Татьяна СЕМЕНОВА |
|
ГАЙТО ГАЗДАНОВ СЕГОДНЯ |
|
На первую страницуСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИКАРТА САЙТА |
«помимо слов, содержания, сюжета и всего, что, в сущности, так неважно...»Створчеством Георгия Ивановича Газданова (1903-1971 гг.), в настоящее время уже безусловно признанным литературной критикой одним из наиболее значительных в художественном наследии первой волны эмиграции и интереснейших в истории русской прозы ХХ века явлений, знакомство широкой читательской российской публики еще только совершается. Родившийся в Петербурге и принадлежавший к хорошо известной с начала XIX столетия большой семье Газдановых, прославленной в Осетии даровитостью, высокой образованностью и незаурядной общественной деятельностью многих своих представителей, будущий писатель пятнадцатилетним подростком вступил в Добровольческую армию, в результате чего после разгрома врангелевских войск оказался за границей, в 1923 году - в Париже, где уже и состоялся как литератор и провел почти всю оставшуюся жизнь. Своевременному появлению на родине писателя его произведений (отдельные из которых получали высокую оценку не только в литературных эмигрантских кругах, но и у иностранной критики, и переводились на европейские языки) действительно серьезным препятствием стало то, что Газданов был постоянным и ведущим сотрудником радио “Свобода”, где он работал с момента создания этой станции (1953 г.) вплоть до последних дней своей жизни. В конце же 80-х годов его произведения ввиду не столь актуальной для того периода тематики уступали произведениям других “запрещенных” авторов (это, например, имело место и в редакции “Нового мира” при выборе между Газдановым и Солженицыным). Потому и выход в 1996 году трехтомного собрания сочинений писателя стал событием, не увенчавшим десять лет “возвращения”, а лишь более настойчиво его обозначившим. И вместе с тем рецензенты справедливо замечают, что применительно к Газданову надо говорить не о “возвращении”, а о “втором рождении”, и, как ни парадоксально, “рождении”, насущном и для литературного процесса, и для читателя именно конца ХХ века - века мировых потрясений и тотального технического прогресса, войн и гибельных утопий, эпохи потерянных поколений и непрерывного обостренного кризиса человеческой самооценки и сознания. При обращении к “равновеликому сопернику” В.В.Набокова, каковым осознавался Г.И.Газданов литературной общественностью русского зарубежья, поражает не только удивительное слияние русской классической и современной западной художественной традиции, не только исключительное языковое богатство и блестящее стилистическое мастерство, восхищавшее и такого строгого ценителя, как И.А.Бунин, или то, что проблематичным оказывается однозначное причисление Газданова к какому-либо философско-эстетическому движению, будь то постмодернизм (М.Новиков), “магический реализм” (Вяч.Вс.Иванов) и т.д. Глубокое впечатление оставляет, прежде всего, философская глубина и естественность, “несделанность” - при всей отточенности формы, - органическое начало его творчества (что, главным образом, и отличает Газданова от Набокова), душевность, как имманентное качество слова, утверждающего непреложной ценностью мира и жизни личностную уникальность каждого человека. Так, с момента издания в Париже в декабре 1929 года своего первого романа - “Вечер у Клэр”, - который принес в то время “начинающему талантливому новеллисту” известность подлинного писателя, Газданов сопоставляется с М.Прустом. Выводы при этом делались и делаются практически одни и те же: предположение о непосредственном влиянии французского писателя ошибочно, а “Вечер у Клэр” с циклом “В поисках утраченного времени” сближают собственно эпические свойства этого романа и только “внешний признак - погружение в воспоминания и путешествие в них” (С.С.Никоненко). Сходство - в пристальном внимании к человеческому сознанию, способному к одномоментному совмещению разновременных пластов прошедшего и к переживанию времени и воспоминания как пространства. Но отношение к субъекту как к центру бытия у Газданова возникает не вследствие своеобразной гипертрофии интуитивизма, а в поисках утраченного, перечеркнутого опытом гражданской войны традиционного обоснования мира и человеческого существования. Если ограничиться рамками сопоставления “Вечера у Клэр” с современным его появлению западным литературным контекстом, то более любопытным оказывается сравнение не с эпопеей Пруста, а с “Улиссом” Дж.Джойса. Как у Джойса, так и у Газданова авторская точка зрения в произведении реализуется посредством соотнесения современных людей и современных событий с определенными мифологическими прототипами и “пра-сюжетами”. Однако Джойс, используя сюжет “Одиссеи” как “средство упорядочения первичного хаотического художественного материала” (Е.М.Мелетинский), создает в произведении замкнутое вневременное единство прошлого и настоящего, единство, в котором сам акт подобного совмещения стирает ощущение исторической последовательности, в ее позитивистском понимании, как объективного движения во времени. Замкнутое пространство мифа позволило демонстрировать здесь неизменность законов жизни, но вместе с тем обнаружило и “статичность” человеческой природы, иллюзорность идеи внутреннего саморазвития характера, поскольку при всех иронических несоответствиях современные герои в “Улиссе” тождественны своим первообразам. Притом, что не имеется никаких свидетельств знакомства Газданова к тому времени с творчеством ирландского писателя, можно говорить об определенной доле полемики с Джойсом, присутствующей в “Вечере у Клэр”. В романе использован не один, а несколько мифологических сюжетов, античных и библейских, в соотношении с которыми смоделирован каждый эпизод “Вечера у Клэр”, свободный от саморефлексии автобиографического газдановского героя-рассказчика, Николая Соседова, и воспроизводящий какое-либо событие его жизни. Кроме того, мифологический план не является здесь единственным и взаимодействует с разнообразными историческими и литературными перспективами, которые также заданы в тексте. Современное с опосредованным культурой прошлым у Газданова не совпадает, а только соотносится в динамике восприятия. Отождествления не происходит, потому что ощущение преемства, общности прошлого и настоящего рушится самим тем временем, свидетелем которого стал Соседов. В процессе воспоминания детства и гражданской войны сознанию героя открывается именно случайное, хаотическое начало жизни, ее непредсказуемость, а потому - и неисчерпаемость любыми рационалистическими системами и несводимое к каким бы то ни было “закономерностям” качество. Мир внешний хаотичен, непознаваем и обретает осмысленность лишь во внутреннем бытии человека, в его субъективном чувственно-эмоциональном переживании, причем “знание” каждого человека не только неповторимо в полной мере (то, что М.М.Бахтин назвал индивидуальным “избытком видения”), но каждый раз оно будет уже и иным. Непредсказуемость и многомерность - это свойства, прежде всего, самой личности. Человек не исчерпывается своим подобием любому или любым универсальным первообразам. Геракл и Одиссей, Дон Кихот и протопоп Аввакум - Николай Соседов оказывается ассоциативно сопоставленным в равной мере с каждым из них. Но принципиально значимо и то, что проведенные ассоциативные линии - зыбки, не позволяют типизировать героя, скорее, напротив, «обманывают» возникающее у читателя «ожидание», и то, что образ героя остается незавершенным, не ограниченным представленной в романе внутренней самообъективацией Соседова. Человек внутренне нестатичен, пока он жив, он всегда больше самого себя и о нем не может быть сказано «последнего» слова. Экзистенциальное оправдание личности заключается, по Газданову, не в ее подобии, а в отличии от общего и условно-«архетипического», в ее способности к выбору своего «архетипа», к беспредельному внутреннему творению себя и к творческому самовыражению - к бесконечным попыткам одухотворения бессмысленного мира. В вынесенной в эпиграф «Вечера у Клэр» цитате из письма пушкинской Татьяны: «Вся жизнь моя была залогом/ Свиданья верного с тобой», - можно увидеть метафорическое обобщение воспоминания героя и содержания целого романа. Но повествование Соседова - не пояснение эпиграфа, а иное его переживание. Именно свой мир чувств, «движения души», личный эмоциональный опыт, дают человеку возможность упорядочения окружающего хаоса и метафизического единения со всем мирозданием и вечностью. Это относится и ко всем текстам Газданова вообще. Творчество Газданова, определявшееся, по собственному признанию писателя, «отчаянной надеждой, что кто-то и когда-нибудь - помимо слов, содержания, сюжета и всего, что, в сущности, так неважно, - вдруг поймет хотя бы что-либо из того, над чем вы мучаетесь долгую жизнь и чего вы никогда не сумеете ни изобразить, ни описать, ни рассказать» («Водопад»), - можно также рассматривать как постоянное преодоление противоречия между метафизической природой слова - одной из немногих дарованных человеку возможностей духовного самосохранения - и его внешней данностью, неспособной к абсолютному выражению уникальности каждого духовного опыта. «Магический» характер отдельных его произведений (в том числе и рассказа «Пленник» (1930 г.), который по технической случайности не вошел в Собрание сочинений) происходит на той же философско-эстетической основе. Здесь в своем лирическом визионерстве Газданов сближается с метареализмом, в том его понимании и определении, которые дал М.Эпштейн применительно к поэзии О.Седаковой, В.Кривулина: «это не отрицание реализма, а расширение его на область вещей невидимых, усложнение самого понятия реальности, которое обнаруживает свою многомерность, не сводя в плоскость физического и психологического правдоподобия, но включает и высшую, метафизическую реальность, явленную в пушкинском пророке... Метареализм - это реализм многих реальностей, связанных непрерывностью внутренних переходов и взаимопревращений...» «Магическое» у Газданова - это всегда Возможное, реальное не в среднестатистическом, а в индивидуальном отношении, единственно действительное, хотя и временное, обретение целостности, преодоление пустоты, доступное человеку внутреннее усилие, спасающее дух от растворения в разрозненности и бессмыслице окружающего. Татьяна СЕМЕНОВА, магистрант кафедры русской литературы ХХ века РГПУ им.А.И.Герцена Журнал «Санкт-Петербургский университет» № 19 (3486) / 14 сентября 1998 года - http://www.spbumag.nw.ru/97-98/no19-98/15.html На фотографии: Дом, где родился Г.И.Газданов и где прошли первые четыре года его жизни. Улица Правды (бывшая Кабинетская), дом 7. До 1917 года дом принадлежал Абациевым - семье матери писателя. Газдановы занимали четвертый этаж. |
ВСЕ ПРОЕКТЫ:Русская жизньXPOHOCФЛОРЕНСКИЙНАУКАРОССИЯМГУСЛОВОГЕОСИНХРОНИЯПАМПАСЫМОЛОКОГАЗДАНОВПЛАТОНОВ |
|
|
СТАТЬИ |
Председатель Общества друзей Гайто Газданова -Юрий Дмитриевич Нечипоренкоредактор Вячеслав Румянцев 01.07.2002 |