил, потому что бабушка фантазерка, просто вруниха.

-Теть Марь, а что маленькие лисятки кушают?

Колдунья потянула воздух своими пухлыми ноздрями:

-Может еловые шишки? Грибы?- заискивал мальчик.

А тетка Марья затянула потуже платок и строго приказала:

-Захватишь с собой вот это молоко. Мо-ло-ко-мо-ло-ко!

Что тетка в курицу, что ли, превращается: «Ко-ко-ко-ко-ко-ко!»

Да, конечно, главная пища - завороженное молоко.

И он побежал домой с чужой эмалированной кружкой, плеснул в чайное блюдечко и поставил под нос Зои. Она дернулась, словно потянулась со сна, вытянула кверху мордочку и опасливо ткнулась в блюдце, залакала.

И Сашке от этого сделалось так хорошо! И он понял, что кормить - это славно, а еще лучше увидеть, как лисенок улыбается все сильнее и сильнее.

Когда лисенок нахлебался молока, Саша осторожно взял его на руки и засунул себе за пазуху. И за пазухой, на животе, стало мягко и очень приятно, тепло.Это было похоже на то время, когда приезжала мама и Саша с ней спал в одной постели. Мама тоже была мягкой, теплой, и от нее так же хорошо пахло, как от лиски.

Спать с Зоенькой мальчишке не разрешил дед.

- Ты будешь ворочаться, - цедил слова вместе с компотом дед, - будешь ворочаться и раздавишь лисенка.

- Не раздавлю, - закапризничал было Саша, но сам-то понимал - вдруг, действительно?

Лисенку постелили рядом на полу, даже подушку «думку2 под голову дали. И Сашка ночью три раза вставал, глядел на Зою и думал о том, что хорошо, что он сам живой, а не мертвый, а то бы у него не было лисенка, врунихи бабушки и мамы. Если человек мертвый, то у него ничего нет, один Бог - так серъезно сказывала бабушка.

Саша проснулся от того, что в комнате пахло пирожками с картошкой. Этот запах для него как будильник. Проснулся и сразу на пол взглянул, возле себя. Там - вязаный кружок половичка, «думка» - и все, никакой лиски, никакой Зойки.

И сразу же его изнутри что -то лизнуло, и это что-то готово было выдрать из него все самое хорошее. Тут появилась бабушка и затараторила, застрочила как из пулемета:

- Зойка твоя совсем очумела. Проснулась и к моей кроватке подскочила, зубами за одеяло вцепилась. «Вставай,- калякает , - старая ты образина, вставай такая-растакая». Человеческим языком все это, как я вот тебе. Сказанула,шмыгнула на шесток, печную заслонку отодвинула, спички из-за спины у себя выхватила и дровишки - чирк- подпалила.

-Где? Где она?- негодуя, перебил Саша.

-Как где? С дедушкой вон газетку в сенях читает.

Зоя и вправду оказалась в сенях. Она любопытничала, глядела, как дедушка выстругивал ребристую балку, из его рубанка вылетала деревянная пена. В сенях пахло сосновым лесом. Дедушка от струганья всегда веселый. Он сердитый, когда гребет навоз в калде. А от струганья веселый, радостный. И почти всегда он запевает одно и то же - «По диким степям Забайкалья». Вэтой песне не надо слушать слов, тогда можно заплакать, а надо прислушиваться только к голосу. И тогда становится легко, словно тебя только что в бане обстругали мочалкой и вытолкали из пекла в прохладный предбанник.

Лиска лежала в белой пене и не обращала внимания на Сашу, обидно.

-Ну, погоди! - думал мальчик. - Проголодаешься, сама приплетешься.

Но Саша не утерпел все же и принес блюдце с молоком. На этот раз лисенок полакал чинно-благородно, с остановками, так вот тетка Поля Муравова пьет чай, блюдечко губами ощупывает, ставит его так, будто боится раскокать, осторожничает.

Бабушка позвала к столу на пирожки. Кликнула бабушка колким голосом, пригрозила, что если он сейчас не сядет за стол. То лисенка опять в лес отправят. И они заспорили с дедом об отправке. Дед говорил, что надо отнести сразу - природа требует. Какая такая природа? А бабушка - молодчина:

- Пускай побудет маленько.

Бабушка на этот раз была лучше. Так вот постоянно один человек лучше другого. Бывает ведь, что и бабушка, и дедушка, и мама хуже, чем Ленка-Еленка. То есть Ленка-Еленка лучше всех. Или вот сейчас лиска Зоя лучше всех их вместе взятых. Одна беда: сегодня срочно надо сдать книжки. Из библиотеки открытку прислали. Надо сдать «Робинзона Крузо» - очень хорошая книженция и надо сдать стихи. Стихи Саша не читал. Во всех стихах все время написано про траву, про месяц, про родину раздольную и про то, что эту родину надо любить. Но ведь когда говорят «надо», всегда очень скучно. И что это такое, Родина? Учительница Александра Григорьевна говорит, что Родина - это твоя речка, свой дом, яблоня, место, на котором живешь. Лес - это понятно. А вот про место - враки. Надо ли любить пылищу летом и холодную грязь осенью? Что-то учительница вместе со своими поэтами напутала.

Никакой речи не могло быть о том, чтобы лисенка взять с собой в библиотеку. Не дали дед с бабушкой.

Всегда в библиотеке Саше казалось хорошо и интересно жить. Ут очень хорошая Светлана Захаровна. Глаза у нее мягкие, и голос такой же ласковый. И она тоже частенько делалась самым любимым человеком. Тут, в уголке, находились старые коричневые и темно-синие книги с вклеенными картинками. Картинки занавешены туманной бумагой. Отвернешь эту пленку, Бог мой! Гиппопотамы! Слоны! Носороги и древнющие ящеры! Огромные, целый дом они могут проглотить и не подавиться.

Но вот сейчас книги, даже эти, показались ему скучными. Светлана Захаровна спросила: «Уж не заболел ли?»

И она выглядела совсем чужой. Саша ткнул пальцем в какие-то книжные переплеты, расписался в карточке и почти побежал домой. Как назло встретился Колька Чембаров. Пришлось книжки засунуть под курточку. Ребята на их улице не любили читать, занятие это было постыдным. Совсем иное дело мастрячить поджиги, которые заряжаются спичечными головками, или щипать траву для кроликов. А книжки? Пфью! Пустяк, бумажки!

Колька Чембаров что-то спрашивал, и Саша ему отвечал, а сам думал о том, что Зойка,наверное, без него проголодалась. Дед забыл про все на свете, стругает свои горбыли, бабушка на огород пошла или спит со свистом. И всё. А Зоенька одна мается.

Когда он пришел домой, то дед не стругал и бабушка была дома, в передней избе. И оба они молчали. Но молчали не так, как обычно молчат, в доме весело и дед вот-вот затянет «По диким степям Забайкалья». Молчали они испуганно.

Бабушка как увидела Сашу, плечами зашевелила, пальцы теребит - и шмыгнула в чулан, загромыхала там печной заслонкой. Дедушка сморкался в бабушкину выкинутую косынку.

-Почему сморкаешься? - тихонько, чуя недоброе, спросил Саша. - а где лисенок?

-Лисенок, что лисенок?... Лисенок? Ничего лисенок, что ему сделается, лисенок…- затараторил дед и укутал нос в клетчатую косынку.

- Снесли в лес? - испугался Саша.

- Лисенок…бабушка знает…я ничего…- наконец -то переборол себя дед.

Бабушка это слышала, вышла, скрестила руки на фартуке. Губы у нее стали тонкими, с приподнятыми краями.

- Лежит, - деревянным голосом сказала бабушка, как будто скрипнула своей прялкой.

-Спит?

-Лежит,- еще раз крутанулось колесо прялки, - в кладовке.

Саша не стал ждать. Он выбежал во двор - к кладовке, плечом сунул дверь, как-то испуганно ухнувшую. Внутри кладовой стояли два ларя: один с пшеницей, другой с посыпкой. А между ними действительно лежала его Зоя. Так не лежат лисы ни взрослые ни маленькие. И мальчик сразу понял: мертва. Тогда случилось так, как будто стены глинобитной кладовки подъехали к его ушам, сунули в бок, придавили грудь. И эти стены все же пропускали слабые голоса бабушки и деда. Голоса одинаковые, без выражения. Только смысл. Оказывается, тетка Дуня Елянюшкина, соседка, увидила лисенка в своем дворе. Он носился за цыплятами, играл, конечно. Но тетка Дуня напугалась, что он передушит цыплят. Она сломала тут же прутик и , догнав лисенка, легонько щелкнула по носу. Лисенок брякнулся и растянулся. Вот так и лежит, такого принесли в кладовую. Тетка Дуня не думала, что лисенок наш. Думала , из лесу, приблудился.

-Погладь, попрощайся, - кивнул дед, и глаза у него повлажнели.

Саша не подошел и не погладил. Он глядел на тельце и понимал, что уже ничего в нем нет, что это тельце уже не Зоя, а так себе, пустой мешочек. Неужели достаточно одного щелчка по носу, и его Зоя исчезла навсегда, его Зоя, которая так славно грела за пазухой и так смешно лакала заколдованное молоко. Еще его Зоя нюхала дедушкины стружки и улыбалась от удовольствия, ведь пахло её лесом.

Бабушка была тверже деда:

- Мы похороним лисенка в огороде, крест поставим.

Саша не захотел идти хоронить. Похоронами ничего не вернешь. Он только сейчас понял, что до этого случая он все на свете приобретал, приобретал до школы, приобретал в первом классе. И чем дальше жил, тем всего делалось больше, солнышка больше, травы, еды, даже мамы больше. А вот сейчас кто-то невидимый пришел и нагло хрумкнул, откусил часть его солнышка, часть мамы, часть неба. Хуже того, он знал о том, что эта не последняя потеря, что еще будет, будет, будет. И будет так до тех пор, пока опять тот же невидимый, чужой, нелепый, жестокий, холодный не съест все солнышко, все небо, всю маму, все живое. И даже камни.

Но что же сейчас делать? Поджечь дом тетки Дуни вместе с цыплятами, пускай тетка Дуня помучается, узнает, как лису убивать. Нет, тетку Дуню нельзя жечь. Она неплохая, вышло так.

Бабушка с дедом ушли закапывать в огороде лиску, а Саша тоже хлопнул калиткой. Он пошел к тетке Марье Ермишиной. Она по-мужски расставив ноги, сидела на своем перевязанном жестяными лентами сундуке. Тетка будто и не видела мальчишку, уставилась в угол, как завороженная.

В сундуке у нее - всякие колдовские зелья, привороты и отвороты.

Он кашлянул, и женщина дернулась всем телом. Испугалась, что ли, чего?

- Теть Марь, расколдуйте меня. Мне плохо, - тихонько проговорил мальчик.

Она подняла свои темно-коричневые глаза. И в глазах её колыхнулось такое, от чего Саша почувствовал в своей груди тающий комок. Это, наверное, сердце.

Она поднялась с сундука, шагнула к своему исцарапанному кошкой щкафчику, зазвенела там стеклянным и не по-русски залопотала. Колдунья дала Саше выпить коричневой. Пахнущей больницей воды.

- Талыбалды, халамламлам, хантыканты, талыбалды, халамламлам.

Колдовство это было таким же неживым. Как вытянутый трупик его Зои. Дохлая ворожба, испортилась тетя Марья.

- Талыбалды, халамлалам…

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

WEB-редактор Вячеслав Румянцев