I Романовские чтения |
|
2009 г. |
РУССКОЕ ПОЛЕ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
I Романовские чтенияМайорова Н.С., к.и.н. (Кострома) Русские религиозные философы о духовно-религиозном кризисе и проблемах российской государственностиНа «философском пароходе» в 1922 г. была вынуждена покинуть родину значительная группа крупных российских ученых – философов, историков, экономистов. Оказавшись в эмиграции не по своей воле, они в меру сил сохраняли связи с Россией. Но над тоской по отчизне преобладали горечь утраты и неприятие новых общественных порядков в советской стране, они-то и определили приоритеты жесткости и негатива в оценках и высказываниях. Характерной чертой взглядов религиозных философов было увязывание проблем российской государственности с утратой религиозных идеалов, потерей «идеи Бога» и «кризисом безбожия». Размышляя о современной ему действительности и пытаясь как-то примириться с ней, С.Л. Франк писал: «Человечество переживает в настоящее время один из тягчайших и глубочайших идейных кризисов, когда-либо им испытанных. Старые верования пришли в упадок и не имеют власти над сердцами; новой веры не видно – человечество не знает больше к чему оно должно стремится, для чего жить, какие начала оно должно воплощать в жизни… Идейный кризис отчетливее всего обнаруживается в факте общественной безыдейности и общественного неверия»1. Кризис общественной мысли возник после Первой мировой войны и революции в России, но не эти события послужили его истоком. Первопричиной кризиса С.Л. Франк называл исторический релятивизм ХIХ века, который, давая знание и понимание того, как жили и во что верили в прежние эпохи, привел к утрате собственной веры. Близкие по духу мысли высказывал и И.А. Ильин. Духовно-нравственный кризис конца ХIХ в. он именовал «кризисом безбожия». Формальное и открытое начало кризиса, вызванное масштабностью Первой мировой войны и размахом революционного движения, философ относил к первой четверти ХХ в. России волею судеб оказалась уготована роль эпицентра кризиса и дело было не только в том, что до революции страна «представляла из себя рыхлый социальный организм, сложенный в массе своей из людей даровитых и добродушных, но характером слабых; психически в высшей степени предрасположенных к «индивидуализму» и анархизму»2, но и в том, что революция обернулась для страны грандиозной катастрофой. В отличии от многих своих современников с большим воодушевлением и подъемом встретивших Февральскую революцию и не принявших Октябрьскую, И.А. Ильин крайне негативно оценивал обе. По его мнению, Февраль – провал в демократическую республику, Октябрь – «величайшее насилие и величайшая ложь», «воинствующий пафос пошлости», «вихревой процесс, социальный бред взбесившихся от зависти, ненависти и властолюбия коммунистов», «сатанинский бред», «разрушение, сгнивание, разорение», «нестыдящийся произвол», «продукт злой и сильной воли; и в то же время – продукт безвольной и слабой доброты»3. Явление большевизма и коммунизма – знак и результат религиозного кризиса. С.Л. Франк подчеркивал, что на словах и в размышлениях у каждого наличествует якобы вера в науку, христианство, человека, фактически истинная цельная вера была утрачена. Последний из общественных идеалов – социализм окончательно рухнул. Его лживость и призрачность «изобличило» осуществление в России. Русская жизнь превратилась в ад, а европейские социалисты трусливо, вероятно в силу инстинкта самосохранения, отреклись от него. Основами общественного бытия философ называл солидарность, начало личной свободы, служение Богу, начало авторитета или харизму, принцип аристократизма- господства, принцип всеобщности участия в общественной жизни. Начала солидарности и личной свободы в концепции С.Л. Франка не противоречат друг другу. Замысел социализма, состоящий в замене индивидуальной воли коллективной, расценивался им как бессмысленная идея, которая нарушает принцип общественности и способна привести к параличу и разложению общества. «Фактически он [социализм] не может привести ни к чему иному, кроме разнузданного самодурства деспотической власти и отупелой пассивности или звериного бунта подданных». Огромное значение для общественной идеи имела и неразрывность исторического процесса, сохранение исторической памяти и наследия предков: «Попытка оторваться от прошлого, заново из ничего создать свою собственную жизнь, «учредить» новое общество, есть безумие нечестия, которое равносильно самоубийству и не кончается смертью только, если силы прошлого после короткого паралича, вновь пропитывают собою жизнь»4. Как страшную историческую катастрофу воспринимал события 1917 г. и Н.А. Бердяев. В основе всех революций, на его взгляд, находилась духовная настроенность противоположная христианской, а их движущими силами выступали злоба, зависть, ненависть и месть. Но «революция, исторический кризис должны что-то означать во внутренней судьбе христианства… Предполагается, что Церковь совершенно пассивна в русской революции, что в ней ничего не происходит, что христианство играет лишь страдательную роль… Революция… есть внутреннее духовное событие, духовная болезнь в христианском человечестве, в христианском народе… Внутренний кризис христианства определяет все внешние исторические катастрофы»5. Кризис в трактовке Н.А. Бердяева являл собой завершение исторической эпохи христианства нового времени и даже окончание исторического периода христианства со времен Константина Великого, когда по-новому начали выстраиваться государственно-церковные отношения. В России началось гонение на церковь, но «кончилось порабощение Церкви государством, о котором Достоевский сказал, что Церковь со времен Петра в параличе. Ложное и дурное покровительство, официальное господствующее положение для Церкви страшнее, чем гонения. Возврата к старой эпохе, к старым отношениям государства и церкви, к старому освящению власти кесаря, не может быть и его нельзя желать»6. Но присущее большевикам голое насилие не могло быть средством осуществления государственной власти. В России она всегда держалась верой народа в ее священность. Церковь только символически освещала царскую власть. В прошлом монархия играла положительную, творческую, нередко прогрессивную, иногда революционную роль в русской истории. Когда же рушилась вера в священное значение монархии, она превратилась в тиранию и начала разлагаться. В новой форме монархия, по мысли Н.А. Бердяева, еще будет призвана сыграть положительную роль в возрождении России. Однако, например, Л.А. Карсавин удивлялся легкости, с которой православные русские люди и даже православные иерархи отнеслись к падению самодержавия, казавшегося почти церковным институтом, и к отделению церкви от государства, провозглашенному Временным правительством, но несовместимому с духом православия. Никто не задумывался над правомерностью признания подобного принципа. Люди «просто радовались «свободе» Церкви от государства, т.е. от угнетения ее императорами и обер-прокурорами, и … от ее священного долга»7. Патриарх Тихон и его правопреемники признали факт отделения церкви от государства, приняли на себя обязательство подчиняться и добросовестно ему следовали, ни теоретически, ни практически при этом не отделяя Церковь от национально-государственной и национально-культурной жизни. И в своем «Завещании» и в последних посланиях патриарх «благословлял русских православных людей на культурно-национальную работу в советском государстве и с высоты патриаршего престола призывал их склониться перед волей народа, отвергшего царскую власть и вручившего свои судьбы новой власти»8. Патриарх никогда не называл большевиков святыми, не одобрял того, как совершился переворот, как поступает власть и как решает государственные задачи. Л.А. Карсавин считал, что во второй половине 1920-х гг. просыпается русское православное самосознание и первым его выразителем является патриарх, связывающий прошлое России с ее настоящим, а Русская церковь обнаруживает себя как душа народа. Серьезный «народно-психологический сдвиг» в настроениях народа в сторону восстановления религиозно-нравственных начал в середине 1920-х гг. видел и не принадлежавший к числе религиозных философов В. Сперанский, чьи статьи публиковались в издаваемом Н.А. Бердяевым в эмиграции журнале «Путь». В. Сперанский полагал, что революция дала ощущение пьянящей прелести новизны. Солдаты разложившейся армии принесли в деревню яд «богоборческого озорства и дикарской анархии». «Стяжательный экономизм» стал лидером дня, пришедшим на смену религиозно-общественным устоям крестьянства. Но «страшные убийственные соблазны большевизма изведаны Россией до дна, вся широта кощунственного дерзания и глубина нравственного падения стали горьким уделом многих и многих ее сынов. Суровый закаляющий опыт пережит русским народом не напрасно. Ложный коммунизм с его людоедским террором, соглядатайствующей опекой и назойливым властолюбием выявил себя до конца в своей неприглядной наготе. «Коммунизм», доведенный до чудовищной карикатуры, пресытил дух большевизма и тем убил его. «Коммунизм» - явление совершенно чуждое душе русского народа, наносное и поверхностное»9. Сдвиг в народном сознании выразился в защите представителей духовенства от кощунственных действий комсомольцев, выполнении таинств крещения и венчания. Цитируя письмо старого друга, полученное с оказией из Петрограда, В. Сперанский особо отмечал убежденность в том, что на безбожном фронте властители бьют поспешно и испуганно отбой. Ставка на живоцерковников в деле советизации церкви провалилась, здоровое и искреннее религиозное чувство повсеместно растет и крепнет. Обновленчество, обусловленное традицией угодничества власти и низменными и эгоистическими мотивами, идейно было плодом положительного стремления, чтобы православная вера осуществлялась в полноте жизни, а не стояла в стороне от социальных и политических проблем. Ошибка живоцерковников заключалась в стремлении стеснить жизнь ложными условными и отвлеченными нормами, как например отрицание свободы церкви. В целом сквозь рассуждения религиозных философов красной нитью проходила мысль о взаимосвязи духовно-религиозного кризиса и гибели института монархии. Антирелигиозная политика советской власти расценивалась как безбожная и разрушительная, а способом нейтрализации ее негативных последствий могло стать только восстановление Церковью ее морально-нравственного авторитета. Фактором, который мог ускорить этот процесс, было ставшее в оценке религиозных философов явным крушение коммунистической идеологии и кризис большевизма.
Примечания [1] Франк С.Л. Религиозные основы общественности // Путь. – 1925. – № 1. – С. 9. 2 Ильин И.А. О революции // Ильин И.А. Кризис безбожия. – М., «ДАРЪ», 2005. – С. 139. 3 Ильин И.А. Кризис безбожия // Ильин И.А. Кризис безбожия. – М., «ДАРЪ», 2005. – С. 112–144. 4 Франк С.Л. Указ. соч. – С. 19. 5 Бердяев Н.А.Царство Божье и Царство кесаря // Путь. – 1925. – № 1. – С. 32–33. 6 Там же. – С. 47. 7 Карсавин Л.А. Об опасностях и преодолении отвлеченного христианства // Путь. – 1927. – № 1. – С. 36. 8 Там же. – С. 37. 9 Сперанский В. Религиозно-психологические наброски современной России // Путь. – 1926. – № 5. – С. 108. I Романовские чтения. «Романовский сборник». Кострома. 29-30 мая 2008 года.
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |