А. И. Яковлев

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

А. И. Яковлев

Воспоминания

Рукопись

(л. 45 об.)        

XI. Коллективизация сельского хозяйства.

Еще в 1927 и начале 1928 года в некоторых сельсоветах района, преимущественно Двинской группы, начали возникать машинные товарищества и ТОЗы.[35] Большую роль в их организации играло кредитное общество, через которое эти товарищества снабжались машинами: плугами, сепараторами, молотилками, веялками, сенокосилками, конными приводами, сортировальными машинами, боронами «Зиг-заг», конными жнейками, косами-литовками и т. д. В весну и лето 1929 года в районе было создано и числилось уже свыше тридцати машинных товариществ и ТОЗов. Осенью 1929 года в Холмовском сельсовете возникла первая в районе коммуна «Нива», а в начале 1930 года в деревне Овсянниковская Черевковского сельсовета, на землях, ранее принадлежавших богачам Гусевым и Заборскому, возникла коммуна «Красная поляна», вслед за ней в селе Ягрыш – «Ленинец», в Ляховском сельсовете – «Новый путь» и в Ракульском сельсовете – «Серп и молот».

Счетоводом финансово-налоговой части райисполкома я работал до июля месяца 1929 года, после чего был переведен на должность районного статистика с

(л. 46) зарплатой 40 рублей в месяц. Работа была интересная и многообразная. В то же время был корреспондентом ТАСС и КТА и посылал в их адрес ежедекадно льготно шифрованные телеграммы о состоянии посевов хлебов, видах на урожай, начале уборки и т. д.

В начале июня месяца 1929 года мать уехала с местными рыбаками в качестве «зуйка» на рыбный промысел на Мурманское побережье в становище Териберка, и мы с хозяйкой остались дома жить вдвоем. В августе месяце того же года родилась первая дочь, которую мы с женой назвали Ниной. После отъезда матери из дома все работы по хозяйству и уходу за скотом легли на плечи жены. Я же много помочь ей в работе не мог, так как ежедневно, кроме воскресенья, был привязан к работе в райисполкоме. Чтобы облегчить труд молодой хозяйки дома до приезда матери с Мурмана домой, пришлось для новорожденной дочери подыскать и нанять няньку.

Летом 1929 года крестьяне деревень Наумцево, Нижней Давыдовской и Большой Шадринской организовали машинное товарищество

(л. 46 об.) под названием «Красный луч», из членов которого к весне 1930 года возникла коммуна. Организаторами коммуны были Щипины и братья Подойницыны. По деревням ходили агитаторы и вербовали в коммуну бедняков и середняков, обещая им легкую и богатую в коммуне жизнь. Те середняки, которые упирались и не шли в коммуну, коммунарами из бедноты брались на заметку и впоследствии стали твердозаданцами или их хозяйства признавались кулацкими и через неимоверно высокие натуральные поставки сельхозпродуктов, обложение налогом и трудповинность в лесу и на сплаве раскулачивались. С организацией первичных сельскохозяйственных организаций и коммун постепенно сокращались частная торговля и развитые с 1925-30 годов торговцами и частными предпринимателями кустарно-ремесленные промыслы. Через смычку города с деревней на селе развивалась кооперативная торговля, через которую с рынка вытеснялся торговец-частник.

В начале 1930 года при райисполкоме был создан плановый отдел. Председателем и старшим экономистом райплана был утвержден Олешкевич А. Л., а я стал старшим статистиком. В мою обязанность входила концентрация всех показателей для составления экономического обзора района, поскольку мне была известна экономика района, (л. 47) территориальная обособленность каждого сельсовета, развитие местных промыслов и сельского хозяйства. Кроме этого, у меня сосредоточивались все данные ЗАГСа о естественном движении населения и материалы о расслоении хозяйств по группам, площадях пахотной и сенокосной земли, скота всех возрастов и лошадей.

Весной 1930 года с открытием навигации мать вторично уехала с местными рыбаками на рыбный промысел на Мурманское побережье в становище Териберка, и в семье вновь пришлось держать ту же девочку-няньку, чтобы облегчить труд хозяйки, на плечах которой полностью лежали работы по хозяйству и полевым работам. Меня, как местного служащего, члены организации коммуны «Красный луч» при каждой встрече агитировали вступить в члены коммуны, но я, ссылаясь на отсутствие рабочих рук в хозяйстве, вступать пока воздерживался. Часть хозяйств из нашей деревни (в основном служащие) и некоторые из смежных с ней стали поговаривать об организации в своей деревне новой коммуны. Создалась инициативная группа из девяти хозяйств с наличием в них пяти лошадей и одиннадцати голов рогатого скота, что не соответствовало по мощности для регистрации Устава колхоза. Летом до начала сенокоса в Черевкове в праздник был созван сельский сход по вопросу коллективизации

(л. 47 об.) с участием крестьян-домохозяев из Холмовского сельсовета, которые за неделю до этого вошли в члены промколхоза, созданного на базе ранее созданной транспортной и кожевенной артели «Смычка». На территории Холмовского сельсовета было создано три экономии (отделения), и ставился вопрос о расширении промколхоза за счет вовлечения в члены хозяйств из Черевковского сельсовета и выборах правления. На этом же собрании была проведена запись желающих вступить в члены. Наша инициативная группа вступила полностью, в том числе записался и я с женой. В короткий срок на территории Черевковского сельсовета было создано еще три экономии. Созвано собрание уполномоченных экономий и выбрано правление колхоза из пяти человек. Председателем был избран Зинин П. П., членами правления – Малков, Кузнецов В., Стрекаловский А. и Вяткин А. С. Промколхоз носил чисто производственный характер и имел отрасли: водный транспорт, кожевенное производство, мастерские по пошиву обуви и одежды. Обработка полей, уборка урожая каждой экономией производились самостоятельно теми силами и тяглом, какие в них имелись. Жали хлеб на полях вручную серпами, а травы в лугу косили вручную косами-горбушами. В нашей экономии имелась лишь ручная молотилка для обмолота хлеба, веялка, принадлежавшие Н. Д. Шаньгину, и это все.

(л. 48)  К сенокосу руководство промколхоза купило для нашей экономии конную сенокосилку, обращаться с которой еще никто не умел. Пробовали ею косить, но только порезали ноги председателю Зинину. Так она и простояла весь сенокос без дела. Учет труда каждого работающего был налажен плохо и неграмотно, с пропусками рабочих дней, особенно у женщин, что вызывало недовольство. Урожай хлеба в тот год в нашей экономии был хороший, также и сена. На заработанный трудодень приходилось по 8 кг хлеба и по 14 кг сена. В других же экономиях, особенно в Холмовской, значительно ниже. Видя это, правление промколхоза произвело поравнение урожая между экономиями, в результате чего чуть не половина урожая хлеба и сена была передана Холмовским экономиям, и на трудодень по нашей экономии причиталось по 4,5 кг хлеба и по 8 кг сена, чем члены н<ашей> эк<ономии> остались недовольны и стали поговаривать о выходе всей экономии из состава промколхоза и об организации самостоятельного колхоза. Мы, служащие деревни, и другие активисты: братья Стуковы, А. Д. Зноев и мой дядя А. А. Зноев поддержали это, и после годового отчетного собрания промколхоза в числе четырнадцати хозяйств вышли из членов, и к весне 1931 года организовали сельхозартель «Освобождение», в которую к началу ярового сева вошло еще пять хозяйств. Первым председателем колхоза был избран И. М. Торопов.

(л. 48 об.) В 1930 году и начале 1931 года в районе происходила коренная ломка деревни, средним крестьянским хозяйствам, не спешившим вступать в коммуны и колхозы, давали твердые задания, а более зажиточные по кляузам и нагнету бедноты окулачивались, за чрезмерно налагаемые поставки и налоги у них изымались скот, постройки, имущество. Еще в бытность в промколхозе член нашей экономии А. Д. Зноев по нагнету бедноты за его красноречие, прямоту и активность в делах был исключен из членов промколхоза и признан кулаком, тогда как в его хозяйстве имелись лишь одна коровенка и старая лошадь-кляча, еле переставлявшая ноги. Хозяйству моего тестя (кузнеца), имевшего семью одиннадцать человек, было дано твердое задание за то, что он необдуманно поспешил войти в коммуну «Красный луч»,  а пробыв в ней около года, вышел из нее. Коммуна при выходе из нее отобрала кузницу, лошадь, корову и более половины хлеба, что хозяйство имело до вступления в коммуну, а сам хозяин-старик с твердым заданием был направлен на лесозаготовки, так как в семье кроме хозяйки с малолетними детьми никого больше не было. Сельская беднота активизировалась и редкий день не заседала группа бедноты, готовя кляузные материалы на среднекрестьянские хозяйства для вывода их в кулаки или твердозаданцы. Я в эти годы был членом сельсовета и был хорошо

(л. 49) осведомлен о всех проходивших здесь делах.

XII.Хозяйственные трудности и новая работа.

Работая старшим статистиком райплана, я, не приходя домой после окончания занятий, оставался работать в райисполкоме вечерами, чтобы приработать для семьи денег. Брал в налоговой части выписку окладных листов плательщикам ЕСХН,[36] открывал им лицевые счета и составлял итоговые данные облагаемых объектов по сельсоветам, домой приходил в десять–одиннадцать часов вечера.

Дорога проходила мимо сельсовета, переведенного в дом окулаченного отца и моего братана в деревне Шалаевской. Вечером на Новый 1931 год я шел с вечерней работы мимо, где в это время топилась печь, а ночью возник пожар. Здание сельсовета сгорело до основания, спасти документы и имущество не удалось, так как пожарные машиы из-за отдаленности воды при морозе бездействовали. Оказалось, что пожар произошел из-за того, что накануне были изъяты постели и вещи у вновь окулаченного хозяйства И. И.Кузнецова и свалены в помещение сельсовета около сильно натопленной печи, от которой они и загорелись.

После пожара мне, как и другим членам сельсовета, пришлось целую неделю ходить по деревням, составлять списки населения, наличия в каждом хозяйстве скота

(л. 49 об.) и по наличию ранее выданных сельсоветом справок и других имеющихся документов устанавливать год и месяц рождения каждого члена семьи. На основании собранных данных сельсовет закладывал в алфавитном порядке по деревням хозяйственные книги (составлял алфавит мой сосед И. Е. Спиридонов). После окончания этой работы по решению райпрофсовета я был послан на месяц в Ракульский сельсовет по переписи неграмотных и малограмотных и на лесопункт «Заруба» для проведения политмассовой работы среди лесорубов. Возвращаясь с лесопункта домой и будучи вечером в Семеновском сельсовете, где был установлен радиоприемник, я услышал речь Сталина о перегибах в коллективизации сельского хозяйства и насильственном загоне в коммуны населения. Бывшие со мной у радиоприемника местные жители, члены организованной коммуны имени Сталина председатель сельсовета Смольников Е. С. и секретарь Е. Лукошков, слушая передачу, только вздыхали и пожимали плечами, а когда окончилась передача, сразу же ушли в правление коммуны, чтобы собрать и провести собрание, несмотря на позднее время.

Проезжая мимо Ракулки, я видел, что среди жителей стоит шум и паника, женщины ведут на поводках домой упирающихся коров и телок, а мужики, кто в поводу, а кто в запряжке в сани (дровни) – лошадей.

(л. 50)  На следующий день, придя на работу, я узнал, что еще накануне райисполкомом была получена газета «Советская мысль» со статьей Сталина «Головокружение от успехов» о перегибах в коллективизации.[37] Состоялось внеочередное заседание райкома партии и райисполкома, и весь партийный актив сразу же после заседания был послан в сельсоветы для разъяснения в колхозах статьи Сталина и предотвращения выхода из членства. К этому времени в районе было уже создано шестнадцать коммун и до десятка колхозов с уставом сельхозартели. Поступавшие с мест данные говорили, что в существовавших коммунах с получением статьи везде царил полный хаос и паника. Помимо выхода из членства, увода обобществленного скота, начался массовый прирез скота, преимущественно молодняка, и это явление якобы считалось делом агитации кулаков и подкулачников, а не по причине допущенных перегибов при организации колхозов. В течение двух-трех недель в районе происходила коренная перестройка в коллективизации. На базе существовавших коммун организовывались сельхозартели и возникали новые, более мелкие. В результате чего весной 1931 года в районе уже не существовало ни одной коммуны, а насчитывалось свыше 50 мелких сельхозартелей. С размахом коллективизации на местах шла борьба с середняцко-зажиточной частью деревни, выявлялись новые хозяйства кулаков и твердозаданцев.

(л. 50 об.) Был запрещен всякий прирез рогатого скота, находившегося в личном пользовании населения. В нашем колхозе «Освобождение» особых перемен в этот период не произошло, кроме как были возвращены старым владельцам ранее обобществленные скотские дворы, амбары, овины и лишние головы рогатого скота.

Перед весенним севом, после праздника 1 мая мне предоставили двухнедельный трудовой отпуск с тем, чтобы в этот период прибрать к месту приплавленнный по реке Лудонге из Фомина заготовленный лес на крышу, нанять пилильщиков и распилить его на доски да помочь хозяйке, которая работала на разных работах в колхозе одна. Нанятые пилильщики лес быстро распилили на берегу речки у дорожного вала под деревней Шашовы, а когда тес подсох, муж сестры вывез его на усадьбу. Явившись после отпуска на работу в райплан, зампредРИКа, заврайфо П. П. Агеев мне сказал, чтобы я передал свои дела вновь назначенному на мою должность бывшему секретарю Холмовского сельсовета А. И. Власову, а я перевожусь к нему в райфо на должность помощника налогового инспектора со ставкой зарплаты 180 рублей в месяц. Должность налогового инспектора исполнял И. П. Ананьин, а должность, на которую я переводился, выполнял П. И. Мигалкин, который утвержден секретарем райисполкома вместо выбывшего на учебу А. Ф. Подойницына. Возражать против перевода не пришлось, и я, сдав дела Власову, на следующий день приступил к новой работе. Моя основная работа заключалась в даче ответов по жалобам налогоплательщиков,

(л. 51) рассматриваемых заведующим райфо и инспектором, и ведение всего делопроизводства инспекции. Кроме этого, я был утвержден райисполкомом секретарем р<айонной> н<алоговой> комиссии для ведения протоколов заседаний и рассылке ее решений по жалобам кулацких хозяйств на индивидуальное их обложение сельхозналогом. Работа была для меня новая и первое время трудная, но с помощью товарища Ананьина и, особенно, заведующего райфо товарища Агеева я с ней быстро освоился. С Ананьиным мне пришлось работать недолго. В сентябре того же года он был переведен на должность управляющего раймаслопромом, и я остался работать один. С октября месяца я был утвержден в должности налогового инспектора со ставкой зарплаты 225 рублей в месяц, а инспектором по прямым налогам приехал работать из Великого Устюга Г. А. Кудрявцев. В декабре месяце была получена директива из края о единовременном налоге с населения с применением внутри района дифференцированных ставок обложения в зависимости от экономики каждого сельсовета и отдельного населенного пункта. Помню, получив директиву, мы с товарищем Агеевым до полуночи сидели над установлением ставок налога по каждому сельсовету и отдельным деревням, не выходя из рамок ставки, установленной краем району. В полночь был созван внеочередной исполком, после которого во все сельсоветы были направлены с материалами проинструктированные нарочные.

(л. 51 об.) Следует добавить, что еще к 1 октября 1931 года был упразднен Красноборский район, из состава которого к нашему району были присоединены Шиловский, Пермогорский, Кулижский и Новошинский сельсоветы. После заседания райисполкома я с материалами о единовременном налоге был направлен нарочным в Холмовский, Шиловский, Кулижский, Новошинский, Синицкий сельсоветы. Объехав эти сельсоветы и дав соответствующие инструктажи председателям и секретарям о срочном составлении списков плательщиков, начислении налога, выписке извещений на уплату, сборе средств и предоставлении материалов для проверки в райисполком, я вечером следующего дня, покрыв на сменных лошадях расстояние в оба конца свыше ста километров, вернулся домой, когда семья уже спала. В конце того же года местной РКИ,[38] возглавляемой Напалковым и Скрябиной, в районе проводилась чистка советского аппарата от чуждого Советской власти элемента. Чистка проходила в селе в помещении клуба в присутствии большой публики. Не знаю, по чьему злому умыслу или возможно, я кому-то не понравился, работая в налоговом аппарате райисполкома, как простой местный житель из крестьян, меня также подвергли чистке по мотивам, данным комиссии, что

(л. 52) я женился на дочери кулака и имею связь с кулачеством. На чистке я отверг эту кляузу, не подтвердила это и присутствующая общественность в клубе. Комиссия вынесла мне выговор с записью в трудовом списке «за слабое проведение хоз<яйственно-> полит<ических> кампаний», чем я был недоволен. Состоя ряд лет членом сельсовета и будучи в его активе не из последних, я взял в сельсовете отзыв о своей работе и представил его председателю комиссии по чистке товарищу Скрябиной. Незаконно вынесенный выговор был снят.

В январе 1932 года моя семья пополнилась рождением второй дочери, которую мы назвали Лидией.

В районе борьба с кулачеством не прекращалась, в райфинотдел все еще поступали из сельсоветов материалы на вновь выявленных кулаков для индивидуального обложения сельхозналогом, частью сфабрикованные по наслышкам и необоснованные. Приходилось часто выезжать в сельсоветы, проверять действительность кулацких признаков на месте и после этого выносить на РНК[39] те или иные решения с последующим утверждением их райисполкомом. К концу 1932 года в районе было окулачено 252 хозяйства, жалоб от которых в разные инстанции вплоть до ВЦИК скапливались горы.

(л. 52 об.) Ответы на каждую жалобу надо было своевременно давать в письменном виде, помня, что за каждой жалобой стоит и ждет живой человек, пусть он и кулак. Так что мне работы всегда было много, и о домашних делах много думать и делать что-либо не приходилось. Кроме этой работы основная работа была финансы и борьба за финплан. Для усиления сбора средств, особенно налогов и взносов по подписке на госзаймы с населения, часто приходилось выезжать в сельсоветы и проводить работу по усилению сбора средств с тем, чтобы району среди других районов края не быть в числе отстающих.  

По итогам работы в 1932 году райфинотделу была присуждена союзная премия: легковая автомашина производства американской фирмы Форда стоимостью 7 тысяч рублей и деньгами 3 тысячи рублей. Машину сразу же по получению забрали себе райком партии и райисполком, а райфинотдел и его аппарат остались не при чем. Разъезжали на ней со своим шофером в командировки только работники райкома и заведующие отделами райисполкома, а нас, инспекторов, считали «мелкой сошкой» и подвезти на заработанной машине даже в ближнюю командировку в Двинские сельсоветы не считали нужным. Мол, ходите пешком, как ходили раньше.

(л. 53) Распределение денежной премии между работниками райфинотдела производил райисполком, а не администрация райфо совместно с профорганизацией. Поэтому львиная доля премии досталась в первую очередь трем секретарям райкома партии, председателю райисполкома и его заместителю в размере месячного оклада зарплаты. Премию в размере месячной зарплаты получил и заведующий райфо П. П. Агеев, и благодаря его настойчивости ему удалось вырвать 1000 рублей для премирования своего аппарата в количестве 32 человек. На часть премиальных средств товарищ Агеев достал из спецфонда райисполкома кусок полушерстяной клетчатой ткани и кусок ситца, так как в то время еще существовала карточная система на продовольственные  и промышленные товары. Достать что-либо для пошива одежды и белья было очень трудно. Из клетчатого материала товарищ Агеев сделал заказ мастерской артели инвалидов на пошив толстовок для инспекторов райфо, а из ситца бельевых рубашек. Все работники не были оставлены без премии. Каждый получил по своим способностям. Не оставлены были и работники страховой инспекции и сберкассы. Я был премирован толстовкой, рубашкой и 50 рублями денег. Толстовку носил много лет.

(л. 53 об.)       По итогам работы за второй квартал 1933 года наш район занял первое место в области, и ему была присуждена премия в сумме 3 тысяч рублей, а заведующий райфо товарищ Агеев был премирован месячной путевкой на курорт и денежной премией в размере месячной зарплаты. Я в то время получал зарплату 210 рублей в месяц и <как> один из первых ведущих инспекторов массовых платежей получил премию в сумме 200 рублей.

Работы было много, приходилось все время работать и вечерами, были еще и общественные нагрузки, так что о трудовом отпуске не могло быть и речи. Особенно в летнее время, чтобы помочь в чем-либо семье. Заврайфо, вернувшись с курорта, работал не долго. В начале октября месяца был переведен в Коми АССР, где работал много лет на финансовой работе и последнее время якобы был в должности заместителя наркома финансов республики, но связи с сослуживцами в Черевкове держал долгое время. Финансовые работники, в том числе и я, очень уважали его за простоту и отзывчивость. На его должность областью был

(л. 54) направлен М. Е. Третьяков, с которым мне пришлось поработать лишь до сентября месяца 1934 года. Не получая отпуска свыше двух лет, я через РИК добился двухмесячного трудового отпуска и в сентябре 1934 года выехал в гости к сестре и зятю в город Мурманск, где пришлось прожить зиму и вернуться домой лишь в июне 1935 года. Пробыв в гостях у сестры полтора месяца, я в начале октября думал выехать домой. Но с 1 октября 1934 года по постановлению правительства была отменена карточная система на продовольственные товары, вследствие чего многосемейные люди ринулись выехать домой, запрудив за билетами речной и железнодорожный вокзалы, и достать билет на выезд морем или по железной дороге в скором времени было невозможно. Я целую неделю слонялся в очереди на морском вокзале, чтобы достать билет на последний рейд парохода, идущего в Архангельск, но так ничего и не добился. Три дня ездил на железнодорожный вокзал, а там дело с достачей билета еще хуже. На все махнув рукой, подал телеграмму домой и в райфинотдел, что застрял и на работу не вернусь, после чего стал подыскивать работу.

(л. 54 об.) Кое-куда ходили с зятем, но подходящей работы не нашли. По совету и протекции зятя устроился на работу весовщиком в его бригаду на посол <на> заводе «Мурманрыбы» на ставку зарплаты 140 рублей в месяц. Ходили вместе на работу, так и прошла зима. Был очень большой улов селедки. Три месяца работали без выходных, по 16 часов в сутки. Наступила весна, завал с селедкой прекратился. Нашлись земляки, собиравшиеся ехать домой, собиралась ехать домой и сестра с двумя детьми, так что и я стал собираться ехать.

Познакомившись кое с кем, мне предлагали хорошие работы в завкоме, во дворце труда, но я ведь приехал-то не за длинными рублями, а случайно пришлось побыть и поработать, чтобы не быть нахлебником зятю и сестре, у которых проживал. Вернувшись домой с сестрой и своим соседом, мне долго отдыхать не пришлось. В скором времени мне нашлась работа в Черевкове, о которой мне сообщил по прибытию в Архангельск бывший секретарь райисполкома В. П. Корнаков. Эту работу он временно выполнял до своего выезда

(л. 55) в Архангельск по какому-то судебному делу.

XIII. Опять дома. На новой работе.

В период моего проживания в Мурманске по решению Архангельского крайисполкома в Черевкове был организован филиал Архангельского треста малого рыболовства по освоению внутренних водоемов по добыче рыбы в Северной Двине, ее полоях и озерах на луговых угодьях. Трестом куплен дом моего шурина (брата жены) Стукова В. П., перевезен и построен в Черевкове на берегу озера Катище, в котором поместилась районная контора треста. Заведующим вновь открытой конторы руководством треста был послан тридцатилетний Чураков А. Ф., уроженец Приморского района, приняты на работу заведующий складом и техничка. Не был еще подобран в утвержденный штат работников инструктор по рыбодобыче. На должность бухгалтера был взят с санкции райОГПУ из административно высланных в район москвич некто Н. Н. Белов. Хотя контора самостоятельного баланса не имела и состояла на подотчете у треста, все местные рыбаки, работавшие по заключенным до этого договорам по сдаче вылавливаемой ими в водоемах рыбы с райпотребсоюзом и ОРСом[40] леспромхоза, до наступления весенней путины 1935 года по решению райисполкома были переданы в ведение вновь открытой

(л. 55 об.) конторы треста, и контора была обязана всю вылавливаемую рыбу сдавать в торгующую сеть этих организаций на двухсторонних договорных обязательствах. Рыботоварных ферм организовано при колхозах не было. Бригады из трех–четырех человек укомплектовывались из местных рыбаков-одиночек и находились в границах района в сельсоветах, территориально расположенных по обоим берегам Северной Двины до границы Верхнетоемского района. Всего было передано двадцать восемь рыбаков с числом семи бригад. Лов рыбы производился с весеннего половодья до Нового года своими орудиями лова (неводами, фитилями,[41] мордами,[42] запорами[43] и самоловами по улову стерляди в летний период). Места постоянного лова за бригадами закреплены не были, неводами рыбу ловили, кто где хотел, вблизи своего местожительства, лишь по своей договоренности бригады распределяли между собой луговые фитильные места для лова рыбы в весеннее половодье да запорные места в мелких луговых озерах, речках, полоях и логах. В период лета (июнь–август) большинство рыбаков производили лов стерляди в Северной Двине самоловами, да ловили ее все бакенщики-одиночки.

После ледостава бригады приступали к лову миноги мордами в Северной Двине и полоях, подыскивая стремнины и перекаты без крупных торосов льда. Миногу ловили преимущественно в декабре, а в зимние месяцы (январь-март) молодые трудоспособные (л. 56) рыбаки уходили на лесозаготовки, оставались дома на подготовке орудий лова к весне лишь престарелые, и лов рыбы в этот период не производился, так как неводный и сетный лов подо льдом реки и озер привит не был и считался трудоемким.

Для организации лова рыбы, усовершенствования орудий лова, внедрения передового опыта работы и контроля за работой рыбаков в рыболовецкий сезон трестом и была предусмотрена штатная должность инструктора рыбопромысла. Вот на эту-то должность меня и порекомендовал товарищ Корнаков, возвратившись из поездки в Архангельск. Будучи еще без работы, познакомившись с заведующим конторой Чураковым и предстоящей работой, я дал согласие и с 1 июля приступил к работе. Побывав во многих бригадах рыбаков и познакомившись с ними, сделал для себя вывод, что работы непочатый край, надо внедрять новый метод лова, больше стремиться на вылов крупной рыбы и ценных пород, как-то: стерлядь, лещ, минога. А для этого необходимо снабжение рыбаков сетеснастями, вспомогательными материалами, спецодеждой, обувью, закрепление за бригадами постоянных водоемов и мест лова рыбы, а главное, очистка тоневых мест лова от топляков и сохранение молоди рыб в период весеннего нереста.

(л. 56 об.)       Новая контора и ее небольшой аппарат помещались в не полностью отстроенном доме, в одной небольшой комнате, в которой за перегородкой помещалась и техничка. Полностью оборудован лишь склад для сетематериалов да сбоку пристроено помещение для приемки поступавшей от рыбаков рыбы, даже не был оборудован ледник. Передняя часть дома, где должна помещаться сама контора, еще отстраивалась. Были настланы полы, потолки, окосячивались окна, рам и печек еще не было. Работа по достройке двигалась медленно наемными плотниками из спецпереселенцев. Собственного транспорта, кроме одной лодки, не было. Для поездок к рыбакам и перевозки от них рыбы нанимались с лошадьми частные лица из тех же спецпереселенцев, имевшие для перевозок грузов своих лошадей. Так прошел с разными делами 1935 год.

В первом квартале 1936 года мне пришлось по нарядам райисполкома на рабочую силу ходить по деревням и заключать с рыбаками новые договоры на вылов рыбы, так как договоры заключались только до Нового года. Приходилось за каждого рыбака, пусть это старый, раньше состоявший в бригаде, бороться, так как колхозы ввиду недостатка рабочих рук боролись за

(л. 57) каждого человека и неохотно отпускали на рыболовство, так как по существу им никакой выгоды от этого не было. Принимать и создавать рыботоварную ферму в колхозе, чтобы приобретать орудия лова и производить оплату труда трудоднями с выловленной рыбы, колхозы никак не соглашались, считая это дело невыгодным. Рыбак же, заключивший договор, ловил рыбу своими орудиями лова и получал за сданную рыбу наличными деньгами, а если нуждался в сетематериалах, обуви или спецодежде, то контора рыбтреста снабжала его в счет расчетов под вылов рыбы. Фактически рыбак ловил рыбу и продавал ее по заготовительным ценам, а контора рыбтреста скупала, сдавая ее торговым организациям по оптовым ценам или часть продавала в розницу по розничным ценам.

В апреле месяце 1936 года с санкции крайисполкома Красноборский райисполком, так же как и Черевковский, передал в распоряжение конторы двадцать рыбаков райпотребсоюза и ОРСа леспромхоза с планом вылова рыбы 200 центнеров. Таким образом, Черевковская контора стала межрайонной с годовым планом вылова рыбы 500 центнеров. С организацией рыбодобычи в Красноборском районе в селе Красноборск был открыт приемный пункт,

(л. 57 об.)подыскан склад для приема рыбы от рыбаков, принят приемщик и открыт счет в Госбанке для сдачи выручки от продаваемой рыбы. Рыбаки ловили рыбу так же своими орудиями, как и в Черевковском районе. Рыботоварных ферм тоже не было, хотя в небольшом колхозе «Кичайкино» из двадцати четырех хозяйств рыбаков-специалистов сетного и неводного лова было восемнадцать человек, но работало по договору всего шесть. Остальные работали в колхозе и лишь в свободное время занимались любительским ловом. Ловом стерляди в летний период и миноги зимой никто не занимался, и это необходимо было внедрять.

Проработав в должности инструктора рыбодобычи ровно год,  убедился, что работать по старинке и ловить мало – это не в интересах конторы и треста, надо перестраивать всю работу по рыбодобыче на новый лад, а для этого нужна база, транспортные средства, усовершенствование орудий лова и т. д., чего пока не было. Все мои мысли по перестройке способов лова и планы на большое будущее внезапно изменились. В июле 1936 года заведующего конторой Чуракова призвали

(л. 58) в Вологду на военную переподготовку сроком на три месяца, и дела конторы, как его заместителю, пришлось принять мне: продолжать достройку конторы, подбирать кадры работников и т. д. С кадрами было плохо, с должностью инструктора не везло, попадали люди, не знающие дела, или пьяницы, которых нужно менять. Трест, кроме посылки сетей и вспомогательных материалов, ничем не помогал, а если и посылал в командировки кое-кого из своего аппарата на несколько дней, то пользы от этого мало: поговорят, посмотрят обстановку, попьянствуют с рыбаками и уедут. Чураков, зная, что контора передана в надежные руки, и я, как местный житель, никуда не уеду, после переподготовки на работу в контору не вернулся, и как выяснилось впоследствии, поставив в известность руководство треста, с его согласия перешел на работу в речной транспорт на должность начальника лесобиржи «Абрамково».

Осенью 1936 года меня вызвали в трест на совещание, где я и был утвержден заведующим межрайонной конторой. В тресте я получил ряд новых указаний и неотложных дел. Наряду с дооборудованием здания конторы необходимо тщательно  готовиться к лову миноги, весной приступить к постройке цеха для ее обработки в будущем, постройке садков для хранения стерляди к

(л. 58 об.) летнему сезону 1937 года и маленькой живорыбки[44] для сбора ее у рыбаков. Трест обещал весной снабдить контору катером для транспортировки рыбы и живорыбки, построить две и послать конторе пару больших живорыбок для отправки стерляди в Архангельск или покупателям по его указанию.

Возвратившись с совещания, я сразу же дал распоряжение бригадам рыбаков в селе о своевременной и тщательной подготовке к лову миноги, спустив каждой бригаде план вылова и необходимого количества морд и материалов для лова. В результате своевременной подготовки выхода рыбаков на лов план вылова миноги был перевыполнен вдвое: 126 центнеров вместо 60. Продав в свежемороженом виде Котласской конторе Севдвинторга 50 центнеров, остальную реализовали на месте по договорам торговым организациям.

Уровень воды в половодье весной 1937 года бы высокий, весь луг затопило, и бригады рыбаков как в Черевковском, так и в Красноборском районе, воспользовавшись этим, сетями и фитилями выловили в половодье одного леща свыше 180 центнеров. Это небывалое явление в прошлые годы. До полного спада воды по договоренности с трестом была перекрыта сетями Тимошинская курья шириной 112 метров, в результате чего было выловлено до 60 центнеров всякой рыбы. Был организован приемный пункт с ледником в Тимошине и Коптелове.

(л. 59) Весной трест направил для стерляди большую живорыбку и двенадцатисильный катер для сбора и транспортировки рыбы от рыбаков. Для лова стерляди помимо своих рыбаков были охвачены сезонными договорами бакенщики и любители. Посланный трестом катер «Двинской рыбак» использовался мало, так как двигатель был изношен и не поддавался ремонту, ввиду чего его пришлось возвратить тресту. За летний период было выловлено 19 центнеров стерляди, которая и была в двух живорыбках отправлена за пароходами в Архангельск в адрес треста в живом виде. Еще весной был куплен перед дома соседки и перевезен под Черевково за озеро Катище, и, не дожидаясь осени, приступили к постройке коптильного цеха для жарения миноги. Сделан заказ в Цивозеро на изготовление ста штук драночных коробов емкостью 50 кг для мороженой миноги, найдены мастера в Холмове на изготовление мелкой спецтары (ушатиков) емкостью 30 кг для жареной миноги. Эту подготовку делали заранее, чтобы массовый улов миноги не застал врасплох. Осенью помещение для обжарки миноги, хотя маленькое и примитивное, было оборудовано, сложена большая обжарочная печь и щиток с котлом для варки специй и тузлука (маринада). Подобраны для работы женщины, а мастера по обработке обещал прислать трест.

Лов миноги начался в начале декабря и довольно удачный – за одну декаду было принято от рыбаков 87 центнеров. Но наступила оттепель, сохранить ее было трудно, пришлось срочно принимать меры по выколке тонкого слоя льда, застилке им пола рыбного склада, устройству засеков и искусственной заморозке продукции во избежание ее окровавленности и порчи. Правда, порча продукции от потайки и складки ее в чердаки из-за недостатка тары была, но и не превышала одного-двух процентов к принятой рыбе в оттепель. Пропускная способность печи при двухсменной эксплуатации составляла лишь 200-220 кг, что крайне недостаточно.

(л. 59 об.) В декабре 1937 года было выловлено миноги 187 центнеров вместо 100 центнеров, и общий вылов рыбы по конторе за год составил 705 центнеров вместо 500 по плану. Зная по сводкам общее количество выловленной миноги и не зная пропускную способность печи по ее обработке, трест без ведома конторы, руководимой мною, заключил от имени конторы договор с московским ТПО[45] НКВД на поставку в срок до 15 марта миноги в жареном виде в количестве 12 тонн. Об этом договоре мне стало известно от представителя ТПО, приехавшего познакомиться с процессом обработки и будет ли выполнен договор в срок. Об абсурдности договора и причинах его невыполнения в срок я написал в трест, слагая всякую ответственность с себя за его последствия, просил помочь в обработке и направить кого-либо из специалистов разобраться во всех делах. Представитель ТПО, узнав, что договор заключен трестом без моего ведома и производство обработки ведется кустарным способом без какой-либо механизации, уехал недовольный. Для производства расчетов с рыбаками за вылов миноги, изготовление тары (бочонков и корзин) необходимы были средства, а их на счету конторы не было. Одному рыбаку Кремлеву Ф. с сыном из Абрамкова, сдавшему миноги свыше ста центнеров нужно было заплатить 15 тысяч рублей. Пришлось находить выход в изыскании средств. Выручил ОРС леспромхоза, которому в порядке договора было сдано три тонны для снабжения лесорубов, да полторы тонны взял на месте Красноборский райпотребсоюз. Остальная рыба была пущена в обжарку. В ночь на 1 января 1938 года обжарочное помещение от

(л. 60) чрезмерного перекала печи чуть не сгорело. Мне и ночному сторожу Лапину в мороз пришлось провозиться под полом и тушить под печью горевший настил. Под печи пришлось разбирать и настилать новый. Обжарка была остановлена на пятидневку. После ремонта печи работа по обжарке, которая мною была поручена жене и присланному трестом специалисту, <была возобновлена>. Я выехал в трест на совещание. За перевыполнение годового плана рыбодобычи по всем показателям мне с 1 января 1938 года была повышена зарплата на 100 рублей в месяц, и разрешено из средств конторы израсходовать 1000 рублей на премирование рыбацких бригад и отдельных рыбаков, перевыполнивших свои договорные обязательства. В течение января-февраля 1938 года пришлось изготовить жареной миноги лишь 5,2 тонны, а остальную – 2,3 тонны – уложить в мороженом виде в короба и в установленный договором срок 1 марта направить в Котлас для отправки груза в Москву в адрес ТПО НКВД. Отправка продукции адресату из Котласа трестом была поручена Котласской конторе треста в утепленном вагоне большой скоростью со специальным проводником, что с ее стороны не было сделано. Продукция была отправлена в сборном вагоне малой скоростью без проводника, и ввиду мороза в пути тузлук в бочонках замерз, получился недовес. Покупатель, получив продукцию, отказался от оплаты выставленного на инкассо конторой платежного требования и 8 марта выслал телеграмму, требуя нашего представителя

(л. 60 об.) для разрешения спорного вопроса. Поставив в известность трест с просьбой направить в Москву своего представителя, я сам выехал в Москву, захватив с собой все документы о сортности продукции и ее отправке до Котласа и по сдаче железной дороге. Трест так своего представителя и не послал, а посоветовал взять специалиста из Росглаврыбы. По приезде в Москву 12 марта я узнал, что покупатель несмотря на то, что отказался от оплаты счета, всю продукцию отгрузил до моего приезда в розничную сеть, составив односторонний акт экспертизы из своих врачей и специалистов с расчетом, что фактическая сортность продукции, установленная нами перед отправкой, не соответствует действительности, то есть завышена. Первый сорт принят за второй, а второй за третий, и лишь свежемороженая минога принята за первый сорт. Я потребовал, чтобы продукция была снова проверена, и проанализирована лабораторией, и акт о ее качестве составлен двухсторонней комиссией в моем присутствии с участием специалистов Росглаврыбы и продавца. Покупатель, чувствуя, что поспешил с отправкой продукции по магазинам и его трюк не удался, продукции на складе кроме двух бочонков по 30 кг со снятым верхним слоем миноги, осклизлой от заморозки в пути, на складах у него нет, и доказать новой комиссии нечем, вынужден был согласиться с установленными

(л. 61) нами сортами и оплатить счет за минусом недовеса и двух бочонков лома и потерявшей вид миноги от заморозки в пути. Я, как хозяин продукции, дал согласие на перерасчет стоимости остальной доставленной продукции и немедленной ее оплаты, предъявив одновременно оплату расходов на поездку в Москву по вызову покупателя в оба конца, что со стороны покупателя претензий не имело. Авизо на телеграфное перечисление денег в Госбанк на наш чет с копией пересчета счета я получил на руки и, получив наличными из кассы командировочные в сумме 430 рублей, в тот же день 13 марта выехал домой. Претензия покупателя по счету, выставленному конторой на инкассо, выражалась в сумме 6200 рублей, фактически же составила 1140 рублей и не последовала уплата десяти процентов неустойки за недогруз четырех с половиной тонн продукции, обусловленной по договору, так что контора фактически убытков не понесла. За то, что заведующий Котласской конторой Бобреев допустил недобросовестность с переотправкой продукции покупателю, обманул трест и представителя треста, <он> понес суровое наказание с лишением свободы на срок два года, а представитель треста, доверившийся ему, лишился должности.

Весеннюю путину 1938 года мы встретили хорошо, рыбаки подготовились вовремя и неплохо.

(л. 61 об.) Хорошо ловили сетями, похожами (фитилями) в половодье бригады рыбаков из Наволока и неводами из Ляпунова и Телегова. Привился летний лов стерляди самоловами. В Красноборск был принят новый приемщик из черевковцев Шумилов, и дела на пункте пошли очень хорошо. Зато с бухгалтерами не везло, трест посылал двоих, но оба оказались пьяницами, одного пришлось судить за присвоение средств. Наконец, нашелся местный из банковских работников, да подобрал себе хорошего помощника – инструктора по рыбодобыче. Занялись очисткой водоемов от захламленности и пропуском народившейся молоди в реку из озер. Имелись две живорыбки, посланные из треста, да одна маленькая, изготовленная на месте. Рыбаки-стерляжники, в основном, из бакенщиков на реке Двине приспособились ловить стерлядь самоловами не только ночью, но и в дневное время, что раньше не практиковалось. Уловы дневные подчас превышали ночные, и рыба попадалась крупнее. Стерлядь начали ловить сразу же после спада вешней воды (с середины июня до 15 сентября). Продукцию сплавляли в живорыбках за буксирами с баржами в Архангельск, в адрес треста со своими людьми из рыбаков.

В конце лета 1938 года по договору треста с Ленинградским спецторгом отправили восемь с половиной центнеров стерляди в живом виде, доставив ее в живорыбке за пароходом в Котлас, а

(л. 62) оттуда в наливном вагоне-леднике по железной дороге в адрес покупателя. План рыбодобычи по всем показателям выполнялся успешно, и финансовых затруднений контора не имела. Перед закрытием навигации трест послал для реализации из Онежской конторы пять тонн сухой рыбы (окуня, ерша, сороги), которая быстро была продана в розницу и в счет договоров ОРСу и райпотребсоюзу, и деньги (20 тысяч рублей)были перечислены тресту. План вылова рыбы 1938 года также был выполнен, хотя уловлено миноги было всего 36 центнеров, которая и была реализована на месте ОРСу леспромхоза.

Убивая все время на производстве, очень мало приходилось уделять внимания и сделать что-либо полезное в личном подсобном хозяйстве и для семьи, которая нуждалась в помощи. Приходилось только помочь жене покосить кое-где сена для скота да убрать в огороде, и то урывками, в период отпуска. Вот, пожалуй, и все.

1939 год. Весной я заболел расстройством нервной системы и ревматизмом ног. Пришлось месяц лечиться в Сольвычегодске на курорте. Руководил конторой в мое отсутствие мой заместитель Митин Н. Е., человек надежный и энергичный, которого я ценил и уважал. По возвращению с курорта, в начале июня, я заболел и пробыл в больнице десять дней. Стал подумывать об уходе с работы, где

(л. 42 об.) истрепал все нервы и получил ревматизм ног. После длительной переписки с администрацией треста по вопросу об освобождении с работы, наконец, в августе 1939 года я получил согласие управляющего трестом на увольнение с работы. Сдав контору и дела работавшему в Красноборском приемном рыбпункте завпунктом Н.Ф. Шумилову, я освободился от работы, а Шумилов с семьей, подыскав себе замену на пункте, переехал жить и работать в Черевково. Освободившись от работы в рыбтресте, заготовив сена для скота на зиму и поправив кое-какие неотложные дела по хозяйству, я по рекомендации старых друзей по финансовой работе был принят в райфинотдел на работу, не связанную с командировками, бухгалтером инспекции госдоходов. Старшим инспектором по госдоходам работал А. Н. Кобылин, человек местный, и мы знали друг друга хорошо, так как были близкими соседями и в молодости гуляли с девчатами с ним вместе.

XIV. Работа в новой должности и начало войны.

Поступив на работу в райфинотдел, я быстро освоил свою новую должность бухгалтера, хотя нужно признаться, что никогда ранее им не был, а знал лишь, как самоучка, работу простого счетовода, научившегося считать на счетах. Работа, которую мне предоставили, была простая и не представляла для меня большого труда, да если что и встречалось в первое время, то друзья сразу же шли на помощь, так как

(л. 63) весь штатный аппарат райфо мне был знаком, как и сам заведующий. Но недолго мне пришлось быть бухгалтером по госдоходам. По новому штатному расписанию с 1 октября 1939 года была утверждена должность второго инспектора по госдоходам, И я по приказу заведующего райфо был утвержден в этой должности с одновременным выполнением обязанностей бухгалтера по госдоходам с повышением зарплаты с 375 до 450 рублей в месяц, так было до 1941 года.

В марте месяце 1941 года при облфинотделе были организованы трехмесячные курсы переподготовки инспекторов госдоходов, на которые я и был направлен. На курсах контингент учащихся по образованию и стажу работы был разный, новичков из двадцати восьми человек, как я, было только пять человек, и то с образованием 9-10 классов. Было шесть человек, которые, кроме этого, окончили финансово-экономический техникум. Курсы преподавались в объеме девятилетнего образования, и им учеба была легка. Из всех учащихся на курсах нас, уже в среднем возрасте (38-40 лет) с образованием 4-5 классов, было только двое: один из Черевкова, второй из Карпогор, и оба однофамильцы. Занятия проходили с 13 до 23 часов, кроме воскресенья. Учеба нам доставалась нелегко, и, живя в общежитии, мы, новички, немного поспав после уроков, с восходом солнца вставали и садились зубрить уроки, а молодежь гуляла в городе до утра. К сдаче экзамена мы старательно готовились заранее, повторяя пройденный курс учебы. Из 28 учащихся к экзаменам был допущен 21, остальные 7 человек были отсеяны за неуспеваемость, из них две жены преподавателей. Я с другом-однофамильцем из Карпогор сдавали экзамены

(л. 63 об.) первыми, сдали на «хорошо» и получили диплом на звание инспектора госдоходов, тогда как трое учившихся на курсах второй раз сдали экзамены на бухгалтера госдоходов, хотя до повторных курсов и работали в районе инспекторами. Вечером в день сдачи экзаменов 20 июня 1941 года на средства курсов на культцели в общежитии курсов был устроен прощальный вечер, который прошел очень весело, а утром 21 июня большинство учащихся уехало домой. Я же остался у родных еще на день с тем, чтобы съездить в поселок Лахта, навестить свою двенадцатилетнюю дочь Нину, которая была свезена на лечение и отдых в детский санаторий. Навестив свою дочь и пообещав ей, что съездив домой и получив отпуск, приеду за ней, вернулся в Архангельск. Переночевав у родных и собрав все вещи, я решил вечером 22 июня сесть на пароход и выехать домой, как по радио принесло весть, что без объявления войны Германия вероломно напала на нашу страну, войска перешли границу, подвергнуты бомбежке с воздуха многие наши города. В городе царит неразбериха, везде на улицах расставлены патрули, в магазинах толкучка, все товары скупают нарасхват, особенно продукты,  в городе появилось много пьяных, преимущественно мужчин призывного возраста. При посадке на пароход у пассажиров с большим багажом все вещи проверяли патрули, скупленные в магазинах продукты и товары отбирали, и у пристани всяких товаров скопилась целая куча. Меня посадил на пароход брат жены, патрулировавший у пристани, моих вещей не проверяли, так как кроме зимней одежды у меня ничего

(л. 64) не было, и купить что-либо кроме пары пачек папирос, немного колбасы, кило сахара и булки я не успел и не имел денег.

Фактически война застала меня на пароходе, и о начале ее я подробно узнал по радио из речи Молотова. Приехав домой, я сразу с пристани зашел в райфо узнать про дела и повидаться с товарищами, но меня посадили сразу же за свой стол и приказали работать, так как большинство товарищей мобилизуют в армию, и <они> уже не работают. Только благодаря настойчивым просьбам работавших женщин заведующий райфо с обеденного перерыва отпустил с вещами домой повидаться с родными и помыться с дороги в бане.

Поработав месяц в должности старшего инспектора госдоходов, меня по настоянию руководства райфо перед облфинотделом, с его санкции перевели на должность старшего налогового инспектора вместо призванного в армию товарища. В этой должности пришлось проработать до начала 1943 года. Второй год шла Отечественная война. Работы было очень много, со временем считаться не приходилось. Трудовые отпуска никому с начала войны не предоставлялись, а выходные дни и праздники полностью использовались на воскресники по оказанию помощи колхозам. Я все четыре года, как поступил на работу в райфо, был избран членом райкома профсоюза и председателем месткома райфо и обязан был в первую очередь возглавлять и руководить каждым воскресником и контролировать выходы на них всех работников коллектива, так что помочь семье в работе никак не удавалось.

(л. 64 об.) Еще в начале 1942 года после ухода в армию заведующего райфо и его заместителя был назначен заведующим райфинотделом человек, совершенно не знакомый с финансовой работой (маслодел), и в основном выполнять срочные и серьезные дела приходилось мне или инспектору бюджета, так как заведующего, как коммуниста, все время райком партии или райисполком гоняли по командировкам, и он мало времени находился на своем месте.

Шла война, аппарат райфинотдела состоял из 38 человек. Старых работников остались единицы, так как мужчины, в основном отраслевые (участковые), налоговые и страховые инспектора, ушли на фронт. Остались при сельсоветах агенты, счетоводы, в основном, женщины, принятые наспех вместо призванных в армию, не знакомые с работой, которых надо было учить, помогать в работе, да и эти кадры были неустойчивы, принятых на работу через две-неделю посылали на оборонные работы, и приходилось людей подбирать вновь.

1 января 1943 года был упразднен районный пункт «Заготсено», освободился его заведующий Ермолин, грамотный, по специальности бухгалтер, который был направлен на работу в райфо. Я воспользовался этим случаем, подсказал заведующему райфо, что его можно использовать на налоговой работе. Руководство райфо согласилось и назначило старшим налоговым инспектором вместо меня. Я же опять был утвержден в старой должности старшего инспектора ведущей инспекции госдоходов.

Вернуться к оглавлению

А. И. Яковлев. Воспоминания. Рукопись.1983 год.

Черевковский филиал Красноборского историко-мемориального и художественного музея Архангельской области.

Подготовка и комментарии   В.И. Щипин.16 декабря 2006 года.

Здесь читайте:

Лопатин Л.Н., Лопатина Н.Л. Коллективизация как национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы. Москва, 2001 г.

Иосиф Сталин. Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения.

Иосиф Сталин. К вопросам аграрной политики в СССР.

Иосиф Сталин. К вопросу о политике ликвидации кулачества, как класса.

Иосиф Сталин. Речь на первом съезде колхозников-ударников.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах:
www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС