|
Русское Философское Общество им Н. Н. Страхова Общественный Совет
журнала
ФИЛОСОФСКАЯ КУЛЬТУРА
Журнал русской интеллигенции
№ 1
январь – июнь 2005 Василий Чернышев
Письма о естественных заблуждениях ума
Письмо первое.
Устал я спорить и поучать, опровергать общепринятые мнения, не имеющие
продуманных оснований, и вот наконец явилась мне счастливая мысль – в связи
с изданием нового философского журнала привлечь к дискуссии (в отдел
естествознания) тех ученых, "физиков и лириков", биологов и математиков, у
которых еще остались сомнения относительно некоторых укоренившихся в
массовом сознании идей, как то: прогресса, эволюции (по Дарвину и без, в
природе и культуре), первичности материи, относительности времени, теорий
Фрейда, Маркса, Адама Смита и т. п.
Пусть ученые сами объяснят, почему они думают, что если сесть около болота
на окраине Петербурга и подождать миллиард лет, то в болоте сам собой
зародится крокодил, или что вода в нем приобретет свойства взрывчатого
вещества. Пусть они спросят себя и ответят хотя бы самим себе, чтó такое
изменение и развитие, и откуда появляются новые свойства – изнутри или
извне; и если "ничто ни откуда не прибывает и не убывает" в отношении
количества (как это сформулировал великий Ломоносов, и принято с тех пор без
возражений физиками и химиками), то почему они думают, что новое качество
прибывает само по себе, даже не рассудив, откуда оно прибывает. Математики,
выводя новую теорему из старых аксиом, все еще задаются вопросом, не
является ли это новое содержание только новой комбинацией уже известного, и
таким образом, не является ли вся математика (как горестно спрашивает
Пуанкаре) всего лишь тождеством. Почему бы об этом же не задуматься физикам?
Но достаточно риторических вопросов, попробую высказаться по существу моих
претензий к положительному мировоззрению.
Представим себе, что мы остановили внимание на некотором предмете – понятии,
идее, явлении, образе, – и прежде чем понять данный предмет, или уяснить,
развить, расширить его понятие, произвести из него следствия, мы задаемся
вопросом: как данный предмет образовался, находится ли он в мире или только
в нашем сознании? Как мы его представляем и познаём, истинно или ложно,
возможно ли вообще его достаточное познание, из каких элементов оно
складывается (тем более, если речь идет о познании Бога, или – что не менее
трудно – о познании самóй познающей способности, то есть сознания, и о
содержании знания и акта познания).
Вопросы эти важные, но из внимания к ним, одновременного с вниманием к
предмету познания, проистекают некоторые фундаментальные заблуждения,
сопутствующие философии и науке, которыми занято меньшинство, а также
обыденным представлениям молчаливого большинства (хотя иногда оно бывает
чрезмерно болтливым).
А именно.
При доказательстве некоторой теоремы (скажем, № 187), доказательство которой
основано на ранее доказанных и признанных сообществом математиков теоремах №
186, 185 и 184, мы следим (и наши оппоненты также) за верностью и
непротиворечивостью всей математической совокупности рассуждений, принятой в
рамках данной математической дисциплины, и необходимой для разрешения данной
конкретной задачи. Исходные же понятия, лежащие в основании математики,
считаются при этом уже общеизвестными, и не подлежат именно теперь
дополнительному рассмотрению. Так же не требуется выяснение вопроса, как эти
понятия появились, образовались, принадлежат ли они к бытию мира, или
создавались самим человечеством наподобие того как строится из кирпичей дом,
то есть что их изначально не было, а потом они стали? (Или же они находятся
всегда и предвечно в сознании Бога?) Так же не требуется (при доказательстве
теоремы) выяснение вопроса, как по мере взросления конкретного человека
появляется и уясняется в его уме то или иное математическое понятие.
Но, предположим, наконец объектом нашего внимания явился и этот вопрос – что
такое сознание? Или что такое те или иные понятия, которыми сознание
оперирует (пользуется) как вполне ясными и определенными, как они постепенно
зарождались в уме человечества, как они становились известными уму ребенка,
как они кристаллизовались и окончательно прояснялись в уме учащегося?
Однако, и в этом случае надо следить за несмешанностью логической работы.
Так, последние два пункта относятся к вéдению детской и школьной психологии,
и надо твердо уяснить, что если нашей задачей является анализ понятия, то к
его содержанию не относится то, как мы сами его уясняем. Например,
английский язык – это одно, а степень его усвоения и знания учащимся – это
другое. И хотя учащийся создает своего рода копию английского языка в своем
уме, он не создает самого языка, английский язык существовал уже раньше и
независимо от учащегося.
Не так же ли обстоит дело, например, с понятием числа? Или с понятием
геометрической фигуры? Уже в детском саду, узнавая о существовании
треугольника и четырехугольника, равностороннего треугольника и квадрата,
ребенок сознаёт, что это не он сам их придумал, а только научился их
выделять и представлять. Вообще, научение и образование (то есть процесс
научения и узнавания) никто не истолковывает как "образование" в смысле
созидания, создания.
Образование в смысле личного приобретения знаний о мире, и "образование" как
постройка чего-либо – например, взявшись за руки и становясь в определенном
порядке, мы можем образовать круг – очевидно разные вещи, и изучая в школе и
университете арифметику, алгебру, геометрию, то есть получая математическое
образование, мы не создаем, не образуем, не строим саму математику, не
создаем впервые числа и фигуры аналогично тому, как, возводя на пустыре дом,
создаем его впервые как данный единичный предмет в данном месте, или,
сочиняя роман, привносим его в литературу, где именно этого романа еще не
было (хотя были другие).
Учащийся узнаёт о существовании числа и фигуры, как и о похождениях
Д´Артаньяна, но не он их придумывает.
Еще пример.
Ребенок заучивает стихотворение Лермонтова, и учитель проверяет, насколько
точно он его запомнил, насколько правильно понял – при этом учитель исходит
из того, что стихотворение уже есть, уже существует, принадлежит к миру
(вещей или идей, или чего-либо еще). История же создания стихотворения,
последовательность его вариантов – тема другого исследования. И точно так же
происхождение самого русского языка и история его развития.
Возвращаясь к математике, напоминаю, что справедливость теоремы №187
устанавливается и проверяется в ходе доказательства, когда считается, что
предшествующие ей утверждения уже установлены, определены или даны в
качестве аксиоматических, когда все споры и доводы принимаются только в
рамках математического языка с его правилами, и не принимаются ссылки,
например, на постановления партийных съездов или на статьи уголовного
кодекса. Разумеется, тем самым не снимается вопрос об обоснованности
математики как таковой (быть может, она беспочвенна), не отменяются вопросы
о характере преподавания, о трудностях изучения, об истории математики, и
так же об истории ее первых шагов, первых глав – но необходимо помнить, что
содержание математики не зависит от того, как преподаватель строит свой
урок, не зависит от того, как, по каким принципам написан школьный учебник
(более того, в учебнике несведущий автор может допустить ошибки и
противоречия – из этого не следует, что противоречива или ошибочна та часть
идеального математического здания, описанию которой посвятил неудачный
пассаж неудачливый автор – точно так же свидетель на суде может солгать или
напутать, но это не изменяет истинную природу события, о котором он дал
неверные показания).
Не всё в математике ясно, не все противоречия устранены – и в рамках
математического языка и правил математики мы исследуем неясное и
противоречивое и приходим к некоторым последовательным выводам. Вот так же
на протяжении более двух тысяч лет возникали разного рода сомнения
относительно постулата Евклида о параллельных прямых, и они были разрешены
построением непротиворечивой геометрии (Гауссом и Лобачевским) в рамках иной
аксиоматики, нежели та, что лежала в основании привычной геометрии Евклида.
Противоречие по своему содержанию, по своей сущности носило логический
характер, относилось к математике (но не к химии или теории права) и было
разрешено математическими средствами. Не устраивалось голосование, не
испрашивалось мнение отцов Церкви и членов Политбюро.
Оперируя понятиями числа и фигуры, точки и множества, функции и аргумента,
математика оперирует ими как математическими понятиями, строго
согласованными с сущностью математического метода, с его внутренним
содержанием, даже когда понятия аксиоматичны.
При этом русские школьники несколько иначе обучаются, нежели английские,
пользуются другими учебниками, и, возможно, несколько иначе постигают
важнейшие понятия связности, равномерной непрерывности, предела, нежели их
коллеги в Англии. Однако предел у Чебышева и у Ньютона, у Стеклова и у
Пуанкаре – тот же самый, иначе не существовало бы универсальной математики,
а у каждого народа своя, как танец или песня.
Но тогда спросим: относится ли к содержанию понятия числа и то, как считали
пленников в древнем Египте, и как измеряли земельные участки в древней
Греции? Относится ли к содержанию геометрии то, что с ее помощью
производились измерения земли? Относится ли к содержанию интегралов,
вычисленных Кеплером, то, что ему они пригодились при измерении вместимости
винных бочек?
Постепенное уяснение ребенком и школьником счета от единицы до десяти, и
далее – таблицы умножения – не является созданием числа – но а постепенное
уяснение того же счета от единицы до десяти и до тысячи древними
ассирийцами, индусами и китайцами – оно-то ли созидало их? Сочинил ли
человек число, человек ли его сочинил и сочинил ли его кто-либо? – в том,
как мы пытаемся ответить на этот вопрос, проявляется разность двух
противоположных миропониманий, или даже двух типов сознавания.
Впрочем, не в том беда, что люди думают неодинаково, а в том, что
большинство людей вовсе не умеет думать, и выстраивая картину мира,
нагромождает и связывает между собою взаимоисключающие утверждения, идеи,
точки зрения. Так, физик, например, твердо убежден, что физика описывает
(более или менее точно и полно) объективный физический мир, что в физике не
находится каких-либо положений, которых не было бы в мире (хотя, быть может,
представление этих положений в физике и не совпадает с тем, как они
проявляются в предметном мире), что яблоки падают на землю не потому, что
Ньютон придумал Закон всемирного тяготения, и что он его не придумал в том
же смысле, в каком мы придумываем планы на завтрашний день. Однако этот же
физик читает в школьном учебнике (да и в университетском то же), что число
придумали сначала древние египтяне для того, чтобы считать пирамиды, а потом
у них эту счастливую выдумку подхватили греки, и Пифагор придумал теорему о
том, что катеты "рождают" гипотенузу.
Итак, надо тщательно следить за точностью и осмысленностью тех идей, которые
мы исповедуем, и если мы, например, верим, что дважды два равно пяти, то
хотя бы надо принцип этот выдерживать и далее, чтобы быть последовательными,
а не уверять после запятой, что теперь уже мы передумали, и дважды два стало
равно семи.
Рассмотрим некоторые из идей, определяющих мировоззрение современного
полуобразованного человека – не с тем, чтобы эти идеи опровергнуть, а только
уяснить, что именно под ними понимается. Верны ли идеи, правы ли те, кто их
поддерживает – это тема для обсуждения в последующих выпусках нашего
журнала, и я надеюсь, что выскажутся противники их и защитники.
А пока моя задача – определить их содержание.
Начнем с эволюции.
Кажется, еще Гераклит сказал, что "все течет, все изменяется", а потом
добавил , что "в одну реку не войдешь дважды" – и я с ним согласен.
Правда, стоит только пристальнее задуматься над идеей изменчивости, и тогда
покажется, что это отчасти так, а отчасти не так. Чем мы поверяем бытие –
вечностью или временем? А если временем, то – каким?
Рассуждения и оценки исходят из того, что в центре их – человек, они –
антропоморфны. Когда мы оцениваем что-нибудь как большое, тяжелое,
стремительное, холодное или горячее, то именно человек и является единицей
измерения – что-нибудь является большúм или малым в сравнении с человеком.
Естественно и под временем понимать не время вообще, а – время жизни
человека. С этой точки зрения изменчивость проявляет себя по разному. Реки
как текли, так и текут (правда, есть и такие, что меняют свое русло через
десять или двадцать лет, и только они воистину непоседливы!). Хотя,
воображая тысячелетия, или миллионолетия, заметим, что все реки за миллион
лет изменились как следует – и всё же, для философствующего наблюдателя река
– не образец изменчивости; меняется текущая в ней вода, и именно это
метафорически отметил наблюдатель, стоя на берегу реки.
Неподвижно звездное небо над головой, и как в детстве я видел Полярную
звезду и Млечный Путь, так и через пятьдесят лет всё то же и там же.
Всё те же несправедливость, зависть, злоба, успех неправедных и унижение
праведных – ничто не изменилось, сколько я вижу, и поэтому справедливее
сказать, что "ничто не течет, ничто не меняется".
Правда, после некоторых размышлений я соглашаюсь признать, что иное и впрямь
меняется, но, увы, в худшую сторону.
В чем же правда? В том, что "все меняется", или в том, что в существенном
"все неизменно"? Очевидно, речь идет о разных вещах.
Если уподобить мир Колизею, на сцене которого разыгрываются сцены
(происшествия) нашей жизни, то сцены эти беспрестанно меняются, но неизменен
каменный величественный Колизей (по крайней мере, при моей жизни).
Итак, напоминаю, что в основе наших умозаключений лежит либо
непосредственное наблюдение (текущей реки, встающего на востоке и заходящего
на западе солнца), и тогда мы говорим, что всё течет, и солнце обращается
вокруг земли; либо в основе наших умозаключений лежит умозрение, и тогда,
несмотря на очевидность того, что вечен Колизей, неизменны горы и неподвижны
звезды, мы утверждаем, что "ничто не вечно", и не только всё течет и
изменяется, но изменяется именно всё, и даже солнце меняет своё положение
среди звезд, но это – результат умозрения, в основе которого лежит череда
наблюдений нескольких поколений наблюдателей, показания которых мы соединяем
умозрительно – в единое временнóе показание, хотя и лишенное субъективной
достоверности.
Меняется и быт и жизнь народов, и многие уже в древности обратили на сие
внимание, и создали особый раздел философии – историографию (или историю), и
Геродот, Аристотель, Плутарх посвятили ей глубокие исследования. Но, однако,
описывая изменения, философ часто затруднялся давать им оценку, происходят
ли эти изменения к лучшему, совершенствуется ли то, что меняется, хоть в
каких-то отношениях, или, наоборот, увядает, умирает (так человек, старея,
точно претерпевает ущерб в отношении силы, выносливости, а если это касается
женщины, то, как правило, и внешней привлекательности), или, по крайней
мере, приводят ли эти изменения к усложнению или упрощению? Выигрывает ли
меняющееся, развивается, эволюционирует, или, наоборот, проигрывает,
скудеет, деградирует? Прогрессирует или регрессирует (то есть возрастает или
убывает)?
Древние относительно истории человечества полагали, что мы движемся по
нисходящей ветви, и сначала был золотой век человечества, затем бронзовый, и
наконец наступил худший век – железный. Но о многих вещах, как я уже сказал,
не решались заключить окончательно, что к чему движется, и Аристотель в
"Политике" полагает, что в образе правления и в общественной жизни прогресса
нет – тирания сменяет демократию, олигархия – тиранию, анархия приходит на
смену тому и другому, затем все повторяется.
Однако, чтобы "разобраться" с изменчивостью, недостаточно установить время,
относительно которого мы ее наблюдаем или умопостигаем, но и надо разделить
объект наблюдения и умозрения на генетически различные части. На что мы
смотрим и о чем размышляем? Идет ли речь о природе в узком смысле этого
слова, состоящей из растительного и животного мира и среды их обитания, рек
и озер, воздуха, ландшафта и почвы, а так же и человека, неотъемлемого от
природы, и звездного неба, и солнца, согревающего и освещающего днем, и
луны, освещающей ночью?
Идет ли речь о космосе, в котором даже солнце безлично, а земля – не центр
мироздания, а крошечная пылинка, и даже Млечный Путь – заурядное скопление
звезд (у космического пивного ларька!)?
Или речь идет о мире в целом, включающем и космос, и природу и человека?
Но вот тут возникает первая загвоздка для положительно размышляющего
человека. Если, размышляя о природе, он оглядывается вокруг себя, и верит
тому, что видит, и интуитивно, или безотчетно, но полагает, что эта видимая
природа и есть, по существу, весь мир (включая и солнце, и звездное небо над
головой), то, представляя космос (или весь мир – а представление о мире для
положительно размышляющего человека по существу не отличается от
представления о космосе), положительный человек вычеркивает из этого
представления самого человека напрочь, умозрительно он представляет себе
трехмерную сцену, бесконечно разверстую во все триединые врата, и мечущиеся
по ней звезды, сами по себе не знающие, "сколько их, куда их гонит…", и по
собственной ли воле они мечутся.
Пока я только надеюсь побудить естествоиспытателей к тому, чтобы они внятно
изложили свои взгляды, спор наш – впереди.
Поэтому, в качестве преамбулы, начнем с устроения и происхождения космоса.
Что с ним будем завтра, об этом поговорим позже. Каков он сегодня – об этом
сказано достаточно, и разногласий нет – космос во всех своих частях
благоустроен, гармоничен, прекрасен, солнечная система устроена удивительно
просто, звезды, как правило, объединяются в группы, (словно для задушевного
разговора), на небосводе вычерчивают изящные геометрические фигуры и даже,
по мнению многих (в том числе и великого Кеплера) влияют на судьбы людей.
Гармонией поражает все: звезды – это огни (или фонари) во вселенной, они
горят и светят (а что бы им не быть холодными каменными грудами?),
межзвездное пространство поразительно чисто, иногда проносится пылинка и
сгорает, врезаясь в атмосферу земли, иногда проносится комета, внося
беспокойство в умы; и хотя астрономы говорят о туманностях, но это
метафорическое название далеких звездных скоплений, воспринимаемых глазом в
виде туманного пятнышка.
Итак, космос – это гармония, это даже образец гармонии.
Почему же бездушный мир так гармоничен, так противоположен хаосу, который
представляют собою, например, свалки на окраинах русских городов и сел?
Если бы мир (космос) образовался просто так, наобум, абы как, случайно и
безотчетно, не имея ничего заранее ввиду – был ли бы он вот таким
поразительно соединенным, согласованным, похожим во всех своих частях,
имеющим одинаковые физические свойства (как о том мы догадываемся по
астрономическим наблюдениям) и даже одинаковое поведение во всех местах?
Быть может, именно для ответа на этот вопрос и стали выдвигаться гипотезы о
происхождении и сотворении мира и его дальнейшем развитии, эволюции.
Первая стройная и всеобъемлющая гипотеза была изложена в Библии (и
содержалась в более ранних легендах древних народов), и состояла она в том,
что Бог-Творец, всеобъемлющий и содержащий в Себе и время и пространство, и
бытие и небытие, создал свет, земную твердь и все окружающее, природу и
человека, и женщину для утешения и радости ему, и поскольку творческая
энергия была единой, неотрывной от Духа Божия, и не иссякала, то и творение
имеет в себе образ Творца, и потому великолепно.
К сожалению, гипотеза эта была отчуждена и ограждена от дальнейших
размышлений и обсуждений, и не приобрела глубины теории, хотя и была
объявлена истиной в последней инстанции.
После этого, уже в двадцатом веке, в рамках астрономических умозрений,
отчасти напоминающих хрестоматийное "Откуда есть пошла…", отчасти мои
собственные "полуфилософские" рассуждения и умозрения, появилась гипотеза о
возникновении всего ныне видимого космоса (включая и того, кто ныне на него
так странно смотрит) из первоначального "ничто", небытия, или словно бы и
бытия, но вмещенного первоначально в весьма малое пространство, практически
неотличимое от точки, причем и возникло бытие из небытия в результате не
творческого акта созидания, а умопомрачительного взрыва.
Правда, вопреки сказанному, исходная точка чем-то обладала.
Во-первых, она была, следовательно, обладала бытием.
Во-вторых, вмещаясь в весьма малые размеры, всё же – вмещалась, то есть
обладала пространством.
В-третьих, так как взрыв произошел именно 19 миллиардов лет назад, то
начальная точка, в которой возник мир, являлась началом времени,
следовательно, содержала в себе и время (или же сочетала свойства времени и
безвременья?).
Возможно, время начало быть; возможно, и пространство начало быть; однако,
так как после взрыва вселенная расширялась, то она обладала и тем, чтó
расширялось, и способностью к расширению.
Пролив на скатерть вино, мы со страхом видим, как розовое пятно расширяется
на белой скатерти – ему есть, на чем расширяться.
Но в чем расширялась (и даже до сих пор) вселенная? Отодвигается ли ее
граница в ничто? И что значит расширение? Становиться больше можно только в
сравнении с чем-то. Если сегодня вселенная расширяется (я не спорю), то мы
имеем возможность говорить об этом, имея некоторые неизменные эталоны,
например, землю, или солнце, или солнечную систему, или воображаемую длину,
которую в течение года пролетает луч света, скорость которого мы полагаем
неизменной, а также полагаем, что и время меняется равномерно.
Но с чем можно было сравнить размеры той вселенной, которая, как Кащеева
смерть, была заключена в скорлупе, еще пока все было тихо, и о которой мы
думаем, что, что она была исчезающе малой? Не сравниваем ли мы ее размеры с
землей, на которой мы теперь философствуем спустя 19 миллиардов лет? И с
каким временем можно сравнить то время, которое якобы потекло после взрыва,
и которое мы оцениваем в ничтожных долях секунды – с тем ли, в течение
которого земля обращается вокруг солнца, если тогда еще не было ни того ни
другого? С временем ли движения света, если еще не было света, и некуда ему
было стремиться, потому что еще не было и пространства?
Поневоле придется отвлечься на почти постороннее рассуждение.
Почему вода, скатываясь вниз под воздействием силы тяжести, не скатилась еще
вся к центру земли? Почему и высоко в горах бывают болота, хотя и текут и
текут из них ручьи и реки вниз к подножию гор? Почему и далеко внизу, в
долинах, есть пустыни, хотя сверху на них изливается вся вода от дождей и
рек, скатывающихся сверху вниз?
Об этом, совершающемся ныне, плохо знают даже самые мудрые.
Но проще объяснить причины и состояние того, что во мраке веков, тем паче –
в начале мира.
Почему?
Потому что эти "объяснения" никто не может проверить.
Но мы, имеющие способность критически рассуждать, не утратили способность
задавать вопросы.
Если теория не отвечает ни на один из них, если она даже их не понимает,
если она не в состоянии сама их задать – то что она объясняет?
Акциденции космоса – появились ли они потом из ничто как и сам космос, или
уже существовали в этом изначальном "ничто"? Да и сам взрыв содержался ли в
нем, как содержится он в динамите (в качестве способности), и как не
содержится, например, в обычной воде?
Появляются ли новые свойства? – Этот вопрос требует дополнительного
разъяснения.
Натуральный ряд – это последовательность (или множество) чисел 1, 2, 3, 4,
5,… n, n+1,…, где каждое последующее число равно предыдущему плюс единица.
Выбираем из него частичную последовательность (или подмножество): 3, 5, 7,
11, 13,… – ряд простых чисел.
И вот зададим простой вопрос – содержался ли "Ряд простых чисел" в "Ряду
натуральных чисел"? Понятие о натуральном числе включает ли уже понятия о
четных и нечетных числах, о числах простых и составных? Или, выбирая
подмножество 3, 5, 7, 11, 13,…, мы уже исходим из нового понятия о простом
числе, оно не образуется в процессе выбора, а сам выбор является его
реализацией? Трудно предположить, что в том сверхплотном сгустке материи, из
которого якобы родился космос, уже содержалось и время и пространство, и
дух, и плоть, и даже простые числа – но еще труднее допустить, что
изначальное "ничто" породило время, не будучи им беременно (легче думать,
что взорвется вода, не обладающая способностью взрываться), а также
пространство, а также направление времени, его необратимость, равномерность
и масштаб, то есть свойство сравнимости с некоторым временным интервалом
(чего, например, лишены комплéксные числа). Еще труднее допустить, что
именно время порождает развитие (ибо самый закоренелый материалист не будет
утверждать, что галактическая "протоплазма", сегодня еще не имеющая ни
электронов ни атомов, ни воли, ни внимания, завтра родит человека – но он
утверждает, что всё дело во времени, и что если подождать не один день, а
целых 19 миллиардов лет, то человек родится. Так, значит, не сам прах
обладает родильной способностью, а – время? Но заключено ли оно было в той
горстке праха, которая была кем-то смертельно стиснута (словно зэки в
Российской тюремной камере), и не выдержав стеснение, взорвалáсь?
Мы знаем, что зерно пшеницы не прорастет рожью, даже если его положить в
землю на миллиарды лет – но то, что не обладало даже сложностью атома
водорода, проросло физиками и астрономами (не сразу, возражают мне,
потребовался "ряд волшебных превращений милого лица" протоматерии).
Этак, насыпав в мешок печатных буковок, и даже его не встряхивая, можно
надеяться, что мы вытащим через мильон лет "Войну и Мир" (а может быть, и
это мое письмо)?
Я готов допустить, что, разлетаясь после взрыва (хотя, ведь, и некуда было
разлетаться? Разлетаются в пространстве – и значит, должно было сначала
разлететься пространство в "ничём", чтобы затем за ним устремились осколки
взрывного устройства?) – но, все-таки, пусть, разлетаясь в пространстве – а,
значит, уже существовали и силы притяжения и отталкивания – осколки
взрывного устройства вели себя так благонадежно, что вместо разрушений и
хаоса – как бывает после взрыва – "сеяли разумное, доброе, вечное" – но если
у них (или у кого-то "над ними") не было намерения и плана, если разлетались
они наугад, и даже не влиял на них "половой инстинкт и борьба за
существование" (как у Дарвина в его схеме эволюции Природы), то все же
совсем неправдоподобно, чтобы из "абы как" мы получили сегодня и Млечный
путь и хрустальные сферы.
Вблизи уже завершения своих инвектив добавлю.
Наука, как правило, осторожна в своих выводах относительно ясного и
конкретного предмета исследования.
Мы до сих пор не понимаем природу даже обыкновенной молнии, тем более
шаровой.
Не умеем предвидеть землетрясений.
Плохо справляемся с насморком.
Встаем в тупик перед "женской логикой".
Но от имени науки очень удобно бывает создавать глобальные и всеобъемлющие
учения, объясняющие начала и концы всего сущего – ибо эти объяснения
невозможно проверить. К таким учениям относятся "теория" первичного взрыва и
разбегающихся галактик, теория прибавочной стоимости, устройства земного
ядра, теория эволюции, учение о "диалектике природы и происхождении семьи и
человека"… и многое другое.
Ну и, наконец, чтобы не создавалось впечатление, что я нападаю только на
ученых, коснусь я и заносчивости и прямолинейности философов.
В одной из своих статей Кант исследует вопрос о том, надо ли всегда говорить
правду, и приводит в качестве примера случай, когда злоумышленники ищут
человека, чтобы его убить, и спрашивают свидетеля, по какой дороге бежал
преследуемый. В Библии приводится аналогичный случай с блудницей, обманувшей
преследователей праведника, и тем даже оправдавшейся на страшном суде, но
Кант советует говорить всегда правду (пример блудницы его не убедил) и
приводит хитроумные доводы в защиту своего совета.
Что на это можно возразить?
Философ заблуждается, думая, что из справедливости аксиомы о параллельных
прямых следует, что и в жизни надо всегда ходить прямо. Народная мудрость
полагает иначе: Кто прямо ходит, тот дома не ночует.
На этом бы и стоило закончить.
Но…
-------
В чем же причины положительных представлений о развитии и
совершенствовании мира от протоплазмы до мыслящего человека (а далее и до
Бога – ктó остановит развитие, совершающееся без прежде заданных
оснований?).
Причин этих несколько, и помимо логических аберраций, логической редукции,
действуют еще психологические штампы.
После того, как появилось представление о химических реакциях и соединениях,
мы привыкли смотреть на мир как на конгломерат химических веществ, и
развитие неживого мира представляем как результат химических реакций, в ходе
которых появляются новые вещества и новые свойства. Водород, сгорая в
кислороде, порождает воду. "А далее – везде…" Жиры, белки, углеводы, амеба и
человек… Мир эволюционировал в результате того, что первоначальная колба, в
которой нечто содержалось, взбалтывалась, первичные простые вещества
соединялись друг с другом, и образовались сложные органические соединения…
Произошли и два непостижимых качественных скачка, о которых не хочет
говорить наука с точки зрения изменения самой сущности мироздания.
Итак…
В первоначальной колбе (по учению сторонников Большого Взрыва) содержалась
праматерия, которая еще не была даже веществом, и даже не представляла из
себя продуктов атомного взрыва. Это изначальное нечто не содержало
элементарных частиц, электронов и атомов. Вещество еще должно было родиться.
Как и почему? – В результате механического разбегания и хаотических
столкновений в расширяющейся колбе после взрыва.
Следовательно, первый этап образования мира – механика.
Затем каким-то образом из механики родилась химия.
В расширяющейся колбе стали происходить химические реакции и тут вдруг химия
родила биологию, и появились воля и стремление. Ну а дальше уже все проще
простого – дальше уже все что угодно…
Что же из чего образуется? Если ученый все еще понимает, что беспорядочно
насыпанные в колбу буквы сами по себе не образуют (в результате ли
разбегания или столкновений) Войну и Мир, что необходим творческий акт и
почти бесконечное количество предварительных условий этого акта – живая и
неживая природа, человек, народ, история и культура – то почему-то он верит,
что эволюция мира осуществима вне творческого акта, сама по себе? Да разве
менее удивительна, чем писание романов, способность кислорода вступать в
легкомысленные связи с кем попало, порождая разнообразных детей, от
бездарных и порочных, до гениев, от ржавчины и дыма и угарного газа до
водорослей и растений? Если это простой результат перемешивания кубиков, то
разве не удивительно, что даже всякое изменение даже вещественного мира (а
сначала и не-вещественного) было в каждое мгновение усложнением, прогрессом,
развитием, восхождением от невразумительного, безвидного "ничто" к
великолепному сияющему космосу? И если даже жизнь появилась случайно, то не
странно ли, что "ничто" приготовило для ее появления такую великолепную
колыбель? Нет, говорит материалист, мир не содержал ни в себе направляющей
силы, ни принимал ее извне; действовали только силы отталкивания, потом еще
притяжения, и вот… сами собой пылинки, беспорядочно спасаясь бегством из
сверхкатастрофы, соединились сначала в Космос, потом породили Жизнь с ее
волей и намерением, а уж они написали логику, философию и литературу, На
этой оптимистической ноте я и закончу свое первое письмо.
|