Владислав Швед

2008 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Владислав Швед

Ещё раз о записке Берия

(с уточнениями по состоянию на 10 апреля 2008 г.)

Ключевым документом официальной версии Катынского дела, по которой единоличная ответственность за гибель почти 22 тысяч пленных и арестованных поляков возложена на довоенное советское руководство, считается 4-страничная записка наркома внутренних дел СССР Л.Берии Сталину №794/Б от «_» марта 1940 г., обнаруженная в сентябре 1992 г. в «закрытом пакете №1» в Архиве Президента РФ (бывшем архиве ЦК КПСС). Эта записка одновременно считается подлинником решения Политбюро ЦК ВКП(б) П13/144-оп от 5 марта 1940 г. о расстреле 25.700 пленных и арестованных польских граждан.

В исследовании «Тайны Катыни», подготовленном совместно с координатором международного проекта «Правда о Катыни» С.Стрыгиным достаточно подробно проанализированы несуразности и ошибки в оформлении и содержании записки Берии, которые позволяют усомниться в достоверности этого документа. С.Стрыгин достоверно установил, что записку №794/Б следует датировать 29 февраля 1940 г., так как 29 февраля из секретариата НКВД были отправлены записки за № 793/б и №795/б. Однако по неизвестной причине на записке №794/Б указан март месяц без конкретной даты.

Не будем касаться других известных ошибок, допущенных в тексте записки. Отметим, что измерение отступов машинописного текста от края листа страниц (слева и сверху) позволило сделать вывод о том, что перепечатывался не вся записка, а лишь 2, 3 страницы. Это, при небольшом текстовом объеме записки и наличии огромного машбюро в НКВД СССР, также вызывает сомнение в достоверности документа. Однако «известный» катыновед Dassie (Алексей Памятных) подвергает сомнению эти выводы, делая упор на том, что Швед и Стрыгин сознательно «сжульничали», представив равными боковые отступы на 1-ой и 4-ой страницах записки.

При этом пан Dassie делает весьма "глубокомысленные" вывод: «Важно, что отступ на страницах 1 и 4 - тоже разный, а не одинаковый, как пишут Швед и Стрыгин. Авторы подгоняют цифры под свою теорию фальсификации страниц 2 и 3 в позднее время. Реальный же вывод иной - страница 4 тоже могла быть допечатана позже, после регистрации письма и подготовки его начальной версии, но, разумеется, перед заседанием ПБ (поскольку на странице 4 есть подпись Берии и пометка Сталина), а вовсе не в позднее хрущевско-горбачевское время, как того хотелось бы Шведу и Стрыгину.

Различие отступов на страницах 1 и 4 я считаю принципиальным, оно фактически разрушает гипотезу Стрыгина и Шведа о подмене только страниц 2 и 3 записки в существенно послебериевское (например, в хрущевское) время, поскольку допечатывалась (перепечатывалась), судя по всему, и страница 4 с подписью Берии - непосредственно перед заседанием ПБ 5 марта 1940 года».

Прекрасно, что Памятных удалось выяснить, что 4 страница записки Берии тоже перепечатывалась, причем на другой машинке. Но вывод он сделал более чем странный – записка Берии подлинная потому, что 4 страница перепечатывалась, да ещё на другой машинке!? Правда, Памятных не уточняет с какой целью она перепечатывалась? Перепечатывание 2 и 3 страницы записки он объяснял уточнением количественных данных о военнопленных поляках. Однако на 4 странице такие данные отсутствуют. Так зачем же она перепечатывалась? Этот вопрос Памятных не волнует, хотя он является определяющим.

Тем не менее, следует поблагодарить Dassie за въедливость, которая заставила меня ещё раз пройти по всей логической цепочке подготовки и внесения записки №794/Б от «_» марта 1940 г. на Политбюро ВКП(б), в результате чего были выявлены дополнительные факты, свидетельствующих о её сомнительной достоверности.

Однако об этом мы поговорим несколько позднее, так как прежде необходимо разобраться с некоторыми особенностями «научного» поведения Dassie, который тужится представить себя «объективным» исследователем катынской темы.

Чего боится Алексей Памятных?

Прежде всего, несколько слов об Алексее Алексеевиче Памятных. Он бывший ведущий научный сотрудник института астрономии РАН. В настоящее время, являясь членом международного общества «Мемориал», в основном занимается Катынским делом. Собрал значительный архив на эту тему. Как уже отмечалось выше, в Интернете публикуется под своим сетевым ником «Dassie». Является не просто ярым сторонником немецко-польской версии катынского преступления, но активно пропагандирует её в своих статьях, рецензиях и выступлениях. Аргументы и свидетельства, противоречащие этой версии, считает «лабудой» и всячески пытается их дезавуировать, прежде всего, в Интернете. В основном проживает в Варшаве. В Польше Памятных считается основным экспертом по Катынскому делу.

Непредвзятый наблюдатель без труда заметит, что, комментируя исследования оппонентов, А.Памятных сосредотачивает внимание не на основных вопросах, а копается во второстепенных деталях, неточностях и опечатках. Это не случайно. Ведь с достоверными фактами и архивными документами, свидетельствующими о том, что реальные обстоятельства гибели значительной части польских пленных и арестованных граждан на территории Советского Союза в период Второй мировой войны, пока не установлены, особо не поспоришь (о некоторых из этих фактов будет сказано ниже). Поэтому Памятных сосредотачивает свои усилия на том, чтобы путем навязывания псевдонаучных дискуссий о неточностях во второ- и третьестепенных деталях, подвергать сомнению основные факты и выводы независимых исследователей «Катынского дела».

В своих псевдонаучных статьях А.Памятных постоянно всех поучает, преподнося тривиальную банальщину, а в большинстве случаев невежественную галиматью, как некие «открытия». Удивляет его пристрастие к повторам. Так, Dassie к месту и не к месту цитирует гоголевского «Ревизора» относительно самовысеченной унтер-офицерской вдовы. Правда, трудно поверить, что Памятных осилил «Ревизора», вероятнее всего, он эту цитату перехватил у польского историка-русофоба А.Новака. Поистине навязчивой идеей является его желание «ликвидировать безграмотность» оппонентов. Он постоянно подчеркивает, что все его утверждения – это «в общем-то, ликбез».

Однако не составляет труда доказать, что «ликбез» необходим, прежде всего, самому Памятных. Позволю вернуться к своему сентябрьскому (2007 г.) письму. В нем я задал Памятных ряд вопросов. «Как Вы, «великий и непогрешимый», за столько лет корпения над этой проблемой не сумели заметить массу противоречий в показаниях катынских свидетелей: Сопруненко, Сыромятникова и Климова. Я уже не говорю о показаниях Токарева и Шелепина, в которых достаточно фактов и подробностей, просто «кричащих» о ложности их утверждений. Как же Вы, считающий себя выдающимся исследователем «Катынского дела», не заметили явной лжи и ошибок в «Записке Шелепина?».

Об интеллектуальном уровне господина Памятных свидетельствует его неспособность объективно анализировать даже те документы по Катынскому делу, которые он собственноручно вводит в научный оборот.

Например, в начале 2008 г.  А.Памятных разместил в Интернете отрывки из видеозаписи допроса бывшего начальника Управления по делам военнопленных НКВД СССР П.К.Сопруненко (http://community.livejournal.com/ru_katyn/15429.html). Судя по комментариям Памятных-Dassie, он всерьез считает показания Сопруненко не вызывающим никаких сомнений доказательством вины СССР в катынском преступлении. Однако видеозапись допроса Сопруненко наглядно демонстрирует совершенно иное. Любому беспристрастному зрителю сразу же бросается в глаза, как следователи Главной военной прокуратуры бесцеремонно «навязывали» Сопруненко нужные им ответы. Не один уважающий себя суд данную запись не примет как достоверное свидетельство. Но Памятных этого так и не понял.

Еще один вопиющий пример политической заангажированности и интеллектуальной немощности нашего «катыноведа» - комментарий Алексей Памятных к размещенным на его сайте в Интернете воспоминаниям известного польского юриста, профессора Ремигиуша Бежанека (Bierzanek, Remigjusz), Поручик Бежанек числился в немецких списках катынских жертв под № 1105, но прожил в Польше долгую жизнь после войны. В своих «Воспоминаниях и размышлениях», изданных в Варшаве в 2006 г. (Przez wiek XX. Wspomnienia i refleksje, Warszawa, 2006, s. 124-126), Р.Бежанек рассказал о том, как он в июне 1943 г., будучи в Радоме (Польша), попал в катынский эксгумационный список.

Памятных считает свидетельство Р.Бежанека подтверждением объективности проведенной нацистами в 1943 г. эксгумации останков польских офицеров в катынском лесу. Он пишет: «Вероятно, именно по визитке Бежанека, находившейся у кого-то из его знакомых, был неверно идентифицирован труп. Хотя в списке значится и чиновничье удостоверение на право скидки при проезде, неизвестна степень читаемости имени владельца удостоверения. Вероятно, обращение знакомых Бежанека послужило для немцев подтверждением того, что в могиле находится именно его труп. Нет оснований считать, что случай Бежанека является доказательством тезиса о том, что немцы фальсифицировали эксгумационные списки, нарочно вставляя в них "посторонних».

Поразителен вывод Памятных относительно удостоверения Бежанека. Без каких либо оснований он безапелляционно заявляет, что данное удостоверение было нечитаемо! В то же время Памятных-Dassie известно, что согласно списку Польского Красного Креста (ГАРФ ф. 7021, оп. 114, д. 35) подпоручик Бежанек Ремигиуш, Хенрик был опознан не только по визитке, но и по удостоверению на право скидки на железной дороге с фотографией. Если удостоверение было нечитаемо, то почему его указали в качестве документа опознания?!

Несмотря на то, что Р.Бежанек предельно ясно выразился «о методах немецкой пропаганды в катынском деле», Памятных вновь делает выводы, которые следует квалифицировать как элементарный подлог. Для этого достаточно обратиться к свидетельству самого Р.Бежаника.

Он пишет: «Из периода немецкой оккупации стоит, быть может, вспомнить следующий эпизод моей биографии - пожалуй, единственный в своем роде - который дает представление о методах немецкой пропаганды в катынском деле… Много лет меня беспокоил вопрос, как же так получилось, что моя фамилия оказалась в списке убитых в Катыни… Наконец, уже через 20 с лишним лет после войны мне все разъяснил активист аграрной партии, вице-председатель Высшей контрольной палаты Болеслав Галенза.

Так вот, во время войны, когда были обнаружены могилы в Катыни, газеты публиковали фамилии жертв, по 20-30 позиций в очередных номерах газет... Многие приходили в отделения ПКК (Польский Красный Крест) с вопросом, можно ли просмотреть весь список, или выяснить, есть ли в списке конкретная особа. Но в отделениях ПКК полного списка жертв не было, и работающие там сотрудники предлагали – вероятно, по указанию немецких властей- «Сообщите, о ком идет речь, и, как только получим данные, мы вас информируем».

В такой ситуации некоторые из подпольных организаций рекомендовали не ходить в отделения ПКК с подобными вопросами, поскольку из-за большого количества не идентифицированных останков, сообщенная отделению ПКК о пребывании в Советском Союзе конкретного лица как военнопленного информация будет использована немцами и через несколько дней фамилия данного человека появится в списке жертв» (выделено мною. В.Ш.).

Далее Р.Бежанек пишет, что Б.Галенза рассказал ему о том, как в 1943 г. он с коллегой доктором С.Щеткой решили проверить это предположение. Для этого они направились в радомское отделение ПКК и сообщили там фамилию Бежанека, как военнопленного, находящегося в СССР. Результат не заставил себя ждать. Вскоре фамилия Р.Бежанека появилась в публикуемых списках катынских жертв.

Без сомнения, у польских «подпольных организаций» были основания рекомендовать полякам не ходить в отделения Польского Красного Креста для уточнения судьбы родственников. Не случайно же радомские подпольщики Б.Галенза и С.Щетка решили устроить нацистам «контрольную закупку» с фамилией Р.Бежанека, на которую немецкие фальсификаторы тут же и попались. Однако Памятных и сторонники официальной версии всё равно твердят, что нет оснований сомневаться в «объективности» нацистских экспертов.

Напомним, что аналогичный случай с фальсификацией документов, якобы найденных в Катыни на останках некого Збигнева Богуцкого, впоследствии оказавшегося живым, описывает в своем расследовании «Катынь: Гитлер или Сталин?» известный французский историк и тележурналист Ален Деко. Он там же приводит свидетельство норвежца К.Йоханссена, бывшего узника лагеря Заксенхаузен, изложенные в 1945 г. полиции Осло, о том, что в этом лагере заключенные подделывали польские документы и фото для катынских жертв.

Можно было бы не уделять столько внимания такой личности как Памятных, если бы он так явно не демонстрировал «польскую» манеру ведения научных споров, т. е. полного игнорирования неудобных вопросов оппонента, навязывание выдуманных версии и рассматрение любой проблемы с позиций двойных стандартов. Эту методику достаточно ярко продемонстрировал известный американский политолог польского происхождения Збигнев Бжезинский в недавнем интервью российской газете «Аргументы и факты» («100 убитых в Тибете? Довольно скромно...» «АиФ» №14 от 2008-04-02). Любой, прочитавший это интервью, поймет, что спор с польскими политиками и историками по неудобным вопросам напоминает разговор с «глухими и слепыми».

Казалось бы, почему «объективный» исследователь катынской темы, каковым называет себя Памятных, «в штыки» встречает факты, противоречащие его версии? Давно известно, что «в спорах рождается истина». Ан нет, не тут–то было! Памятных и его единомышленники пуще огня боятся того, что такие факты позволят установить истину и антироссийский «status quo» в катынской теме, любовно выпестованный польскими русофобами, рухнет.

Современная ситуация с «Катынским делом» как нельзя лучше устраивает польских политиков и историков. В 1992 году Россия официально признала вину довоенного руководства СССР за катынское преступление и включилась в его расследование. Однако вскоре заняла пассивную позицию и до настоящего времени в ответ на польские претензии лишь отмалчивается.

Что же касается «недобитых» сторонников «сталинской версии», как «правоверные катыноведы» с польскими корнями называют версию о причастности немцев к катынскому расстрелу, пока хватает псевдоисториков в лице Памятных и Ко. Эти добровольные последователи геббельсовских пропагандистов всегда готовы навешать читателям «лапши на уши» и как «дважды два» доказать, что многостраничное исследование Шведа и Стрыгина о Катыни якобы базируется только и исключительно на «фальсифицированных» отступах в записке Берии!

Памятных до сих пор не попытался (хотя постоянно грозится) опровергнуть основные факты версии о причастности нацистов к расстрелу польских офицеров в Катыни. Пользуюсь случаем, хочу предоставить Памятных и его единомышленникам такую возможность. В своё время упомянутый польский историк Новак сформулировал десять вопросов, адресованных российским историкам на тему гибели красноармейцев в польском плену в 1919-1921 гг.

Я сформулирую 15 вопросов сторонникам немецко-польской версии катынской трагедии, основу которых составляют факты, изложенные в исследовании «Тайны Катыни».

1. Как объясняют польские исследователи и представители «Мемориала» тот факт, что, несмотря на то, что катынская акция НКВД была сверхсекретной, в Козьих горах оказалось достаточно копнуть землю на полтора метра и обнаружились захоронения более 4 тысяч расстрелянных офицеров в польской форме, две третьих которых имели при себе документы и вещи, позволявшие установить их личности?

2. Можно ли поверить в то, что нацисты провели объективное и беспристрастное расследование Катынского дела, которое, несомненно, санкционировал сам Гитлер, лично прилетавший в Смоленск 13 марта 1943 г.?

3. Почему польская сторона безоговорочно приняла результаты немецкой эксгумации 1943 г. и никогда не пыталась сопоставить официальные немецкие отчеты с свидетельствами очевидцев, посещавших Козьи горы в 1943 г.?  Это позволило бы выявить сомнительные манипуляции нацистов с захоронениями и установить реальные сроки вскрытия нацистами катынских могил.

4. Почему такие «закоренелые, неисправимые враги советской власти», как, возглавлявший подпольную организацию террористического Союза вооруженной борьбы (СВБ) на западной Украине полковник Леопольд Окулицкий, бывший прокурор Верховного суда Польши полковник Станислав Любодзецкий или обвиненный в шпионаже поручик Станислав Свяневич, получили в 1940-1941 гг. относительно небольшие лагерные сроки и вышли на свободу по амнистии от 12 августа 1941 г., а мобилизованные в 1939 г. простые интеллигенты, не имевшие ничего общего с польской системой военных, полицейских и карательных органов и никак не скомпрометировавшие себя участием во враждебных акциях против СССР, были безжалостно расстреляны?

5. Почему польские исследователи отрицают факт обнаружения в катынских захоронениях двухзлотовок военного выпуска, введенных нацистами в обращение. на территории польского генерал-губернаторства после 8 мая 1940 г и, которых не могло быть у польских офицеров из Козельского лагеря, если их расстреляли в апреле и первых числах мая 1940 г.? Эти банкноты видел и описал в статье в виленской газете "Гонец Цодзенны" Ю.Мацкевич (Goniec Codzienny. № 577, Вильно, 3 июня 1943).

6. Почему замалчивается факт обнаружения немецкими экспертами в катынских захоронениях останков польских ксендзов в длинных черных сутанах, более двухсот гражданских лиц, а также около семисот трупов в польском солдатском обмундировании? Известно, что в Козельском лагере содержались только польские офицеры.

7. Почему не вводится в научный оборот паспорт одного из четырех польских офицеров, останки которых были найдены польскими археологами. в катынской могиле №6 (по немецкой классификации) в 1995 г? Документ был направлен на экспертизу в Варшаву и исчез. Что мешает обнародованию результатов его экспертизы?

8. Как объяснить замалчивание в Польше показаний Пауля Бредоу, бывшего связиста при штабе группы армий «Центр», который в 1958 г. в Варшаве, во время процесса над Э.Кохом, одним из нацистских палачей, под присягой заявил, что осенью 1941 г. он видел: «как польские офицеры тянули телефонный кабель между Смоленском и Катынью». Во время эксгумации в 1943 г. Бредоу «сразу узнал униформу, в которую были одеты польские офицеры осенью 1941 г.»?

9. Почему представители «Мемориала» и польские исследователи игнорируют свидетелей катынской трагедии, подтвердивших причастность нацистов к «катынской трагедии»? Это, прежде всего, Катерина Девилье, Рене Кульмо, Карл Йоханссен, Вильгельм Гауль Шнейдер, а также А.Лукин, бывший начальник связи 136-го отдельного конвойного батальона конвойных войск НКВД.

10. Почему в Польше не придают значения интервью Кристины Щирадловской-Пеца (опубликовано 21.09.2007 г. на Интернет-сайте католической «Группы 33» из пригорода г. Катовице – Хожува и позднее перепечатанное в популярной «Gazete Wyborczej») о том, что в 1946 г. она вместе с другими поляками видела справа от железной дороги (катынский лес находится слева) неизвестные вплоть до настоящего времени захоронения польских офицеров?

11. Почему представители «Мемориала» и польские исследователи предпочитают не замечать ложные утверждения и недостоверности в записке Шелепина Хрущеву? Можно ли считать эту записку надежным историческим документом, а содержащиеся в ней данные достоверными?

12. Можно ли считать надежными историческими документами записку Берии №794/Б и выписки из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б), если они оформлены с грубыми нарушениями и в их содержании допущены серьезные ошибки?

13. Почему польские исследователи и представители «Мемориала» не провели, как это было сделано с выводами комиссии Н.Бурденко, экспертизы показаний основных свидетелей по «Катынскому делу» Шелепина, Токарева, Сопруненко, Сыромятникова и Климова, в которых присутствует ряд несуразиц и противоречий?

14. Почему в Польше замалчивается скандал с результатами польской эксгумации 2006 г. в киевской Быковне, суть которого в том, что польские эксперты захоронения 150-270 расстрелянных в Киеве и захороненных в Быковне польских репрессированных граждан, попытались выдать за захоронения 3500 поляков из украинского катынского списка, якобы расстрелянных НКВД в 1940 г.?

15. Можно ли верить утверждениям польских экспертов о том, что на спецкладбище в Медном (под Тверью) обнаружены захоронения всех 6311 польских полицейских из Осташковского лагеря, если существуют документальные свидетельства того, что в 1941 г. на строительстве в районе шлюза №2 Беломорско-Балтийского канала работали «бывшие польские полицейские из западных областей Белорусской и Украинской ССР»?

Это лишь часть вопросов (в основу исследования «Тайны Катыни» легло более 50 подобных вопросов), которые вызывает немецко-польская версия катынской трагедии. Учитывая иезуитскую изворотливость Памятных и польских историков в уклонении от ответов на неудобные для них вопросы, предоставим читателям дополнительную информацию, дабы сузить возможности фальсификации ответов.

Напомним, что согласно инструкции НКВД о порядке расстрела, на телах расстрелянных не должно было оставаться никаких документом, предметов верхней одежды и иных вещественных свидетельств, позволяющих установить их личности или дату расстрела. Не случайно места захоронений даже известных политических деятелей, репрессированных в 30-е годы прошлого столетия, установить не удается. Но в Катыни всё наоборот.

Показания бывшего связиста вермахта П.Бредоу стали достоянием широкой польской общественности ещё 40 лет назад, после издания книги С.Орловского и Р.Островича «Эрих Кох перед польским судом». Но в современной Польше об этом предпочитают не вспоминать, так как якобы в «народной» Польше «правда» о Катыни была не возможна.

Тем не менее, в 1988 г. польские члены совместной комиссии по сложным вопросам признавали показания П.Бредоу и утверждали, что осенью 1941 г. в катынском лесу нацисты расстреляли польских офицеров из «второй волны», т. е. интернированных летом 1940 г в Литве и Латвии. Почему же в таком случае в надписях катынского мемориала не указано ни одного польского офицера, расстрелянного осенью 1941 г.?

Показания П.Бредоу нельзя игнорировать также и по той причине, что они подтверждаются другими свидетелями. Немецкий гражданин, бывший заключенный следственной тюрьме «Tegel» Вильгельм Гауль Шнейдер в апреле 1947 г. обратился в польское военное министерство с заявлением о виновниках преступления в Катыни. В июне того же года дал он соответствующие показания капитану Ахту и прокурору Савицкому в американской зоне оккупации.

Шнейдер заявил, что зимой 1941-1942 г.г. он находился в одной камере с осужденным к смертной казни немецким унтер-офицером из полка «Regiment Grossdeutschland». Унтер-офицер сообщил Шнейдеру, что этот полк «поздней осенью 1941 г., точнее в октябре этого года, совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который находится под Катынью» (Архив внешней политики РФ. Фонд 07,опись 30а, папка 20, дело 13, л. 23).

Необходимо также напомнить результаты расследования катынского преступления, осуществленного упомянутым выше авторитетным французским историком и тележурналистом Аленом Деко в середине 60-х годов прошлого столетия. В своем исследовании «Катынь: Гитлер или Сталин» он приводит свидетельство Рене Кульмо, бывшего заключенного немецкого Шталага II D. Р.Кульмо осенью 1941 г. встретил в лагере польского капитана Вензенского, только что привезенного немцами с Востока. Вензенский сообщил Р.Кульмо, что «фрицы там, на Востоке, совершили чудовищное преступление… СС уничтожили почти всю польскую элиту».

 А.Деко также упоминает француженку Катерину Девилье, известную, как лейтенант Красной Армии. Она одна из первых побывала в Катыни после её освобождения от нацистов и беседовала с местными жителями без контроля НКВД. Тогда же ей удалось посетить ещё сохранившийся в Катыни гитлеровский «Музей советских зверств», в котором были представлены так называемые вещественные доказательства из катынских могил.

Девилье поразило то, что в одной музейной ячейке с вещественными доказательствами она обнаружила фотографию своего знакомого Збигнева Богуцкого и копию его письма матери от 6 марта 1940 г. После войны Девилье встретила в Польше живого З.Богуцкого, который утверждал, что в марте 1940 г. он не писал и не мог писать письмо матери. «В этот момент она (Девилье) поняла, что Катынь – дело, целиком сфабрикованное немцами». В подтверждение свидетельства К.Девилье А.Деко сослался на приведенные выше показания бывшего заключенного лагеря Заксенхаузен норвежца Карла Йоханссена.

Известно свидетельство А.Лукина, бывшего начальника связи 136-го отдельного конвойного батальона конвойных войск НКВД, охранявшего лагерь с польскими военнопленными под Катынью. Он в июле 1941 г. принимал участие в неудачной эвакуации заключенных этого лагеря. Его свидетельство 2 мая 1990 г. фиксировала на видеокамеру группа польского тележурналиста Анджея Минко. Оно также представлено в книге российского журналиста В.Абаринова «Катынский лабиринт».

В 2005 г. в Центральном архиве Министерства обороны РФ в Подольске российскими историками был обнаружен, находящийся на секретном хранении протокол допроса немецкого военнопленного, принимавшего личное участие в расстреле польских офицеров в Катынском лесу (ЦАМО, фонд 35, оп.11280, д.798, л.175). Как уже говорилось, попытки ввести его в научный оборот не удались.

Заявления о том, что это протокол допроса немецкого карателя Арно Дюре, известного по ленинградскому судебному процессу 1945 г., не серьезны. В ЦАМО хранится протокол допроса немецкого военнопленного, проведённого сотрудниками СМЕРШа. Находится он в фонде управления Командующего ВВС РККА. Ясно, что он не имеет отношения к А.Дюре. Кстати, показания А.Дюре бессмысленно засекречивать, поскольку информация о них была опубликована в газете «Ленинградская правда» от 29.12.1945 г.

Юзеф Мацкевич, виленский журналист побывал в Катыни по рекомендации Вернера Клау, начальника Отдела прессы при Областном комиссариате города Вильно (Gebietskomissariat Wilna-Stadt) во второй половине мая 1943 г. Свои первые впечатления о катынских захоронениях он изложил в статье в виленской газете "Гонец Цодзенны." Впоследствии он издал книгу «Катынь».

Объяснение, что Мацкевич мог ошибиться с двухзлотовками, несерьезно. Для этого достаточно прочитать текст газетной статьи Мацкевича: «Лежат кое-где и отдельные мелкие — по два злотых — купюры военного выпуска; в одном месте я видел червонцы» (подчеркнуто мною. В.Ш.). Можно спутать цифру, но считать ошибочной целую фразу «два злотых - купюры военного выпуска» несерьезно.

Особо следует сказать о свидетельстве Кристины Щирадловской-Пец. Она утверждает, что в мае 1946 г. она и ряд других польских граждан, возвращавшихся из России в Польшу, во время вынужденной остановки поезда недалеко от Катыни, справа от железной дороги в лесу видели «громадный раскопанный ров – могилу, в которой находились человеческие останки. О том, что это были останки польских офицеров, свидетельствовали детали мундиров (пуговицы с орлами). Тела частично мумифицировались, поскольку почва была песчаная. Уложены они были слоями и было их «очень много»).

Известно, что все раскопки в Катыни в 1943 и 1944 гг. велись только слева от железной дороги (если ехать из Смоленска). О раскопках захоронений польских офицеров в Катыни в 1946 г., тем более с правой стороны железной дороги, сведения отсутствуют. Останки каких польских офицеров видела К.Щирадловская? Но польских исследователей Катыни этот факт не заинтересовал. Видимо для них интерес представляют только поляки, погибшие от рук НКВДистов.

Записка председателя КГБ А.Шелепина первому секретарю ЦК КПСС Н.Хрущеву № 632-ш от 3 марта 1959 г., считающаяся главным документом, подтверждающим гибель 21.857 поляков весной 1940 г., содержит целый «букет» вопиющих неточностей и ошибок. В ней утверждается, что выводы комиссии Н.Бурденко, согласно которым «все ликвидированные там поляки считались уничтоженными немецкими оккупантами… прочно укрепились в международном общественном мнении». Это явная ложь, так как на Западе всегда господствовало мнение, что поляков расстреляли сотрудники НКВД.

В записке Шелепина большинство абзацев содержат неточные сведения. Тем не менее, в отличие от выводов комиссии Бурденко, у польских историков и представителей «Мемориала», не возникло ни малейшего сомнения в отношении данных, приведенных в записке Шелепина. Как правило, ссылаются на комиссию экспертов Главной военной прокуратуры, работавшую с кремлевскими документами в 1992-1993 гг., которая сделала вывод, что наиболее точные итоговые данные по погибшим польским военнопленным (21.857 человек) содержатся в записке Шелепина. При этом «эксперты» странным образом не заметили вышеотмеченные неточности и явные ошибки, присутствующие в этой записке. Вероятно, основную роль здесь сыграло то, что записка Шелепина полностью вписывалась в версию единоличной вины довоенного советского руководства, которую отстаивали эксперты.

Аналогичный подход отличал работу польских экспертов и археологов, исследовавших в 1991-2006 гг. захоронения польских граждан на территории бывшего СССР. Так, осуществив вскрытие захоронений на спецладбище НКВД в Медном, польские эксперты заявили, что здесь обнаружены останки всех 6311 польских полицейских, содержавшихся в Осташковском лагере. При этом они безаппеляционно утверждали, что все захоронения на территории спецкладбища в Медном являются «польскими», хотя члены тверского «Мемориала» и сотрудники Тверского УФСБ еще в первой половине 1990-х годов установили, что на этом кладбище также захоронено свыше 5.000 советских людей – жертв репрессий 30-х годов.

Крест на утверждениях польских экспертов о том, что в Медном захоронены все польские полицейские из Осташковского лагеря ставит уже упомянутый «Отчет о служебной деятельности 155 полка войск НКВД по охране Беломорско-Балтийского канала им. тов. Сталина за 1-е полугодие 1941 года». В нём сказано: «На участке 1 и 2 роты в январе месяце с/г прибыло несколько этапов з/к в лагерь около 2-го шлюза, один из этапов был с з/к западных областей Белорусской и Украинской ССР исключительно бывшие полицейские и один в Вол-озерское отделение севернее 7-го шлюза в 5 клм.» (РГВА, ф. 38291, оп.1, д. 8, л. 99). Это могли быть польские полицейские только из Осташковского лагеря, которые, в январе 1941 г. были живы.

Возможные отговорки польских оппонентов о том, что вышеперечисленные 15 вопросов в первую очередь, должны быть адресованы российской Главной военной прокуратуре, не корректны. Известно, что польская сторона и представители общества «Мемориал» постоянно подчеркивают, что их ИНТЕРЕСУЕТ СУДЬБА КАЖДОГО ПОГИБШЕГО ПОЛЬСКОГО ГРАЖДАНИНА, причастного к катынской трагедии.

Однако абсолютно ясно, что «мемориальца» Памятных, как и большинство его польских единомышленников, не волнуют реальные обстоятельства гибели значительного количества польских граждан, бесследно сгинувших на территории СССР в период Второй мировой войны. Их вполне устраивает официальная версия катынской трагедии, которая позволяет Польше оказывать давление на Россию.

Хочется надеяться, что наступит время, когда все, без исключения, факты и свидетельства, имеющие отношение к судьбе польских граждан, погибших на территории СССР в период Второй мировой войны, будут тщательно исследованы российскими следователями. А в заключение дело № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле - мае 1940 г» будет рассмотрено в независимом суде столь беспристрастно, что в будущем будет полностью исключена возможность кому-либо спекулировать на катынской трагедии.

Столь пространное вступление в тему обусловлено не желанием убедить в чем-то Памятных и его единомышленников. Это бессмысленное занятие. Как уже говорилось, они предпочитают не слышать аргументов оппонентов и в дискуссии продолжают тупо отстаивать одни и те же установки. Так, весной 2007 г. Памятных был дан исчерпывающий ответ по поводу личности поручика Поликарпа Рогаля-Рогайло, эксгумированного в 1943 г. в Катыни. Тем не менее, и в декабре того же года Памятных в «живом журнале» А.Дюкова продолжал утверждать, ссылаясь на польские источники, что поручик Рогаля не имеет ничего общего с поручиком Рогайло.

Эти источники известны не только Памятных. Однако, чтобы в них не утверждалось, известно, что жена сына Поликарпа Рогаля от первого брака Здислава, проживающая в настоящее время в Великобритании, носит фамилию Рогайло. Это неопровержимо свидетельствует, что действительная фамилия польского поручика Рогаля была Рогайло. «Лабуду» в очередной раз следует адресовать Памятных.

Аналогично Памятных ведет себя в ситуации с погрешностью при сравнении отступов текста на страницах 1 и 4 в записке Берия. Он мусолит эту тему на все лады уже несколько месяцев. В октябре 2007 г. он вновь разразился псевдоисследованием этих «отступов», из которого следует только одно - как измеритель Dassie не плох. Но на большее он не способен.

Памятных так и не понял, что различие в отступах на разных страницах записки Берии позволяет нащупать более фундаментальные проблемы. Например, влияние практики подготовки и проведения Политбюро ЦК ВКП(б) при Сталине на процесс подготовки записки №794/Б.

Но до проблем подобного уровня Памятных предпочитает не подниматься. Я же рискну это сделать, дабы показать, что углубленное исследование обстоятельств подготовки записки Берии на Политбюро позволяет достаточно определенно судить о степени её достоверности.

Шила в мешке не утаишь

Как уже говорилось, Памятных выявил, что четвертая страница записки Берии тоже печаталась в другое время и на другой машинке. Однако это только подтверждает выводы о сомнительной достоверности записки Берии. Надо же додуматься до утверждения, что в НКВД, где, как говорилось, было огромное машбюро, руководство, вероятно, из жалости к «загруженности» машинисток, дало указание перепечатать лишь три из четырех страниц записки?!

Что же касается «гипотезы Стрыгина и Шведа», то в исследовании «Тайны Катыни» мы не ставили задачу доказать, что записка Берии была сфальсифицирована именно во времена Хрущева. Основное внимание хрущевскому периоду было уделено в связи с достоверными сведениями о том, что именно в этот период в архивах Лубянки и Кремля происходила интенсивная чистка и корректировка документов сталинского периода. Бывший секретарь ЦК КПСС Фалин В.М. в личной беседе сообщил, что в 1956 г. в зданиях ЦК КПСС и КГБ для работы так называемых «экспертов» с этими документами даже были выделены специальные помещения. Об этом ему рассказывал один из «экспертов», работавший в одном из этих кабинетов.

Однако после заявления известного российского историка Юрия Николаевича Жукова на радиостанции «Серебряный дождь» можно с большой степенью вероятности утверждать, что к фальсификации катынских документов и, прежде всего, записки Берии, в 1992 г. приложили руку «специалисты» из администрации Ельцина.

Ю.Жуков, профессионализм и объективность которого признают даже оппоненты, сообщил, что в начале 90-х годов он обратился в Архив Президента РФ с просьбой предоставить ему материалы о так называемой «преступной» деятельности КПСС, которые готовились для Конституционного суда РФ. В архиве ему вручили "тоненькую папочку", внутри которой находились около 30 листов ксерокопий разрозненных документов на различные темы. Среди этой подборки Ю.Жуков обнаружил «ключевой документ» катынского преступления. Это была ксерокопия «записки Берии Сталину» на одном листе с предложением НКВД о расстреле 2-3 тысячи пленных польских офицеров, виновных в военных и других преступлениях. В известной сегодня 4-х страничной «записки Берии», на которой базируется официальная версия, предлагается расстрелять всех 14.700 пленных поляков из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей , а также 11.000 арестованных поляков, содержавшихся в тюрьмах Западной Украины и Белоруссии.

Несомненно, Ю.Жуков видел и держал в руках ксерокопию подлинной записки Берии Сталину № 794/Б от 29 февраля 1940 г. Попытки Ю.Жукова ознакомиться с оригиналом записки были отвергнуты под предлогом сохранения государственной тайны.

Ю.Жуков отметил, что резолюция в левом верхнем углу ксерокопии записки отсутствовала, так во время копирования она была прикрыта. Юрий Николаевич полагает, что «резолюция отвергала предложение, иначе ее бы не закрыли. Ведь нужно было что - обвинить всех и вся в нашем прошлом. Все мои попытки получить оригинал, чтобы прочитать резолюцию, были отвергнуты - государственная тайна». Поскольку тогда тема Катыни Жукова не интересовала, он не придал особого значения своей находке и только в связи с шумихой, поднятой в 2008 г. по поводу фильма «Катынь», вспомнил о записке.

Свидетельство Ю.Жукова не единично. В декабре 2007 г. состоялась личная встреча с Галкиным Виктором Ефимовичем, сотрудником Общего отдела ЦК КПСС, работавшим с «закрытым пакетом №1» по Катыни. Во время встречи В.Галкин рассказал, что в 1981 году по поручению заведующего отделом В.У.Черненко он возил записку Берии из «закрытого пакета №1» тогдашнему председателю КГБ Ю.В.Андропову и министру иностранных дел А.А.Громыко. Однако, когда ему были показана цветная цифровая копия 4-х страничной записки Берии, якобы «случайно» обнаруженная 24 сентября 1992 г. в «закрытом пакете №1» в Архиве Президента РФ, он заявил, что подобного документа не видел и не помнит.

Галкин настаивал на том, что записка Берии, которую он возил Андропову и Громыко, была напечатана на одном листе. Он видел её при конвертировании записки в кабинете Черненко. Однако в тот момент я с сомнением отнесся к заявлению В.Галкина, полагая, что он спутал записку с выпиской из решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., которая действительно была напечатана на одном листе. И лишь после заявления Ю.Жукова понял, что память В.Галкина не подвела.

Помимо этого следует напомнить утверждения представителей ельцинской администрации о том, что вплоть до «случайного» обнаружения «закрытого пакета №1» 24 сентября 1992 г. о записке Берии и постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) никому не было известно. Однако в экспертном заключении, составленном представителями президента для слушания «дела КПСС» в Конституционном суде 7 июля 1992 г., было сказано, что «есть веские, хотя и косвенные основания полагать, что расстрел польских офицеров был санкционирован Политбюро ЦК ВКП(б) на заседании 05.03.1940 г.».

Несомненно, что авторам вышеупомянутого заключения был известен факт существования сверхсекретного решения Политбюро, а соответственно и записки Берии. Возможно, именно в это время в кулуарах Кремля велась работа с этими документами. Упомянув в экспертном заявлении о «неизвестном» постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) представители президента фактически «прокололись». Вероятно, аналогично «прокололись» и работники Архива Президента РФ, когда вручили Ю.Жукову первоначальную подборку комплекта документов для Конституционного Суда РФ, над которыми впоследствии поработали соответствующие «специалисты».

В этой связи достоверность 4-х страничного варианта записки, якобы «случайно» обнаруженного в сентябре 1992 г. в Архиве Президента РФ, как и в целом официальной версии, представляется весьма сомнительной.

Рассуждения Памятных по поводу того, что «уже в течение многих лет записку Берии с резолюциями может найти любой школьник, а вот "ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН" Юрий Жуков найти ее не может» просто не серьезны. Абсолютно ясно, что Ю.Жуков имел в виду записку на одном листе. А Памятных продолжает твердить о 4-страничном варианте записки, которую он считает подлинной. В качестве аналогии напомним, что ряд картин из российских коллекций, в начале 90-х годов признанные экспертами подлинными и принадлежащими кисти известных художников, как выяснилось, являются подделками. При этом многие из них упоминались в официальных каталогах и демонстрировались на выставках, но от этого они не стали подлинными. Такая же ситуация и с 4-страничной запиской Берии.

Акцент на несуразностях, присутствующих в оформлении и содержании этой записки, преследовал цель добиться проведения повторной официальной экспертизы. Однако и без такой экспертизы очевидно, что записка с таким букетом нарушений и неточностей вряд ли родилась в секретариате НКВД. Каким бы извергом не был Берия, в умении работать с документами ему и его секретариату не откажешь. Инструкции, разработанные под руководством Берии, до сих пор считаются шедеврами.

Но Памятных, как и других сторонников польской версии, это не интересует. Они всеми силами пытаются сохранить существующий «status quo», основанный на катынских документах из «закрытого пакета №1». Это позволяет им сохранить положение «мэтров» Катыни, которое они сегодня занимают в польском научном сообществе, и которое дает им немалые материальные преимущества.

Что же касается перепечатывания отдельных страниц (три из четырёх) записки Берии, то дело не столько в том, сколько страниц перепечатывалось, сколько в том, что при существовавшей в сталинский период практике подготовки и проведения Политбюро ЦК ВКП(б) подобные действия с запиской были лишены всякого смысла.

Это стало предельно ясным после реконструкции порядка проведения Политбюро ЦК ВКП(б) при Сталина.

Перманентное Политбюро

Некоторая информация о порядке принятия решений при Сталине содержится в воспоминаниях Хрулёва начальника тыла Красной Армии и авиаконструктора Яковлева (Яковлев А.С. Цель жизни. Записки авиаконструктора. М.: Изд-во политической литературы, 1987 г. (пятое издание). С. 394, 400).

Вот как вспоминал процесс принятия решений Государственным Комитетом Обороны в годы войны начальник тыла Красной Армии А.В.Хрулёв: «Вы, возможно, представляете себе все это так: вот Сталин открыл заседание, предлагает повестку дня, начинает эту повестку обсуждать и т.д. Ничего подобного! Некоторые вопросы он сам ставил, некоторые вопросы у него возникали в процессе обсуждения, и он сразу же вызывал: это касается Хрулёва, давайте сюда Хрулёва…

В течение дня принимались десятки решений. Причем, не было такого, чтобы Государственный Комитет заседал по средам или пятницам, заседания проходили каждый день и в любые часы, после приезда Сталина…

Следует также иметь в виду, что, если у вас имелось важное и неотложное дело, можно было придти в кабинет Сталина и без приглашения. Я так делал неоднократно, и Сталин меня не разу не выгонял. Да он никого не выгонял.

Надо было сидеть и слушать. Но когда создавалась какая-нибудь пауза, я обычно говорил:

-У меня есть один вопрос.

-Сидите. (Что значило – этот вопрос он будет рассматривать)» (Карпов В.В. «Генералиссимус». Историко-док. изд. Кн.2. Калининград. 2002, с. 23-24)

И хотя Хрулёв рассказывал о заседаниях ГКО, аналогично проходили и заседания Политбюро. Это подтвердили бывшие многолетние сотрудники Общего отдела ЦК КПСС. Специального дня проведения Политбюро при Сталине не существовало. Оно фактически не начиналось и не кончалось. Политбюро проходило в перманентном режиме и было полностью подчинено воле Сталина. Вопрос государственной важности мог быть рассмотрен Политбюро в любой момент, если этого требовали обстоятельства. Сроки представления материалов на Политбюро не регламентировались. В этой связи не было необходимости резервировать даты регистрации документов, представляемых на Политбюро.

Однако, для убедительности наших утверждений, рассмотрим соответствовала ли практика принятия решений Государственным комитетом обороны практике принятия решений Политбюро. Для этого проанализируем тетради записи приема Сталиным посетителей.

27 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение №П33/134-оп о переброске оборудования и кадров авиационных предприятий из Москвы и Ленинграда в восточные районы страны (Известия ЦК КПСС. № 6, 1990. с. 209-210). Предложения вносил нарком авиационной промышленности Шахурин.

Реализация данного решения была поручена Шахурину, Кагановичу (члену ПБ, наркому путей сообщения), Вознесенскому (председателю Госплана СССР), Микояну (член ПБ, зам. Пред. Совнаркома).

Согласно тетради записи лиц, принятых Сталиным, 27 июня 1941 у Сталина побывали следующие лица (Исторический архив» № 2, 1996. с. 3-72)

1.Вознесенский – 16.30–16.40.

2.Молотов – 17.30–18.00, 19.35-19.45, 21.25-24.00

3.Микоян – 17.45–18.00, 19.35-19.45, 21.25-2.35

4.Берия – 21.35-24.00

_____________________

_____________________

20. Вознесенский - 22.15-23.40

21.Шахурин - 22.30-23.10

22. Дементьев - 22.30-23.10

23.Щербаков – 22.30-24.00

24.Шахурин – 0.40—0.50

25.Меркулов – 1.00-1.30

26.Каганович – 1.10-1.35

27.Тимошенко – 1.30-2.35

28.Голиков - 1.30-2.35

29.Берия – 1.30-2.35

30.Кузнецов – 1.30-2.35

В этой череде посетителей сталинского кабинета, принимавших личное участие в принятии важнейших государственных решений, однозначно сложно определить не только то, когда рассматривался конкретный вопрос о переброске авиапредприятий, но даже то, когда в этот день началось и закончилось заседание Политбюро. Однако можно сделать вывод, что Сталин непосредственно в ходе обсуждения рабочих вопросов определял, какие из рассмотренных вопросов оформить решением Политбюро, какие - ЦК ВКП(б) и СНК СССР, какие - ГКО и т. д. Вероятнее всего, вопрос авиапрома рассматривался Политбюро с 22.30 до 23.10 час. При этом присутствовали три члена ПБ - Сталин, Молотов, Микоян и один кандидат в члены ПБ - Берия. Член ПБ Каганович прибыл уже после ухода Шахурина.

Обстоятельства принятия решения об эвакуации авиапредприятий подтверждают объективность воспоминаний Хрулева и указывают на перманентный характер проведения заседаний Политбюро при Сталине.

Но скептик скажет: «Такая практика была в период войны, а нас интересует весна 1940 г.» ! Приведем еще один пример. Рассмотрим, как принималось решение Политбюро ЦК ВКП(б) об улучшении охраны госграницы в западных областях Украины и Белоруссии (Прот. ПБ №13. п. 117 (оп) от 2 марта 1940 г.). Это решение принималось на основании записки №793/б от 29 февраля 1940 г. за подписью Берия и Хрущева.

Записка №793/б была напечатана на бланке НКВД СССР и была зарегистрирована в секретариате НКВД 29 февраля 1940 г. Соответственно, за доставку записки адресату отвечал секретариат НКВД. Однако, этот документ нельзя было направлять в ЦК ВКП(б) без подписи первого секретаря ЦК КП(б) Украины Хрущева, который в то время бывал в Москве только наездами, поскольку большую часть времени тот жил и работал в Киеве.

Берия, как кандидат в члены Политбюро, не мог пригласить к себе члена Политбюро (лица, более высокопоставленного по сравнению с ним в партийной иерархии!). Нормы делового этикета и статусной субординации в ВКП(б) и КПСС всегда соблюдались очень строго. Согласно этим нормам, кандидат в члены ПБ товарищ Берия должен был направить записку фельдпочтой или попытаться встретиться с членом ПБ товарищем Хрущевым лично. Такая возможность у Берии была, т.к. 1 марта 1940 г. Хрущев находился в Москве, и даже побывал у Сталина с 20.25 до 20.35 час.

Однако суть не в том, где был в тот день Хрущев и когда он подписал записку №793/б. Важно, что он её подписал, а 2 марта 1940 с 21.20 до 21.25 час. он вновь был в кабинете Сталина. В это время у Сталина, помимо Хрущева, находились ещё два члена ПБ: Ворошилов и Молотов. Вот выписка из тетради записи приема у Сталина от 2 марта 1940 г.

Ворошилов – 20.05-22.05

Молотов - 20.15-22.05

Шахурин – 20.20-21.45

Баландин - 20.20-21.45

Хрущев – 21.20-21.25

Лепин - 21.25 – 21.45

Алексеев – 21.25 – 21.45

Кузнецов – 21.45 – 21.55

Последние вышли 22.05

Ворошилов – 23.10 – 01.50

Шапошников – 23.10 – 01.50

Ковалёв – 23.10 – 00.05

Василевский – 23.10 – 01.50

Молотов – 23.12 – 01.50

Последние вышли в 01.50 час.

С большой долей вероятности можно предположить, что принятие решения по записке №793/б состоялось в период с 21.20 до 21.25 час. Но вновь мы не можем говорить о специальном заседании Политбюро! Среди общих рабочих вопросов решались и вопросы, которые потом оформлялись как решение Политбюро.

Относительно того, каким образом записка №793/б была внесена на Политбюро (принес ли её Хрущев или она пришла фельдпочтой), сказать сложно. Ясно одно, записка, прежде чем попасть к Сталину, попала на стол его секретаря Поскрёбышева. Об этом свидетельствуют пометки Поскрёбышева.

В записке №793/б Поскребышев сделал несколько подчеркиваний, отметил синим карандашом пункт 3 предлагаемых НКВД мероприятий, и включил его в постановляющую часть решения ПБ. Нет сомнений, что Поскрёбышев свои пометки разноцветными карандашами делал до передачи документа Сталину. Сталин доверял Поскрёбышеву и пометки позволяли ему сразу же сосредоточить внимание на важнейших местах рассматриваемого документа. Не случайно пребывание Хрущева в кабинете Сталина 2 марта ограничилось 5 минутами. Документ о госгранице был заранее проработан и процесс принятия окончательного решения был предельно кратким.

Добавим, что элементы перманентного режима проведения Политбюро сохранились при Брежневе и Горбачеве. Правда, в этот период проведение заседаний Политбюро ЦК КПСС осуществлялось в единый день - четверг (11 час утра). Однако вопросы на Политбюро поступали в Общий отдел ЦК КПСС постоянно, без ограничений.

Все поступившие вопросы включались зав. Общим отделом ЦК КПСС в «Перечень вопросов, вносимых на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС». Некоторые вопросы, требовавшие оперативного решения, или не требовавшие обсуждения, зав. Общим отделом, по согласованию с Генсеком (иной раз и самостоятельно), направлял членам Политбюро для ознакомления и принятия решения. Это процедура называлась «на голосование». Рассмотренные членами Политбюро материалы, с их мнением, пометками и подписью возвращались в Общий отдел ЦК КПСС, где на их основе готовилось решение Политбюро, которое включалось в протокол. Документы «особой папки» членам Политбюро для ознакомления и принятия решения развозили на спецмашинах два сотрудника Общего отдела ЦК КПСС Галкин и Фаддин.

Накануне заседания Политбюро, в среду вечером, зав. Общим отделом шел к Генеральному секретарю, который на основе «Перечня вопросов, вносимых на рассмотрение Политбюро» определял (простой галочкой) какие вопросы внести на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС. Таким образом формировалась повестка дня очередного заседания Политбюро.

Однако, и после того как повестка дня Политбюро была сформирована, вопросы на Политбюро продолжали поступать. Это, как правило, были вопросы государственной важности МИДа, КГБ и Минобороны, требовавшие неотложного решения. Генсек в таком случае давал команду включить их «за повестку». По свидетельству бывших сотрудников Общего отдела ЦК КПСС количество вопросов «за повесткой» нередко превышало количество вопросов, внесенных накануне в официальную повестку дня Политбюро.

Необходимо заметить, что при оформлении и регистрации решений Политбюро ЦК КПСС, принятых непосредственно на заседании, использовались арабские цифры, а решений, принятые «опросом» («голосованием») – римские. Как видим, никаких ограничений по срокам при внесении документов на рассмотрение Политбюро в сталинский период никогда не существовало. Поэтому повторимся, предварительная регистрация записки Берия в секретариате НКВД была лишена всякого смысла.

Сталин и Поскребышев.

Поскрёбышев, кремлевский цензор

О роли Поскрёбышева в организации работы Сталина необходимо сказать особо. Анализ цифровых копий 16 документов (предоставлены С.Стрыгиным), подписанных Берией и адресованных Сталину и Молотову, показал следующее. Все документы, в том числе и адресованные Молотову, прежде чем попасть к Сталину, прорабатывались его секретарем Поскрёбышевым. Он красным карандашом отмечал для Сталина наиболее важные места в документах, требующие решения. Основные числовые данные и места, требующие повышенного внимания, Поскребышев отмечал синим карандашом.

Например, записка Берии №5725/б от 23 декабря 1939 г. «О строительстве железнодорожной линии, соединяющей Кировскую железную дорогу с Северной», содержащая много предложений НКВД и цифровых данных, Поскребышев буквально исчеркал красным и синим карандашом. Это не случайно, так как вопрос строительства этой дороги в период советско-финской войны был стратегическим. И хотя эту записку Сталин так и не прочитал (как уже говорилось он доверял Поскрёбышеву и дал устное согласие, о чем написано в записке) Поскребышев досконально проработал эту записку.

В ряде случаев Поскребышев на страницах документа оставлял пометку в виде малой буквы «п». На некоторых документах, которые Сталин должен был внимательно прочитать, на первой странице, выше текста, Поскрёбышев писал красным карандашом «От т. Берия» (записки Берия за №657/б от 23 февраля 1940 г., №1021/б от 7 марта 1940 г., №3561/б от 6 сентября 1940 г.).

Политбюро 5 марта 1940 г.

Основываясь на вышеизложенном, постараемся выяснить, когда и как 5 марта 1940 г. проходило заседание Политбюро ЦК ВКП(б). В настоящее время официально считается, что 5 марта 1940 Политбюро приняло решения по 10 вопросам. Из них вопросов «особой папки» было рассмотрено два: о расстреле польских военнопленных и арестованных граждан (Прот. ПБ № 13. п. 144) и об изготовлении нового саркофага для тела В.И.Ленина (Прот. ПБ № 13. п. 145). Эти вопросы рассматривались на основании записок Берии, соответственно, №794/Б и №815/б.

Согласно тетрадям записи приема Берия был у Сталина только 27 февраля и 7 марта 1940 г. Он не участвовал в заседании Политбюро 5 марта и поэтому разговоры о том, что Берия лично принес на заседание Политбюро записку №794/Б лишены всяких оснований.

Надо иметь в виду, что после войны кабинет Берии находился в нескольких десятках метров от кабинета Сталина на одном и том же этаже, в том же коридоре. Мне доводилось бывать в этих кабинетах. В бывшем кабинете Сталина в 1990 г. сидел Пред. Совмина Н.Рыжков, а в бывшем кабинете Берии - вице-президент СССР Г.Янаев.

Но в 1940 г. Берия не был членом Политбюро и не мог претендовать на кабинет в Кремле. Поэтому он довольствовался кабинетом на Лубянке. Записку Сталину он мог либо привезти сам, либо направить в Кремль фельдпочтой. Время доставки корреспонденции с Лубянки в Кремль и обратно обычно составляло считанные минуты.

Дело с принятием решения Политбюро по военнопленным полякам, вероятно, обстояло так. 27 февраля 1940 г. Сталин вызвал Берия, выслушал ситуацию с польскими гражданами, находящимися в лагерях и тюрьмах, и дал указание подготовить записку с соответствующими предложениями НКВД. Были ли это предложения расстрелять всех поляков или только тех, на которых был компромат, пока остается невыясненным.

5 марта 1940 г. рабочий день Сталина начался после 20 часов. В эти дни Сталин был занят завершающим этапом советско-финской войны. Согласно записям приема в этот вечер Сталин приглашал к себе следующих партийных и военных деятелей:

Молотов (чл. ПБ) - 20.40-00.10

Ворошилов (чл. ПБ) – 20.45-00.10

Шапошников – 20.50 – 00.10

Павлов – 20.50 – 23.35

Василевский - 20.50 – 00.10

Кравченко – 22.15 – 23.35

Смушкевич - 22.15 – 23.35

Кузнецов – 23.00 – 23.35

Огольцов 22.15 – 23.35

Последние вышли в 00.10 час.

Надо полагать, что решение по записке №794/Б принималось в рабочем порядке тремя членами Политбюро: Сталиным, Ворошиловым и Молотовым в период с 20.45-00.10 час.

На записке Берии №794/Б от «_» марта 1940 г., считающейся подлинником постановления Политбюро ЦК ВКП(б), подпись Сталина стоит первой. Далее на этой записке расписались Ворошилов, Молотов и Микоян. Так как Микоян 5 марта не присутствовал у Сталина, он расписался позднее. Не будем касаться странной манеры, в которой были сделаны эти резолюции. Об этом говорилось достаточно.

На левом отступе записки сотрудница Общего отдела ЦК ВКП(б) Хряпкина написала «т. Калинин-за, т. Каганович-за», хотя они 5 марта в кабинете Сталина не появлялись. Их мнение было выяснено опросом.

Что же касается второго вопроса «особой папки» по поводу изготовления нового саркофага для Ленина, то записка №815/б от 2 марта 1940 г., на основе которой было принято решение Политбюро, была адресована Председателю Совнаркома СССР Молотову. Он начертал на ней резолюцию «за» и направил её секретарю Сталина Поскрёбышеву, который, как это было принято, проработал её и доложил Сталину. Сталин лично участвовал в комиссии, осматривавшей старый саркофаг Ленина, и хорошо знал суть дела. Поэтому он, удовлетворившись докладом Поскрёбышева, поручил тому оформить решение Политбюро опросом (Прот. ПБ № 13. п. 145).

Это подтверждается тем, что на записке Берии № 815/б помимо резолюции Молотова с резолюцией «да», на левом отступе записки присутствует запись фиолетовыми чернилами «т. Калинин – за», ниже, объединенные фигурной скобкой фамилии Сталина, Ворошилова, Кагановича с надписью «за», ещё ниже добавлено Микоян – «за».

         Вероятно, это был один из вариантов принятия решений Политбюро по тем вопросам, которые Сталин уже заранее проработал. Каким образом 5 марта 1940 г. осуществлялось принятие решений Политбюро по остальным 8 вопросам, установить не удалось. Вероятно, 5 марта днем Молотов проработал эти вопросы и согласился с необходимостью принять по ним решения Политбюро. Некоторые из этих вопросов, возможно, он сам согласовал со Сталиным и другими членами Политбюро (например, с Калининым). По остальным это осуществил Поскрёбышев.

Записка №794/Б

Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что времени в НКВД на подготовку записки №794/Б было более чем достаточно (с 27 февраля до 5 марта 1940 г.). Цейтнота не было, как не было необходимости датировать записку февралем, она могла быть зарегистрирована и датирована 5 марта. Главное, чтобы она была у Сталина вечером этого дня. Недисциплинированности Сталин не терпел.

Также абсолютно ясно, что при вышеизложенном порядке подготовки и проведения Политбюро не было никакой необходимости заранее резервировать февральский регистрационный номер для записки №794/Б. Как уже говорилось, записка могла быть датирована и 5 марта, если она в этот вечер попадала к Сталину.

Памятных пишет «Согласен с тем, что записка Берии была зарегистрирована 29 февраля 1940 года. Регистрируя ее, Берия или начальник секретариата НКВД С. С. Мамулов знали, что к предстоящему заседанию Политбюро ЦК ВКП(б) она будет дополнена свежими данными, а потому в последний день февраля на ней, на первой странице, было указано «... марта».

Памятных так и не объясняет, ПОЧЕМУ записку необходимо было зарегистрировать именно февралем. Ну, разве что прошел по НКВД слух, что в марте журнал регистрации закончится, а нового не дадут. Но это уже тема для анекдота.

Также не интересует Памятных то, что при регистрации записки были допущены две существенные ошибки. Во-первых, на записке отсутствовала конкретная дата. Во-вторых, записка, зарегистрированная февралем, была датирована мартом. Для начальника секретариата НКВД Мамулова эти две ошибки становились роковыми, так как выявление первой ошибки (отсутствие даты) неизбежно влекло выявление второй. Он. как опытный работник должен был это понимать. А Мамулов и в ус не дул. Как это объяснить? Недоумков, какими Памятных пытается представить работников секретариата Берии, в центральном аппарате НКВД не держали.

Выявление этих ошибок было практически неизбежным. Согласно отметкам на записке после секретариата НКВД её должны были читать минимум три человека – Берия, Поскрёбышев и Сталин. Возникает вопрос – могли ли они не заметить отсутствие даты?

Само по себе отсутствие даты не такое уж страшное преступление. Выявлены факты, когда Берия сам проставлял окончательные исходящие даты. Так, на записке №5725/б о строительстве железнодорожной линии исходящую дату «23 дек. 1939 г.», вероятно, проставил карандашом сам Берия, поскольку в секретариате НКВД дата и исходящий номер всегда ставились чернилами. В записке №5837/б Берия исправил дату «2?» (вторую цифру не удалось установить) на «30» декабря 1939 г. Рукой Берия красным карандашом вписана дата «29» февраля 1940 г. и в письме №793/б. Безусловно, отсутствующую дату на записке №794/Б Берия поставил бы непременно.

Бывшие работники ЦК КПСС отмечали, что при Брежневе нередко основой для принятия решения на Политбюро были черновики записок без даты и регистрации. В данном случае ситуация складывалась следующим образом. Некий министр приходил на прием к Л.Брежневу прозондировать какой-то важный вопрос. В ходе беседы выяснялось, что Генсек считает необходимым принятие незамедлительного решения по обсуждаемой проблемой. Брежнев предлагал оставить у него черновик записки, с которой пришёл министр, накладывал резолюцию и направлял в Общий отдел для оформления. Вероятно, нечто подобное было возможно и при Сталине. Однако здесь сомнения вызывает целый букет нарушений, связанных с принятием и оформлением решения Политбюро о судьбе польских военнопленных.

Продолжим анализ ситуации с запиской Берии. Известно, что документы на подпись руководству приносили и приносят, как правило, без даты. Ведь не всегда известно, когда они будут подписаны. Нередко документы находились у руководства (например, у Брежнева) по неделям, а некоторые так и не подписывались. И только после подписи руководителя, в секретариате имели право проставить дату и исходящий номер.

Однако сделаем допущение, представим, что текст записки №794/Б был заранее выверен и согласован с Берией и ему принесли на подпись зарегистрированный документ. Опять нестыковка. Берия должен был в курсе дела относительно предварительной регистрации записки февралем, а ему приносят мартовскую записку, да ещё и без даты.

Полагать, что Берия мог не заметить отсутствия даты в записке на имя Сталина, просто несерьезно. В вопросах оформления документов Берия слыл педантом. В какой-то мере это было обусловлено тем, что Берия какое то время учился в строительном ВУЗе, всерьез увлекался архитектурой и считал, что в нем пропал великий архитектор. Не случайно, за глаза Берия в НКВД называли «архитектором». Его наиболее известной работой является архитектурная композиция площади Гагарина в Москве (ранее площадь Калужской заставы).

Возникает вопрос, зачем Берии была необходима столь сложная процедура регистрации записки №794/Б? Напомним, что эту катавасию с регистрацией записки Памятных объясняет тем, записка «будет дополнена свежими данными, а потому в последний день февраля на ней, на первой странице, было указано «... марта». Эту фразу я прочитал несколько раз, но так и не понял «почему потому?». Скверно обстоят дела с логикой у нашего исследователя.

Не говоря уже о том, что все рассуждения Памятных разбивает в пух и прах всё тот же вопрос – ЗАЧЕМ надо было регистрировать записку февралем, если заранее было известно, что она будет направлена на Политбюро только в марте?

Более того, процедура регистрации записки №794/Б, которую так ярко нарисовал Памятных, содержит в себе признаки подлога документа особой государственной важности. Согласно официальной регистрации в НКВД, Сталину была направлена записка №794/Б от 29 февраля 1940 г. А фактически он получил записку №794/Б от «_» марта 1940 г., которую из НКВД формально не отправляли.

Не один нотариус, ни один суд не признают записку №794/Б от «_» марта 1940 г., с учетом данных её регистрации, достоверной. Представьте себе паспорт гражданина, в котором датой выдачи значится март, а в записях отдела внутренних дел указано, что этот паспорт выдан в феврале. Паспорт будет признан недействительным.

В этой связи проведем небольшой ЛИКБЕЗ. Регистрация документов была придумана и введена не для того, чтобы некто Памятных имел возможность поупражняться в своих «изысканиях». Регистрация, во-первых, позволяет систематизировать поток исходящих и входящих документов и облегчить их поиск. Во-вторых, благодаря регистрации можно проверить подлинность любого документа, путем сверки с копией, оставленной в папке исходящих документов. Это главное.

С формальной точки зрения записка №794/Б от «_» марта 1940 г. является подложным документом со всеми вытекающими последствиями. Мог ли Мамулов пойти на подобное и ЗАЧЕМ?

Допустим на этом настоял Берия. В таком случае Мамулов должен был уделить записке особое внимание, дабы не допустить в её оформлении недочетов, которые могли вызвать ненужный интерес в Кремле. Однако записка была направлена без даты - как бы специально для того, чтобы спровоцировать запрос Поскрёбышева в секретариат НКВД для уточнения даты регистрации. В итоге получается, что Мамулов всё делал для того, чтобы «подставиться»? Его спасло только то, что запрос из Кремля не состоялся. В этой связи возникает предположение, что, возможно, Поскребышев и Сталин получили записку №794/Б, датированную февралем и несколько иного содержания?

Напомним, что «исследователи» типа Памятных постоянно подчеркивают бесчеловечный характер сталинской системы, в которой оплошность или ошибка советского служащего нередко выдавалась за идеологическое вредительство и имела весьма печальные последствия. В то же время ошибок и неточностей, допущенных в сверхсекретных катынских документах особой важности из «закрытого пакета №1» более чем достаточно для того, чтобы задуматься, это случайность или…?

Возьмем, к примеру, выписку из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. Машинистка, печатая этот важнейший документ, допустила ошибку в исправлении, внесенном, как считается, лично Сталиным. В записке Берия Сталин синим карандашом зачеркнул фамилию Берия и после фамилии Меркулова вписал фамилию его зама Кобулова. Но машинистка в выписке напечатала не «Кобулов», а «Кабулов» и никто этого не заметил. Можно ли это объяснить небрежностью? И почему никто не обратил на это внимания? Ведь при Сталине и за меньшие ошибки наказывали.

Напомним, что выписки из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., хранившиеся в «закрытом пакете №1» фактически являются не официальными документами, а обычными информационными копиями. На выписке, адресованной Берия, которая по сути должна быть оригиналом, отсутствует печать ЦК ВКП(б) и подпись Сталина, или хотя бы его факсимиле. Если это официальная копия, то на ней должна быть печать Общего отдела, запись «Копия верна» и под ней подпись зав. Общим отделом ЦК ВКП(б).

На выписке, адресованной Шелепину, присутствуют просто невероятные для партийного делопроизводства ошибки. Дата принятия решения Политбюро 5 марта 1940 г. заменена датой её отправки Шелепину, т. е. 27 февраля 1959 г. В результате решение ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. превратилось в решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 27 февраля 1959 г.?! Копия этой выписки заверена печатью не ЦК ВКП(б), а ЦК КПСС. Фамилия Сталина допечатана на другой машинке.

Но самое главное в том, что на этих копиях выписок, которые якобы направлялись Берия (дважды) и Шелепину, отсутствуют подписи, подтверждающие, что с этими выписками знакомились именно Берия и Шелепин. Возможно, Берия и Шелепину направлялись другие копии, но тогда зачем в «закрытом пакете №1» хранятся эти копии? Все эти несуразности не имеют логического объяснения. В связи с чем возникает настоятельная необходимость подвергнуть вышеупомянутые выписки дополнительной экспертизе.

Однако вернемся к галиматье, придуманной Памятных по поводу предварительной регистрации и полистового перепечатывания записки №794/Б. Его логика породила удивительные перлы. Процитируем их: «Записка Берии была зарегистрирована в секретариате НКВД 29 февраля 1940 года, а затем, непосредственно перед заседанием Политбюро ЦК ВКП(б) 5 марта она была пополнена новыми данными - такая модификация записки привела к различию технических деталей текста на страницах 2, 3, 4 по сравнению со страницей 1. Более того, страницы 1, 2 и 3 печатались на одной машинке, а страница 4 - на другой (по-видимому, в самый последний момент перед заседанием ПБ ЦК 5 марта 1940 год)».

После прочтения опять возникают вопросы - Не проще ли было зарегистрировать записку 4 марта, ведь новые данные пришли 3 марта? Кто этому мешал? И надо ли было небольшую по объему записку перепечатывать по частям, если проще и быстрее было бы перепечатать её целиком?

С первым вопросом мы уже разобрались, поэтому остановимся на втором. В записке № 794/Б содержится 3453 знака с пробелами. На первой странице – 1083 знака с пробелами, на втором листе – 1091 знак с пробелами, на третьем листе – 986 знаков с пробелами, на четвертом листе – 293 знака с пробелами.

Даже начинающая машинистка после окончания курсов машинописи печатает не менее 250 знаков в минуту. Вероятно, перед войной на механических машинках эта скорость была ниже. Но старожилы говорят, что, машинисток, печатавших менее 200 знаков в минуту, в ЦК и НКВД на работу не брали. А в современном аппарате Госдумы не редкость операторы, печатающие 400 знаков в минуту.

Для справки. В настоящее время рекордсменом мира по машинописи является москвичка Лукина Элеонора Алексеевна с результатом 796 знаков в минуту.

Как видим, в любом случае перепечатывание всей записки №794/Б у опытной машинистки заняло бы не более 15 мин. Памятных утверждает, что листы записки перепечатывались в связи с уточнением данных о количестве польских военнопленных в лагерях. Кстати, эти уточненные данные отличались от данных на 29 февраля всего на 14 человек. Стоило ли из-за них перепечатывать записку, если в итоге указанные в записке предложения НКВД по расстрелу всё равно не совпали с реальным числом военнопленных и арестованных на 36 и 315 человек?!

Ну, а теперь наступило время повторного ЛИКБЕЗА для Памятных.

Профессиональная машинистка, получившая задание перепечатать срединный лист, просчитает, на какое количество знаков изменился текст, и для его совпадения с текстом следующей страницы будет варьировать величину отступов, бокового и нижнего. Однако утверждается, что в записке Берия менялись только цифры. В таком случае количество знаков на странице должно было остаться неизменным. Поэтому отступы также должны были остаться прежними. Но они изменились. Из этого следует, что также менялось содержание записки.

Перепечатка срединных листов связана с тем, что каждый раз необходимо рассчитать так, чтобы концовка предыдущей страницы совпала с началом следующей. Даже сейчас, с использованием компьютерного форматирования текста, это представляет определенную проблему. А на механических пишущих машинках такая процедура каждый раз требовала кропотливого подсчета общего количества символов на странице и виртуозной «подгонки» окончания последней строки с точностью до одного знака. Это уже не 5, и даже не 15 минут. Возникает вопрос – а не проще ли было перепечатать за 15 минут всю записку. Ясно одно, домыслы Памятных о причинах перепечатывания 2, 3 и 4 листа записки №794/Б, являются просто невежественным бредом. Образно говоря, Памятных предлагает лететь из Москвы в Сочи через Новосибирск. Долго и дорого.

Стенания же Памятных по поводу допущенной Стрыгиным и Шведом трехмиллиметровой погрешности при измерении величины отступов текста на страницах 1 и 4 напоминают «уточнения», весьма популярные в cвое время у средневековых схоластов - сколько чертей помещается на игольном ушке. Какая разница, сколько чертей, если и одного достаточно, чтобы испортить жизнь человеку! В нашем же случае главное то, что различные отступы текста на страницах «записки Берии №794/Б» позволяют утверждать – некоторые листы записки перепечатывались.

С большой степенью вероятности можно утверждать, что листы записки перепечатывались, не столько в связи с внесением уточненных количественных данных, сколько в связи с изменением содержания текста на 2 и 3 страницах.

Но остаются невыясненными вопросы, по чьему указанию и когда перепечатывались страницы записки? Чем было обусловлено именно полистовое перепечатывание? Ответа на них пока нет. Но вряд ли это делалось в секретариате НКВД. Объяснения Памятных по данному поводу просто примитивны.

Как видим, проблема трехмиллиметровой погрешности при измерении величины отступов текста на первой и четвертой страницах в споре о достоверности записки Берия является далеко не столь принципиальной, как её пытается представить Памятных, заявляя на этом основании о «жульничестве» и «недобросовестности» авторов исследования «Тайны Катыни» Стрыгина и Шведа.

Кто высек себя в этой ситуации, предоставим судить читателям.

Еще раз о Поскрёбышеве и записке №794/Б

Выше отмечалось, что Поскрёбышев внимательно прорабатывал каждый документ, предназначенный для Сталина и, соответственно, на Политбюро ЦК ВКП(б). Особое внимание при этом он уделял цифровым данным, содержащимся в документах.

Странно, что записка №794/Б с крайне важной информацией, касающейся судьбы 25.700 бывших польских граждан, содержит только одну отметку Поскрёбышева - «п» и один подчерк красным карандашом на 3 странице. Вызывает удивление, что Поскрёбышев не подчеркнул ни одного важного момента в этом документе, ни одной цифры, хотя в менее важных документах это присутствует.

Поскрёбышева абсолютно не заинтересовали противоречия в цифрах, указанных в записке №794/Б. Речь идет о том, что в пояснительной части записки указывается, что в лагерях НКВД содержится 14.736 военнопленных, а в тюрьмах - 10.685 арестованных поляков, а в резолютивной части предлагается расстрелять 14.700 военнопленных и 11.000 арестованных поляков.

Не обратил Поскрёбышев и на отсутствие даты на записке. Если, как говорят, он не хотел портить отношений с Берия, то позвонил бы в секретариат НКВД, уточнил дату регистрации и сам вписал бы её. Но этого нет. Возможно ли подобное, если Поскрёбышев работал с запиской №794/Б? Возникает предположение, возможно на Политбюро была отправлена иная записка №794/Б? Сегодня, после упомянутого заявления Ю.Н.Жуков, эта версия становится очевидной.

Необходимо отметить другой важный факт. Берия, как правило, во всех документах, адресованных Сталину или Молотову, писал «НКВД СССР считает необходимым…», но при этом обязательно просил принять решение или дать санкцию по предлагаемым мероприятиям: «Прошу Ваших указаний», или «Просим Вашей санкции», или «Прошу Ваших решений» и т.п.

Во всех исследованных документах такие просьбы присутствуют. Однако в записке Берия № 794/Б её нет. Следует отметить, что, за исключением записки № 794/Б, на всех исследованных документах НКВД, в левом верхнем углу записки проставлены инициалы машинисток НКВД СССР (ао, вс, ?и, ак, кв), печатавших документы.

Особо следует сказать о подписях членов ПБ. Подпись Сталина на документах исследуемого периода, как правило, состояла из слова «за», переходящего в букву «И», точки, похожей на вертикальную палочку и двух букв «Ст», оканчивающихся загогулиной. Однако на записке Берии Председателю СНК СССР Молотову № 657/б от 23 февраля 1940 г. Сталин расписался полностью - «за Сталин». Подписи членов ПБ Молотова, Ворошилова, Микояна на разных документах варьируются. Поэтому не специалистам акцентировать вопрос идентичности подписей на записках Берия бессмысленно.

Подпись Берия в отличие от подписей членов Политбюро Молотова, Микояна, Ворошилова на всех исследованных документах каллиграфична и практически всегда идентична. Она, как правило, находится правее и почти не захватывает наименование должности «народный комиссар внутренних дел». В записке №794/Б подпись Берия частично находится под наименованием должности «…их дел».

Однако, как уже отмечалось, все эти признаки носят двойственный характер и могут быть основанием только для настояния осуществить независимую официальную экспертизу, но не для утверждения о безусловной фальсификации записки.

Подведем итоги. Учитывая выявленные особенности подготовки и предоставления материалов на Политбюро и проведения заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) в 1939- 1940 гг. можно сделать следующие выводы.

1. Не существовало никаких объективных причин, обусловивших необходимость резервирования февральского регистрационного номера для записки Берии. Записка могла быть зарегистрирована в марте 1940 г., в день её отправления в Кремль.

2. Исследование практики работы с документами секретариатов Берия и Сталина в 1939 г. и 1940 г. позволяет с большой степенью уверенности утверждать, что записка, зарегистрированная февралем 1940 г., не могла быть оправлена на Политбюро с датировкой «март» 1940 г. и без конкретной даты.

Если допустить такую возможность, то записка без даты неизбежно должна была вызвать вопросы у секретаря Сталина Поскрёбышева, который без сомнения, постарался бы установить дату её регистрации.

3. Не удалось выявить ни одной важной причины, в силу которой возникла необходимость неоднократного полистового перепечатывания записки. Проще и быстрее было перепечатать записку целиком.

4. С большой степенью вероятности можно утверждать, что листы записки перепечатывались не столько в связи с внесением уточненных количественных данных, сколько в связи с изменением содержания текста на 2 и 3 страницах. Соответственно, особую важность приобретает определение датировки перепечатывания этих страниц записки и возможных авторов этой процедуры.

5. Нарушения в оформлении и ошибки в содержании записки №794/Б от «_» марта 1940 г. не поддаются логическому объяснению. Нельзя же согласиться с утверждением Памятных о том, что подобное в секретариате НКВД было в порядке вещей.

6. Рассуждения Памятных относительно причин нарушений при регистрации записки № 794/Б и её неоднократного полистового перепечатывания являются не более чем домыслами, обусловленными низким профессиональным уровнем исследователя и неспособностью извлекать информацию об исследуемых событиях из источников, не имеющих прямого отношения к исследуемой теме.

7. Выводы, изложенные в пунктах 2, 3 и 4 позволяют настоятельно требовать проведения дополнительной независимой экспертизы записки №794/Б от «_» марта 1940 г.

8. Учитывая заявление Ю.Жукова о существовании в начале 90-х годов в Архиве Президента РФ ксерокопии записки Берии, отпечатанной на одном листе с предложением расстрелять не 25 тысяч, а 2-3 тысячи пленных и арестованных поляков, требование проведения дополнительной экспертизы 4-х страничного варианта записки становится предельно настоятельным.

Уточнено и дополнено 10 апреля 2008 г.

Владислав Швед

Трупы расстрелянных поляков уложены в могилах так аккуратно, последовательность рядов соблюдается с такой удивительной для русского человека педантичностью, что трудно даже заподозрить, что это все сделали наши расстрельные команды. Невозможно поверить, что при нашей всегдашней расхлябанности... Только немцы могли столь упорядоченно захоронить расстрелянных поляков.

Далее читайте:

Катынь, "Катынское дело" - место и обстоятельства расстрела польских офицеров в 1941 г.

Владислав Швед (авторская страница).  

Швед В.Н. «Тайна Катыни». Москва. «Алгоритм». 2007. (Здесь публикуются отдельные материалы книги).

Мухин Ю. Антироссийская подлость. Научно-исторический анализ. Расследование фальсификации Катынского дела Польшей, Генеральной прокуратурой России с целью разжечь ненависть поляков к русским. Москва, Форум, Крымский мост, 2003.

Швед В.Н. Катынь ещё долго будет воспитывать из польской молодежи русофобов.

Швед В.Н. 52 вопроса о Катыни (в помощь интересующимся «Катынским делом»).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС