№ 3'03

Алесь Адамович, Василь Быков

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

XPOHOС

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

К 60-летию Великой Победы

На VIII съезде писателей СССР. 1986 год. Фото Николая Кочнева

БЫКОВ. Началось наступление в Австрии. Опять сопротивление. За каждый населенный пункт — бои, бои, бои.

Помнятся каверзные случаи. Дело в том, что я осенью в Румынии первый раз заболел малярией. Зимой была передышка, а весной начались приступы. Причем какая-то регулярность была: под вечер, либо когда увижу воду…

АДАМОВИЧ. Просто увидишь?

БЫКОВ. Пруд, реку, озеро…

АДАМОВИЧ. Издалека увидишь?

БЫКОВ. Просто увижу воду, и начинается лихорадка. Однажды мы занимали огневую позицию для прямой наводки в поле. А немного дальше от огневой росли деревца и кустики. Меня затрясло, и я пошел к тем кустикам в поле. В поле уже травка зеленая пробивалась. Там я лег на шинель, а сверху солдат навалил еще несколько шинелей и одеял. Меня бил озноб, сильно трясло. После того как отпустило немного, я уснул. Проснулся — больно уж тихо. А солдат укрыл меня с головой. Выглянул из-под наваленного — темно уже. Думаю, ишь ты, сколько проспал! А на огневой, смотрю, нет моего орудия, не видно. Стоят там какие-то люди и смотрят отчего-то не туда, куда всегда на фронте смотрят — в сторону врага, а наоборот. Я пригляделся, прислушался — немцы!

АДАМОВИЧ. В скольких метрах от тебя?

БЫКОВ. Боже мой, метров двадцать. Немцы стоят.

АДАМОВИЧ. Ну, ты интересный человек. Любой другой автор уже такое бы написал…

БЫКОВ. Что ты —написал… Короче говоря, наши отошли в село. Комбат приказал оттащить орудия на окраину села.

АДАМОВИЧ. А тебя что — забыли?

БЫКОВ. Забыли. Один понадеялся на второго, тот на третьего. И, знаешь, не до того было. Комбат думал, что я ушел в село. А здесь просто какое-то тряпье в кустах лежит. Я встал…

АДАМОВИЧ. Как встал? Они же смотрят в твою сторону.

БЫКОВ. Нет, они смотрят не в мою сторону. На село смотрят, где наши. И темно. Я вижу их только на фоне неба.

АДАМОВИЧ. Силуэты?

БЫКОВ. Их силуэты. Один в каске, а второй, помню, в пилотке с козырьком. И я ползком, ползком, а потом, пригнувшись, дал деру. Нашел своих. Комбат спрашивает: «Где ты был? Мы здесь тебя искали». Я говорю: «У немцев был».

И позже были всякие случаи. Однажды остановились мы перед небольшим городком. Ночь спокойно прошла, утром тоже тихо. Наша пехота где-то впереди. А сбоку, близко совсем, в полукилометре за яром — монастырь. Я немного поспал ночью, на рассвете проснулся и пошел туда. А там уже какие-то пехотинцы бродили. Ходили мы по монастырю, смотрели. Служек в нем не было. Только книги всюду разбросаны.

И тут вдруг началось. Танки вышли на окраину города и турнули нашу пехоту. Мы выскочили из монастыря, вижу — мои хлопцы орудие прицепили к «студебеккеру» и рванули. Не будут же они ждать меня. Пока мы перелезли через яр и выбежали в поле, все наши уже драпали из городка. А нам до дороги бежать по открытой местности.

И здесь со мной, как раз в этот момент, оказался наш особист, капитан, не помню уже фамилии. Ну и вот идет драп, как мы это называли. Наши бегут, немцы лупят из пулеметов. Всех, кто в поле, на дороге, расстреливают из танков, но не преследуют. Смотрю, нам под огнем нет никаких шансов добежать до дороги. Ну и меня это возмутило. Как же так? Как это все случилось? Полный беспорядок! Почему немцы внезапно учинили нам такой драп? Бегу я с этим особистом и…

АДАМОВИЧ. И материшься?

БЫКОВ. И ругаю комиссаров, командиров: «Вот сволочи!» Особист бежит с пистолетом, молчит…

АДАМОВИЧ. Но фиксирует.

БЫКОВ. Молчит. Мы бежим, падаем, вскакиваем. Все же как-то добрались до дороги. А там «студебеккер» с пробитыми колесами на дисках чапает, медленно так: чап-чап-чап. Мы прицепились к его бортам, повезло нам тогда. Проехали по дороге, вниз спустились и вышли из-под огня. А в поле наших убитых тьма, лежат тела повсюду…

Это я рассказываю, потому что история имела продолжение. Мы наступали в Австрии. Был уже май. Стояли как-то возле городка, рядом с лесопилкой. Я на лесопилке раздобыл велосипед и начал на нем ездить, учился. Однажды разогнался вниз с горочки, выскочил из-за дома на улицу, а там особист стоит. Он редко у нас бывал. Зачем ему ходить на огневые?! Я вправо, и он вправо, я влево, и он влево. Я ему между ног как врезал, и мы оба с велосипедом проехали по асфальту. Поднимается, а у него штаны разорваны.

АДАМОВИЧ. Ты рассказывал (смеется).

БЫКОВ. И он начал: «Ах ты м… сякой-такой. Думаешь, я забыл твои разговорчики…» Ну, думаю, влип. Отряхиваю пыль с него, а он все ругается. Но ничего, обошлось.

Кстати, если говорить об этом особисте, он у нас был, как ни странно, хороший.

Помнишь, я рассказывал тебе о своем друге, лейтенанте Бережном? Молодой парень с филологическими способностями, очень любил читать книги. Так вот, немцы в Венгрии при наступлении половину нашего полка смыли, в том числе батарею Бережного.

АДАМОВИЧ. Он погиб?

БЫКОВ. Да, погиб. Но дней через десять был нанесен контрудар, и мы наступали по той же дороге. Начальство отправило меня за боеприпасами, оставшимися на разбитых батареях. Орудия разбиты, люди погибли, а боеприпасы — зачем они немцам? В последний момент особист говорит: «И я с вами». Отцепили орудие, солдаты в кузов, особист на подножку, и мы медленно поехали по полю. Подъезжаем к позициям Кольки Бережного. У нас считалось, что его батарея оказала сопротивление. Я смотрю: стоит 76-миллиметровое орудие, но ствол у него лепестками…

АДАМОВИЧ. Разорван.

БЫКОВ. Разорван.

АДАМОВИЧ. Значит, песок насыпали, и его разорвало?

БЫКОВ. Насыпали песок и выстрелили. Подъехали ближе. Все разгромлено. Бережной на спине лежит на бруствере. Ремень снят, орден свинчен, карманы вывернуты, гимнастерка вся в ссохшейся крови. Десять дней пролежал.

Мы соскочили с машины, я смотрю на особиста: черт возьми, надо же было ему влезть сюда! А он подходит к орудию, прутиком стучит по стволу и говорит, глядя на меня: это же надо было…

АДАМОВИЧ. Попасть?

БЫКОВ. Попасть прямо в ствол. И говорит, чтобы всем было слышно. Я удивленно посмотрел на него, а потом понял, что особист это сказал умышленно. Он сам артиллерист, во всяком случае, эмблемы носил и в таких делах, конечно, разбирался.

АДАМОВИЧ. А что, артиллеристы не имели права взорвать ствол орудия?

БЫКОВ. Конечно, нет. Они должны были сражаться до конца, нанося удары.

АДАМОВИЧ. Ну, а чтобы не досталось врагу — взорвать?

БЫКОВ. Для этого нужен приказ старшего начальства: оставить, взорвать и так далее.

АДАМОВИЧ. А если начальство за сто верст?

БЫКОВ. Значит, умирать здесь. А так — это трибунальное дело, это суд.

АДАМОВИЧ. А если ты все снаряды расстрелял?

БЫКОВ. Правильно, если все снаряды расстрелял, вывезти орудие нельзя, тогда с разрешения командования это, конечно, делали.

АДАМОВИЧ. Взрывали…

БЫКОВ. При отходе. Но для этого приказ нужен… А он же здесь поставлен для того, чтобы не пропустить либо умереть. А выходит что? Подорвал орудие. Конечно, не он подорвал.

АДАМОВИЧ. Он же убит.

БЫКОВ. Видно, кто-то из его расчета подорвал, но все равно, это дело подсудное. И капитан мог его раскрутить. Но он дал нам знак, что считает орудие разбитым немецким танком, чтобы закрыть это дело сразу, на корню, не поднимая никаких вопросов. И правда, больше разговоров на эту тему не было…

Так… Вернемся к событиям в Австрии. Май, у нас идут обычные перестрелки. Пехота тоже не наступает. Американцы еще далеко. И вдруг радисты говорят: завтра подписание капитуляции Германии. Это было седьмого, Берлин уже взят. А мы получаем приказ: в девятнадцать часов атака на немецкие позиции. Вот так. Приказано ставить орудия на прямую наводку, сопровождать пехоту. Ну и помню, что все, не только я, написали письма домой — идем в последний бой.

АДАМОВИЧ. Ну и какое состояние в этот момент?

БЫКОВ. Паршивое состояние, поганое.

АДАМОВИЧ. Притом, наверное, думаете, а на хрена эта последняя атака?

БЫКОВ. Конечно, зачем, что она дает? Это местная самодеятельность. Правда, еще протянули час, и в 20 часов после короткого артналета пехота поднялась и пошла. Когда она без всякого сопротивления достигла вражеских траншей, оказалось, что немцев там нет. Смылись.

И тогда нам приказали: цеплять орудия, садиться на машины и догонять немцев. Понимаешь? То артподготовку налаживать, то преследовать. И мы сели и помчались. Всю ночь и следующий день мы ехали по дорогам, забитым немцами.

АДАМОВИЧ. Пленными?

БЫКОВ. Да не пленными. Немцы с востока прут на запад навстречу наступающим американцам. Пехота, артиллерия, танки, все жмут, как могут. А мы обгоняем их…

АДАМОВИЧ. Дорогу уступают вам?

БЫКОВ. Пехота уступает, а танки время от времени из засад ведут огонь.

АДАМОВИЧ. Пехота расступается, и вы не трогаете ее?

БЫКОВ. Да, так и было. Пехота…

АДАМОВИЧ. Приветствует вас?

БЫКОВ. Гитлер капут, война капут. Мы с этих рук, которые капут, снимаем часы, на ходу некоторых разоружаем. Эсэсовцев, помню, разоружили… Я взял маленький пистолет, плащ. Всякие приключения были в эти ночь и день. А потом мы возле моста остановились. Но американцы…

АДАМОВИЧ. Ну-ну, какая встреча была с американцами?

БЫКОВ. Мы на ту сторону не ходили, сами американцы пришли к нам. Тут вот в чем дело. Мы получили пополнение из Западной Украины и Западной Белоруссии. Многие ребята знали польский язык. А у американцев тоже были солдаты польского происхождения. Четыре или пять человек пришли и в мой взвод. Тогда модно было меняться на память часами. А у нас было вино, мы выпили, и они стали отдавать свои автоматы, винтовки.

АДАМОВИЧ. Вам?

БЫКОВ. Нам. Отдали все и уснули прямо в кузове «студебеккера» в обнимку с нашими. Ну, конечно, до этого говорили друг с другом по-польски.

Начальства никакого не было. Все пили. Я, поскольку ночью не спал, тоже уснул, выпив с американцами. Потом проснулся ночью и пошел в город…

АДАМОВИЧ. А какой это город?

БЫКОВ. Ротенман на реке Энс в Центральной Австрии. Маленький такой городок, аккуратный. Вижу — наши солдаты разбили противотанковой гранатой ворота продовольственного склада. Не знаю, городской он был или гарнизонный. Огромный склад, забит штабелями ящиков: спиртное, консервы, мука, шоколад, ликеры и так далее. Начали выгружать. Я разбудил шофера, подогнали машину и нагрузили. Ликер, шоколад в больших круглых коробках, сыр в тюбиках… И австрийцы к складу пришли…

АДАМОВИЧ. Жители?

БЫКОВ. Жители. Там же довольно голодно было. Дедуля один пришел с миской, просит муки. Я говорю: бери мешок, подставляй спину. А он сгорбленный, слабый. Мы мешок взвалили ему на спину. И, знаешь, жалко его стало: сейчас хрястнет под этим мешком и умрет.

АДАМОВИЧ. Бегом потащил?

БЫКОВ. Потащил, из стороны в сторону шатается и все благодарит: «Данке, данке». А назавтра появилось начальство, поставило охрану с двух сторон на мосту, американцев вывели. У нас, конечно, отобрали все трофеи.

АДАМОВИЧ. Что, и часы забрали?

БЫКОВ. Нет, ящики с продуктами, с алкоголем. Там мы стояли недолго. Во второй половине мая нас перебросили в Софию.

(Публикация В.С. Адамович в белорусском журнале «Полымя», № 5, 2001.)

Перевод А. Кожедуба

© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев