   |
| |
№ 3'03 |
Юрий Круглов |
 |
СПАСОВКИ |
XPOHOСНОВОСТИ ДОМЕНАГОСТЕВАЯ КНИГА
Русское поле:СЛОВОВЕСТНИК МСПСБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫМОЛОКО - русский литературный журналРУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журналПОДЪЕМ - литературный журналОбщество друзей Гайто ГаздановаЭнциклопедия творчества А.ПлатоноваМемориальная страница Павла ФлоренскогоСтраница Вадима Кожинова |
Фольклор. Календарь народной жизни Август — собериха После жаркого, но полуголодного июля наступали августовские дни — почти такие же жаркие, почти такие же трудные, но сытые. Июль в народе прозывали «приберихой»: собирали-прибирали в основном запасы еще прошлого года, хотя на столах появлялись уже свежие овощи, лук; август же ласково называли «соберихой»: с конца июля в первых числах августа начинали убирать рожь, пшеницу, появлялся новый хлеб… Говорили даже: «Август — разносол, всего вдоволь». Но имели в виду не столько завтрашнее столованье, сколько будущую зиму: «На зимний стол август готовит разносол», и еще более конкретно: «Что в августе соберешь, с тем и зиму проведешь». И хотя жизнь крестьянина в августе становилась сытнее, веселее, многовековой опыт народа предупреждал труженика: «Мужику в августе три заботы: и косить, и пахать, и сеять», «Август — каторга, да после будет мятовка» (т. е. раздолье, обилие пищи), «Август-батюшка работой-заботой мужика крушит, да после тешит», «Август крушит да после круглит». И хотя в августе вода уже холодит, да серпы греют… Последнее уже относится к женщинам: именно их руками-серпами убирался хлеб. Но не хлебом единым жив человек. Говорили: «В августе и жнет баба, и мнет баба, а все на льны оглядывается». Указывали: «Овсы да льны в августе смотри!», считая, что «август-ленорост, припасает бабе льняной холст». Сельские работы должны выполняться добротно. «Бывает, что и жато, и мято, да ничего не добыто». Не надо поспешности: «Не домнешь мялкой (орудие, с помощью которого мяли лен и коноплю, очищая волокно) — так не возьмешь и прялкой», «Не домнешь — так за прялкой вспомянешь!» Хоть и «густоедом» зовется август месяц, писал в начале ХХ века А. Коринфский, а половина его под постом ходит. Однако «Успенский пост мужика до сыта кормит». Поспевает к этому времени не только хлеб, но и всякие овощи: где позаботятся бабы огород вовремя засадить, там и огурцы, и редька, и свекла, и репа, не говоря уж о луке, — все поможет «поститься не голодая, работать — не уставая». «Не до жиру, быть бы живу!» — говорят в народе, прибавляя к этому: «От первого от Спаса накопит и мужик запаса!», «В августе баба хребет в поле гнет, да житье-то ей мед: дни короче — дольше ночи, ломота в спине — да разносол на столе!»... Успенский пост — двухнедельный, с 1 по 14 августа включительно (по ст. стилю). Конечно же, много в августе примет, связанных с погодой. С одной стороны, утверждали ярко: «В августе лето навстречу осени вприпрыжку бежит», отмечая, что в августе всего в запасе: «и дождь, и вёдро, и серопогодье». С другой — прямо: «В августе до обеда — лето, после обеда — осень» или «В августе зима с летом борются». Да, август — не июль: «В августе всему час: держи рукавички про запас». Думали также о предстоящей уборке, урожае, севе. С нетерпением вглядывались в окружающий мир природы: «Коли грибовно, так и хлебовно», «В августе дуб желудями богат — к урожаю». Если листья на деревьях в августе желтеют снизу — ранний сев будет хорош… Фактически август, как и другие месяцы года, имел свои ежедневные приметы, обусловленные наблюдениями над природой, животным миром, сельскохозяйственными работами, судьбой святых, чьи имена были приурочены на пришедший или предстоящий день. На второй день августа вспоминают имя Стефана-первомученика, переделанного на русский манер — в Степана. Говорили: «Степан-сеновал», в этот день заканчивали сенокос, а в южных губерниях косили уже отаву. По дню Степана-сеновала определяли, каким будет сентябрь: «Каков Степан, таков сентябрь». В этот же день еще в ХIХ веке в ряде губерний сохранился обычай поить лошадей «через серебро». Их приводили к колодцу, бросали в него серебряный пятачок, затем набирали воду в бадью, в которую также бросали серебряную монету, и поили ею лошадей. Благодаря этому считалось, лошади «добреют и не боятся лихого глаза». Монету из бадьи хозяин незаметно для окружающих прятал, хранил в конюшне под яслями. 3 августа (16 по нов. ст.) отмечали день Антона-вихревея и Исаакия-малинника. Понятно прозвище Исаакия: к этому дню поспевала малина, начинался массовый сбор ее. По этому дню определяли, каким будет октябрь, зима: «Каковы Антоны-вихревеи, таков октябрь», «По Исаакию — октябрь», «На Исаакия вихри — к крутой зиме». Еще в конце ХIХ века сохранились в некоторых деревнях воспоминания об обычае в этот день выходить на перекрестки и допрашивать «вихорь о зиме». Обычай чисто языческий. Брали с собой петуха и нож. Заметив на перекрестке воронку из пыли, вонзали в ее середину нож, держа в это время петуха за голову, и начинали задавать вихрю вопросы. Верили, что вихрь отвечал на вопросы и ответы его, предсказания обязательно сбывались. 4 августа отмечали Авдотью-сеногнойку. Этот день был посвящен и «семи отрокам эфесским»: «Семь отроков-сеногноев сено гноят». На Авдотью срывают огурцы; предупреждали: «На Авдотью сбор малины — готовь плетянки». По малине в этот день определяли урожай: много малины — урожай на хлеб. «Какова Авдотья, — считали, — такой и ноябрь». На следующий день, день Евстигнея-житника, примечали, какой будет погода в декабре: «Каков Евстигней, таков и декабрь». Шли вечером в поле и кричали: если эхо откликалось издали — к вёдру, к хорошей погоде, если близко — к дождю. В тех деревнях, в которых уже жали хлеб, жницы в этот день, кланяясь на четыре стороны, заклинали мать сыру землю: «Ниву сожали <…> гибкими спинами, вострыми серпами». Заклинали-величали урожай:
Симеон Столпник. Великий Устюг. XVI век В этот же день искали в поле «спорынью» — на одном стебле наибольшее количество колосков. Если их двенадцать, то это — «житная матка», «спорынья». Такие колосья хранили в течение года как зеницу ока, приберегали к посеву: смешивали с посевным зерном или высевали в поле первыми. Верили в обильный урожай, в сытую жизнь. На Смоленщине пели:
С этим днем связан ряд примет о луке. Ели сырой лук с хлебом, солью и квасом, веря в то, что от этого будут здоровыми, будут иметь «свежий вид лица». Собранные воедино, приметы, запреты, указания, рассыпанные по дням месяца, представляют собой живописную картину надежд, ожиданий простых тружеников, чья судьба во многом зависела от состояния погоды, от исполнения неписаных правил трудовой и семейной жизни. Хорошо это понимал А. Коринфский. 23 и 24 августа, писал он, — «Евтихеевы дни». Православная церковь чествует в эти дни двух Евтихеев — преподобного да священномученика. Посельщина-деревенщина примечает, что если об эту пору доспеет ягода-брусника, то и со жнитвом овса надо торопиться. На 23 августа, кроме Евтихия, падает, между прочим, память святого Луппа-мученика. «На Луппа льны лупятся!» — гласит народная молва. По примете сельскохозяйственного опыта лен две недели цветет, четыре недели спеет, а на седьмую — семя летит. «Хорошо, — замечает деревня, — коли Евтихий будет тихий, а то не удержишь льняное семя на корню: всё дочиста вылупится». В Сибири с Луппова дня начинаются во многих местах первые заморозки — «лупенские», за которыми идут вслед и другие: покровские, катерининские да михайловские. За шесть суток до конца августа — «соберихи» приходит на Русь Титов день. «Святой Тит последний гриб ростит!» — говорят в Среднем Поволжье. «Грибы грибами, а молотьба — за плечами!» — приговаривают в Симбирской губернии, напоминая, к слову, об известной прибаутке: «Тит, Тит! Иди молотить! — Зубы болят! — Тит, Тит, иди кисель есть! — А где моя большая ложка?» С Титова на Натальин (26 августа) день варят ввечеру бабы овсяной кисель. День Адриана и Наталии зовется «овсяницами»; с этой поры начинают дружно косить в полях овсы: «Ондреян с Натальей овсы закашивают». В старые годы в этот день ввечеру носили мужики сноп овсяный (связанный из первого скошенного овса) на барский двор. При этом пелись особые песни. Сноп приносился с поля в крестьянскую избу, где помещался в большой кут, под образа. Возвратившись с работы из поля, хозяйка спешно собирала ужин, приготовленный заранее. Садились за стол православные и начинали угощаться толокном, замешанным на кислом молоке («дежен»), да овсяным киселем или блинами. «Ондреян толокно месил, Наталья блины пекла!» — приговаривала хозяйка. «Спасибо за сладкий дежен, за сытые блины!» — вставая из-за стола, обращались к ней угощавшиеся. «А нет ли еще грешневой кашки?» — «Грешневая не выросла, не хотите ли березовой?» — отвечала хозяйка. С этого дня толокно долго не уходило из домашнего обихода запасливых хозяев. «В овсяной покос — толокном поужинай», «Скорое кушанье толокно — замеси да и в рот понеси», «Хвалился пест, что толокно ест», «Поел пест толокна, да не хвалит: нынче толокно, завтра толокно, все одно — прискучит и оно»… Более других выделялись пять августовских дней. 15 августа — день Успения Богородицы. Он назывался еще «дожинками», «обжинками», «оспожинками». Считали: «С Успенья солнце засыпается», «До Успенья пахать — лишнюю копну нажать». С Успенья начиналось молодое бабье лето. Во многих губерниях в этот день заканчивали жатву, устраивали складчину, «братское пиво». В другие церковные праздники запрещалось работать, а на Успение (и в течение всего Успенского поста) — не существовало запрета. «На это нечего смотреть: лучше работать, чем хлебу в поле лежать да по-пустому пропадать». К этому дню старались закончить жатву, а в самое Успение совершить на поле вполне определенные магические действия. Жатва изнуряла женщин-жниц, изматывала их. Поэтому заклинаниями старались вернуть израсходованную энергию. Если пахали и сеяли мужики, то убирали урожай женщины. Они противопоставляли себя мужьям: «Кто пахал — тому силку, а кто сеял — тому две, а кто жал — тому все!» Жницы, катаясь по ниве после окончания жатвы, нараспев обращались к полю:
Поздравляли песнями друг друга:
К этому дню во многих губерниях совершалось в поле обрядовое действие «завивания бороды». Оставляли несжатыми несколько колосьев — «бороду», ее перевязывали лентой, завивали в венок, пригибали к земле и присыпали ею, прикапывали; под «бороду» ставили хлеб с солью, низко кланялись и приговаривали: «Батюшка Илья-борода! Уроди ржи, овса, ячменя и пшеницы!» Или припевали:
Илья-пророк, как справедливо считают ученые, в позднейшие времена заменил древнее языческое божество — хозяина поля. Этот хозяин мог «скрыться» не только в «бороде» поля, но и в последнем снопе. Поэтому так много внимания уделялось не только первому, но и последнему снопу. Его сжинали молча. В Костромской губернии считали, например, что, кто из девушек нарушит этот запрет, у той жених будет слепой. Сноп связывали специально приготовленным «свиточком». Жница при этом приговаривала: «Ржица-матушка! Народи на лето получше этой, а если такой, то не надо никакой»… Последний сноп — «именинник» — наряжали в сарафан или обвивали ситцевыми платками и с песнями несли на «складчины», «братчины». Сноп затем ставили в избе под иконы и хранили его вплоть до Нового года, а зерна от него — до весеннего сева, примешивая их в семена. Устраивались и толуки: хозяин мог пригласить на уборку хлеба соседей, жителей села. Совместная работа сопровождалась песнями, шутками. В конце устраивалось угощение-пир. Возвращаясь с тяжелой, но веселой работы, жницы пели:
В конце застолья благодарили хозяина, величали его:
В конце августа (29, по нов. ст.11 сентября) отмечался день Усекновения главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Подробно об Иоанне Крестителе речь шла в статье об Иване Купале. Иван Постный, Иван Постник — так называли этот день в народе. Соблюдался строгий пост, существовали самые строгие запреты-угрозы. Пост всего-то длился сутки, но говорили: «Иван Постный обыденкой живет, да всю матушку-Русь на посту держит», «Иван Постный не велик, а перед ним и Филиппов пост — кулик», «Не соблюдаешь Иван-пост, прищемишь в аду хвост!» Усекновение главы Иоанна Крестителя, смерть его являются причиной строгого поста. Именно этим можно объяснить строжайший запрет употреблять в пищу все круглое: яблоки, картофель, капусту, лук, то есть то, что напоминает голову. Нельзя было в этот день брать в руки нож и что-либо резать. Однако это не значит, что люди голодали. Утешали друг друга: «Не бойся того поста, когда в закромах нет пуста! Страшен мясоед, когда в амбаре жита нет!» Или: «В год хлебородный — пост не голодный». Другое название дня — Иван-полетовщик, Иван Полетний. Прозвища «полетовщик», «полетний» означают восприятие этого дня как заключительного летнего: за ним уже шли осенние дни. Так и говорили: «Иван Постный пришел, лето красное увел», «Иван Постный — осени отец крестный», «С Постного Ивана не выходит мужик без кафтана». Знаком наступившей осени являлся отлет птиц: «Иван Предтеча гонит птицу за море далече», «На Ивана Крестителя журавли пошли на юг — к ранней зиме». Но были и есть в августе крупные праздники, важные для народной жизни. Во многих губерниях России первые две-три недели августа назывались Спасовками — по имени Иисуса Христа Спасителя. Спас — от Спасителя. В августе отмечали целых три Спаса — первый (1 августа, 14 по нов. ст.), второй (6 августа, 19 по нов. ст.) и третий (16 августа, 29 по нов. ст.).
Г.Г. Мясоедов. Страдная пора (Косцы). 1887
Первый Спас — Спас на воде, медовый Первый Спас называется в народе еще Спасов день, Происхожденьев день, Маковки, Медовый, Пчелиный, Мокрый, Водный Спас, Спас на воде, Соломониды-бабушки и др. Православная церковь в этот день отмечает два праздника: Происхождение Честных Древ Животворящего Креста Господня (отсюда — Происхожденьев день) и празднество Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы. Праздник Происхождения Честных Древ пришел на Русь из Константинополя. В этот день в Византии совершался крестный ход, происходило водоосвящение и из дворца императора в храм Софии выносили сохранившиеся части Животворящего Древа Креста, на котором был распят Христос. Реликвию носили по городу вплоть до праздника Успения Богородицы (15 августа по ст. стилю) с крестным ходом, освящая город, отвращая болезни, эпидемии; народ поклонялся кресту. Вернее поэтому было бы вместо «происхождение» употреблять слово «вынесение», но такова уж традиция перевода с греческого. Праздник в честь Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы Марии установлен в память победы византийского императора Мануила над сарацинами (арабами) и победы русского князя Андрея Боголюбского над волжскими булгарами. Оба события произошли 1 августа 1164 года. Император и князь обменялись сообщениями о своих победах и о том, что им помогли Христос и Дева Мария. Перед сражениями в обоих войсках произошло чудесное знамение: заблистали иконы Богоматери и Спаса Христа, что предвосхитило победы византийского императора и русского князя, благословило воинов на ратный подвиг. Более всего первый Спас известен под названием Спас на воде. На Руси, особенно в Москве, в этот день совершался крестный ход на воду и чин водоосвящения, в которых принимал участие сам царь. Накануне праздника, вечером 31 июля, он выезжал в Симонов монастырь, где слушал вечерню, а утром, в сам праздник, стоял заутреню. Напротив монастыря на Москве-реке устраивалась «Иордань». Возводилось над водою на четырех столбах строение, расписанное яркими красками, украшенное «златом-серебром», увенчанное золоченым крестом. По углам Иордани изображались святые евангелисты. Около Иордани устраивались два «места» — государево (в виде круглого пятиглавого храма) и патриаршее. Царское место покоилось на пяти точеных позолоченных столбцах, было расписано травами, украшено резьбою. Виднелись слюдяные окна и дверь. Изнутри окна и дверь задергивались тафтяной занавесью. Царское и патриаршее места огораживались раззолоченной решеткою, а помост вокруг них застилался алым сукном. Царь и патриарх в окружении духовных и служивых приходили во главе крестного хода на Иордань; происходило торжественное освящение воды: в нее погружался крест. Все близкие присутствующие получали из рук патриарха зажженные свечи. Перед погружением в Иордань царь возлагал на себя святые кресты с нетленными мощами. После выхода из Иордани он целовал крест и принимал благословение патриарха. Духовенство освященной («иорданскою») водой окропляло присутствующие войска, знамена, всем желающим разливалась святая вода. Две серебряные стопы, наполненные освященной водой, отправлялись в царский дворец. Водосвятие в этот день происходило по всей России. По преданиям, именно в этот день крестилась Русь при Владимире Святом. Во всех городах и селах из церквей торжественно выносились кресты, совершались крестные ходы к рекам, озерам, прудам, около которых совершались молебны и освящалась вода. Обязательно освящали и «мирские» колодцы. После водосвятия купались в надежде защититься от лихорадки и сглаза, избавиться от грехов: «На Спаса в Иордане купаться — незамоленные грехи простятся». Купали в этот день в Иордани обязательно лошадей, чтобы не было падежа. В Зарайском уезде Рязанской губернии это происходило таким образом. Мальчишки-подростки пригоняли к водоему, который должны были освятить, лошадей со всего прихода, выстраивали их в две или три линии, оставляя проход между ними, и ожидали прихода крестного хода с хоругвями и иконами. После завершения молебна и освящения воды священник с причетником проходил по рядам лошадей и кропил их святой водой из водосвятной чаши. В некоторых местах не было такого окропления: лошадей просто перегоняли вплавь через освященный водоем. На первый Спас лошадей купали таким образом в последний раз перед зимой. Существовало твердое убеждение, что если купать лошадей (как, впрочем, и другой домашний скот) после первого Спаса, то они не переживут зимней стужи, у них «застынет кровь». Во многих губерниях на первый Спас крестьяне начинали первый сев озимого хлеба. «Первый Спас — первый сев!» Утверждали: «До Петрова дня взорать, до Ильина — заборонить, на Спас — засевать». Шутливо отмечали: «Спасов день покажет, чья лошадка обскачет», то есть кто раньше других начнет сев. Понятной поэтому становится и приговорка: «Спас — всему час!» Первый сев обставлялся ритуальными действиями. Часть семян освящали в церкви, затем смешивали их с остальным зерном, предназначенным для посева, и высевали. В семенное зерно подмешивали кусочки благовещенской просфоры, выходили в поле с иконой, крестом, несли с собой пасхальное яйцо, хлеб и соль. Накануне первого Спаса варили по числу мужчин в семье яйца; за обедом смотрели: у кого яйцо полнее, тому и начинать сев (тогда и урожай будет «полнее»). В некоторых деревнях, наоборот, обращались за помощью к дряхлому старику. Спустив его с печи, брали за руки и просили: «Посей ты, дедушка, первую горсточку на твое стариковское счастье!» Первый Спас, как уже говорилось, имеет и другое название: «Медовый Спас». Это был праздник пчеловодов. В этот день «ломали» первый мед на пчельниках. Боялись, что, если этого не сделать, пропадет мед, пчелы с соседних пасек унесут его. И вообще день этот, считалось, рубежный: после него пчелы прекращали приносить «медовую взятку». Уже с утра пчеловоды были на пасеке, выбирали самый медоносный улей и, перекрестясь, «выламывали» из него соты, часть которых, положив в чистую новую посуду (как правило, деревянную), несли в церковь, где после обедни священник окроплял, благословлял «новую новину» — весенние и летние труды «божьей работницы» пчелы. В этот день пчеловоды должны были быть чрезвычайно щедрыми. Недаром первый Спас прозывался в народе еще и как «Спасовка-лакомка». Дьячок в церкви собирал в заранее приготовленные корытца «попову долю» меда. Тут же часть освященного меда раздавалась нищим («На первый Спас и нищий медку попробует!»), к вечеру на пчельник заявлялась детвора, и хозяин не имел права не угостить их медком. Ребята же в благодарность заклинали-приговаривали:
Конечно же, вернувшись из церкви, пчеловоды разговлялись освященным медом, пирогами с пшенной кашей на меду, пили «медяные» квасы и угощали ими гостей. Известно, что в Древней Руси был обычай выпекать в этот день на первом меду огромный хлеб-пряник из ржаной муки нового урожая. Ко дню первого Спаса старались приурочить и другие хозяйственные работы. Очищали для будущего урожая овины и гумна («Готовь гумна и овины»), устраивали только за угощение «сиротские и вдовьи пумочи», помогая, например, убрать хлеб исходя из убеждения: «ты — за себя, мы — за тебя, а Христов Спас — за всех нас»… Нередко приносили с собой и угощение. С детства учили уважать, милостиво относиться к сиротам и вдовам: «На вдовий двор хоть щепку кинь!» С первого Спаса начинали провожать лето: заканчивались летние хороводы, начинался Успенский двухнедельный пост («осколок от Великого поста»), и почитали его так же, как Великой пост, хотя и говорили: «Успенский пост мужика досыта кормит». Наблюдали за птицами. «Если за неделю перед Спасом аисты станут приготовляться к отлету, то рано зима станет и будет морозная, а весна будет теплая». Больше других птиц интересовали ласточки. Утверждали: «На первый Спас отлетают ласточки и стрижи»; уверяли: ласточки отлетают в три очереди — в три Спаса. Верили в то, что накануне первого Спаса ласточка в последний раз в году облетает деревню. Дети высматривали таких ласточек и, увидя их, выкрикивали им вслед:
Такие призывы объясняются желанием продлить лето хотя бы на две недели. Ведь верили: если ласточки улетят, наступит осень. «Ласточка весну начинает — осень накликает»… На первый Спас примечали особенности, изменения в погоде. «Пришел первый Спас, держи шубу про запас», «С первого Спаса — холодные росы», «Отцветают розы, падают холодные росы». Но и: «С первого Спаса роса хороша»… Отмечали резкое снижение температуры воды, объясняя это тем, что «на первый Спас олень копыто обмочил» или «в первый Спас — на воде — олень обмакивает копыто, во второй Спас — на горе — обмакивает хвост». П.И. Мельников-Печерский привел в своем романе «В лесах» интересную хороводную песню о таком «олене»:
В первый Спас отмечается также память о семи ветхозаветных мучениках Маккавеях (отсюда еще одно название — Маккавеев день) и их матери Соломонии. Созвучие названий дало повод к этому дню приурочить сбор мака. Говорили: «Черен мак, да смачен, и бела редька, да горька». Но в народе спокойно относились к ставшему уже в наше время «злым растением» — к маку. Утверждали: «Не уродился мак, проживем и так», «Семь лет маку не родило, а голоду не было»… Благодаря созвучию по дню Макковеев определяли и погоду: «Дождь на Макковея — мало пожаров бывает». В Сибири этот день назывался еще и днем «Соломониды-бабушки». Она почиталась беременными, матерями, знахарками, ее имя встречается часто в заговорах, которыми лечили детские болезни. На первый Спас «защипывали» (пробовали) горох. К этому дню во многих местах поспевала малина: и старые, и малые стайками шли за ней в лес…
А.Г. Венецианов. Жница. 1820-е годы
Второй Спас — яблочный Второй Спас отмечается в великий православный двунадесятый праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, справлявшийся 6 августа (19 по нов. ст.). Установлен он был в честь чудесного преображения Христа на горе Фавор. Христос в беседах со своими учениками часто говорил о том, что ему в Иерусалиме предстоит пройти через тяжкие страдания от иудейских первосвященников и книжников, что будет он убит и на третий день воскреснет. Апостолы же, веря в него как в Мессию, пришедшего на иудейскую землю освободить ее от римских завоевателей, огорчались, думая о его земных страданиях, и не допускали даже мысли о том, что он может быть унижен кем-то, не понимали до конца его божественной, нечеловеческой сущности. Иисус же явил своим ученикам на горе Фавор свое божественное происхождение. В этот день, пребывая в Галилее, он, взяв с собою будущих апостолов Петра, Иакова и Иоанна, взошел на гору Фавор и, удалившись немного от них, стал молиться. Ученики, утомившись с дороги, заснули. Проснулись же от того, что почувствовали: что-то не-ожиданное происходит рядом. Они увидели преображение Христа: лицо его просияло, как солнце, одежды стали белыми, как снег, и блистающими, как свет. И явились в это время два пророка — Моисей и Илия, и стали беседовать с Христом о его страданиях и смерти в Иерусалиме. «Господи! Хорошо нам здесь быть, — воскликнул Петр. — Если хочешь, сделаем здесь три кущи (шалаша. — Ю.К.): тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии!» И пока он говорил это, светлое облако нашло на них и осенило их. И услышали голос из облака: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте». Блаженство у учеников исчезло, на смену ему пришел страх, они упали на землю и закрыли лица руками. Христос же подошел к ним, коснулся их и сказал: «Встаньте и не бойтесь». Ученики очнулись от страха и увидели его уже одного и в обычном виде. Когда же сходили с горы, он повелел им никому не рассказывать об увиденном, пока не воскреснет из мертвых. Свет, которым преобразился Христос, — свет не солнечный, а божественный. Сам Бог сотворил этот свет, как сотворил он и Солнце — источник земного света. Отцы Церкви называют этот божественный свет «нетварной энергией», Фаворским светом. Но почему рядом с Христом пророки Моисей и Илия? Со времени грехопадения только они были единственными людьми, сподобившимися увидеть самого Бога. Моисей на горе Синай, где получил скрижали, видел, как «проходила мимо Слава Господня», и беседовал с Господом, но не видел лица его. Когда же спустился с горы, его лицо светилось и сияло так, что ожидавшие его израильтяне не сразу решились подойти к нему. Илия также побывал на Синае, в пещере, в которой пребывал и Моисей, и имел беседу с Господом, который явился ему «в веянии тихого ветра». Библия утверждает: простой человек не может увидеть Бога и остаться в живых. Поэтому Господь не явился перед Моисеем и Илией в полном своем обличии (Моисей не видел божественного лица, а к Илии он пришел «тихим ветром»). Не случайно поэтому появившееся светящееся облако: это Дух Святой покрыл и защитил Петра, Иакова и Иоанна от неминуемой смерти и дал возможность увидеть Славу Божию и слышать глас Божий. Так Христос, пишет наш современник Л.В. Сурова, готовил будущих апостолов к своей земной смерти. На кресте он будет лишен всякой славы, унижен. Поэтому он явился своим ученикам в божественном сиянии, чтобы они заранее увидели его во славе и не поколебались в час испытаний. Христос готовил их к вечности, но поймут это ученики только после его Воскресения, только после Пятидесятницы. Праздник Преображения был установлен в IV веке св. Еленой, матерью Константина Великого. В честь преображения Христа на горе Фавор был построен храм, разрушенный в XIII веке Саладином. Суть праздника глубоко раскрывается в символах. Гора приближает к Богу, это уединенное место для молитвы, способствующей единению с Богом. В переводе Фавор означает «свет», «чистота». Молящийся, кающийся человек может принять божественный «нетварный свет». Этот праздник в народе называют не только «вторым Спасом» — после первого Спаса, но и «Спасом на горе» — по месту преображения Христа, а также «средним Спасом» — между первым и третьим Спасами. Однако самое распространенное название — яблочный Спас. В этот день совершается освящение плодов. Обычай этот древний, идет с Востока: к этому времени здесь созревал виноград, поспевали злаки. В храмы в знак благодарности Богу и приносили для благословения колосья и виноград. На Руси же, поскольку виноград был заморским продуктом, знаковым стало яблоко. Но в церковь для освящения приносили и приносят не только яблоки, но и другие поспевшие к этому времени плоды: груши, сливы, горох, картофель, огурцы, брюкву, репу… Та же Л.В. Сурова замечает, что освящение плодов имеет «таинственно-символическое» значение. Через человека грех вошел в мир, и пришла в расстройство вся природа. Вместе с человеком она ожидает обновления и спасения. В событии Преображения Господу было угодно показать человеку обновленное естество будущего человечества. Поэтому в этот день человек и несет в церковь плоды как часть природы, которую он вверг в грех и которая нуждается в божием благословении. В народе говорили: «Второй Спас — срывают спелые яблоки», «Пришел Спас — яблочко припас», «Пришел Спас — всему час: плоды зреют», «Яблоки не родятся, так и Спаса не будет». В этот день в конце праздничной литургии, после заамвонной молитвы, священник благословлял плоды нового урожая, читал над ними молитву, а верующие насыпали ему в благодарность в особые корзины «начатки» плодов каждого сорта. Имеется замечательное свидетельство освящения плодов в древнем Новгороде — в церкви Спаса Преображения на Ильине улице. Здесь после совершения литургии, после пения «Достойно» софийский ключарь, облаченный в епитрахиль, кадил и освящал яблоки. Затем, читая молитву, на одном из блюд разделял яблоки на части, на других же оставлял целыми. Разоблачившись, святитель отведывал яблоко, а затем по целому яблоку раздавал государеву боярину, воеводе, дьякам, священникам и «нарочитым» гражданам, а разрезанные яблоки распределял среди простого народа. После обедни святитель устраивал праздничную трапезу для притча Софийского собора. До второго Спаса запрещалось есть какие-либо плоды (кроме огурцов). Под особым запретом были яблоки. Говорили: «Второй Спас яблочком разговляется». Верили: кто до второго Спаса ест яблоки, тому на том свете не дадут яблочка из райского сада. Наиболее строгим этот запрет был для родителей, у которых дети умерли в младенческом возрасте. Считали, что на том свете в рае умершие младенцы не получат «золотые» яблочки, растущие на «серебряных» деревьях. Поэтому нарушившие запрет, особенно матери, чтобы искупить вину, должны были не есть яблоки еще в течение сорока дней после второго Спаса. «Пришел Спас — оскомину принес», — говорили в старину, имея в виду, конечно же, яблоки. Но неприятное ощущение перекрывалось верой в то, что если при первом проглатываемом куске яблока загадать желание, то оно обязательно исполнится. При этом, например, девушки, думая о женихах, приговаривали: «Что загадано — то надумано! Что надумано — то сбудется! Что сбудется — не минуется!» Не забывали в этот день о нищих и больных: освященные плоды в большом количестве раздавались убогим, разносились по домам, где были больные. Говорили: «На второй Спас и нищий яблочко съест». К людям, не исполнявшим этого обычая, относились плохо. И.П. Сахаров еще в первой половине ХIХ века отмечал такое народное мнение: «А не дай-то Боже с ним дела иметь. Забыл он старого и сирого, не уделил им от своего богачества малого добра, не призрил своим добром хворого и бедного».
А.Г. Венецианов. Гумно. 1821—1822 В этот праздник в некоторых местностях (например, в Вологодской губернии) после освящения плодов устраивалось общее столованье: перед церковью на площади ставили длинный ряд столов, покрывали их чистыми скатертями, и все деревенские хозяйки сносили на них всевозможную еду, съедаемую прихожанами и нищей братией. Со второго Спаса начинался сбор яблок. Поэтому, как отмечал А. Коринфский, благочестивые люди в урожайные годы приглашали после обедни церковный причт помолиться в саду. Поднималась икона Преображения Господня и благоговейно неслась хозяевами-садоводами; под зеленою, чуть начинающею желтеть сенью деревьев служился благодарственный молебен. Затем приступали к спешной работе несмотря на то, что день — праздничный. Недаром говорили: «Вовремя убрать — вовремя продать». С этого дня разрешалось есть и горох: если в первый Спас его только «защипывали», то на второй Спас устраивался целый праздник, который в некоторых губерниях имел и соответствующее название: «Гороховины», «Горохов день». Так, в Каргопольском уезде Архангельской губернии в этот день надевали праздничные одежды, шли на гороховое поле и угощали друг друга горохом. Водили в этот день хороводы, в которых исполнялись песни на «гороховую» тематику: «Девушки, горох будем сеять <…>. Девушки, горох будем смотреть <…>. Девушки, горох будем щипать <…>». В той же Вологодской губернии устраивались «всеобщие разговины горохом»: после совершения в поле молебна ели вдоволь горох, не обращая внимание на то, кому принадлежит гороховое поле. Особенно радовались этому празднику дети. Со второго Спаса рекомендовался самый лучший по времени посев озимой ржи: «Сей озимь от Преображения до Фрола». Примечали к тому же: «Рожь, посеянная при северном ветре, родится крепче и крупнее». Начало сева освящалось особым обрядом: священник приходил в поле с иконами, окроплял вспаханную землю святой водой, также совершалась молитва и окроплялось святой водой посевное зерно, а затем один из самых уважаемых членов семьи бросал зерна на освященные места пашни. Предупреждали ленивых: «Обожди часок — посеешь в пепелок». Со второго Спаса начиналась и жатва яровых. «К Спасу поспевает яровое, а убирается к Симеону Столпняку», то есть до 1 сентября по ст. стилю. «У Спаса не без запаса», «Со Спаса дерет, на Николу кладет», то есть на весну, на вешнего Николу (9 мая по ст. стилю). В некоторых деревнях накануне Преображения, в день Евстигнея-житника, заклинали сжатые поля: боялись, что на них поселится нечистая сила и навредит скоту, который после уборки хлеба запускали на опустевшие поля. И.П. Сахаров так описывал это заклинание. На утренней заре хозяин, знающий старинный приговор, выходил в поле с конопляным маслом в склянке и, выливая его на землю, обращался на восток, запад, юг и север с заклинанием: «Мать сыра земля! Уйми ты всяку гадину нечистую от приворота, оборота и лихого дела! Мать сыра земля! Поглоти ты нечистую силу в бездны кипучия, в смолу горючую! Мать сыра земля! Утоли ты все ветры полуденные со ненастью, уйми пески сыпучие со метелью! Мать сыра земля! Уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи морозы со метелями!» После каждого поворота и этих слов земля поливалась маслом, а когда все заканчивалось, то склянка разбивалась, осколки оставляли в поле. Повторялся этот ритуал ежегодно, так как верили в то, что заклинание имеет силу всего лишь на год. Вечером на второй Спас устраивали молодежные гулянья, водили хороводы, наблюдали заход солнца, провожая его плясками и песнями. Когда солнце начинало скрываться за горизонтом, пели: «Солнышко, солнышко, подожди»… Очевидно, хотели продолжения тепла, лета, но второй Спас являлся уже своеобразным рубежом между летом и осенью. С этого дня (в других местностях — с Семенова дня, 1 сентября по ст. стилю) начинались «осенины», примечали: «Со Спаса Преображения погода преображается», «После второго Спаса дождь — хлебогной», «Каков второй Спас, таков и январь», «На Преображение отлетает второй табун стрижей», «На Преображение начинается отлет журавлей», «К Спасу зайцы пережируют, а до того тощи, да и детны». И впрямь, писал А. Коринфский сто лет назад, если все еще дышат летом красным августовские ясные дни, то изукрашенные яркою звездной россыпью темным-темные ночи — после 6 августа — повевают осенним холодком: «Дело-то идет к Покрову, а не к Петрову дню»… Третий Спас, как писал С.В.Максимов, праздновался на Руси в честь нерукотворенного образа (16 августа). На языке крестьян он назывался «Спас на полотне», или «ореховый». Название «ореховый» дано ему потому, что к этому времени в центральной полосе России поспевает лесной орех, а «Спас на полотне» указывает на суть церковного праздника: в этот день церковь отмечает Перенесение из Едессы в Константинополь Нерукотворенного Образа (Убруса) Господа Иисуса Христа. Но третий Спас известен далеко не во всей России; там же, где он празднуется, день этот ничем почти не выделялся в ряду деревенских буден, если не считать церковных молебнов и обычая печь пироги из нового хлеба. Вообще же, из трех Спасов наиболее почитаемый второй, совпадающий с церковным праздником Преображения Господня. Первый же хотя и признается повсеместно, но почитается, главным образом в южной полосе России, где ранее созревают хлеб и плоды, где этому празднику приписывается роль и значение второго Спаса, так как освящение хлеба и овощей на юге очень часто происходит до Преображения Господня, а именно — 1 августа.
|
 |
|
|
© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2003WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
