Андрей Тесля

2008 г.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Андрей Тесля

ФИЛОСОФСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ЛЕГИТИМНОСТИ

Говоря о современно состоянии «философии» или диагностируют ее «кризис», нередко допускается возможность существенной ошибки. Отчасти сам термин «философия» вводит в заблуждение – возникает представление о единой дисциплине, имеющей одну судьбу. Однако, например, большинство европейских философов игнорируют аналитическую философию (а многие с ней и прямо незнакомы). Разумеется, Витгенштейна читали – но прочитан он сквозь призму скорее философии языка да герменевтики. Сами временные ритмы континентальной и англосаксонской философии различны. Например, Канта они открыли только в XX в., а значительное его влияние на островную фундаментальную этику начинается по большому счету с 70-х годов. Прорыв контентальных философов в англосаксонскую был в 30-50 гг. (война, эмиграция - Карнап, Поппер и т.д.). Но он относится почти исключительно к континентальным позитивистам (4-5 поколения), которые изначально были ориентированы в свою очередь на традицию английского эмпиризма (в первую очередь в лице Юма) и от того сравнительно легко вошли в единое пространство. Напротив, для континентальной философии XX в. они остаются скорее маргиналами. Им на откуп дана логика, специфические области философии науки, отчасти теории систем и процессов. Да и в философии науки большим успехом на континенте пользуются гуманитарные прочтения - напр., Фуко.

Фуко, Делез, Гваттари, Эко, Хайдеггер, Гадамер и пр. - создается впечатление об универсальности их влияния. Но и это во многом иллюзия. Да, их известность, как сейчас говорят, «носит гобальный (в старину это обозначалось словом "всемирный") характер». Но качество, в котором они воспринимаются, различны. Для нас - равно Германии, Франции или России с Италией - они репрезентативные фигуры философии. В Англии, и в особенности США, их влияние преимущественно распространяется на филологические факультеты, они широко приняты среди литературоведов, популярны у историков и, отчасти, политологов. Но на большую часть собственно философских факультетов для них путь закрыт.

Показательно, что Коплстону в 60-е, вроде бы, годы, когда он опубликовал небольшую брошюру по экзистенциализму, пришлось особенно оговаривать для английской аудитории, что хотя взгляды излагаемых им авторов представятся на первый взгляд не имеющими никакого отношения к философии, туманными и отрывочными, скорее литературой, чем теорией, тем не менее им следует набраться терпения и поверить ему на слово, что и у экзистенциалистов есть интересные мысли.

Другими словами, единство философского пространства – весьма неопределенное. Если привычно говорить о неоформленности, спорности предметов как гуманитарных, так отчасти и естественных дисциплин, то их единство конституируется единством диалога, существующего между представителями данных дисциплин. «Физика – то, чем занимаются физики», и если однозначную дефиницию физики дать затруднительно, то между самим учеными существует относительный консенсус относительно принадлежности/чуждости данных вопросов или данных персоналий их дисциплине. В «философии» ситуация существенно иная – если воспользоваться терминами Бурдье, само «поле» дисциплины не оформлено; скорее, наличествует целый ряд «философий», некоторые из которых конституированы, одни ближе к другим, чем иные, но при этом между некоторыми из них (например, аналитической философией и неогегельянством) диалог возможен на том же уровне, что и между лингвистикой и химией.

Современное философское поле (в широком смысле) во многом определяется рубежным кризисом середины XIX века – завершением (возможно, логическим исчерпанием) классической философии и началом периода нон-классики, т.е. определяемого через негацию предшествующего, в разрывах с ним.

Рассмотрим в качестве примера ситуацию с философией истории – наиболее актуальной в тот период философской дисциплиной, призванная прояснить современность. Ко 2-й половине XIX в. она утрачивает (после Гегелевской всеохватной интерпретации) кредит доверия и фактически выпала из числа университетских дисциплин. Более того, в тот же период философию охватывает кризис самоидентификации. До конца XIX в. основные (и по современным для нас и для современников критериям) философские концепции выдвигаются за рамками официальной философской и, как правило, за пределами университетской среды. Например - Шопенгауэр, Маркс, Ницше, Кьеркегор. Университетская философия уходит либо в историю философии, либо в методологию. Соответственно, и те из философов, что принадлежат к университету, приходят зачастую не из философии – напр., Дильтей. Продолжение прежних «историософских штудий» в университете при таком раскладе и при явном соотнесении с этой дисциплиной невозможно - слишком сложно преодолеть сопротивление среды, сами подходы неопределенны плюс предубеждение - гарантированное отторжение. А потребность в подобном масштабном мышлении остается – из банального: «всякое наблюдение требует теории», «эмпирия сама по себе безмозгла». Необходимость проинтерпретировать общество («понять то общество, в котором мы живем») насущна. Кроме того, новое поколение зачастую «танцует» извне философии – и от этого часто наивна в своих суждениях (напр., Конт, отторгающий «философию», «метафизику», утверждающий, что надо «держаться только фактов» и создающий «метафизическую поэму»). Социология (та, теоретическая почти исключительно – эмпирическая социология, социометрика начинает функционировать только в XX веке) и обращается в обходной путь - вернуть старые темы под новым обличием (слишком часто, кстати, за счет теоретического обеднения).

К началу XX в. континентальная философия (имею в виду именно университетскую) начала выбираться из тотального кризиса. В первую очередь это мощное неокантианское движение (Марбург и Баден), придавшая ясность университетской дисциплине за счет сужения границ и умерения притязаний. Потом – близко родственное ему (и из него во многом растущее) феноменологическое движение, и последовавший немецкий экзистенциализм. Их популярность, по меньшей мере, отчасти, связаны с тем, что они возвращали философии привычный облик фундаментального знания, некоего проговаривания «предельных вопросов». [Неокантианство - особенно в своих средних представителях - тем и было слабо, что, возвращая философии некое пространство, оно фактически добивалось этого через превращение ее в «одну из дисциплин» – нечто очень близкое к методологии науки].

Затем - общий кризис 50-60. Во Франции он пришелся скорее на конец 60-х - 70-е. Тогда вновь стало непонятно, чем занимается философия. Феноменология распалась на массу направлений и настолько (по форме, как минимум) усложнилась, что стала недоступной для широкого восприятия. Экзистенциализм так и не обратился в нечто, могущее выступать с теоретическими притязаниями, почти сразу перейдя на уровень объекта теоретизирования.

Герменевтика – проект позднего Хайдеггера, Гадамера и Рикера – ситуацию принципиально не спасала, поскольку, с одной стороны, предметное поле оказывалось расплывчатым до неопределенности, а содержание высказываний - в так называемой философской герменевтике (претендующей быть онтологией) - не конкретизируемым или во всяком случае с трудом помещаемым в стандартное поле рациональной аргументации (благо трудно выявить смысл высказывания, чтобы его оспорить - каждое высказывание двоиться и без всяких вторичных герменевтических изысков).

Постмодерн оказался удобным общим ярлыком, когда предмет философии и ее статус окончательно ушли в неопределенность и основным занятием философии оказалась либо ре-/де-конструкция основания либо размышления о безоснованости и способах мыслить в безосновности. Более: всякое иное теоретизирование теперь уже скорее признается забвением философии – последнее есть то, что само для себя выступает проблемой (которая может развертываться на любом основании - основание здесь сменяется поводом). Это контурное представление, скорее переходящее в карикатуру - поскольку понимание философии как «мышления мышления» (определение, в России сформулированное Мамардашвилли и Пятигорским, но которое сознательно отсылает к Хайдеггеру и Гуссерлю, а отчасти подразумеваемо, отчасти и «логикой вещей», покрывает значительную часть попыток современной философии к самоопределению) - так вот, понимание философии как «мышления мышления» оказывается результативным, правда, особого рода – философ здесь неизбежно оказывается  неудачником, поскольку, подобно идеальной дескрипции Гуссерля, процесс не завершается никогда, а мышление не способно удерживать себя – и либо философ заведомо останавливается, зная, что тем самым он уже не-мыслит, либо впадает в иллюзию некой завершенности - и тем самым неизбежную неудачу превращает в фальсификацию.

В такой ситуации всякое конкретное и нацеленное на конкретное мышление не способно совпасть с рефлексируемой сферой философии. Если мысль нацелена на нечто законченное, конечное как таковое - в иллюзии некой «вещности», «бессмысленности» – то, следовательно, она уже вне философии. Если мы думаем (уже не «мыслим» в смысле Хайдеггера или Мамардашвили, а «придумываем», «рассчитываем», «выдумываем») о чем-то (мыслима только сама мысль, а не то, что вне нее - внешнее по природе своей немыслимо), то тогда получается политология, социология и т.д. и т.п.

Здесь показательно изменение статуса Хабермаса. Изначально - философ. Теперь - в справочнике "философ, политолог, социолог". Хотя занимается практически тем же самым. Произошел сдвиг, в котором самоозабоченная философия конституировалась как пространство неопределенности – и едва ли не любой современный философский текст делает сдвиг за пределы того, что сам философ готов назвать «пространством легитимности».

Статья предоставлена автором для публикации в ХРОНОСе.

Далее читайте:

Андрей Тесля (авторская страница).

Обсудить этот материал можно в ЖЖ автора - http://mestr81.livejournal.com/

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС