|
|
Народный журнал |
|
|
|
РОМАН-ГАЗЕТА |
АДРЕСА И ЯВКИ2014 ГОДИСТОРИЯ РГАРХИВ РГДЕТСКАЯ РГМАГАЗИН РГ80-ЛЕТИЕ РГ
ДРУГИЕ ЛИТ. ПРОЕКТЫ: РОМАН-ГАЗЕТА"МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВО"ПОЛДЕНЬ""ПАРУС""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Роман-газета детская № 2, 2010Дмитрий ЕмецЯрослав Мудрый
СКОРБЬ ВЕЛИКАЯУ недавно отстроенных каменных стен Десятинной церкви Пресвятой Богородицы в Киеве толпился народ. Начал стекаться он сюда еще с рассветом, а теперь, к полудню, стало совсем не протолкнуться. Как гороху насыпало люда киевского: и ремесленники с закопчённых приднепровских проулков, и торговцы, и челядь из Детинца. Переговариваются, галдят, теснят друг друга, ругаются. Внутрь храма никого не пускают: у дверей плотно сомкнулись дружинники. На суровых бородатых лицах застыло новое, какое-то непонятное выражение. То ли торжественность, то ли затаённая скорбь — поди разбери. Но важное что-то, страшное — это ощущалось всеми. — Что стряслось, соколики? Али умер кто? А? Страсть знать охота! — изнывала от любопытства дородная тётка. — Ступай, мать. Прочь пошла! Не велено сказывать! — глухо ответил ей пожилой дружинник, щёку которого, подходя к самому глазу, пробороздил длинный шрам. В глубине этого шрама, у глаза, что-то странно поблёскивало. Другие дружинники тоже отмалчивались. Да разве скроешь правду?! Всеведущие побирушки уже разносили слухи. — Святополк-то, окаянный, хотел утаить смерть отца! Как умер Владимир наш, Солнышко Красное, разобрал Святополк потолок между клетьми, в ковёр спрятал тело отцово... Не хотел, чтоб ведали о его смерти. Стон пронёсся по толпе. Волнами раскатился страшный шёпот: умер, почил старый князь Владимир, надёжа Русской земли. Вот зарыдала в голос молодуха, вот торопливо закрестился монашек, вот чумазый подручный кузнеца неуклюже стянул заскорузлой ручищей баранью шапку. — Неужто умер старый князь? А где положили его? — спросил у побирушки молодой боярич. — В Десятинной церкви, батюшка! Помилуй Господи нас, грешных! За грехи, за грехи наши! — Побирушка притворно вздохнула, не сводя глаз с кошелька. Цепкая рука, схватив монету, мгновенно перестала трястись. Нищенка сунула денежку за щеку и, юрко, словно салом намазанная, протискиваясь, скрылась в толпе. Добычливый нынче день у побирушки, такой день целый год кормит. Внезапно толпа расступилась, словно тесто, по которому провели острым ножом. Киевляне молча смотрели, как к храму, ни на кого не глядя, двигался старший сын Владимира Святополк. Сквозь притворную скорбь проглядывала озабоченность. Между бровями залегла складка. Перед Святополком, грубо расталкивая киевлян, колотя замешкавшихся мечами в ножнах, шли его телохранители-варяги.
Шептала неодобрительно толпа: — Гля, иноземцами себя окружил... варягами. Мало они нам крови перепортили. — И то правда. Русская дружина у него не в чести. Недаром отец в заточении его держал. Сказывают, за то, что поддавался Святополк католичество принять, полякам отдать город свой Туров... Жена-то его самого Болеслава Польского дочь. Она ему и нашёптывает... — Вот горе-то, не в отца сын пошёл. На кого оставил нас князь Владимир?
СВЯТОЙ КНЯЗЬ БОРИСНи много ни мало, двенадцать сыновей осталось у почившего князя Владимира — крестителя и заступника земли Русской. Ещё при жизни раздал Владимир сыновьям уделы во владение. Старший, Святополк, сидел в Турове, Борис — в Ростове, Глеб — в Муроме, Ярослав — в Новгороде, Святослав — в стороне древлянской. Грузный телом Мстислав сидел в Тмутаракани, единокровный, от Рогнеды же, брат его Всеволод — во Владимире-Волынском, Судислав — во Пскове. Когда пробил час и умер Владимир, в Киеве оказался один только корыстный Святополк. Любимец отца князь Борис незадолго до этого был вызван из Ростова и с дружиной киевской послан вдогон печенегам. Опустошили печенеги окраинные русские земли и, стремясь сохранить захваченную добычу, ушли в степи. Им-то вослед и отправил Владимир сына Бориса, недавно лишь вышедшего из отроческого возраста, но уже славного своею доблестью. Перед тем как вскочить на коня, Борис зашёл в терем к отцу. Вздрагивал слабый огонёк свечи перед иконой Спаса. Старый князь Владимир, Владимир Красное Солнышко, как с любовью называли его в народе, сидел в деревянном кресле. Несмотря на тёплую весну, в комнатах было жарко натоплено, а на плечах у Владимира был ещё и меховой плащ. У окошка звенел склянками лекарь-грек. Увидев сына, князь Владимир слабо махнул рукой. Перед тем как скользнуть в дверь, грек коротко, но очень внимательно взглянул на Бориса из-под тонких белёсых бровей. — Борис! Услышав хриплый, слабый голос отца, так не похожий на прежний, зычный его голос, который Борис помнил с младенчества, юный князь вздрогнул. Владимир усмехнулся. — Жалко тебе меня? Видишь, мёрзну, а бывало в походах, что и поздней осенью ночёвывал на одном войлоке. Просыпаешься поутру — а на войлоке лёд... Подойди ближе, Борис! Жаркий ломкий шёпот отца втискивается в уши сыну: — Борис, найди печенегов, отбей у них русский полон и возвращайся! Стар я уже, нужна мне опора. Когда придётся умирать, отдам тебе престол киевский. Знаю я, ретив ты к вере православной, как и мать твоя, царевна греческая Анна. Ведай, нет у меня надежды на Святополка. Когда дал я ему Туров, едва не ушёл он к полякам, запрудил город латинскими попами. Не вмешайся я — перешёл бы в католичество... Всё понял? А теперь поцелуй меня и ступай! Ступай же! Прыгающими губами коснулся князь Борис отцовой бороды и, сдерживая слёзы, выскользнул из терема. — Скоропослушливый он у меня! Боюсь за него! — глядя на закрывшуюся дверь, тихо сказал князь Владимир. + + + Мать князя Бориса и князя Глеба греческая царевна Анна была ревностной христианкой и детей воспитала истинными христианами. С детства знакома им была книжная премудрость. Окружённые священниками, больше времени проводили они не в седле и не в упражнениях ратных, но в храме либо в тереме отца своего Владимира, слушая, как решает он дела государственные. А вечерами, читая вслух младшему брату Глебу о страданиях святых мучеников, Борис обливался слезами и, падая на колени, горячо молил: «Господи Иисусе Христе! Удостой меня участвовать в произволении Святых Твоих; научи меня идти по их следам. Молю тебя, Господи, да не увлечётся душа моя суетой мира сего; просвети сердце мое, чтобы оно знало Тебя и Твои заповеди; даруй мне дар, какой даровал Ты угодникам своим». «И Глебушке тоже! И для меня попроси!» — повторял за ним маленький Глеб. Не ведали тогда братья, что и правда сбудется по мольбе их... + + + Погоня за печенегами оказалась напрасной. Дружина Бориса разминулась с ними в степях. Сколько русичи ни всматривались в даль, ничего не видно было, кроме ковыля и знойного марева, висевшего в воздухе от полудня до самого заката.
— Опоздали! Проведали о нас печенеги, ушли на края степей своих. Разве найдёшь их теперь! — хмуро говорили усатые киевские дружинники. Возвращаясь из похода, дружина остановилась для отдыха на берегу реки Альты. Здесь и нашёл князя Бориса прискакавший на взмыленном коне гонец, привёзший ему весть о смерти отца его, князя Владимира. Велика была скорбь Бориса. Целый день не выходил юный князь из шатра, молился, оплакивал отца. Тем временем известие о смерти Владимира облетело лагерь. Собравшись вокруг шатра, дружина обратилась к Борису через своих воевод: — Не время сейчас скорбеть, княжич! Здесь с тобою войско. Иди в Киев и садись на отчий стол, как тебя все желают! Предложение было заманчивым, но Борис знал: чтобы ему сесть в Киеве, придётся обойти старшего брата и, возможно, пролить его кровь. «Да не увлечётся душа моя суетой мира сего», — всплыли в его памяти слова детской молитвы, столь глубоко запавшей ему в душу. — Ступайте от меня, искусители! Не могу поднять руки на Святополка. Пусть он будет мне вместо отца, — твёрдо отвечал Борис своим воеводам. — Не доверяй ему, княжич! Тёмная душа у Святополка. Не простит тебе брат любви киевлян. Пока ты жив, не сможет он надёжно сидеть в Киеве, — загудела дружина. Не слушая возмущённого гула голосов, Борис ушёл в шатёр. Ум подсказывал ему, что воеводы правы и Святополка нужно опасаться, но христианская душа протестовала против пролития родной крови. — Ведаю, что без воли Господней и волос единый не упадёт с головы моей! — успокаивая себя, говорил Борис. Наутро, чтобы отнять у старшего брата все поводы к опасению, княжич распустил дружину и войско и остался один со своими слугами. Иначе действовал Святополк. Никому не доверяя, он от всех своих братьев ожидал коварного шага и желал лишь опередить их. Чёрная мысль о братоубийстве пришла к нему в ночь, когда умер Владимир и Святополк тайно перевёз его тело в Десятинную церковь Пресвятой Богородицы. «Перебью братьев своих и один приму власть на Руси! Коли я не поспешу,
то братья мои поднимутся на меня!» Помыслив так, Святополк послал гонца — Скажешь, что желаю я иметь с ним любовь. Пускай приходит ко мне без страха: дам я ему волостей более тех, что наследовал он от отца. Скачи же! — велел он гонцу. Гонец ещё был в пути, а Святополк уже поспешил в Вышгород и тайно при6 звал к себе вышгородских боярцев — Тальца, Еловита, Лешка и Путшу. — Привержены ли вы мне всем сердцем? — испытующе обратился к ним Святополк. — Можем головы свои сложить за тебя! — поблёскивая маленькими кабаньими глазками, отвечал Путша. — Тогда, не говоря никому ни слова, ступайте и убейте брата моего Бориса! Щедро награжу вас! — Исполним, князь! — ответили боярцы и, избегая смотреть в водянистые глаза князю Святополку, сели на коней.
СВЯТОЙ КНЯЗЬ ГЛЕБЗапятнав единожды руки братской кровью, Святополк совсем утратил разум. — Бориса я убил, хочу теперь убить Глеба, дабы, выросши, не стал мстить он мне за брата своего единокровного, — сказал он своим приближённымварягам. — Как хочешь ты убить Глеба? Он далеко. — отвечали ему варяги. — Не тревожьтесь! Я выманю Глеба. Ведомо мне, как любит он отца. Узнав, что его зовёт отец, сам выйдет он нам навстречу. Сказав так, коварный брат послал к Глебу гонца с письмом: «Глеб! Отец наш Владимир болен и зовёт тебя. Поспеши же к нему!» Едва получив такую грамоту, юный князь Глеб, совсем ещё отрок годами, спешно стал собираться в Киев. — Идти ли нам с тобой, княже? — обратилась к нему дружина. — Спешу я к отцу моему. С дружиной путь мой будет долог, отец же мой Взяв с собой лишь нескольких отроков, Глеб отправился в Киев. Когда он пришёл на Волгу, то у нынешней Твери конь его упал в рытвину. Юный княжич не успел освободиться из стремени и сильно ушиб себе ногу. Нога сразу распухла, и о том, чтобы вновь сесть в седло, нельзя было и думать. Отроки стали отговаривать Глеба продолжать путешествие. — Останемся здесь, пока не сможешь ты вновь ехать на коне, — говорили они. — Нет, — отвечал Глеб. — Как могу я мешкать, когда старый отец мой болен и ждёт меня? Мы поплывём водой на Смоленск, чтобы спуститься в Киев Днепром. Готовьте ладьи!
Сплавившись до Смоленска, Глеб остановился для недолгого отдыха. Здесь его настиг посланец от брата его князя Ярослава. — Какую весть привёз ты? — ломким юношеским голосом обратился к нему Глеб. Бородатый гонец протянул княжичу берестяную грамоту: «Глебе, не ходи в Киев, возвращайся в Муром; отец наш умер, а брата нашего Бориса убил Святополк». Княжич трижды прочитал грамоту. Ему не верилось, что такое возможно. Неужто Святополк мог поднять руку на родного брата, утаив смерть отца? — Не может быть того, чтобы брат мог убить брата. Пойду сам к Святополку и расспрошу его. Если же правда окажется, что убит Борис, то лучше мне быть с ним на небесах, чем в этом злом мире, — отвечал Глеб и, прихрамывая, пошёл к ладье.
Вскоре убийцы, посланные Святополком, встретили ладьи Глеба на середине реки. Увидев их, отроки Глеба схватились за оружие. Однако бой со взрослыми мужами был неравным, и вскоре двое отроков были убиты. Видя, как гибнут напрасно его слуги, князь Глеб крикнул своим отрокам: — Не сражайтесь за меня, велю вам! Прыгайте в воду и плывите к берегу! Я же останусь на середине реки. Пусть схватят они меня и сотворят со мной, что велено им! Плача, отроки повиновались и, прыгнув в воду, поплыли к берегу. Убийцы схватили Глеба, и главный из них, варяг Горясер, приказал тотчас зарезать юного князя, что и сотворено было его же поваром по имени Торчин. Затем тело его было вынесено из ладьи и брошено в глухом лесу. Пять лет спустя тело Глеба обретено было на том же месте нетленным. Не тронутый хищными зверями и птицами, юный княжич лежал между мшистыми колодами как живой. Тело его было перенесено в Вышгород, где его погребли рядом с братом Борисом. Вскоре у могил князей-мучеников Бориса и Глеба начали происходить многие чудеса и знамения. Усмотрев в этом произволение Господне, митрополит Иоанн приступил к строительству нового храма. 24 июля 1021 года храм был освящён и нетленные мощи мучеников открыто поставлены в правой стороне церкви. Во время литургии при большом скоплении народа известный всем калека, подползший к раке, встал и вновь обрёл способность ходить.
’’ДА БУДЕТ БОГ ОТМСТИТЕЛЕМ НЕВИННОЙ КРОВИ...’’тве Бориса и Глеба, попытался бежать в Венгрию, но посланные Святополком воины настигли его в Карпатских горах и убили. Горько заплакал Ярослав, проведав о гибели уже трёх своих братьев. Позвавши к себе епископа новгородского, с которым привык он советоваться во всех делах своих, князь сказал ему: — Отче, брат мой Святополк убил братьев моих Бориса, Глеба и Святослава. Если не поднимусь на него, осквернит он землю Русскую принятием веры латинской, как прежде склонял его Болеслав Польский. Благословишь ли меня идти на брань?
Проведя в молитве бессонную ночь, наутро Ярослав велел созывать новгородцев на вече. Раскачали язык вечевого колокола два дюжих звонаря. Загудел тревожно колокол. До окрестных деревень докатился его могучий гул, затерялся лишь над холодными водами Волхова. Когда новгородцы собрались, Ярослав поднялся на деревянный помост, вокруг которого сомкнулась его дружина. Толпа сразу притихла. Стоящие вокруг помоста горожане смогли увидеть своего князя. Был он русоволос, ростом выше среднего, худощав, крепок сложением, с тонким хрящеватым носом. Взгляд его из-под густых бровей был решителен и прям. Во время ходьбы Ярослав заметно прихрамывал: был он хромцом от рождения и лишь по молитве матери своей Рогнеды на девятом году жизни получил исцеление. Поднявшись на помост, Ярослав прямо и спокойно обратил взгляд к толпе. Рядом с князем стояли епископ и новгородский посадник Константин. Громкий голос князя далеко разносился в толпе. Назначенные глашатаи — бирючи — подхватывали его слова и зычно повторяли их. Повторять, впрочем, пришлось немного. Ярослав говорил мало: — Други мои и братья! Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев. Хочу идти на него, помогите мне! Новгородцы, знавшие уже о смерти Владимира и братоубийстве, приняли слова горячо любимого ими князя с сочувствием. — Поможем тебе! Как один встанем за тебя и твою дружину! — отвечали они. Видя мужество новгородцев, тронутый до глубины души, Ярослав на том же вече дал Новгороду множество льгот, которых не имел прежде ни один город. Так называемые Ярославовы грамоты, на которых записаны были эти льготы, вручены были новгородскому владыке. Много столетий после того вече решало дела свои, основываясь на данных князем Ярославом грамотах. Собрав три тысячи новгородцев и тысячу варягов, князь Ярослав вышел из Новгорода и пошёл на Святополка. — Почто спешим, княже, точно оводы за нами гонятся? Мала наша рать, надо бы погодить, пока больше не соберём, — отговаривал его осторожный воевода Будый, дядька и кормилец Ярослава. Однако князь не хотел медлить. — Не я стал избивать братию, но Святополк. Да будет Бог отмстителем
’’МЁДУ МАЛО ВАРЕНО’’Узнав, что Ярослав идёт на него, Святополк пришёл в ярость и велел собирать полки со всех земель. Кроме того, желая усилить свои рати, он пригласил принять участие в походе исконных врагов русичей — печенегов. — Зачем зовёшь ты печенегов? Мало ли скорби принесли они Русской земле? — отговаривали его киевляне. — Сам ведаю, что творю. Пускай напьются печенеги крови Ярославовой, захватят полоны новгородские. Уж больно высоко поднял Новгород голову, — с усмешкой отвечал Святополк. — Что для него русская кровь? Знать, не боле, чем вода, коли пролил он уже кровь братьев своих, — роптали втихомолку киевляне. Собрав войско, Святополк двинулся к Любечу на Днепре. Он остановился со своими ратями на одной стороне Днепра, а на другой стороне Днепра стал Ярослав. Три недели стояли рати одна против одной, не решаясь переправиться для кровавой битвы. Происходило это оттого, что русичи знали: та рать, которая будет переправляться, заведомо поставит себя в невыгодное положение. Быстрое днепровское течение станет сносить коней и ладьи, а с высоких берегов в наступающих полетят меткие стрелы и копья. У Святополка был старый воевода по прозванию Волчий Хвост. Тридцать лет назад, ещё при князе Владимире, разбил он радимичей и много иных побед одержал с дружиной. Видя, что новгородцы медлят, Волчий Хвост решился на хитрость. Зная, что набранная рать Ярослава состоит из мирных жителей — горожан и крестьян, Волчий Хвост, выехав на берег, стал кричать им: — Эй вы, плотники! Зачем пришли сюда с хромым своим князем? Вот мы вас заставим рубить себе хоромы! Оскорблённые новгородцы отправились в шатёр к князю своему Ярославу и сказали ему: — Завтра же переправимся и ударим на врага. Если же кто струсит и не захочет переправляться, того мы убьём сами, ибо не должно быть промеж нас трусов. — Да будет так! — перекрестившись, сказал Ярослав. Желая убедиться в правильности своего намерения ударить первым, князь в ту же ночь послал в Святополков лагерь, где был у него друг. — О чём сказать, когда найду сего мужа? — спросил молодой гонец. Ярослав прищурился. — Скажешь: мёду мало варено, а дружины много. Гонец удивлённо заморгал, не веря ушам своим. — И это всё? Боле ничего, княже? Ярослав ободряюще хлопнул парня по плечу. — Ничего. Он поймёт. Ступай же и возвращайся скорее с ответом! Вскоре гонец, переодевшись в крестьянское платье, отчалил на юрком челне. Не ложась спать, князь Ярослав с нетерпением ожидал его. Прибыл гонец уже перед рассветом. Он порядком устал и продрог от сырого речного тумана, непроницаемым покрывалом висевшего над Днепром. — Проходи к костру. Привёз ответ? — обратился к нему князь. Замёрзший гонец послушно подвинулся ближе к огню и повернул к князю скуластое лицо. Видно было, что он в растерянности и сам не понимает смысла привезённого им сообщения. — Нашёл я мужа сего хитроумного. На слово твоё велено тебе сказать: «Если мёду мало, а дружины много, то к вечеру дать!» Русские люди недаром прозвали впоследствии Ярослава Мудрым. Получив такой ответ из лагеря Святополка, он сразу понял, что это был совет начать битву ночью. Дождавшись вечера, князь приказал новгородцам грузиться в ладьи и переправляться на другой берег. Погода благоприятствовала замыслу. Ночь была тёмной, мглистой, холодной. Над рекой, как и накануне, висел густой туман. Ярослав сидел в головной ладье и слушал негромкий плеск вёсел. Судя по этому плеску, соседние ладьи были где-то близко, но уже на расстоянии копья едва можно было разглядеть их очертания. На сердце у Ярослава было тяжело. «Как тать, крадусь в ночи на брата своего. Если и одержу победу, то будет ли в том слава? Братья мои возлюбленные Глеб, Борис, Святослав, вопиет ко мне кровь ваша!» Переправившись, новгородцы и бывшие с ними варяги оттолкнули от берега все ладьи, чтобы ни у кого не было соблазна бежать, если бой повернётся не в их пользу. Когда последняя покинутая ладья, исчезнув в сумраке, поплыла по течению, полки стали строиться. Чтобы узнать среди ночи своих, Ярославовы ратники повязывали головы полотенцами либо оторванными от рубах белыми лоскутами.
Закончив приготовления, войско тихо двинулось вдоль реки и вскоре, оставшись незамеченным, подошло к самому лагерю Святополка. Было очень холодно. Изо рта при выдыхании вырывались облачка пара. Во мраке слышно было, как беспечно пирует Святополкова дружина. Внезапно пиршественные шумы стихли: должно быть, кто-то из ратников Ярослава неосторожно возвысил голос или слишком близко подошёл к кострам. — Друзья! Ударим же дружно и будем все как единый воин! — зычно крикнул князь, выхватывая меч. Услышав призыв своего князя, новгородцы с громким гиканьем обрушились на вражеский стан. Войско Святополка расположено было между двумя озёрами, за одним из которых стояли лагерем союзные ему печенеги. Натиск новгородцев был таким дружным, что противники дрогнули. Едва успев взяться за оружие, они отступили к озеру и вынуждены были выбежать на лёд. Тонкий лёд стал трескаться, и дружинники Святополка шли ко дну, проклиная своего князя-братоубийцу. Тщетно Святополк звал печенегов. Те, находясь на другом конце озера, страшились переправляться и не могли оказать ему помощи. Победа Ярослава была полной. Разбитая дружина Святополка искала спасения в прибрежных лесах. Печенеги, видя, как повернулось дело, спешно удирали, так и не решившись вступить в битву. Под покровом тьмы Святополк с отборной сотней всадников, бросив остальную свою дружину, бежал в Польшу к Болеславу, а Ярослав сел в Киеве на столе отца своего Владимира и деда Святослава. Узнав о приближении князя, народ киевский вышел из стен города, радостно приветствуя его. Отважные новгородцы, оказавшие Ярославу помощь, были щедро награждены и отпущены домой. На Русской же земле воцарился мир, однако был он недолгим.
СЛЕТАЕТСЯ ВОРОНЬЁБолеслав Польский, или Болеслав Храбрый, как называли его льстивые летописцы, пировал со своей дружиной, когда со двора донеслись возбуждённые голоса и в гридницу ворвался Святополк. Одежда беглеца была в пыли, на лице — брызги грязи. Даже здесь, в Болеславовых хоромах, он суетливо озирался, словно мерещились ему за спиной настигающие конники Ярослава. Бросившись к тестю, Святополк упал на одно колено. Кубок в руках Болеслава дрогнул. Венгерское вино плеснуло на скатерть. Умные медвежьи глазки властителя Польши хмуро буравили зятя: понимал Болеслав, не в гости тот пожаловал. — Я разбит! — хрипло сказал Святополк. — Дай мне войско: хочу снова идти на Русь! Болеслав сощурился. Он никогда не забывал о богатых русских землях. \Часто думал: какую добычу можно было бы захватить, представься только случай! Однако пока был жив старый князь Владимир, нападать на Русь Болеслав не решался. Теперь дело другое: Русская земля ослаблена усобицами, Ярослав, хоть и разбил Святополка, не укрепился ещё на киевском столе. Момент для нападения самый подходящий, едва ли когда-нибудь представится лучший. — Если дам я тебе свою дружину, что обещаешь ты мне взамен? — делая вид, что колеблется, поинтересовался король польский. — Всё, что пожелаешь! Шкуры, мёд, воск, золото — всё, чем богата Русская земля. А ещё я обещаю тебе, что обращу народ свой в католичество, сделаю русичей верными слугами Польши и папы римского! — горячо воскликнул Святополк. Он почти не задумывался, какие давал клятвы, — желал лишь сквитаться с Ярославом.
— Так ты дашь дружину? — потеряв терпение, воскликнул Святополк. Спинка резного кресла, на котором сидел король польский, скрипнула, когда он резко откинулся назад. — Отдохни с дороги, зятёк! Всему свой черёд!.. Скоро мы с тобой пойдём на Русь, да только прежде напустим на Ярослава печенегов. Пускай измотают печенеги дружину его. Вскоре, сдержав своё обещание, Болеслав подговорил печенегов идти на Русь. Злая сеча шла вокруг самого Киева. Еле-еле к вечеру дружине Ярослава удалось одолеть кочевников, откатившихся назад в степи. Понимая, кто истинный виновник этого нападения, Ярослав заключил военный союз с немецким императором Генрихом Вторым и пошёл осаждать город Брест в Польше. Однако осада эта была неудачна, и её пришлось снять. А вскоре, получив от Болеслава дары, хитрый Генрих заключил с поляками мир и стал подговаривать их идти против русских. — Все вместе мы раздавим гордых русичей! Они есть не кто как варвары, — рассматривая приведённых ему в подарок коней, напыщенно сказал Генрих польскому послу. Получив такой ответ от Генриха, Болеслав ухмыльнулся в сивые усы. — Отлично! Скоро русские земли будут моими... Ах, прости, зятёк, оговорился — я хотел сказать: твоими, — обратился он к Святополку. Святополк хмуро промолчал. Конечно же, он понимал, что никакая это не оговорка. Болеслав не собирался возвращать ему русские города. Ну да что оставалось делать Святополку, кроме как смириться? Раз шагнув на путь предательства, уже нельзя свернуть в сторону. Вот оно — проклятье Иуды.
ПОЛЬСКОЕ ЯРМОВ 1017 году Болеслав со Святополком выступили в поход на Русь, усилив себя немцами, венграми и печенегами. Точно огромная змея, крадущаяся к гнезду с птенцами, ползла по извилистым дорогам неприятельская рать. Получив от гонца известие о нападении Болеслава, Ярослав спешно собрал свою дружину и, усилив её ополченцами, вышел навстречу врагу. Войска сошлись на реке Западный Буг, отделяющей польские владения от русских. Растянувшись вдоль берега, Ярославовы ратники, одетые в простые доспехи, с любопытством смотрели на расфранчённых ляхов, массивных, тяжеловооружённых немцев и поджарых печенегов, замерших в сёдлах с высокими луками. — Дядька Гаврила, а дядька Гаврила! Гля сколько их: точно комарья налетело! — изумлённо воскликнул Кузька, один из княжьих отроков. — Смотри, как бы не покусало нас это комарьё! — хмуро отвечал умудрённый опытом дружинник. Ярослав смотрел на польский берег с крутого склона, выискивая глазами Святополка. «Как мог брат мой привести на Русь это войско? Неужели не дрогнуло у него сердце? Не только братию родную извёл он, хочет теперь извести и народ наш», — думал Ярослав. Святополка Ярослав так и не обнаружил: слишком много воинов скопилось на другом берегу Буга. Зато кто-то из печенегов узнал русского князя, и сразу несколько стрел вонзились в берег у ног его коня. Презрительно взглянув на чёрное оперенье стрел, Ярослав махнул рукой, дав Будыю знак начинать. Воевода Ярослава Будый, ездя по берегу, стал смеяться над Болеславом. Делал он это затем, чтобы заставить поляков напасть первыми. Иного выхода у русичей не оставалось: слишком велико было неприятельское войско. — Жирный плут! Мало тебе своих богатств? Вот подожди! Проткнём мы спицею толстое твоё брюхо! — кричал Будый. Ветер был с русской стороны. Слова Будыя и хохот Ярославовой дружины далеко разносились по неприятельскому берегу. Долетели они и до самого Болеслава. Не стерпев Будыевой брани, Болеслав гневно крикнул своей дружине: — Почто молчите? Не слышите, как меня поносят? Если это вам ничего, то я один погибну! И, хлестнув нагайкой коня, Болеслав бесстрашно бросился в воду. Его дружина последовала за своим королём. Почти сразу печенеги и немцы переправились по броду, найденному выше по течению. Тяжко пришлось русичам, на которых навалилась такая огромная сила. Вот зарублен мечом отрок Кузька, к которому свесился с седла дюжий поляк. Не успел Кузька даже воскликнуть: «Дядька Гаврила!» — Эх, отроче, не уберёг ты себя! Увидев, что стало с отроком, застонал Гаврила и, бросившись к поляку, совсем было поднял его на копьё, да пронзила горло старого дружинника печенежская стрела. Отважно сражались русичи, да только слишком велика была неприятельская рать. Как скошенные колосья, полегли киевские дружинники и ополченцы на бранном поле. — Что сотворилось! Неужто погибель пришла на Русскую землю? Коли так, лягу и я рядом с моим войском! — воскликнул Ярослав, наблюдавший за битвой с холма. Хотел уже князь устремиться навстречу врагам на верную смерть, да перехватил повод его лошади верный дружинник Вячко. — Крепись, княже! Не мёртвый — живой нужен ты Руси! Не оскудела ещё земля наша — есть на кого нам опереться. Здравые слова простого дружинника образумили Ярослава. Повернув коня, он в последний раз бросил взгляд на бранное поле, усеянное телами храброй его рати, и с тяжким сердцем поскакал прочь. — Поеду в Великий Новгород! Только на Новгород может теперь опереться Русь! Окончание см. в следующем номере
|
|
ХРОНОС-ПРОЕКТЫ |
|
Главный редактор Юрий Козлов WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
Бывшие
с ним отроки и гонец Ярослава поражены были твёрдостью князя Глеба, столь редко
встречающейся у безусого ещё юноши.
— Нет преступления хуже Каинова, а брат твой
Святополк истинно Каин. Иди же на брата своего,
Ярослав, и да поможет тебе Бог! — отвечал ему владыка.
Болеслав
всё медлил, сверля зятя маленькими глазками.
