|
|
Русское Философское Общество им Н. Н. Страхова Общественный Совет
журнала
ФИЛОСОФСКАЯ КУЛЬТУРА
Журнал русской интеллигенции
№ 1
январь – июнь 2005 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ
ЗАМЕТКИ 1
Толстой. Новый век. Журнал размышлений. № 1. 2005 г. 236 с.
Государственный музей-усадьба Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» издал за
последние годы ряд интересных книг (имеющих, к тому же, отменное
полиграфическое качество), которые, к сожалению, редко доходят до книжных
прилавков даже в Москве, не говоря уже о более отдаленных от Тульской
области городах. Это, в частности, содержательный сборник «Русские мыслители
о Льве Толстом» (2002 г.) и превосходный сборник «И голос проснулся любви»
(2003 г.), который включает стихи «особо любимых поэтов» Толстого, его
собственные стихотворные опыты, а также произведения поэтов XX века,
посвященные великому русскому писателю.
И вот вышел в свет первый номер журнала, задача которого, по словам его
главного редактора и директора музея В. И. Толстого, «попытаться свободно и
современно рассмотреть вопросы, некогда поднимаемые Львом Николаевичем
Толстым», – вопросы «о вере и Церкви, о государственном устройстве, о
собственности, об имущих власть, о насилии, о войнах и военной службе»,
остающиеся злободневными и сегодня.
Насколько удался первый шаг в решении этой задачи? На наш взгляд,
несомненно, удался, пусть и при наличии определенных «издержек», неизбежных
на первых шагах. И сразу же хочется сказать о том, что способствовало успеху
составителей первого номера (наряду с гл. редактором, это исполнительный
редактор С. М Романов). Журнал удался, так как занял совершенно четкую
национально-патриотическую позицию, а также и потому, что усвоил столь
близкую Льву Толстому философскую направленность, в силу чего и стал
настоящим «журналом размышлений».
Если последний момент не должен удивить читателя, знакомого с
религиозно-философскими трудами писателя, то национально-патриотическая
позиция журнала, в той или иной степени проявившаяся почти во всех
материалах первого номера, может вызвать естественный вопрос: не искажаются
ли при этом убеждения самого Толстого? Отчасти на этот вопрос отвечает уже в
начале номера Валентин Распутин в «Слове о Толстом», говоря о том, что не
мог не быть подлинным патриотом создатель «великого национального эпоса», в
центре которого – Бородинское поле, «куда тысячи и тысячи ополченцев
сходились в белых смертных рубахах, готовые лечь за матушку-Россию».
Но не будем пересказывать все содержание журнала, который, надеемся,
все-таки попадет в руки наших читателей2. Отметим только его наиболее
интересные, с нашей точки зрения, материалы.
В первую очередь, это статьи, помещенные в разделе «Параллели», где идеи
Толстого-мыслителя рассматриваются в контексте русской философии, в связи с
идеями Н. Н. Страхова (статья Н. П. Ильина), Л. И. Шестова (статья С. Н.
Мареева) и Н. Ф. Федорова (статья С. Г. Семеновой). Взятый в целом, этот
раздел позволяет ясно увидеть, насколько духовно близок был Лев Толстой к
ряду мыслителей, по сути дела, игнорируемых в большинстве «историй русской
философии» (не только к Н. Н. Страхову, но и к П. А. Бакунину, и к В. А.
Снегиреву), – и насколько духовно чужими ему были как «религиозные философы
серебряного века» (на примере Шестова-Шварцмана это убедительно показал
Сергей Мареев), так и их предшественники (на примере Федорова это показала,
возможно, вопреки своему желанию, Светлана Семенова). И это лишний раз
побуждает нас внимательно всмотреться в творчество «забытых» классиков
русской философии XIX века, современников величайшего классика русской
литературы.
Значительный интерес представляют публикации журнала, включенные С. М.
Романовым в раздел «Под знаком вечности», в которых отражается отнюдь не
однозначное отношение русского духовенства к религиозным взглядам Толстого.
Особенно интересна публикация письма рядового русского священника к члену
Св. Синода; автор письма отмечает, в частности, что отлучение Толстого – это
«акт повторения той же несправедливости, какая была сделана по отношению
Гуса, Виклифа и др. в Средние века», то есть повторение ошибок католицизма,
которые в конечном счете привели к Реформации. Нельзя не отметить, что мысль
о неизбежности Русской Реформации звучит все чаще и сегодня, и не только на
страницах «толстовского» журнала (где эта мысль особенно отчетливо выражена
в очень интересной статье А. Горелова и Т. Гореловой). Глубоко
неблагополучное внутренне состояние нашей Церкви сознаёт все большее число
русских православных людей, и теперешним иерархам следовало бы задуматься
над этим не менее серьезно, чем беспокоиться о росте внешнего благополучия.
Но не задумались тогда, не задумываются и сейчас. В этом плане данью
стереотипам в представлении о проблеме «Православие и Толстой» является, на
наш взгляд, публикация речи, произнесенной в 1908 г. «религиозным философом»
В. П. Свенцицким, как и предисловие к этой публикации М. М. Дунаева. Вопреки
названию речи «Положительное значение Льва Толстого», в ней, как и в заметке
Дунаева, за Толстым признаются исключительно отрицательные заслуги, только
его «обличения» тех или иных «безобразий» в церковном и светском быте. Это –
соображения умов, скользящих по поверхности идей Льва Толстого. Впрочем, о
стереотипах тоже не следует забывать, хотя бы для того, чтобы не повторять
их как нечто «свежее».
Но остановимся, отметив, что в журнале все-таки явно преобладают интересные
материалы и действительно свежие и актуальные мысли. В заключение поясним, с
чем связано наше особое внимание к данному изданию и к его дальнейшей
судьбе.
Во-первых, некоторые детали первого номера (например, отсутствие какой-либо
информации о следующем номере) заставляют опасаться (будем надеяться,
ошибочно), что его редакция еще не вполне определилась, продолжать ли
начатое дело. Мы убеждены, что продолжать его необходимо. Идеи Л. Н.
Толстого имеют прямое отношение к возрождению философской культуры в России.
Во-вторых, так уж получилось, что журнал «Толстой. Новый век» и журнал
«Философская культура» увидели свет в одном и том же году, являются, как
говорится, ровесниками. Мы искренне надеемся, что этот «хронологический
факт» перерастет в нечто большее, в сотрудничество между нашими журналами.
Для этого есть, по нашему мнению, веские основания. Впрочем, даже если наши
надежды так и останутся только надеждами, мы будем внимательно следить за
судьбою «журнала размышлений о Толстом, о мире, о себе».
Чернавский М. Ю. Религиозно-философские основы консерватизма в России.
М. 2004. 188 с.
Феномен «консерватизма» как не только политической платформы, но и как
мировоззренческой позиции, привлекает к себе сегодня самое широкое внимание;
ему посвящены многочисленные конференции, сборники статей, монографии и т.
д. С чем связан такой повышенный интерес? На наш взгляд, с двумя далеко не
равнозначными обстоятельствами.
С одной стороны, практически на протяжении всего XX века русскому человеку
навязывалось отречение от своего прошлого и упование на «светлое будущее».
Навязывалось пусть и с различной в различные периоды настойчивостью, но, тем
не менее, постоянно и целенаправленно. Это не могло не вызвать реакции,
которая естественным образом, по требованиям ума и сердца, проявлялась в
стремлении восстановить связь с прошлым, с национальной традицией, с
духовным наследием многовековой истории России. Постепенно это стремление
становилось все более глубоким, переходило от заботы о сохранении
«памятников культуры» к желанию усвоить наиболее фундаментальные духовные
ценности прошлого (которые виделись, прежде всего, в Православии), к
потребности философски осмыслить те принципы, которых необходимо
придерживаться, чтобы связь настоящего с прошлым стала бы действительно
прочной, в идеале – неразрывной. Принципы, которые можно назвать, используя
терминологию Н. Г. Дебольского, принципами национального самосохранения.
Но у нынешнего интереса к консерватизму есть, к сожалению, и другая сторона.
Политический режим, установленный в современной России, в основном добился
осуществления своих планов и потому весьма склонен поощрять в обществе
«консервативные настроения». Сегодня быть «консерватором» (в том числе и
«православным консерватором») настолько же безопасно, насколько опасно быть
последовательным русским националистом. Именно поэтому за «проблематику
консерватизма» напористо взялась целая рать «ученых» с развитым нюхом на
«социальный заказ». И этот оппортунистический «консерватизм» способен (и
сознательно пытается) скомпрометировать подлинный консерватизм, который,
несомненно, является важным (хотя и не единственным) элементом русского
национализма.
Мы рекомендуем читателю небольшую книжку М. Ю. Чернавского с полной
уверенностью в том, что к оппортунистическому «консерватизму» она не имеет
никакого отношения. Уверенность в этом придает уже то, что сам автор
прекрасно понимает существование «двойника» подлинного консерватизма и дает
ему ряд метких характеристик уже в первой главе своего исследования, говоря,
в частности, о «ситуационном понимании консерватизма», когда за консерватизм
выдается «приверженность ко всему существующему, вне зависимости от его
содержания» (с.7). Продолжая анализ разновидностей подобного «понимания
консерватизма», М. Ю. Чернавский подводит читателя к мысли, имеющей характер
уже не просто меткого наблюдения, но принципиального для его работы
положения. А именно, что для всех тех, кто пытается выдать за консерватизм
голое «охранительство» или нечто подобное, типично резкое размежевание
консервативных и революционных тенденций. В связи с этим автор пишет:
«Противопоставление консерватизма и революции является некорректным потому,
что исключает возможность возникновения ситуации, когда консерватор
перестает видеть в существующей социально-политической реальности элементы,
достойные сохранения» (с.11). И добавляет, не боясь того, что на него
поспешат наклеить известный ярлык: «Наиболее ярким примером может служить
позиция сторонников «консервативной революции» в Германии в 1920–30-е годы».
Той же линии на разграничение подлинного и ложного консерватизма М. Ю.
Чернавский придерживается на протяжении всей книги, завершая ее специальным
«приложением» (с.154-157), где «приведены те направления
общественно-политической и философской мысли, которые следует отнести к
подлинно консервативным» (с.21). Мы внимательно просмотрели это приложение и
нашли в нем, пожалуй, единственное серьезное упущение, к сожалению,
связанное с русским консерватизмом, или даже точнее, с философией русского
консерватизма. Речь идет об уже упомянутом выше Николае Григорьевиче
Дебольском (1842–1918), мыслителе, который дал, по нашему мнению, самое
продуманное философское обоснование задачи «национального самосохранения»
как «верховной цели нравственной деятельности» каждого человека. Пафосу его
книги «О высшем благе» вполне созвучны слова М. Ю. Чернавского: «Стремление
сохранить свою национальную независимость, самобытность и территориальную
целостность сродни чувству чести для человека» (с.59)
Отмеченный пропуск тем более обиден, что именно философские основы
консерватизма привлекают особое внимание автора. Привлекают, что очень
важно, по принципиальным соображениям, которые говорят о творческом
отношении автора к идеологии консерватизма. М. Ю. Чернавский пишет:
«Проигрыш консерватизма на протяжении двух последних столетий во многом
связан с его отказом от корректировки собственной идейной базы. Религиозная
составляющая как основа идеологии в современном западном мире (куда,
несомненно, относится и Россия) неэффективна. Религия является ориентиром и
перспективным идеалом консерватизма. Однако правила современной
идеолого-политической борьбы требуют от любого мировоззрения четкого
заявления своей философской позиции. Ибо только философия в общественном
сознании современного европейского человечества (вслед за мифологией
Древнего мира и христианской религией Средних веков) выходит на первый план
как понятийно самая вразумительная и политически наиболее эффективная форма
объяснения мира и человека» (с.39).
Мы привели эту длинную (и стилистически, прямо скажем, не слишком
выверенную) цитату в силу ее ключевого значения для рассматриваемого
исследования в целом. Идет ли речь о взглядах консерваторов на историю
(гл.3), об их понимании политики и государственного строя (гл.4), наконец,
об экономической программе консерватизма (гл.5), – везде автор обращает
особое внимание на философскую сторону дела, на позицию консерваторов с
философским складом ума, будь то Л. А. Тихомиров или Адам Мюллер.
Вместе с тем, акцент на философии предъявляет самые серьезные требования к
ясности философских взглядов самого автора. И вот, по нашему мнению, в этих
взглядах налицо одно достаточно существенное недоразумение. Отметить это
недоразумение мы считаем необходимым еще и потому, что М. Ю. Чернавский
ссылается, сразу после приведенных слов о современном значении философии, на
книгу Н. П. Ильина «Трагедия русской философии» (ч.I) как на работу, в
которой высказаны «схожие мысли». Схожесть и даже определенная близость
позиций в данном случае несомненна, но тогда тем более важно найти
взаимопонимание в отношении далеко не второстепенных расхождений.
М. Ю. Чернавский выделяет в качестве философии, наиболее созвучной
консерватизму, «спиритуалистическую философию» (философию духа), или
«философию субъективизма». Проблематично уже использование двух, далеко не
равнозначных названий для одной философской позиции. Но важнее другое.
Определив, таким образом, интересующий его тип философии, автор приводит
«основные тезисы сторонников субъективистской и спиритуалистической
философии» (с.45–46). Но, читая эти тезисы, легко замечаешь: в ряде случаев
речь идет об основных положениях философского идеализма, или «философии
идеи». И это, с нашей точки зрения, очень опасное смешение двух существенно
разных философских учений. Идеализм, особенно в форме идеализма Платона и
неоплатоников, фактически отрицает творческую активность человеческого духа.
Отрицает, прежде всего, в сфере познания, основополагающей для человеческой
деятельности любого рода. В этой сфере, согласно идеализму, человек должен
только «созерцать» уже готовые «идеи», которые существуют или сами по себе,
в особом «мире идей», или «в уме Бога» (согласно «христианизированной»
версии платонизма). Именно нечто подобное автор и включает в число первых
(из 16-ти) «тезисов». Например: «сущность вещей находится в мысли Бога»
(третий тезис, который М. Ю. Чернавский связывает с именем английского
неоплатоника XVII века Р. Кедворта). Но если так, то в каком смысле можно
говорить о деятельной и самобытной сущности человеческого духа, – как
говорили Н. Н. Страхов, П. Е. Астафьев, Л. М. Лопатин? Как можно говорить об
активном, созидательно-волевом характере человеческого познания, если
«познание следует свести к познанию «идей» …находящихся в уме Бога» (пятый
тезис, приуроченный автором к философии Н. Мальбранша)?
Лейбниц (которого автор упоминает только один раз на с.87) четко выразил
первичность человеческого духа как активной творческой силы по отношению к
любым «идеям» в простых словах: «Дух не идея, а источник идей». Именно это
положение углубляли и развивали те русские мыслители, которых сам же автор
цитирует в других «тезисах», не замечая их онтологической несовместимости с
тезисами идеалистов-неоплатоников. В действительности «идеи» – это
творческие построения человека, это результаты деятельности выдающихся
философов, ученых, художников (можно добавить – и политиков). Бог создал
человека-творца, а не совершил за человека то, что должен совершить сам
человек.
Все сказанное имеет прямое отношение не только к «философским основам», но и
к политической практике консерватизма. Действительно, и на Западе, и в
России3 были консерваторы, которые уповали на «идеи», которые якобы созданы
Богом без участия человека. Но такое упование имело самые печальные
последствия. Одно из них: пассивность подобных консерваторов в
идейно-политической борьбе, а нередко и уход от этой борьбы со ссылкой на
«волю Божью» (именно так повели себя многие русские консерваторы
«православно-монархического» склада в годы революции и гражданской войны).
Недостаточное внимание к существенным различиям философских взглядов,
которых придерживались те или иные русские консерваторы, проявилось и в
самом конце книги М. Ю. Чернавского, при формулировке «основ консерватизма в
России» (с.152–153). В эти основы автор безоговорочно включает, например, «антилиберализм»
(на первом месте!) и «антирационализм» (на 5-м из 11-ти). Но противниками
свободы (даже если иметь в виду «внешнюю» свободу, типа свободы слова) и
разума (которому трудно дышать без свободы разумного слова) не были ни А. С.
Хомяков, ни Н. Н. Страхов, ни Н. Я. Данилевский, ни А. А. Козлов, ни Л. М.
Лопатин – то есть практически большинство тех, кого автор включает в число
русских «консервативных философов». Вообще, в заключительных тезисах книги
сказалось, на наш взгляд, определяющее влияние К. Н. Леонтьева на авторское
понимание «сущности консерватизма» в России.
Тем не менее, о книге М. Ю. Чернавского можно сказать, что ее недостатки
являются продолжением ее достоинств. Автор поставил (и в определенной
степени решил) крайне сложную задачу: дать общий обзор различных течений
консервативного характера. При этом он ясно понял, что нельзя адекватно
оценить русских консерваторов, не сопоставив их взгляды со взглядами
консервативных мыслителей других европейских стран. Одним из первых (если не
первый, по крайней мере, в России) он попытался систематизировать различные
консервативные концепции, взяв за основу «философскую составляющую» этих
концепций. Он также собрал (что отнюдь не так просто, как может показаться)
обширную библиографию (685 названий!) литературы по консерватизму; даже
искушенный читатель наверняка найдет в этой библиографии много нового для
себя, нового и, главное, ценного.
Стремление автора «объять необъятное» имело, естественно, и отрицательные
последствия. М. Ю. Чернавский хотел раскрыть «цветущую сложность»
консерватизма, но в ряде отношений она стала больше похожей на «вторичное
смешение» глубоко разнородных идей и имен. Неизбежным следствием оказалась
попытка «подвести итог» с опорой фактически на одного русского консерватора,
пусть и самого знаменитого.
Но так или иначе, небольшая книжка М. Ю. Чернавского стала весомым вкладом в
философское осмысление консерватизма. Будем надеяться, что наши критические
замечания окажутся для автора полезными в дальнейшей работе.
Общественная мысль России XVIII - начала XX века. Энциклопедия //
Отв. ред. Журавлев В. В. – М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН).
2005. 640 с.: ил.
Это энциклопедическое издание, которое готовилось в течение 2001–2005
гг., должно появиться в ближайшие месяцы. Ответственный секретарь издания А.
В. Репников любезно предоставил нам обширную аннотацию, которую мы приводим
с некоторыми сокращениями.
«Главную задачу настоящего издания редакционный совет и авторы видели в том,
чтобы проследить процесс развития общественной мысли в России на протяжении
200 с лишним лет во всей полноте и разнообразии взглядов, воззрений,
концепций и теорий общественного развития, социально-политических программ и
манифестов, выражавших как личные убеждения, мировоззренческие представления
лучших умов Отечества, так и социально-политические идеалы, принципы и
убеждения определенных социальных слоев, групп, идейных направлений и
течений, государственных институтов, общественных движений и организаций,
политических партий.
В энциклопедию вошло более 300 статей, расположенных в алфавитном порядке,
которые были условно сгруппированы по трем основным направлениям:
а) исходные общественно-политические понятия в их российском контексте;
б) персоналии выдающихся представителей российской общественно-политической
мысли;
в) периодические издания, служившие на разных этапах истории страны
выразителями взглядов и настроений определенных социальных сил.
Из статей, посвященных исходным понятиям, читатель может узнать, когда и кем
данное понятие впервые введено в оборот, и как оно трактовалось в западной и
российской общественно-политической мысли на различных исторических этапах.
В статьях об общественно-политических направлениях и течениях (консерватизм,
либерализм, анархизм, западничество, славянофильство, народничество и т. д.)
перечисляются наиболее видные представители этих направлений или течений, их
работы концептуального характера, а также органы печати, выражавшие
идеологию и практику данного направления или течения.
Обобщенную информацию на уровне современного знания содержат материалы,
посвященные теориям и идеям, находившимся длительное время в фокусе
общественного внимания, определявшим направления как государственной
политики, так и общественно-политических движений в стране (теория
официальной народности, русская идея, панславизм, декабризм, большевизм,
христианский социализм, идея Учредительного собрания и др.).
Отдельный комплекс составляют статьи о религиях и конфессиях (православие,
старообрядчество, буддизм, иудаизм, католичество и др.) в их связи с
историей общественно-политической мысли России.
Специально – на уровне как понятий, так и персоналий – раскрывается
конкретно-историческое содержание таких идей, течений и явлений, как
просветительство, почвенничество, соборность, нигилизм, космизм,
богоискательство, богостроительство, экономизм и т. п., характеризуется
внутреннее содержание и диапазон восприятия в отечественной общественной
мысли базовых понятий и явлений: народ, нация, община, кооперация, прогресс.
Оценивается, как на различных этапах эволюции российского социума шло
освоение понятий политологического характера, отражавших как категории
реальной действительности, так и идеалы ее переустройства: абсолютизм,
бюрократия, диктатура, гегемония пролетариата, парламентаризм,
конституционализм, федерализм, правовое государство, гражданское общество.
Главный критерий отбора персоналий – весомость вклада данного лица в
общественную мысль российского общества 18 – начала 20 вв. По этому критерию
в энциклопедию вошли:
а) государственные деятели, определявшие политику страны (М. М. Сперанский,
С. С. Уваров, К. П. Победоносцев, Н. Х. Бунге, И. А. Вышнеградский, С. Ю.
Витте, П. А. Столыпин и др.), включая и тех из российских монархов (Петр I,
Екатерина II, Николай I, Александр I, Александр II), правление которых было
ознаменовано исходившими лично от них крупными акциями инновационного
характера;
б) мыслители, ученые-обществоведы, мысль которых выходила за узкие рамки их
профессионального труда философов, историков, правоведов и т. д., поднимаясь
к высотам видения общих проблем страны и мира (Н. Я. Данилевский, Н. А.
Бердяев, С. Н. Булгаков, В. И. Вернадский, В. И. Герье, А. Д. Градовский, Т.
Н. Грановский, Д. И. Иловайский, К. Д. Кавелин, Н. М. Карамзин, И. В.
Киреевский, В. О. Ключевский, Н. М. Костомаров, А. И. Кошелев, К. Н.
Леонтьев, Д. И. Менделеев, П. Н. Милюков, Н. А. Морозов, С. А. Муромцев, П.
И. Новгородцев, С. Ф. Платонов, М. П. Погодин, М. Н. Покровский, В. В.
Розанов, Ю. Ф. Самарин, П. П. Семенов Тянь-Шанский, С. М. Соловьев, Н. Н.
Страхов, В. Н. Татищев, Н. А. Умов, Н. Ф. Федоров, П. А. Флоренский, Р. А.
Фадеев, А. С. Хомяков, Д. А. Хомяков, П. Я. Чаадаев, М. М. Щербатов и др.);
в) религиозные мыслители, стремившиеся познать тайны национальной души и
характера, российской ментальности в целом, и на этой основе подойти к
осмыслению проблем прошлого, настоящего и будущего страны (Арсений Мацеевич,
Иоанн Кронштадтский, Платон Левшин, Филарет Дроздов, Феофан Прокопович и
др.);
г) писатели и поэты, сумевшие через художественно-образное видение
российской действительности воплотить в системном виде суть терзавших ее
проблем и противоречий (И. С. Аксаков, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, Л.
Н. Толстой, Д. С. Мережковский, В. Ф. Одоевский, А. С. Пушкин, А. И.
Радищев, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. П. Сумароков, И. С. Тургенев, Ф. И.
Тютчев, Д. И. Фонвизин и др.);
д) публицисты, чьи выступления на "злобу дня" перерастали ее рамки, оказывая
заметное воздействие на умонастроения общества, образ мыслей и действий
представителей общественных и государственных структур (Я. В. Абрамов, В. Г.
Белинский, В. А. Грингмут, Н. А. Добролюбов, М. Н. Катков, М. Л. Магницкий,
М. О. Меньшиков, В. П. Мещерский, Н. К. Михайловский, Д. И. Писарев, А. С.
Суворин, С. Н. Сыромятников, С. Ф. Шарапов, А. С. Шишков и др.);
е) духовные авторитеты и идеологи консервативного, либерального и
революционного течений общественной мысли и социальной практики; идеологи и
лидеры российских политических партий: (П. Б. Аксельрод, М. А. Бакунин, Л.
А. Тихомиров, Ф. И. Дан, Н. Ф. Даниельсон, П. А. Кропоткин, П. Л. Лавров, В.
И. Ленин, С. Г. Нечаев, М. В. Петрашевский, А. В. Пешехонов, Г. В. Плеханов,
П. Н. Ткачев, И. Г. Церетели, В. М. Чернов и др.).
Биографические статьи подготовлены с соблюдением единых принципов структуры
и содержания. Кратко изложив биографические данные, авторы уделили основное
внимание концептуальным основам мировоззрения того или иного представителя
общественной мысли. Наиболее важные моменты, относящиеся к их концептуальным
представлениям, даются в виде прямого цитирования. Среди тех, чьи взгляды
представлены на страницах энциклопедии, можно увидеть консерваторов,
либералов, большевиков, меньшевиков, анархистов и пр.
Часть статей посвящена периодическим изданиям (журналам, газетам, сборникам)
общественно-политического характера, выражавшим на разных этапах российского
исторического процесса позицию определенных общественных сил. В статьях о
периодических изданиях приводятся данные о времени их существования и
идейно-политической направленности, редакторах и ведущих авторах, об их
вкладе в русскую общественную мысль, масштабах и характере воздействия на
современников. В конце статей приводятся списки основных источников и
литературы, в биографических статьях даются ссылки на личные архивные фонды
(если они имеются).
Энциклопедия снабжена многочисленными иллюстрациями».
Вот такое фундаментальное издание, в аннотации к которому, правда, уж
слишком заметна пресловутая «политкорректность», требующая ныне заменять,
где только возможно, слово «русский» словом «российский». Впрочем, будем
считать, что это – специфика аннотации. Уникальность данного издания не
вызывает сомнений, и остается лишь надеяться, что его стоимость в книжных
магазинах будет по карману не только «россиянам», но и русским читателям.
Русский Обозреватель
Примечания
1 Эти заметки будут, в основном, сообщать читателю о книгах и журналах,
поступивших в редакцию (и представляющих интерес с точки зрения проблематики
«Философской культуры»). Мы также будем помещать анонсы духовно значимых
изданий, присланные в редакцию авторами и друзьями нашего журнала.
2 Для читателей из Санкт-Петербурга сообщаем, что редакция передала
экземпляры журнала в Российскую Государственную Публичную библиотеку и в
Библиотеку Академии Наук.
3 Заметим кстати, что Россия является хотя и несомненно европейской, но
отнюдь не западной страной. Не считало свою страну «Западом» даже
большинство немецких националистов (таких, как Р. Вагнер. Ю. Лангбен, П. де
Лагард и др). Зато подчеркнуто причисляли себя к Западу англосаксы, что
выразилось не только в известном стихотворении Р. Киплинга. И все это не
случайно. Германия и Россия – две великие и вполне самобытные европейские
культуры, не сводимые ни к Западу, ни к Востоку (ни тем более – к комбинации
того и другого).
Читайте в следующем номере нашего журнала (за июль–декабрь 2005
г.):
Статьи и публикации, связанные со 150-летием выдающегося русского
философа Льва Михайловича Лопатина (1855–1920).
Продолжение второй части «Трагедии русской философии».
Статью «Идея народности в русской философии и литературе первой половины XIX
века».
Начало исследования «Революция космополитическая и революция национальная».
Публикацию статьи Н. Н. Страхова «Дарвин».
Перевод работы Г. Лютке «Теория продуктивных сил», посвященной концепциям
национальной экономики Адама Мюллера и Фридриха Листа.
Продолжение «Писем о естественных заблуждениях ума».
К сведению читателей нашего журнала:
Первую часть книги Н. П. Ильина «Трагедия русской философии» можно
приобрести в магазинах «Летний Сад», «Гуманитарная книга» и др., или
обратившись к автору по телефону: (812)-511-91-97.
Кроме того, в «Лавке Писателей» можно приобрести следующие книги:
– В. И. Чернышев «Металогика Откровения» в 3-х т.;
– Н. И. Тропников «Белое, раннее»;
– А. И. Степанов «Сюжеты на чистой доске»;
– В. В. Алексеев «Случайная жизнь».
По всем вопросам, связанным с журналом, обращаться в редакцию по
e-mail: ilyinnp@yandex.ru
|
