|
|
Ирина ГРЕЧАНИК |
|
2010 г. |
ЖУРНАЛ ЛЮБИТЕЛЕЙ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ |
|
О проекте Редсовет:Вячеслав Лютый, "ПАРУС""МОЛОКО""РУССКАЯ ЖИЗНЬ"СЛАВЯНСТВОРОМАН-ГАЗЕТА"ПОЛДЕНЬ""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"ГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКА |
Ирина ГРЕЧАНИКОпыт использования методологии В.В. Кожинова в изучении творчества Ф.М. Достоевского(роман «Братья Карамазовы»)
Постижение художественного мира Ф.М. Достоевского, на наш взгляд, балансирует на грани рационально-внерационального. Такой подход укладывается в русло размышлений писателя о столкновении «жизни» и «теории». В.В. Кожинов-мыслитель обращается к «Преступлению и наказанию» напрямую и через идеи М.М. Бахтина, избирая органичный исследовательский арсенал. Критик преодолевает узость трактовок советского периода (например, о «противоречивости», «двуликости» и «ущербности» Ф.М. Достоевского) и достигает качественно иного уровня понимания произведения. Методология В.В. Кожинова применительно к роману «Преступление и наказание» построена по принципу расширения художественного восприятия: от частных реалистических деталей, их узнавания и разъяснения – к смысловой перспективе «вселенского» масштаба. Как утверждает В.В. Кожинов, «грандиозный художественный мир романа» [7] не может быть исчерпан изложением «идеи Раскольникова». Критик отмечает расширение времени, образа, идеи, структурных элементов произведения (заглавия, эпизода и т.д.) и справедливо утверждает невозможность сведения смысла романа к любого рода философским, социальным, психологическим подтекстам – они включаются в круг восприятия, но, в тоже время, не абсолютизируются. В этом принципиальном моменте В.В. Кожинов оставляет далеко позади некоторых религиозно-философских мыслителей, писавших, что «Ф.М. Достоевский – прежде всего психолог» [1], «великий антрополог», предвосхитивший Ницше [1], или присваивавших ему «почётное звание художника-философа» [2] – то есть, помещающих художественный талант писателя-пророка в прокрустово ложе гуманитарно-научных изысканий. Следуя методологии критика, предложившего новое прочтение «Преступления и наказания» в одноимённой работе, мы можем выявить глубинный подтекст романа «Братьев Карамазовых», смысл которого не менее «всечеловечен» и «грандиозен». Начнём с заглавия и, учитывая многочисленные трактовки фамилии Карамазовы [8], всё же поставим акцент на первой составляющей – «братья». Через это слово, предваряющее повествование и являющееся ключом к последующему тексту, передана идея духовного единства, соотнесённости каждой личности со всем миром, столь значимая для Ф.М. Достоевского. Подобный обобщающий смысл переводит семейное родство в степень родства всеобщего, обращая, тем самым, текст произведения ко всем и каждому. Действительно, до появления замысла «Братьев Карамазовых» и всё последующее время сознание Ф.М. Достоевского было занято «всецельностью и духовной нераздельностью» (1877 г.) [4], «духовным единением» (1880 г.) [5], «всесветным единением во имя Христово» (1881 г.) [6], что отражено в дневниковых записях писателя. Исходя из этого, можно говорить о том, что в романе запечатлено «духовно нераздельное» братство «незрячих» (по одной из версий, фамилия Карамазовы прочитывается как «не смотрящие» [8]), стремящихся ко Христу, носящих его в себе, претерпевающих искушения, так же, как и Он, но не достигающих Его идеала – «братство Карамазовых». Сложное и непоследовательное движение человечества сразу в двух направлениях – от Бога и к Нему – реализует ту самую «незавершённость» романного мира Ф.М. Достоевского, согласно мнению В.В. Кожинова, «высвобождающую художественную энергию» [7], без которой произведение превращается в плоскую завершённую «нелепость». Отголосок «грандиозного» смысла слышится в первых строках повествования. Ф.М. Достоевский энергично привлекает внимание читателя к личности никому не известного героя и объясняет необходимость такого пространного вступления неким особым замыслом: «…всё-таки, дескать, заране в чём-то предупредил» [3]. Попытаемся расшифровать это предупреждение художника, опираясь на следующие фразы предисловия: «Начиная жизнеописание героя моего...» [3]; «...Хотя я и называю ... моим героем, но однако сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы в роде таковых: чем же замечателен..., что Вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни? Последний вопрос самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: “Может быть, увидите сами из романа”» [3]; «Для меня он примечателен, но решительно сомневаюсь, успею ли доказать это читателю. Дело в том, что это, пожалуй, и деятель, но деятель неопределённый, не выяснившийся. ...Одно, пожалуй, довольно несомненно: это человек странный, даже чудак. ...Бывает так, что он-то пожалуй и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи – все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались...» [3]. Если воспринимать предисловие в свете кожиновского принципа расширения смысла, выстраивается чёткая цепь вопросов, в ходе ответов на которые возникает образ единственно значимой в таком ключе для Ф.М. Достоевского личности – личности Христа. «Жизнеописание у меня одно, а романов два» [3] – действительно, жизнеописание Христа – единственное в своём роде. Чьё жизнеописание могло так волновать писателя, чтобы он решился сделать его всеобщим достоянием? Почему – и это Ф.М. Достоевский называет «роковым вопросом» – читатель должен тратить время на изучение фактов его жизни? Кто ещё мог быть назван неоднократно и с поразительной настойчивостью «моим героем», которого Ф.М. Достоевский «сам выбрал»? Знаменитая ситуация выбора между Христом и истиной, думается, легко встраивается в этот логический ряд. Чем же для писателя упомянутый герой так «примечателен»? Ф.М. Достоевский подчёркивает «невеличие» этого человека, неопределённость его деятельности – каковыми и выступают в глазах обывателя личность и деятельность Христа, связанные не с победой, а с кажущейся неудачей его земной проповеди. Кто мог носить в себе «сердцевину целого»? От кого могли «почему-то» отпасть, «оторваться» «каким-нибудь наплывным ветром, на время» люди? Предупреждение Достоевского заключает, таким образом, второе дно романа «Братья Карамазовы» – дно метафизического смысла: говоря о человеке – напоминать в это же время о высшем из возможных его воплощений. Такой дискурс и задаёт «грандиозный» тон всему последующему повествованию. Например, особенный смысл приобретает борода штабс-капитана Снегирёва (а известное изречение о Боге штабс-капитана Лебядкина из «Бесов» достраивает эту коннотацию) – в герое, дразнимом Мочалкой за бороду (читаем, за христоподобие), проступают уже иные, более высокие черты. История с бородой получает сходное развитие в эпизоде разговора Коли Красоткина с народом на ярмарке, – здесь Ф.М. Достоевский иносказательно характеризует состояние русского общества: «У мужика борода замерзла! – громко и задирчиво крикнул Коля, проходя мимо него. – У многих замерзла, – спокойно и сентенциозно промолвил в ответ мужик» [3]. В новом свете предстаёт Илюша Снегирёв, страдающий и заступающийся за своего отца, искушаемый и принимающий смерть – за этим сюжетом прочитываются евангельские события о других Отце и Сыне. «Братское» примирение после смерти Илюши снова воспроизводит библейскую легенду, только пародийно, и выглядит иллюзорным воссоединением человечества после жертвы Христа. Примеров множество, и все свидетельствуют о том, что единый роман заключает в себе бесконечные лабиринты потенциальных движений вокруг одной центральной Точки – личности Христа. Невозможность прямой передачи смысла подтверждают слова автора-повествователя: «Ну а коль прочтут роман и не увидят... Говорю так, потому что с прискорбием это предвижу» [3]. Опыт погружения В.В. Кожинова в художественный мир «Преступления и наказания» помогает увидеть тайнопись «Братьев Карамазовых» и услышать за строками произведения «трагическую оперу» [3] – «грандиозный» неоконченный роман-напоминание о вечном Герое. Библиографические ссылки:1. Бердяев Н.А. Откровение о человеке в творчестве Ф.М. Достоевского [электронный ресурс] / Бердяев Н.А. – Режим доступа: http://www.vehi.net/berdyaev/otkrov.html. Дата обращения: 25.10.2010. 2. Булгаков С.Н. Иван Карамазов (в романе Достоевского «Братья Карамазовы») как философский тип [электронный ресурс] / Булгаков С.Н. – Режим доступа: http://www.vehi.net/bulgakov/karamaz.html. Дата обращения: 25.10.2010. 3. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Ф.М. Достоевский. Полное собр. соч. [электронный ресурс] / Достоевский Ф.М. – Режим доступа: http://magister.msk.ru/library/dostoevs/dostf01.htm. Дата обращения: 25.10.2010. 4. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Январь, 1877 г. // Ф.М. Достоевский. Полное собр. соч. [электронный ресурс] / Достоевский Ф.М. – Режим доступа: http://magister.msk.ru/library/dostoevs/dostdn13.htm. Дата обращения: 25.10.2010. 5. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Август, 1880 г. // Ф.М. Достоевский. Полное собр. соч. [электронный ресурс] / Достоевский Ф.М. – Режим доступа: http://magister.msk.ru/library/dostoevs/dostdn23.htm. Дата обращения: 25.10.2010. 6. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Январь, 1881 г. // Ф.М. Достоевский. Полное собр. соч. [электронный ресурс] / Достоевский Ф.М. – Режим доступа: http://magister.msk.ru/library/dostoevs/dostdn24.htm. Дата обращения: 25.10.2010. 7. Кожинов В.В. «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского // В.В. Кожинов. Победы и беды России [электронный ресурс] / Кожинов В.В. – Режим доступа: http://lib.rus.ec/b/103725/read. Дата обращения: 25.10.2010. 8. Скуридина С.А. Карамазов, Смердяков и другие // Русская речь, 2007, № 4, С. 91–95.
|
|
ПАРУС |
|
Гл. редактор журнала ПАРУСИрина ГречаникWEB-редактор Вячеслав Румянцев |
Эффективность методологии
В.В. Кожинова неоднократно подтверждалась прозрениями микро- и макромасштаба,
поэтому изучение кожиновского научного инструментария, к которому мы обращаемся
в данной статье, представляется своевременным и насущным.