Юрий ПОГОДА
       > НА ГЛАВНУЮ > СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ > СТАТЬИ 2009 ГОДА >

ссылка на XPOHOC

Юрий ПОГОДА

2009 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Юрий ПОГОДА

НЕСНОСНАЯ ПОЛТАВСКАЯ ЖАРА*

(шведская и Русская армии летом 1709 года)

Часть I (июнь)

 

Совет в селе Крутой Берег Худ. Любимов. 

   Вслед за необычно холодной весной наступило небывало жаркое лето 1709 года. Солнце буквально пепелило шведскую армию, расположившуюся вокруг Полтавы. И это вовсе не современная метафора: «Страшная жара с трудом переносилась уроженцами Скандинавии»,- пишет в своём фундаментальном исследовании «Северная война и шведское нашествие на Россию» видный историк, академик Е.В. Тарле (М., 1958, с.364).

   Однако в то же самое время зарядили и перемежающиеся холодные проливные дожди, о чём имеется немало упоминаний как в русских, так и в шведских источниках. Пишется об этом в основном в той связи, что ненастье изрядно мешало боевым действиям обеих противоборствующих сторон.

   Ещё одной невиданной прежде природной аномалией стали безмерно расплодившиеся полчища мух: по свидетельству «сербского изгнанника» летописца Даниэла Крмана (мы воспользовались в данном случае изданием Д. Крман, Подорожній щоденник (Itenerarium 1708-1709) – К., «Просвіта», 1999), эти наглые насекомые целыми роями буквально лезли в рот, нос, глаза; они десятками падали в кружку при попытке налить в неё воды или вина.

   Проблема состояла отнюдь не в том, чтобы пересидеть полуденный жар в тени, перенеся военные действия на более благоприятные часы суток – «что было хуже,- это редкие случаи выздоровления наших раненых вследствие быстро наступавшей гангрены»,- свидетельствует летописец шведского короля Густав Адлерфельд (G. Adlerfeld, Histori militaire de Charles XII, t.III, p. 445).

   Кроме того, на шведов надвигался призрак совершенно не характерного для этого периода года голода. В шведских дневниках, впрочем, уже задолго до этого времени встречались нарекания на скудную кормёжку; теперь же ситуация становилась и вовсе критичной: «добыть хлеб становилось невозможным»,- суммирует эти разрознённые жалобы Е.В. Тарле (упомянутое произведение, с. 369). Не было, не было хлеба у шведов, а потом его и вовсе стало не хватать…

   Шведский стол под Полтавой чуть ли не впервые в военной истории Швеции был обильно дополнен кониной – пищей грубой, а главное – противной самой сути христианина (каковыми считали себя шведы, хотя это отнюдь не мешало им массово осквернять православные христианские святыни, о чём чуть позже). Мясо доводилось употреблять немедленно после убоя, поскольку совершенно не было соли. Частичной заменой ей (этакой искусственной, почти безвредной для здоровья, пищевой добавкой XVIII века) служила селитра. Однако сколько-нибудь длительного хранения продуктов она не обеспечивала.

   Дожди здорово мешали обеим армиям проводить земляные работы, а они с обеих сторон велись очень интенсивно: шведы в конце концов покрыли сплошной цепью земляных укреплений весь правый берег Ворсклы напротив Полтавы  (протяжённостью не менее трёх километров). Русская армия создала столь же основательный рубеж обороны на противоположном, левом берегу. В первом случае ставилась задача отрезать гарнизон строптиво сопротивляющейся захватчикам крепости Полтава от Русской армии, во втором – воспрепятствовать шведам в переходе водного рубежа, надёжно запереть шведскую армию в занимаемом ею теперь районе.

 

Полтава в XVIII веке. 

   Единственный, кому дожди в проведении земляных работ не мешали, был полтавский комендант полковник Келин. 3 июня он начал строить отдельное земляное укрепление под крепостью, как раз напротив шведского «городка» на реке, удлинив ниспадающую с Ивановой горы цепь укреплений (боевая башня-пороховой склад-редут), дабы фронтальным огнём справа сбивать шведов с Мазуровского вала, вплотную к которому им удалось подобраться. Потоки воды спадали здесь с крутых склонов, а жаркое солнце быстро высушивало их, и дело спорилось. В ответ на попытки шведов помешать работе он выслал по две роты гренадер и мушкетёров, каковыми силами шведы были отброшены к реке, потеряв 80 человек;  потери атакующих составили 26 человек (донесение А.С. Келина А.Д. Меншикову из Полтавы 1709 г., июня 4. ТИРВИО, т. III, с. 181, № 180).

+ + +

   Да, состоянием на начало июня это были уже две совершенно разные армии: одна (шведская), проведя 11-12 апреля свою последнюю (крайне неудачную) наступательную операцию под Соколкой, почти полностью ушла в пассивную оборону. Доизнуряя себя отнюдь не достигавшими целей штурмами Полтавы, испытывая лишения из-за отсутствия продовольствия (местное население уже не шло ни на какое сотрудничество с ещё ездившими по занятой территории отрядами фуражиров, истребляя их елико было возможно, а в ответ рыскали повсюду другие отряды захватчиков – посланные «для хлеба добычи » любыми способами, а также «для зажигания хуторов»). Шведы – безнадежно – но всё ещё ждали подмоги из Польши и Крыма (последней намеченной датой прибытия орды было 10 июня).

   Участились случаи дезертирства. «Запорожцы, которыми раньше пользовались с успехом при рытье траншеи, стали отныне возвращаться в траншею с большой неохотой»,- свидетельствует уже упоминавшийся нами Густав Адлерфельд. Этих первых «контрактников» украинской армии было на самом деле немало, порядка 7-10 тысяч (их ряды пополнили запорожцы, пришедшие сюда из разгромленной Яковлевым и Галаганом Сечи). Известно высказывание короля Карл XII в ответ на сомнение, высказанное Гилленкроком, что-де запорожцы откажутся копать под Полтаву, где засели их единокровные братья: мы станем им хорошо платить, - заявил скандинавский завоеватель, - и будут они копать, как миленькие.

   Сначала так оно и было, но на каком-то этапе отщепенцев перестали радовать дурные вражеские «грошы»…

 

Карл XII в Полтавском бою.
Книжная иллюстрация 19 века.

+ + +

   Русская армия, напротив, была к этому времени достаточно хорошо экипирована, надлежаще вооружена и вдоволь накормлена; она отныне была способна на решение любых поставленных командованием задач. Достаточно сказать, что, заботясь о блокированной шведами Полтаве, Пётр I писал Меншикову из Троицкого, предлагая два способа ослабить давление противника на осаждённый город: «Первое – нападением на Опошню и тем диверзию учинить; буде же то невозможно, то лучше притить к Полтаве и стать при городе по своей стороне реки» (Пётр I – А.Д. Меншикову. Из Троицкого. Маия 9 дня. ТИРВИО, т. III, с. 165). Меншиков выполнил приказ не на выбор, а оба-два; при этом он немало «тревожил» своих «так гордых неприятелей» (слова Петра I) и инициативным порядком.

+ + +

   Из Азова к Полтаве - через Троицкое, с остановкой в Харькове, - Пётр I выехал 26 апреля. Вперёд полетела эстафета с приказом двигаться на место грядущей схватки силам главной армии под командованием генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева. 27 мая Борис Петрович прибыл на место, а 1 июня «пополудни о шестом часу» он уже докладывал царю о проделанной работе: что подтянул  к себе несколько полков от Скоропадского, а для облегчения положения осаждённого гарнизона «иного к пользе мы изобрести не могли, токмо чтоб немалую часть пехоты и притом кавалерии чрез Ворсклу выше Полтавы в полутора миле (русская миля была равна 7 вестам, приблизительно 7,5 километрам,- прим. автора) переправить и поставить в ретраншементе; а из того ретраншементу всякие поиски чинить и диверзии неприятелю делать…а когда неприятель с пехотою будет на нас наступать, из того Полтава пользу может получить; так же и в то же время от шанцов возможно немалой – алларм и диверсию учинить неприятелю» (Письма к Государю Императору Петру Великому от генерал-фельдмаршала… графа Бориса Петровича Шереметева», ч. II, М., 1778, стр. 190-195).

 

Место переправы. 

  Три дня спустя, 4 июня, день это был субботний, прибыл в армию под Полтаву и сам Пётр I. Ни часа времени не тратя даром, он сразу же собрал «консилию»: был «…учинён воинский совет, каким бы образом город Полтаву выручить без генеральной баталии, яко зело опасного дела, на котором положено, дабы апрошами ко оной приближаться даже до самого города» («Журнал Петра Великого», ч.I, стр. 210).

   Исходя из «буквы» этого письма, историки (Е.В. Тарле, в частности, а также многие другие) приходят к выводу, что царь Пётр продолжает по-прежнему избегать генеральной баталии. Однако соударения армий в той или иной форме происходили теперь почти каждый день. И, как опытный кузнец, вслушиваясь в удары металл о металл, Пётр I всё больше проникается мыслью, что отсчёт времени до главной битвы между русскими и шведами пошёл уже на дни.

   Пётр I каждый день сжимает клещи окружения шведской армии. Вот что говорит, в частности, его переписка. «К князю Василью Володимировичу Долгорукову, из лагеря от Полтавы, в 8 день июля. Min her! Объявляем вам, что Мы здесь намерены неприятеля всеми силами атаковать с Божиею помощию, и в то время надлежит вам тако-ж со всем конным войском, регулярными и нерегулярными, в другую сторону напасть, и потщиться добрую диверсию и ущерб по возможности неприятелю учинить; для безопасности же надлежит вам два дела прежде изготовить: первое, чтоб мосты не один  чрез реку Псол были у Нас готовы, на которой вы стоите; другое, пред оными мостами учинить ретраншемент для всякого случая и во оный посадить пехоту, когда станет перебираться за реку; ещё,- чтоб отнюдь с вами телег не было, но токмо конница одна и вьюки…/…/, а когда неприятеля будем атаковать, о том дадим вам впредь знать, в который день имеет сие быть, чтобы вдруг зачать с обеих сторон; сие же зарань даю знать, дабы всё у вас приготовлено было заранее. Piter».

   В тот же день было отправлено письмо и к Скоропадскому, своеручное. «Господин гетман! По получении сего указу, будьте готовы со всеми при вас будучими войсками (регулярными и нерегулярными) в поход налегке без телег со вьюки, и для переходу реки Псола не один мост изготовьте и ретраншемент за ним (для всякого случая), и в нём тогда, когда станете реку переходить, пехоту оставьте, а куды и когда вам иттить, о том впредь пришлём указ. Пётр».

   В быстро менявшейся обстановке полки гетмана И.И. Скоропадского и В.В. Долгорукова спустя несколько дней были остановлены и даже возвращены обратно за реку Псёл, но затем вновь призваны к Полтаве. 19 июня Пётр I писал князю: «Min her! Письма ваши о возвращении купно и о доброй акции от вас, противу неприятеля бывшей, Я принял и за труды ваши благодарствую; что-же принадлежит ныне паки о наступлении на неприятеля, объявляю вам, что Мы, ради многих болот и прочих неудобств, чрез реку коммуникацию (сообщение с Полтавой,- прим. автора) учинить не могли; того ради взяли резолюцию перейтить за реку (под Петровским мостом) и, с помощью Божиею, искать над неприятелем счастия, чего ради и вам надлежит к нам соединиться, и тогда положим на мере, где кому что делать; а переход Наш, Богу извольшу, кончае завтра будет,- ибо неприятель не может оного помешать, понеже перед пятью днями уже пост крепкой там взят. Впрочем, словесно скажет вам сын ваш, а дорога вам к Нам на Сорочинцы и Будищи, куды удобнее, и о сём гетману объяви; а неприятель, все покинув квартиры и Кажуховку, собрался совсем к Полтаве. Piter».

   Несколькими днями спустя, 23 июня, было написано к Долгорукому ещё одно письмо от царя, тоже своеручное: «Господин! Понеже зело случай требует, дабы вы поспешили к Нам сего дни; буде-же того невозможно учинить, то хотя бы завтра до свету, а Мы вам пришлём, где стать, а зело лучше сего дня хотя-б поздно, и где вы обретаетесь, дайте знать сим посланным, и о сём объяви гетману.»

    …После Полтавской баталии корвалант князя А.Г. Волконского пустился вдогонку убегающим шведам в направлении Днепра; конным полкам князя В.В. Долгорукова было велено следовать «в другую сторону»: в район хорошо известного ему Запселья. О пленении армии каролинцев под Переволочной знают все, но гораздо меньше известно, что часть шведов ушла с поля битвы в ином направлении. И именно «…князь Долгорукий… преградил путь захватчикам, отступавшим на запад после разгрома под Полтавой»,- пишет «Історія міст і сіл УРСР. Полтавська область». К.,1967, с. 655.

+ + +

   До сих пор не утихают страсти по поводу «мог ли Карл XII одержать победу под Полтавой?». По нашему глубокому убеждению, никак не мог. Мазепа, перебежавший осенью 1708 года на сторону шведского короля, иезуитским своим умом навёл Карла XII на мысль научить скандинавов обезоруживавшей, по его мнению, малороссов формуле: «мы ваши, а вы наши». Этот простенький слоган шведы которые поумнее выучили наизусть, для особо тупых он был написан на клочках бумаги. «Заклинание» должно было смирить население перед захватчиками. Однако – не подействовало.

   Бесподобное собрание слухов и сплетен, каковым является пресловутая «История русов», приписываемая Георгию Конискому, так повествует о настроениях, царящих на окупированных шведами территориях. «По обнародовании Царских манифестов, народ Малороссийский, и без того преклоненный на сторону Великороссийскую, натурально, по единоверству и единородству, которыя сугубо тогда ему оттенивал ему народ Шведский языком своим и иноверством, приложил к манифестам выдумки или басни, пронесенные от языка в язык на счет Шведов и Мазепы и составившия, наконец, непреложное и вечное предание народное, известное даже ло сего дне (книга опубликована в 1846 году,- прим. автора), что, будто, Шведы, ругаясь с икон святых и попирая их ногами, заставляли также и Мазепу поругаться оным и потоптать ногами чудотворный образ Богородичный в селе Дегтяровке, что над Десною, бывший в каменной тамошней церкви, им Мазепою созданной, ичто сей образ испускал тогда жалостный стон, а Мазепа, стоя на нем, отрекался от своей веры и присягал на веру Шведскую. Эхо об этом раздалось тотчас во всю Малоросию, с переменою только места и названия иконы Богородичной. Одни говорили, что сие последовало с образом Балыкинским, а другие с Каплуновским, и так далее. А между тем истребление Шведов от народа продолжалось во всех местах и случаях, где их только удобно найти могли, и злость на них умножалась от поревнования народного за веру свою и ея поругание, от чего в одну осень и зиму убавилось Шведов почти до половины» (указанное произведение, с.211).

    Дыма без огня, как известно, не бывает: Балыкинская икона, как сообщает её описание, действительно «плакала» (мироточила), когда шведы проходили близ Неё, около Стародуба (город этот каролинцы обошли стороной, даже не пытаясь взять).

   Мы уже писали о том, как шведы зимой, во время одного из своих грабительских походов на Слобожанщину пытались сжечь храм Каплуновской чудотворной иконы, предусмотрительно вывезенной духовенством в Харьков от поругания, и как у них ничего из этого не получилось. Вот подлинное описание этого случая:

   «...Озорники шведы трижды поджигали церковь Богородицы, но не могли зажечь. Карл XII, смотря на то из окна, с удивлением спросил Мазепу:  “Что за чудо! почему церковь не горит?” Мазепа ответил, что в этой церкви находится икона, многими преславными чудесами ознаменованная. Тогда шведский король приказал поймать человека, бежавшаго по опушке леса, который оказался по имени Григорий Журавль; когда его привели к Карлу, то король спросил: “Где ныне находится ваш Государь?” Журавль ему ответил: “слышно, что стоит в городе Харькове”. Карл снова его спросил: “А икона, коя стоит в церкви, где теперь спрятана?” Журавль отвечал: “Взяты, по указу, священник с иконою в город Харьков”. Услыша это, король шведский с гневом сказал Мазепе: “Смотри-де! церкви одной без иконы не могли зажечь, а где она сама присутствовать будет, там нам очень не надежно станет”.

   Затем Карл XII пошел из Каплуновки в слободу Городню и имел сражение с русской армиею, но, будучи разбит, со своим войском повернул назад и пошел к городу Полтаве…» (И. Божерянов, член Императорскаго Военно-Историческаго Общества. Сказание о явлении чудотворной иконы пресвятой Богоматери Каплуновской. Типография СПБ. училища глухонемых, Мойка, 54.- Оригинал).

   К явным и военной необходимости не относящимся проявлениям крайней вражды шведов к православным святыням стали сожжение церкви в Чернухах, осуществлённое полковником Функе 11 декабря 1708 года (после успешного рейда каратель был пожалован генерал-майором), сел Олешни, Рублёвки, Ковалёвки и многих других, о чём говорилось в предыдущих статьях.

   Полковник Яковлев, честно выполнивший приказ и разоривший Переволочну, Кишеньку и Келеберду, яко гнезда мятежников, сжёг их «окром церкве». Карл и его генералы сжигали мирные сёла с церквями, а зачастую и самими жителями в том числе. Известия о том достаточно быстро  передавались из уст в уста («от языка в язык», как пишет «История руссов»). В ответ разгоралось пламя войны, которую в принципе победить невозможно – войны партизанской. «Истребление Шведов от народа продолжалось во всех местах и случаях», - так говорит о масштабах её Георгий Кониский, свидетельствуя, что «злость на них умножалась от поревнования народного за веру свою и ея поругание». Относительно результатов он полагает: «за одну осень и зиму убавилось Шведов почти до половины» - явная гипербола, весьма верно, впрочем, отражающая всеобщий характер народной войны против оккупантов. Как было «ограниченному контингенту» захватчиков и примкнувшей к нему горстке предателей победить восставший на них народ, имевший в союзниках день ото дня крепнувшую Русскую армию?

+ + +

   Особо же каролинцы распоясались относительно поругания православных святынь на самом последнем этапе, при стоянии их армии под Полтавой. Ставкой Карла XII в это время было предместное село Жуки (с начала мая и до средины июня), после чего король переместился в Крестовоздвиженский монастырь (откуда предварительно были изгнаны монахи).

 

Партизаны с Жуки. Худ. Вышенская. 

   Село Жуки было собственностью помещика Фёдора Жученка, дочь которого Любовь стала женой впоследствии казнённого Мазепой, им же и оклеветанного Василия Леонтьевича Кочубея: хуже этого места для ставки короля (по злобе жителей на Мазепу и приведённых ним иноземных завоевателей) вряд ли можно было бы сыскать. Не русские (как заявляют ныне псевдоисторики националистического толка), а именно шведы применяли здесь тактику выжженной земли: три хутора, стоявших напротив села Жуки, были в целях обеспечения безопасности монаршей особы сразу же сожжены, а их жители изгнаны из обжитых мест. «В ответ на это полковник Рожков (державший переправы выше Полтавы по течению Ворсклы,- прим. автора) организовал отряд из «жуковских жителей», вооружил его и послал обратно за Ворсклу. Командиром отряда был назначен крестьянин Иван Вертолаев.

   Переправившись через реку, жуковцы столкнулись с отрядом шведских фуражиров.  Между жуковскими крестьянами и шведским отрядом произошла отчаянная схватка. Во время боя командир шведского отряда – капитан был ранен. Шведы потеряли несколько человек убитыми и ранеными» (Шутой В.Е. «Народна війна на Україні проти шведських загарбників у 1708-1709 рр». К., 1951, с. 214-215).

   В «Трудах ИРВИО», в показаниях пленных шведов от 1 июня 1709 года содержится такая подтверждающая запись: «Того же числа местечка Жукова жители Иван Вертолаев с товарищи привели господину полковнику Рожкову от швецкого войска польского хлопца Яна Шеверского да деревни Ходуровки жителя Микиту Пыльнухина, преезжали они до вышеописанного хутора для зажигания, а в допросе сказали: стоит швецкого войска в деревни Ходуровки и с той деревни посланы они до вышеописанного хутора для хлеба и для добычи и хутор зажгли и тут де нас взяли казаки Жуковские, а двух убили и привели нас к полковнику Рожкову. А в тот де хутор приезжали капитан швецкой с ними» (указанный источник, т.III, № 176).     

+ + +

   …После битвы и пленения остатков шведской армии у Переволочной царь-победитель осматривал воинскую добычу. «При разборе вещей было найдено несколько святых икон, обращённых шведами в шахматные доски. Одна из них и поныне хранится в с. Жуках, Полтавского уезда (не уцелела в событиях последующих времён ни икона, ни сама церковь,- прим. автора). Тронутый этим Государь, в виду всего войска, смотревшего на это со слезами, с крестным знамением облобызал те иконы и поклонился до земли» (Бучневич В.Е. «Записки о Полтаве и её памятниках». Изд. 2-е, Полтава, 1902 г., с.105).

   В примечаниях к своей книге Василий Евстафьевич дополняет сведения о поруганной святыне: «Икона эта деревянная, липовая имеет 12 вер./шков/ длины и 9 ширины (примерно 54х40,5 см,- прим. автора). На ней заметны следы изображений пророка Даниила и патриарха Иакова с виденною им во сне лестницею. По желанию почившего князя Сергея Викторовича Кочубея (младшего из четырёх сыновей главы Государственного совета и Комитета министров Российской империи Виктора Павловича Кочубея,- прим. автора), она прибита на позолоченную доску, на которой по углам изображены Богоматерь и пророки. /…/ Под иконою в рамах (на которой шведами вырезана шашечница для игры) на синей бумаге написаны следующие стихи, составленные протопопом Иваном Жученком в 1780 году» (т.е. за сто лет до смерти Сергея Викторовича).

   В сей надписи содержатся подробности глумления шведов над православными святынями:

 

                   «В пепеле забвения все час погребает,
                    О чесом писания нам не возвещает.
                    Сего ради судихом в память написати,
                    Кто и когда сей образ дерзнул обругати.
                    Недостоин имени доброго Мазепа,
                     Ивашко, пришед от адского заклепа.
                     Той, оставив Господня Христа Всероссийска,
                     Петра Великого, той сам короля свейска
                     Приведе с оружием в Россию малую,
                     Имея в сердце своем, коварный, мысль злую.
                     О, кто исповест тогда пролития крови,
                     Беды, страх, гонения и ужас суровый!
                     Лютры церкви святыя в тюрьмы превращаху,
                     Подножия и дамы (т.е. в шашечницы, для игры
                     в «дамки»,- прим. автора) с икон сочиняху,
                     С икон подгнети (т.е. топки,- прим. автора)
                     Котлам и до груб иконы,
                     С икон, увы, помосты делали под кони.
                     Тогда и та икона пострадала святая,
                      Юже в дамы пречерта рука проклятая.
                      Ликуй, убо, стадо красно Христово,
                      Имея других святых, начертанных ново,
                      Патриарха с пророком: тии свои раны
                      Предлагающе Богу, сохранят от брани
                      Благочестиво царство, а Императору
                      Всероссийскому Петру, по земли и морю,
                      Способствовать будут во всяческом деле,
                      Соблюдая здравие Его все да в целе.
                      Того врагам каменем пророк сотрет главу,
                      Лествицею Иаков возведет и в славу».

  

   Помимо этого был дописан ещё один стих, озаглавленный:

«НА ДЕРЗОСТЬ ПРОКЛЯТУЮ ЕРЕТИЧЕСКУЮ ЭПИГРАММА

Звери устыдишася во рове Даниила,
Исавля патриарху ярость уступила,
Над зверей лютейши и паче Исава
На образе сем зрится еретиков справа».

   Здесь уместно, вероятно, пояснить, что ветхозаветный Исав (в переводе –«волосатый, косматый») – был родоначальником племени идумеев. Страшный по самой своей сути, он со временем оказался в тягость даже своим собственным родителям Исааку и Ревеке. А его потомки стали одним из самых страшных и воинственных народов своего времени: вот с ними-то и сравнивает безвестный автор идумеев (иначе эдомитян) нового времени – шведов. А слово «справа» на малороссийском диалекте обозначает «дело» - стало быть, - призывал анонимный автор прихожан церкви,- смотрите, православные, на дело рук новых «эдомитян». И помните!

   А вот нынешних потомков гордых малороссов хотят лишить этой бережно хранимой прежде исторической памяти и пытаются уверить, что шведы были их «союзниками»…

   «Существует предание,- пишет В.Е. Бучневич,- что Пётр I-й пожертвовал 12 рублей на елей для лампады перед этой иконой» (упомянутое произведение, с.402).

    Существует в Полтаве и другое предание: что, прогнав шведов с поля Полтавской битвы, уже в ходе преследования русские войска и, возможно, малороссийские казаки прошли через лагерь шведов и мазепинцев близ деревни Пушкарёвки и окрестных хуторов (ныне местность, на которой располагаются городские микрорайоны Половки, Сады-I и Огнёвка). Настроение было, как обычно у победителей, достаточно благодушное. Но когда они увидели в шведском лагере двери, сколоченные из икон, и прочие свидетельства ругательства над святынями – никому из оставшихся в лагере деморализованных поражением мазепинцев и больных шведов пощады не было. Всё решил самосуд – скорый, как водится в подобных случаях, и по глубокому убеждению правый. Людские кости – свидетельство этой расправы - находили при коттеджной застройке в районе современной улицы Гмыри.

+ + +

   Волею случая два основополагающих события случились в июне в один и тот же день, 16 числа (это был четверг): совет русского высшего военного командования в селе Крутой Берег, «на котором положено, что инаго способа нет о выручке города, толко что перейтить реку к неприятелю и дать главную баталию» (Гистория Свейской войны /Подённая записка Петра Великого/. Выпуск I. М., «Кругъ», 2004, с. 301).

   За два дня перед тем, с 13 июня, основная активность Русской армии была перенесена на правый («шведский») берег реки Ворсклы. А накануне заседания совета, 14-го, мощным ударом собранного во единый кулак отряда, состоявшего из 6 драгунских и одного пехотного (посаженного, видимо, для скорости передвижения и маневренности, на коней) полков были обращены в бегство четыре шведских полка под общим командованием генерал-майора Крузе, охранявших в Старых Санжарах 1400 пленных воинов, в основном из гарнизона героического Веприка. В этом первом за всю историю концентрационном лагере на территории Полтавщины был совершен шведами поступок, ныне квалифицируемый, как воинское преступление: 147 русских пленных были безжалостно переколоты штыками. Отрядом, освободившим пленных, командовал генерал-лейтенант Генскин.

 

Старые Санжары. Дореволюционная открытка.

   В тот же день гетман Скоропадский произвёл нападение на штаб-квартиру Карла XII в Жуках. Не вполне удачное казачье дело довершил на следующий день, 15-го, блестящий генерал-лейтенант русской службы Карл Эвальд фон Рённе. Он перешёл Ворсклу и для начала занял деревню Петровку, создав тем самым укреплённый пункт. Затем поставил два драгунских полка в засаду, а 500-сабельный отряд и всех имевшихся под рукою казаков послал к деревне Жуки. Как он и рассчитывал, разъярённый вчерашней диверсией на его ставку, Карл XII лично выбежал рассчитаться с дерзкими. Русская конница, отступив для видимости, навела шведских кавалеристов на засаду, откуда прозвучали слаженные и мощные залпы. Кавалерия противника с большими потерями отошла обратно: говорят, что в схватке чудом уцелел сам монарх.

   Но чему бывать, того не миновать. На следующий день, 16 июня (17-го по шведскому календарю) услышав из доклада, что русские войска переправляются на правый берег Ворсклы не только выше (как это было намедни), но и ниже Полтавы по течению, он, вскочив на коня, унёсся к деревне Нижние Млины...

 

Нижние Млины - место ранения Карла XII.
Почтовая открытка XIX столетия. 

+ + +

  Это был день рождения Карла XII. Ему исполнилось тогда 27 лет. Из них без малого девять (лишь наскоро отпраздновав в мирной обстановке своё совершеннолетие в нашем современном понимании этого слова) он прожил на полях сражений. И лишь однажды, в самом начале этой войны, на которой король провёл добрую половину всей своей прежней жизни, под триумфальной для шведов Нарвой 1700 года, вражеская пуля лишь нежно коснулась его. После боя он развязывал галстук, и оттуда выпал невесть как запутавшийся в складках материи крупный металлический шарик. Быть может, это была всего лишь мальчишеская выходка с целью произвести впечатление на окружающих – как знать?

   Однако пуля, которой шведского короля «угостили» в день рождения из русского карабина под деревней Нижние Млины, на этот раз была отнюдь не шутейной. Как это произошло, толком никто и не понял. Погарцевав в окружении своей свиты на карнизе взгорья правого берега Ворсклы, уже отъезжая, Карл XII ощутил резкую боль в ступне левой ноги. Однако, не подавая виду, он ещё около двух часов объезжал свои войска, занятые на осаде Полтавы, и лишь приехав в новую свою ставку в Крестовоздвиженском монастыре буквально свалился на руки провожатым; потеря крови была огромной. Безусловно, по представлениям того времени раненую стопу (пуля вошла через подошву сапога близ пятки и застряла между лучевыми костями) следовало, во избежание гангрены, отнять. За это высказались все без исключение военные хирурги – кроме одного, Мельхиора Неймана. Он сказал, что пулю следует вырезать, а избежать гангрены помогут широкие разрезы мышечной ткани. Карлу XII отнюдь не хотелось расставаться со своей многострадальной ногой (он уже ломал её, неудачно упав с лошади), и предложение хирурга (громко сказано: Нейман окончил лишь курсы цирюльников; хирургия считалась на них вспомогательной дисциплиной) было высочайше принято вопреки мнению большинства. Выдержав достаточно продолжительную и весьма мучительную операцию, Карл XII впал в беспамятство...

+ + +

   Тяжёлое ранение короля сразу же стало главной шведской военной тайной.

То есть многие – и не только офицеры, но и рядовые солдаты - видели, что Карл XII под Полтавой часто лез в самое пекло боя; немало из них при этом сделали для себя заключение, что он ищет смерти, не находя достойного выхода из капкана, в который угодил вместе со своей армией. Безалаберный мodus vivendi (образ жизни) короля предполагал, конечно, получение каких-то травм, даже ранений – но они должны были соответствовать положению монарха. Схлопотать пулю в грудь, или в голову (что действительно произойдёт, но это завершающее военное приключение случится девятью годами после Полтавы, и между полтавской и фридрихсгаллской пулями ему случится принять в себя ещё две «промежуточные», так сказать, пули) – это допускалось. Но в пятку, со стороны спины…

   Ранение Карла XII под Нижними Млинами таили, как нам кажется, сразу по нескольким причинам. Во-первых, героическим назвать его было никак нельзя. Вот отсюда и происходят всяческие неумеренные восторги, начало которым положил в своём дневнике духовник короля и по совместительству ещё один его летописец пастор Нордберг. Напустив густого дыму по поводу мужества и самоотверженности, проявленных скандинавским воителем при делании ему операции, он же и сочинил достаточно несуразную, однако, на удивление, весьма живучую легенду об обстоятельствах получения раны его монархом. Девять дней спустя, когда многое уже осталось позади – сама операция, вызванный ею кризис состояния (обмороки, лихорадка, угроза заражения); когда в большей или меньшей мере справилось с шоком ближайшее окружение шведского правителя, была обнародована «версия», записанная затем в «Гистории Свейской войны» в следующем виде: «В 25 день июня уведомились, что король швецкой подъезжал сам осматривать росийской лагерь (его на момент ранения не было вовсе,- прим. автора) и наехал ночью на российскую казацкую малую партию, которая стояла неосторожно, и некоторые из оной казаки сидели при огне. Что он, усмотря, наехал с малыми людьми и одного из них, сошед с лошади, сам застрелил. Которые казаки, вскоча, ис трёх фузей по нём выстрелили и прострелили ему в то время ногу, которая рана ему весьма жестока была» (упомянутое произведение, с. 301).

   «Гистория Свейской войны» писалась в начале 20-х годов XVIII века. Редактировал её лично царь Пётр I, и если именно этот момент не уточнялся, следовательно, ему не придавали тогда большого значения. Из данного источника описание инцидента почти в том же виде перекочевало во многие исследования: даже такие фундаментальные, каковымb являя.тся «Северная война и шведское нашествие на Россию» академика Е.В. Тарле (с. 369) или «История России с древнейших времён» С.М. Соловьёва (т. 8, с. 272). Вариации крайне незначительны: «История руссов» говорит о ранении в голень (была, стало быть, и такая байка), В.Е. Шутой («Народна війна на Україні проти шведських загарбників у 1708-1709 рр») инцидент полностью игнорирует, а военные историки, полковники Б.С. Тельпуховский («Северная война», М., «Воениздат», 1946 г.), и Е.И. Перфильев («Пётр I – основоположник военного искусства русской регулярной армии и флота», М., «Воениздат», 1952 г.) упоминают о ранении лишь фрагментарно: «раненый накануне, шведский король не мог сидеть на лошади» (Тельпуховский Б.С., упомянутое произведение, с. 119). И так далее.

  Никто из них, увы, не заметил, что для шведской армии, единственным и незаменимым руководителем которой был лично король, это ранение стало поистине катастрофой! Оставшись в решающие перед битвой девять дней без своего любимого вождя, шведская армия уподобилась пусть и хорошо отлаженной военной машиной, но уже без навигационного прибора. Вот почему не была проведена надлежащая рекогносцировка перед битвой, а поперечные редуты, возведённые Петром I в последний момент, вообще оказались крайне неприятным сюрпризом; не был настоящим образом составлен «ордер баталии» и надлежаще не отработано взаимодействие частей и подразделений. Такой была непосредственная «цена засекречивания».

   Но, не сделай этого, вполне возможно, шведы потерпели бы на поле под Полтавой ещё более масштабное поражение – такое, что и Переволочной не потребовалось бы. Дело в том, Карл XII был весьма склонен к артистизму и, сверх того, экзальтации. Вся армия не раз видела, как её предводитель восходил на высокий холм, воздевал руки к небу, и по шевелению губ было понятно, что он непосредственно беседует с самим Господом Богом. Так объясняли подобные мизансцены и шведские пасторы.

   И вдруг, представьте, в ответственнейший момент - накануне той самой главной битвы, которой он столь долгое время упорно добивался от своего ловко ускользавшего противника, его величество король лишается покровительства своего небесного патрона (а как иначе объяснить причину его достаточно неудобного ранения?!). Это полностью деморализовало бы войска, боевой дух которых в немалой степени был подорван бескормицей, чредой одного за другим следующих природных катаклизмов и серией откровенных военных неудач зимы и весны 1709 года.

+ + +

   Русская армия тем временем жила своей, достаточно размеренной жизнью. 17 июня Ворсклу как севернее, так и южнее Полтавы слаженно перешли сильные воинские соединения. Первым из них, состоявшим из 12 драгунских и трёх пехотных полков, командовал генерал-лейтенант Карл Эвальд фон Рённе; вторым, форсировавшим реку ниже по течению от Полтавы, - «полный» генерал Людвиг Николай фон Алларт. В его подчинении были 12 полков, исключительно пехотных. Отсутствие кавалерии здесь объясняется достаточно просто: в отличие от северной переправы, осуществлявшейся по естественным бродам (Семёнову, Ташенкову и Лыкошину, где воды было коню ко колено), южная пролегла через Ворсклу во всём её полноводьи. Оба соединения, каждое на своём участке, закрепились на вражеском берегу. Выполнив свою задачу (не только форсировав реку, но и создав предмостное укрепление) генерал Алларт – по основной своей военной специальности инженер-фортификатор, притом один из лучших в Европе того времени, на следующий день, 18-го, перешёл в расположение русских войск у деревни Петровки. А 19 июня уже вся Русская армия вышла из села Крутой Берег, преодолела Ворсклу по упомянутым бродам, и в два дня обустроила и заняла новый свой лагерь между деревнями Петровкой и Семёновкой (на правом берегу).

 

Село Семёновка близ места переправы.
Почтовая открытка начала ХХ века.

   В этом, так называемом первом укреплённом лагере, русская армия пробыла всего три дня – с 20 по 23 июня, а 24-го оставила его и заняла другой рубеж – в четверти мили (менее чем в двух километрах,- прим. автора) и «учинила около обозу транжимент», «дабы неприятель нечаянно не напал» (Тарле Е.В., упомянутое произведение, с. 379). Колоссальный солдатский труд потребовался, дабы заново возвести валы и прокопать рвы для защиты основного лагеря. Очертаниями он напоминал чуть скошенную трапецию, имевшую длину у основания около километра, а общая площадь его составляла три четверти квадратного километра. (Осипов К., «Разгром шведских интервентов войсками Петра I». М., Воениздат, 1951, с.74).

   Чуть поодаль были устроены 10 больших земляных укреплений, так называемых редутов (отдельно устроенных укреплений, сомкнутых в виде многоугольника), «которые людьми и пушками были насажены» (Тарле Е.В., там же). Сторона каждого из них (грубо – квадрата) примерно равнялась 150 метрам, отстояли они друг от друга на расстояние около 300 метров, полностью перекрывая поле между Будыщанским и Яковчанским лесами. Шесть редутов были расположены продольно, к ним под некоторым углом подходили четыре поперечных. В «Дневнике военных действий» поясняется смысл их устройства: «дабы неприятель нечаянно не мог учинить нападение, а ежели б похотел, то б поперечной линии редутов без великой трудности пройти не возмог»; о поперечных сказано: «Четырьмя реченным редутами может быть разрезана быть неприятельская линия в обе стороны». Приём был нов, однако впоследствии полностью себя оправдал: земляной волнорез действительно располосовал шведскую армию в Полтавском сражении на части; уже под третьим редутом (два первых шведы взяли, переколов сапёрные команды штыками), они положили свои первые две тысячи убитых…

   Всеми войсками, осаженными в редуты, командовал бригадир (чин промежуточный между полковником и генерал-майором) Савва Васильевич Айгустов. Всего под его командой находилось 4730 русских воинов (почти по 500 на редут), примерно 12-15 процентов от общего числа участников сражения с русской стороны. Однако они вывели из строя минимум треть шведской армии – в это число включено и тех, которые не погибли, но отказались в дальнейшем продолжать бой.

+ + +

   Земляные крепости были бы ничто, если бы они не были снабжены мощной артиллерией. Всего пушек в Полтавском сражении у Петра I было, по мнению «классических» историков, 104, и командовал ними «колдун пушечного боя», как его называли, потомок шотландского королевского рода, генерал-лейтенант русской службы Яков Вилимович Брюс. «Артиллерийские команды Брюса отбили атаку шведов на редуты и на главный ретраншемент. Во второй фазе боя /он/ организовал против наступающих шведов убийственный огонь всех орудий, который сломил дух противника»,- пишет о том видный современный военный историк В.А. Артамонов.    

   К пушкам Брюса заблаговременно были затребованы припасы: помимо в изобилии имевшихся (военные историки потом посчитали, что припасов у Петра I после Полтавской битвы оставалось на три таких баталии), он ещё 13 июня пишет в Москву Колычеву: прислать дополнительно  тысячу пудов пороху пушечного, мушкетного и ручного. 21 июня интендант сообщает, что порох, бомбы и разного калибра ядра уже отправлены на Белгород, но помимо этого «с великим поспешением» будут высланы ещё 100 бомб пудовых, 150 ядер 12-фунтовых и 800 – 8-фунтовых (Материалы военно-учётного архива Главного штаба», т. I, СПБ, 1871, стр. 10-11).

   Ни один из этих калибров не был задействован на поле Полтавской битвы; следовательно, Петр I в отличие от своего «брата Карла» не обольщался лёгкой победой и был готов к ведению войны в любых условиях (все эти бомбы и ядра вскоре пригодились в Прибалтике, куда ушла после Полтавы армия генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева).

+ + +

   Шведская армия, пребывая в своеобразной коме после ранения Карла XII, тем не менее предприняла несколько яростных атак на валы осаждённой Полтавы. Непокорённая крепость в тылу была особенно нетерпима в условиях приблизившейся на расстояние пушечного выстрела Русской регулярной армии. Особенно яростные штурмы, как пишет «Дневник боевых действий», были осуществлены 21 и 22 июня. Предположительно, именно в это время Карл XII пребывал в беспамятстве; получается, что приказы во что бы то ни стало взять строптивую Полтаву (сообщение о чём было бы лучшим бальзамом на рану короля!) отдавал фельдмаршал Реншёльд – человек крайне жестокий и весьма неискренний (впоследствии он открещивался от многих, говоря современным языком, военных преступлений – в частности, своего приказа о бесчеловечном убийстве русских пленных под Фрауштадтом 1706 года, когда «взятых наших в полон великороссийского народа ратных людей… на третий день после взятья… тиранским способом… посечь и поколоть велели» (положа друг на друга по два и по три человека сразу, прокалывали штыками, и иными способами лишали жизни). В своих мемуарах, написанных в русском плену, Реншёльд обходит молчанием этот вопрос, документов шведской стороны не сохранилось – королевская канцелярия «ушла с дымом» во время панического отступления к Переволочной, по свидетельству сербского летописца Даниэла Крмана - где-то между Кобеляками и Соколкой. «Королевская канцелярия, кроме каких-то протоколов, была сожжена. Такая же судьба настигла и королевские возы», пишет он в своём «Itenerarium»’e («Дорожном дневнике») на с. 106.

+ + +

   На завершающем этапе подготовки к генеральной баталии, неизбежность которой противники явственно, хотя и по-разному, всё острее ощущали, они обильно и любыми доступными средствами снабжали друг друга дезинформацией. Шведы «вбрасывали» (через перебежчиков, через запускавшиеся в циркуляцию среди местного населения слухи) известия о движении в Малороссию армии Крассова (фон Крассау) из Польши; о скором подходе 40-тысячной крымской орды. Русское военное командование подобными же способами «информировало» противника о приближении 40-тысячной армии казаков гетмана Скоропадского (в действительности наполовину меньшей) и 40-тысячной же калмыкской конницы хана Аюки (отряд калмыков численностью на самом деле всего 3 тысячи конников подошёл к Полтаве уже после сражения). Так вот: если шведская «деза» давно уже не производила на Петра I и русский генералитет ровным счётом никакого впечатления, русская «обманка» сработала в полной мере. Есть мнение, что Карла ХII, очнувшегося после лихорадочного беспамятства, цифры прибывающих к Петру I подкреплений (минимум 80 тысяч человек!) просто ошарашили и подвигли к экстренным действиям: учинить генеральное сражение безотлагательно, прямо сейчас! Получается, что Карла XII на самом деле просто вынудили пойти на «внезапное нападение»; при этом русские войска были в полной мере готовы его отразить. «На зачинающего Бог»,- говорили тогда. Шведов русские не боялись, но хотели, чтобы шведские ружья заговорили первыми.

   (Между прочим, в Москве со средины июня уже циркулировали слухи, что король свейский был разбит под Полтавою; вот и говори после этого, что хорошая весть лежит, а дурная бежит).

+ + +

   Бытует мнение о существовании некоего «пароля» (договорённости) между фельдмаршалами Реншёльдом и Шереметьевым о согласованной дате сражения – 29 июня - в день небесных покровителей царя святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Никакими документальными источниками это до сих пор не подтверждено. Однако исключить подобное развитие событий полностью нельзя, ибо в традициях того времени было понимать сражение не как собачью свалку, а как венец воинских трудов. Шли тогда (да и позже) на сражение, как на парад – в лучшей, самой чистой одежде, с развёрнутыми знамёнами, барабанами и литаврами.

   Правда, Карлу XII трудно было достойно показать свои войска на этом боевом смотру: это были уже далеко не те блестящие полки, что входили осенью минувшего года в, как им казалось, гостеприимную Малороссию. Тогда шведы действительно были разодеты в бархаты, атласы и шелка, награбленные в Польше и Саксонии. Скандинавы здорово с того времени пооборвались: «секретарь Карла XII Дибен писал, что мундиры на шведских солдатах сгнили и многие одеты в крестьянское платье, сапоги износились и часть солдат ходит босиком, кавалеристы ездят на отобранных у крестьян лошадях» (Осипов К., упомянутое произведение, с.72). Смотра перед боем им никто, конечно, не производил. Зато совсем другое пришлось шведам лицезреть несколько дней спустя:

И злобясь видит Карл могучий
Уж не расстроенные тучи
Несчастных нарвских беглецов,
А нить полков блестящих, стройных,
Послушных, быстрых и спокойных,
И ряд незыблемых штыков.

(Пушкин А.С., «Полтава», ПСС в 10 т., М., 1963, т.4, с. 292).

    Данное произведение принято считать «романтической поэмой», весьма мало общего имеющей с исторической правдой. Это не так. Пушкин в своём описании Полтавского боя точен до скрупулёзности, ёмок и афористичен в оценках хода сражения. Никакой очевидец не воспроизвёл бы его лучше…

   Но добавим к его описанию, что прежде, чем показать свои полки скандинавскому воителю, царь Пётр 25 июня лично осмотрел поле предстоящей баталии и произвёл смотр 24 конным полкам, начальство над которыми во время боя будет вручено князю А.Д. Меншикову, а его помощниками окажутся генерал-лейтенанты К.-Э. Рённе и Р.Х. Боур. Затем смотру была подвергнута артиллерия, подчинённая Я.В. Брюсу, тоже генерал-лейтенанту. Войска были отменны!

   Утром следующего дня, 26 июня, Пётр I приехал на смотр пехотных полков к Б.П. Шереметеву, где произвёл «их роспись по дивизиям», и первую пехотную дивизию «царское величество своей персоною изволил принять в правление, а прочие разделил по генералитету» (Тарле Е.В., упомянутое произведение, с.381).

   Отсюда он отправился к гвардии, и «повелел быть пред себя» гвардейским штаб- и обер-офицерам. К ним он и обратился со своей знаменитой речью, которая затем дошла до нас уже в позднейшей литературной обработке, но смысл сказанного был тот же: «…имейте в сражении пред собой правду и Бога…». Слова эти, отлитые в металле, ныне служат украшением колокольни Сампсониевского собора в Санкт-Петербурге.

   Далее путь Государя пролёг в дивизию генерал-лейтенанта Л.-Н. Алларта.

В ней было особенно много малороссиян. Собрав полковников, царь нашёл для них такие проникновенные слова: «Король Карл и самозванец Лещинский привлекли к воле своей изменника Мазепу, которые клятвами обязались между собой отторгнуть от России народы малороссийские и учинить княжество особое под властию его, изменника Мазепы, и иметь у себя во владении казаков донских и запорожских, и Волынь, и все роды казацкие, которые на сей стороне Волги». Но авантюра, как отметил царь, отнюдь не удалась: «помощию Божией казацкие народы и малороссийские нам смиренны /и/ в верности при нас состоят». Пётр призвал их, полковников-малороссиян, а через них и их подчинённых: «Прошу доброго вашего подвига, дабы неприятель не исполнил воли своей и не отторгнул толь великознатного малороссийского народа от державы нашей, что может быть началом всех наших неблагополучий» («Журнал великославных дел», л. 41 об. и 42).

   Слова Государя-полководца нашли свой самый живой отклик в сердцах этих воинов: в битве они стояли на левом крыле, где сначала приняли на себя и отразили удар гвардии Карла XII, а затем уничтожили правый фланг шведов. Все эти солдаты и офицеры получили награды за битву, а их командир -  Людвиг Николай Алларт - был возведён в кавалеры ордена святого Андрея Первозванного.

+ + +

   День 26 июня был последним днём блокады Полтавы и неизвестности перед будущим, которое пугало теперь не Петра и его воинов, но Карла и его так далеко ушедших от своей родины скандинавов. Летописец короля Густав Адлерфельд, труд которого чудом уцелеет в огне сражения и будет издан в Европе в 1740 году, когда из жизни уже уйдут оба венценосных соперника, запишет в своём дневнике в этот день: «26-го неприятель проявлял большие движения, всё более и более приближаясь и окапываясь» (цитата по книге Е.В. Тарле «Северная война и шведское нашествие на Россию», стр. 382).

Тревога, звучащая в этих строках, была не напрасной – это были последние слова, записанные ним. Адлерфельд ещё сможет увидеть безумную атаку каролинцев на редуты, однако он сам будет убит пушечным ядром близ носилок своего короля. Следующее ядро разнесёт в щепки ручки носилок, и шведский монарх окажется на земле, на некоторое время потеряв сознание. Драбанты, этот живой щит Карла XII, один за другим будут падать на землю, сражённые пулями и ядрами. Уцелевшие телохранители поднимут своего короля на скрещённых пиках – но лишь затем, чтобы он смог увидеть не нарвских, а собственных, полтавских беглецов. «Шведы, шведы!» - воззовёт к ним король, уже мало кем в панике замечаемый. Его увлечёт охваченная ужасом толпа – то, что останется от некогда блестящей, ужасавшей народы армии. Впереди всех умчится к лагерю Мазепа со своими запорожцами. Последует печальное, но очень резвое отступление уцелевших остатков шведской армии к Переволочной.

Но об этом – в следующей статье.

Статья предоставлена автором для публикации в ХРОНОСе.

Примечания

Юрий ПОГОДА, историк, писатель, член общественного комитета «Полтава-300».

* Продолжение. Начало – статьи «Взять любой ценой». К 300-летию героической обороны Веприка (http://www.rus.in.ua/news/519.html), «Железной башкой о закрытую дверь»: шведская и русская армии зимой и в начале весны 1709 года» (http://www.rus.in.ua/news/829.html) и «В болоте оружьем бряцая»: шведская и русская армии весной 1709 г. (http://www.hrono.info/statii/2009/pogoda1709.html).


Здесь читайте:

Полтавское сражение 1709 г.

"Обстоятельная реляция" о Полтавской битве 1709.06.28 (документ)

Пушкин А.С. История Петра I, глава 1709 (Вторая половина) Полтавское сражение (по Голикову)

Петр I Алексеевич (Великий) Романов (1672-1725),  биографические материалы

Карл XII (1682-1718), шведский король с 1697 года.

Юрий ПОГОДА. В болоте оружьем бряцая (шведская и Русская армии весной 1709 года). 30.04.2009

Юрий ПОГОДА. Несносная полтавская жара. Часть II (июнь). День рождения империи. 18.07.2009

Юрий ПОГОДА. Несносная полтавская жара. Часть III (июнь-июль). Последний марш, последняя переправа. 21.07.2009

Ярослав ИВАНЮК, Юрий ПОГОДА. Комендант Полтавы полковник Келин: портрет на фоне войны. 18.06.2009

Юрий ПОГОДА. Правда очи коле. 24.12.2008

Николай ЯРЕМЕНКО. Возможно ли жить по правде? 20.04.2009

Николай ЯРЕМЕНКО. Я – малоросс, этим горжусь. 24.12.2008 ("СЛАВЯНСТВО")

Николай ЯРЕМЕНКО. Поле русской славы. 19.01.2009

Полтавская битва. Схема;

 

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС