Арсений ЛАРИОНОВ

СЛОВО О БЛИЗКОМ ДРУГЕ

XPOHOС

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

В первые августовские дни 1989 года раздался телефонный звонок из Михайловского, Семен Степанович был грустным, приглашал в гости, а заканчивая разговор, вдруг обронил, что пошла последняя неделя его директорства. Я знал, что он уже несколько раз подавал заявление о выходе на пенсию. Значит, свершилось, решил я. И вместе с друзьями поспешил в Михайловское.

…Но, как и ожидалось, сложив с себя тогда, в 1989 году, директорские полномочия, Семен Степанович не покинул заповедник. Совет Министров РСФСР поручил ему оставаться здесь главным консультантом-хранителем.

Он продолжал неутомимо жить всеми заботами заповедника, готовясь к двухсотлетнему юбилею поэта, и закончил строительство грандиозного Дворца славы поэта в Пушкинских Горах, названного теперь научно-культурным центром. Он, может быть, как никто другой из умудренных пушкинистов знал истинную цену народному юбилею поэта. Ведь его пушкинская деятельность в Михайловском начиналась с правительственного поручения: восстановить сожженную фашистами михайловскую усадьбу поэта к 150-летию со дня рождения Пушкина.

Это было в марте 1945 года. С этих пор размеренно и страстно, увлеченно и кропотливо, романтично и вдохновенно, энергично и деятельно, пророчески и бесстрашно он строил родовое пушкинское гнездо, распространив свое духовное влияние на тысячи километров по русской равнине, вдохнув в самые трудные годы в русскую душу священный пламень пушкинского Духа.

Он совершил духовный подвиг и этим обессмертил себя в истории русской и мировой духовной жизни.

Его нет с нами уже почти десять лет, с августа 1993 года. Тело его осталось на возрожденной им земле. На фамильном кладбище Осиповых-Вульфов, на отроге второго холма в Тригорском покоится он рядом со своим драгоценным спутником жизни и деятельности Любовью Джелаловной.

Мир праху их!

Но нам, живым, остается, не останавливаясь, действовать, искать истину, созидать, помня о мудрости предшественников, ценя их высокие деяния. Образ творческой, научной, писательской деятельности Семена Степановича не оставляет меня все эти годы, как и образ удивительного человека, добрейшего, мудрейшего, тонкого и прозорливого ценителя всего прекрасного в этой грешной жизни.

И, возвращаясь к памяти его, моим первым желанием было внести в размышления о нем новые веяния, полемику с новым временем, с его разрушительными нравственными, психологическими, музееведческими процессами, которые коснулись, и еще как разрушительно коснулись, Пушкинского заповедника.

Но, как любил повторять Семен Степанович, святое провидение по-пушкински отвело мою руку, укрепило мое сердце и мою веру в великое романтически-возвышенное творение, созданное великим Гейченко на Пушкинской земле. Я решил, что, не вступая в полемику с прагматиками нового времени, надо созидать и нести образ поэтического Единения неба, земли и вдохновения, чем в упоительном совершенстве владел Семен Степанович Гейченко. Он читал рукопись моей книги «Заповеди блаженства», благословил ее на издание и успел еще, как это всегда с ним бывало, по давней-давней привычке торопливо полистать первый экземпляр, пахнущий типографской краской, и нырнуть в него носом с нацепленными на самый кончик очками. И насладиться повторным выхватыванием отдельных мест. Мог ли я ради разоблачения горестных новоделов поступиться высокими чувствами Семена Степановича, которые вдохновляли его до последнего вечного часа.

Я ни к чему не притронулся в этой книге, почти через десять лет переиздавая ее, оставил все как было при живом волшебнике. Ведь его духовному волшебству жить и жить. Оно, я глубоко в этом уверен, переживет еще не одно поколение реформаторов-новодельцев, которые по-мышиному старательно будут разрушать им воздвигнутое. Но то, что сделал Семен Степанович, скроено на века, как Новгородская София, как Соловецкий монастырь, как Троице-Сергиева лавра. Это бессмертные творения нашего народа, бессмертные стражи Его национального Духа, который не выбьешь из русской памяти никакими новоделами.

Мы вместе с ним любили Пушкина, любили незримо делить мысли и чувства, тревожно памятные.

А поэт всегда был с нами, наш полемист, единомышленник, задира, насмешник и наш великий мудрец, гений. Это место он никогда не покидал в наших долгих напряженных посиделках.

Теперь, друзья, тот самый момент, когда надо поднять бокал шипящего шампанского (они оба — Пушкин и Гейченко любили звон бокалов) за здравие муз — без них нет ни радости, ни печали созидательно творческому сердцу.

* А. Ларионов. «Заповеди блаженства». 1-е издание — М.: «Советский писатель»,1991; 2-е — М.: «Современный писатель», 1999.

© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2002

WEB-редактор Вячеслав Румянцев