Марина Климкова

ПОКЛОН УЧИТЕЛЮ

XPOHOС

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

К 80-летию Н.Н.Третьякова

Семья Третьяковых (Николай Николаевич, Ирина Николаевна, Анна, Иван, Николай) с архимандритом Тихоном в Сретенском монастыре. 2002 год. (Фото В. Сачкова)

В жизни исследователя, занимающегося изучением отечественной культуры, порой наступают редкие мгновения прозрения, когда происходит осознание удивительного единства истории. Сквозь канву современных явлений и чреду человеческих лиц вдруг начинают явственно просвечивать дела давно минувших лет, а также имена и фамилии людей, почти совсем изгладившиеся из памяти беспечных потомков. От этого жизнь начинает обретать большую значимость и наполняться необходимым смыслом.

В мае 1899 года в газете «Правительственный вестник» был опубликован «Высочайший рескрипт» императора Николая II, которым отмечался попечитель церковно-приходских школ Бельского уезда Смоленской губернии Сергей Александрович Рачинский. Родной племянник поэта Евгения Боратынского, ученый-натуралист, профессор Московского университета, во второй половине 1860-х годов он оставил университетскую кафедру физиологии растений, которую возглавлял, и поселился в своем смоленском имении Татево, где посвятил себя созданию школ и обучению крестьянских детей. Вскоре Рачинский стал главным в России идеологом церковно-приходской школы, в то время быстро развивавшейся и начавшей конкурировать со школой земской. «Заметки о сельских школах», публикуемые им в разных изданиях*, оказывали большое воздействие на умонастроение российской интеллигенции. Оригинальность трудов Рачинского заключалась в том, что педагогическую систему для крестьянства он представлял в нераздельной связи с церковью и приходом. При этом он не уставал утверждать, что «первая из практических потребностей русского народа <…> есть общение с Божеством»; «не к театру тянется крестьянин в поисках искусства, а к церкви, не к газете, а к Божественной книге»*.

Большое значение в воспитании детей Рачинский отводил творчеству, а более всего — пению, рисунку, живописи, рукоделию. В результате такого обучения, когда занятия по чтению, письму и арифметике чередовались с художественной деятельностью, раскрывалось много народных талантов. Один из них — художник Н.П. Богданов-Бельский. Выходец из крестьянской семьи, он окончил татевскую школу и поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где учился у В. Поленова, В. Маковского, И. Прянишникова. На протяжении своей жизни Богданов-Бельский неоднократно бывал на малой родине, посещал татевскую школу, преподавал там рисунок и посвятил ей ряд живописных работ. В его картинах «Устный счет. В народной школе С.А. Рачинского», «Ученицы», «Воскресное чтение в сельской школе» и других передается атмосфера простоты, доверия и сосредоточенного труда, которую удалось создать Рачинскому в своих учебных заведениях.

Организационный комитет выставки деревенского театра. Н. С. Третьяков (стоит второй слева). 1912 год

В 1880—1890-х годах татевские школы получили всероссийскую известность и высокую оценку правительства. Император Николай II писал в рескрипте на имя Сергея Александровича Рачинского: «<…> Школы, вами основанные и руководимые, состоя в числе церковно-приходских, стали питомником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений. Близкая сердцу Моему забота о народном образовании, коему вы достойно служите, побуждает Меня изъявить вам искреннюю Мою признательность. Пребываю к вам благосклонный Николай»**.

Российский император очень точно подметил, что татевские школы стали своего рода «питомником… деятелей» — педагогов, продолживших начатое Рачинским дело. Порой дух просветительства передавался бывшими татевскими учениками своим потомкам из последующих поколений.

Так случилось, что мне пришлось заниматься усадебной культурой дворян Боратынских, проживавших в Тамбовской губернии в конце XVIII — начале ХХ веков. В круге интересов оказались и их ближайшие родственники — Рачинские, с которыми Боратынские поддерживали тесное семейное общение. Как у всякого исследователя, у меня были горькие минуты разочарований и счастливые — открытий, среди которых одно особенно дорого сердцу. Однажды в беседе со своим преподавателем, профессором Московского государственного академического художественного института (МГАХИ) им. В.И. Сурикова Николаем Николаевичем Третьяковым, я случайно узнала, что его отец учился в татевской школе С.А. Рачинского. Таким образом, отвлеченная история обрела в моем сознании вполне конкретный образ, а нить поколений зримо связала девятнадцатый век с новейшим временем.

Отец Николая Николаевича, Николай Степанович Третьяков, происходивший из семьи священника, унаследовал из школы Рачинского идею просветительства и любовь к изобразительному искусству. Впоследствии в купеческом доме своей жены, Анны Ивановны Ефимовой, в Москве он создал музей детского творчества***, занимался постановкой спектаклей в детском театре народной школы вместе с В.Д. Поленовым и Н.В. Гиляровской, затем преподавал рисование в одной из московских школ и в малаховской гимназии. Неудивительно, что его сын, Николай, с детства был приобщен к живописи и театру. Мальчик посещал кружок юных искусствоведов при Государственной Третьяковской галерее, а после окончания школы, в 1941 году, поступил на искусствоведческое отделение Московского института философии, литературы и искусства (МИФЛИ).

Шла Великая Отечественная война. Николай Третьяков, имевший отсрочку от армии, совмещал учебу в институте с работой на военном заводе. А когда немцы стали подступать к Москве, пошел в ополчение. Военная подготовка под Чебоксарами, болезнь и госпиталь, школа лейтенантов в Иваново, фронт, тяжелое ранение под Сталинградом, опять госпиталь, демобилизация — таков военный путь Николая Николаевича. В 1943 году он вернулся в Москву и восстановился в МИФЛИ, вошедшем в то время в состав Московского Государственного университета.

Жажда жизни и деятельности в преддверии конца войны, желание непосредственного и творческого участия в искусстве, способствовали тому, что Николай Николаевич параллельно с учебой в университете решил получить театральное образование. Ему удалось успешно пройти два отборочных тура в школу-студию МХАТа. А на заключительном экзамене произошло досадное недоразумение: из-за обострившейся боли в раненой ноге молодой человек пришел на экзамен с палочкой и поэтому был «с почетом» отстранен от дальнейшего творческого «соревнования». Однако от своей задумки он не отступил и стал участвовать в конкурсе Вахтанговского училища, но палочку с собой больше не брал… Эта новая попытка оказалась весьма удачной, и Николай Третьяков стал студентом еще одного московского учебного заведения.

Николай Николаевич с теплотой вспоминает о студенческих годах и с особой благодарностью — о людях, с которыми посчастливилось встретиться. «В училище, — рассказывает он, — были замечательные преподаватели по гуманитарным предметам. Русскую литературу преподавал Новицкий — в прошлом ректор ВХУТЕМАСа, Пушкиным занимался. Западную литературу вел Александр Сергеевич Поль. Он работал и во МХАТе одновременно. Я попал в этот круг интеллигенции, старой, русской, и, конечно, очень много получил от этих преподавателей. А к театру я стал очень быстро охладевать, хотя прошел полный курс обучения, получил диплом, но в это время университет пересилил. Университет окончил с дипломом «Снегурочки» Васнецова под руководством Германа Васильевича Жидкова, заместителя директора Третьяковской галереи. Я бывал на семинарах у Алпатова, а также на занятиях у Виппера, Коваленской и других известных старых искусствоведов»*.

По окончании университета Третьяков был распределен в Третьяковскую галерею. Вскоре он поступил в аспирантуру и начал писать диссертацию о жизни и творчестве московского живописца К.Ф. Юона. Николай Николаевич вспоминает: «Диссертация подготавливалась при жизни Константина Федоровича Юона, с которым я очень сблизился, сдружился, бывал у него дома, и он мне сам рассказывал о своей творческой судьбе. Впоследствии по диссертации была издана книга «Константин Юон» в издательстве «Искусство». Мне удалось показать сигнальный экземпляр Константину Федоровичу, который в ту пору был уже при смерти. Он очень обрадовался, увидев свой автопортрет 1910 года, сказал: «Спасибо, что меня представили молодым». И через несколько дней умер…»

В тот период Николай Николаевич уже преподавал в студии-школе МХАТа, а также во Всесоюзном государственном институте кинематографии (ВГИКе) и художественном институте им. В.М. Сурикова. Постепенно работа с молодежью превратилась в главное дело его жизни, которому Третьяков стал отдавать все свое умение, знания и силы.

Читая лекции по истории русского искусства студентам творческих отделений, Николай Николаевич большое значение уделял церковным его видам — храмовой архитектуре, иконе, фреске, мозаике. При помощи слова и зрительного ряда древних памятников культуры он открывал возвышенный и монументальный образ Родины, который, как некий таинственный град Китеж, был скрыт от глаз советского человека. Надо было иметь большое мужество, чтобы обращать внимание молодых людей на запретные тогда темы, рассказывать им о религии нашего народа, дореволюционной истории и традиционном искусстве. С лекций Николая Николаевича студенты уходили не только обогащенными знаниями отечественной культуры, но и обретя особое художественное мировоззрение. Так, например, для будущих художников, режиссеров, операторов становилось вполне очевидным, что в искусстве, как и в жизни, лад и гармония являются главным источником бытия, а хаос — умирания; что красота лечит человеческую душу, а так называемая «эстетика безобразного» ее калечит.

Николай Николаевич всегда считал, что главную роль в воспитании художественного видения играет общение человека с природой, которая живет по законам высшей красоты. В свободное от работы время он неизменно стремился выехать из города в лес под предлогом охоты, рыбалки, сбора грибов и ягод. Он сам писал маслом и гуашью этюды на пленэре, а также призывал студентов учиться видеть тонкую поэтическую красоту, скрытую в неброских образах родной природы. В этом он находил понимание у своего старшего коллеги, под началом которого работал в Суриковском институте — у искусствоведа и академика М.В. Алпатова. «С Алпатовым, — рассказывает Николай Николаевич, — я не только работал; нас связывала большая дружба на почве единого восприятия красоты в искусстве и в природе. В Суриков-ском институте мы с ним были неразлучны; над этим даже подшучивали».

В память 600-летия Куликовской битвы в стенах Суриковского института по инициативе Третьякова стали проводиться вечера лекционного Куликовского цикла, на которых бывала не только молодежь из творческих вузов столицы, но и все те, кому была дорога традиционная отечественная культура, кто интересовался историей своей страны. На тех вечерах выступали с беседами многие известные ученые, писатели, художники, артисты, пастыри Православной Церкви. Так, например, конструктор космических кораблей академик Б.В. Раушенбах рассказывал об «обратной» перспективе в древнерусской иконе и о том, какую роль она сыграла в новых научных открытиях в области космонавтики. Писатель В.И. Белов делился со своими слушателями знаниями об укладе народной жизни, ее всеобъемлющем смысле, творческом воплощении в слове. Священник Валериан Кречетов посвящал в основы традиций православия. Свои представления о жизни и искусстве представляли писатели С.Ю. Куняев и Ю.М. Лощиц, художник С.М. Харламов и певец А.Ф. Ведерников.

Ирина Николаевна и Николай Николаевич Третьяковы. 2002 год. (Фото В. Сачкова)

Прошло более пятидесяти лет с тех пор, как Николай Николаевич Третьяков начал преподавать. Он стал профессором ВГИКа и МГАХИ им. В.И. Сурикова, заслуженным деятелем культуры России. Многие его ученики не просто нашли свое место в искусстве, но получили широкую известность и общественное признание. Они очень разные, имеющие свой собственный творческий почерк. Это — режиссеры В.М. Шукшин, А.А. Тарковский, В.И. Гуркаленко, С.В. Мирошниченко. Это — операторы А.Д. Заболоцкий, А.П. Саранцев. Это — живописцы Н.П. Федосов, А.А. Грицай, В.Н. Забелин, В.Н. Страхов, М.Г. Абакумов, С.Н. Андрияка, Е.Н. Максимов и С.А. Гавриляченко. Это — скульпторы О.К. Комов, В.М. Клыков, А.И. Рукавишников и М.В. Переяславец, а также многие-многие другие. Несмотря на то, что каждый из них являет собой творческую индивидуальность, для всех для них характерен неподдельный интерес к красоте человеческой души и природы, к образам российской истории.

Среди учеников Николая Николаевича Третьякова есть и те, кто, осознав свое духовное призвание и оставив мирскую жизнь, ушли в монастырь. Многие из них считают, что их приобщение к церковной культуре началось именно с лекций Николая Николаевича. Так, например, наместник московского Сретен-

ского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) некогда учился на факультете сценаристов во ВГИКе. Он рассказывает о Третьякове: «Вспоминаю его удивительные лекции, которые вводили нас в новый, неизвестный мир Божественного Духа. После лекций — посещение Третьяковской галереи, потом — храма, а потом мы, студенты, вместе с нашим преподавателем стояли рядом на первой своей церковной службе в небольшом подмосковном храме. Для многих моих сверстников именно с лекций Николая Николаевича начиналось воцерковление в те годы. Человек высочайшей культуры и образованности, с богатым духовным опытом и тонкой профессиональной интуицией, он передавал нам наследие старой, дореволюционной школы, являясь подлинным наставником и учителем»*.

Думается, что портрет Николая Николаевича был бы не полным, не вполне реальным, если не коснуться здесь наиболее сокровенной стороны его жизненных интересов, связанных с Церковью. В 1950—1960-е годы, когда религия в нашей стране была «под запретом», а многие наиболее активные священники ссылались в лагеря, Николай Николаевич вместе со своей семьей совершал паломничества в духовные центры России и к своим духовным отцам — к московскому священнику Николаю Голубцову, игумену Иову (Кундре) в Закарпатье, Александру Ильину в Новгород, Валериану Кречетову в подмосковное Отрадное. Именно вера во многом определяла и определяет его сознание и, собственно, саму жизнь, которая воспринимается как некое служение. Да и само искусство Третьяков понимает как служение. «Я думаю, — говорит он, — что в основе творчества художника должно лежать восприятие красоты созданного Богом мира и его прославление. Прославление — это служение не себе, а красоте. Ведь что такое, к примеру, русская реалистическая живопись? Это, прежде всего, восторг перед красотой Божественного происхождения, духовной красотой, но которую художник открывает в мире его окружающем — в реальном мире природы. Это равно относится и к живописи, и к скульптуре, и к искусствоведению. Я считаю, что качества, которые должны быть присущи искусствоведу, прекрасно выразил А.С. Пушкин: «...нет убедительности в поношениях и нет истины там, где нет любви». Вот это Пушкинское объяснение искусства мне близко и понятно».

В 2002 году Николаю Николаевичу исполнилось 80 лет. Однако, вопреки своим почтенным годам и благородным сединам, он молод духом, бодр, энергичен и полон новых творческих планов. Он по-прежнему преподает в Суриковском институте и во ВГИКе. В год его 80-летия по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексея II вышла в свет книга «Образ в искусстве. Основы композиции», которая составлена из лекций Николая Николаевича, записанных его студентами на магнитофон в начале 1980-х годов. Это издание интересно прежде всего тем, что открывает не всегда зримо выраженную связь между традициями русского церковного и светского реалистического искусства. В том же 2002 году Третьяков за свой неутомимый труд на ниве отечественной художественной культуры был награжден орденом преподобного Андрея Рублева — основателя московской школы живописи.

Таким образом, обозревая жизнь Николая Николаевича Третьякова, видишь, что она была полностью посвящена делу художественного просвещения и воспитания молодежи, традиции которого были заложены в XIX столетии С.А. Рачинским. И мы, его ученики разных поколений, низко кланяемся своему Учителю с «большой» буквы за его нелегкий труд, за его искреннюю любовь к нам, за то, что он есть на свете… И от всего сердца желаем ему здоровья, счастья и дальнейших творческих успехов.

Ноябрь 2002

Тамбов 

Духовный светильник

Публикацию в «Слове» о Николае Николаевиче Третьякове, давнем нашем авторе и друге, мы готовили вместе с ним. И как всегда он энергично и озабоченно помогал нам. И с волнением ожидал уже готовый номер.

Но 2 февраля 2003 года Николай Николаевич на 81-м году неожиданно ушел из жизни. А 5 февраля в Москве в многолюдно переполненном Храме Святителя Николая в Кузнецах мы простились с нашим незабвенным и дорогим человеком.

Ушел от нас в жизнь вечную подвижник земли русской, выдающийся педагог, заслуженный деятель искусств, профессор.

С его уходом ушла целая эпоха.

Преподаватель русского искусства в художественных вузах Москвы, он всю свою жизнь посвятил делу духовного просвещения молодежи, вел ее к осознанию значения православной культуры в нашей истории и в век безверия обозначил возвращение лучшей части студенчества в лоно Матери Православной церкви.

Раскрывая в своих лекциях сущность реализма, он говорил, что именно в нем воплощается христианское утверждение красоты мира, природы и души человека — собственно того, что называется гармонией. Что Свет есть часть небесной духовной энергии — отблеск Горнего огня на земле. Утверждал, что любовь и мир всегда на Руси считались подлинным состоянием человека, пребывающего с Богом. Он и сам был таковым. Общение с ним было легким и радостным. Он был душой общества. Мало кто знал, что он был фронтовик, воевал на Донском направлении и был тяжело ранен. Даже об этом он говорил с легкой артистичностью, хоть воспоминания о тех суровых днях давались ему нелегко.

Сколько всего с благодарностью вспоминается…

И совместные поездки по святым местам Древней Руси, и задушевные беседы, много давшие для нашего самообразования, и радостные праздничные вечера, проведенные вместе в одной теплой задушевной компании.

Скорбим, Николай Николаевич, и радуемся, что Вы были среди нас, рядом с нами, как подлинный духовный Светильник, который навсегда останется в наших сердцах.

Вечная Вам память.

Сергей ХАРЛАМОВ

 Примечания

*В «Русском вестнике», «Церковных ведомостях», «Руси» и др.

*Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: Искусство, школа, просвещение. М., 1994. Ч. 2. С. 335—336.

**РГАЛИ. Ф. 427. Оп. 1. Ед. хр. 716.

***Москва, Нижние Сыромятники, 9.

*Из бесед автора статьи с Н.Н. Третьяковым.

*Третьяков Н.Н. Образ в искусстве: Основы композиции (вступительные статьи архимандрита Тихона (Шевкунова и В. Гуркаленко). Козельск (Свято-Введенский монастырь. Оптина Пустынь), 2001.

© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев