|
|
Протокол допроса А.И. Спиридовича
5 сентября 1917 г.
1917 года, сентября 5 дня командированный в Чрезвычайную следственную
комиссию для производства следственных действий К.И. Бу-вайлов в
Петроградской одиночной тюрьме, допрашивал нижепоименованного свидетеля, с
соблюдением ст. 403 Уст. угол. суд., и он показал:
Александр Иванович Спиридович, 44 лет, б[ывший] Ялтинский градоначальник,
генерал-майор, православный, живу постоянно в Петрограде, Фонтанка 54, кв.
333, в настоящее время содержусь под стражей по постановлению
командированного в Чрезвычайную следственную комиссию И.В. Брыкина по
обвинению меня по 362 и 403 ст. ч. 2 Улож. о наказ.
Постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого мне предъявлено,
виновным себя в превышении власти, имевшем весьма важные последствия, я не
признаю. Предъявленную мне «Инструкцию по организации и ведению внутреннего
агентурного наблюдения» – я вижу впервые. Никогда она мне никем для
руководства и исполнения не предписывалась. Меня как заведующего охранной
агентурой, подведомственной дворцовому коменданту, ни во время нахождения в
Ц[арском] Селе, ни в бытность в командировках, эта инструкция совершенно не
касалась, ибо политический розыск в круг моих обязанностей совершенно не
входил и таковым розыском я с весны 1905-го года, когда был отчислен от
должности начальника Киевского охранного отделения, не занимался, почему и
никаких сотрудников не имел и сношений с ними не вел. На киевских торжествах
1911-го г. я был командирован в распоряжение товарища министра внутренних
дел Курлова для организации и заведования отрядом секретной наружной охраны.
Дело политического розыска в Киеве (как и вообще после весны 1905 г.) ни в
смысле его проверки, инструктировки, а тем более направления или
руководства, в круг моих обязанностей не входило и никем на меня не
возлагалось. Начальник Киевского охранного отделения мне подчинен не был и
являлся лицом, совершенно от меня независимым. Таковое взаимоотношение мое с
начальником охранного отделения в Киеве не являлось для Киева каким-либо
исключением, а являлось общим правилом, вытекавшим из круга моих прямых
обязанностей по занимаемой тогда мною должности. Начиная с первого после
революционных годов выезда б[ывшего] царя на полтавские торжества в 1909 г.,
я командировался в распоряжение тов[арища] м[инис-т]ра Курлова исключительно
для собственно охраны, а не для розыскной работы, и всегда начальники
розыска на местах были вполне от меня независимы. Так, при полтавских
торжествах 1909 г. розыском там ведал н[ачальни]к местного управления,
полковник Попов; в Крыму – Севастопольское управление; при рижских
торжествах 1910 г. – местное жандармское управление или охранное отделение,
а для заведования розыском туда был командирован из Киева Кулябко; в Москве
н[ачальни]к охр[анного] отделения Заварзин. Дело проверки их работы, нужная
инструктировка производилась чинами департамента полиции. Таковая система
применялась и для заграницы. Когда б[ывшая] царская семья ездила в Германию
и Италию, что было до 1911 г., меня командировали туда с и. д.
вице-директора Веригиным, причем я опять там касался лишь самой охраны, все
же дела по розыску лежали на заведующем заграничной агентурой, который все
сношения по ним вел не со мною, а с Веригиным, как с чином д[епартамен]та
полиции. И так как розыск при киевской командировке меня совершенно не
касался, то когда генералу Курлову понадобилось проверить что-то по розыску
в Чернигове, то он командировал туда не меня, а кого-то из бывших с ним
чинов департамента полиции, я же для организации собственно охраны посылал
туда из Киева своего помощника, подполковника Невдахова. Не касаясь розыска,
я и не интересовался ни сотрудниками, ни филерами, ни офицерами охранного
отделения и в самом отделении или в его конспиративных квартирах не бывал.
<…> В день покушения на Столыпина ко мне в номер гостиницы около 7 ч. утра
пришел Кулябко и сообщил, что у него ночью был Богров и сообщил, что сегодня
кто-то из боевиков приедет в Киев. Я спешил, и мы вместе вышли, сели в
автомобиль, и я поехал к месту маневров в 60 верстах от Киева, проверять
наряды по пути высочайшего проезда и в работе маневров. Кулябко пересел в
свой автомобиль и уехал по своим делам. Я вернулся с маневров часа в 2–3;
зашел в столовую нашей гостиницы, застал там Курлова, Веригина, Кулябко и
других и случайно из разговора узнал, что Богров был у нас в гостинице. Мне
показалось, что Курлов, сказав мне это, как бы проговорился. У меня остался
какой-то неприятный от разговора осадок, но так как дело касалось розыска,
т.е. не относилось до меня, то я не входил с расспросами, а только заявил,
что если они верят в то, что приехали какие-то боевики, то о таковом приезде
необходимо письменно довести до сведения дворцового коменданта, ибо нельзя
поручиться, что в качестве объекта своих действий они не выберут государя. Я
сам набросал черновик бумаги и, отдав ее им, поспешил на службу по нарядам
ввиду проезда на ипподром. Там, встретивши меня, Кулябко наспех рассказал
мне о приезде боевиков и о том, что вечером Богров должен показать филерам
какую-то девицу, которая будет передавать какой-то сверток. Говорилось все
это наспех, мы расстались и увиделись уже после стрельбы в Столыпина. Как
работало в тот день охранное отделение по сообщениям Богрова, я не тогда, ни
после от Кулябки не слышал и лишь прочитал позднее о том в следственном
производстве. Меры охраны в театре заключались в следующем. Билеты в театр
выдавались после предварительной проверки всех лиц через охранное отделение,
и меня ни выдача, ни проверка не касались. Все артисты, служащие, рабочие
театра были проверены, всех их знали несколько назначенных мною агентов
охраны, которые безотлучно находились в театре за много дней до самого
спектакля и наблюдали за всем тем, что в нем происходило. В день спектакля
весь театр со всеми его вместилищами был своевременно осмотрен командой из
моего отряда под руководством помощника полковника Управина, после чего все
выходы были заняты контрольными постами, а всюду, где надо было, были
выставлены посты охраны, согласно особого наряда.
Перед спектаклем, отслужив по высочайшим проездам, я заехал в театр, нашел
все в порядке, весь свой наряд на местах, а полковник Управин доложил мне,
что все осмотры выполнены тщательно, все контрольные посты и вообще
агентские посты уж на местах. О том, что Кулябко предложил выдать Богрову
билет в театр, и даже выдал его ему – я не знал. Кулябко и Веригина в театре
я не видел, а с Курловым не говорил. Когда кончилось действие и царская
семья удалилась из ложи, я ушел из партера в ближайший к месту нахождения
государя коридор. Услышав выстрелы, я вбежал в партер, увидал, что Кулябка
кого-то схватил, инстинктивно выхватил саблю, замахнулся на преступника, но
вовремя остановился и, узнав в преступнике Богрова, поняв про измену,
бросился к царской ложе и став к ней спиной, просил никого к ней не
приближаться, так как думал, что будут дальнейшие нападения. В царскую ложу
вошли б[ывший] государь с семьей, прослушали гимн и удалились, после чего
ушел и я. В качестве доказательства моей невиновности в случившемся в Киеве
убийстве Столыпина может, мне кажется, служить и следующее. Будучи
привле-чен и к расследованию сенатора Трусевича и к следствию сенатора
Шульгина, я все время оставался в той же самой должности заведующего
охранной агентурой и это в то время, как ген[ерал] Курлов, Веригин и Кулябко
были уволены от службы. Я оставался в старой должности не только при жизни
Дедюлина, но и при его преемнике генерале Воейкове . В 1911 году, через
несколько месяцев после киевского события, я по соглашению министра Макарова
с дворцовым комендантом был командирован в Белгород в распоряжение генерала
Герасимова (он был послан вместо уволенного ген[ерала] Курлова) для
заведования опять той же наружной охраной и по окончании посещения б[ывшего]
государя генерал Герасимов отдал мне благодарность в приказе. В том же году
был командирован в Москву в распоряжение град[оначальни]ка Адрианова для
старых своих обязанностей по наружной охране и когда вся охрана уже был
сорганизована мною, – между министрами Коковцовым и Макаровым, с одной
стороны, началась телеграфная переписка с графом Фредериксом и ген[ералом]
Дедюлиным, которые были в Ялте, с другой, о неудобности моего заведования
охраной в Москве, причем Макаров просил замены меня кем-либо другим. Генерал
Дедюлин дал мне предписание по телеграфу сдать отряд моему же помощнику,
подполковнику Эвальду , а самому мне оставаться в Москве. Я исполнил
приказание, но генерал Адрианов начал столь энергично хлопотать о том, чтобы
меня вернули к начальствованию над отрядом, что министр Макаров просил
дворцового коменданта вновь командировать меня и я, пробывши отчисленным два
дня, по телеграфному распоряжению ген[ерала] Дедюлина вновь явился к
генералу Адрианову, снова принял отряд и все дело охраны до отъезда царской
семьи, к немалому неудовольствию высших чинов департамента полиции Белецкого
и Виссарионова. В 1912 году перед высочайшей поездкой в Москву, когда я уже
был привлечен к следствию в качестве обвиняемого, м[инист]р Макаров
обратился к ген[ералу] Дедюлину с просьбой, чтобы он официально не
командировал меня для заведования охраной в Москве, но чтобы отправил меня
туда неофициально и чтобы неофициально я по-прежнему выполнял там все дело
охраны. Макаров говорил Дедюлину, что я настолько предан государю и люблю
свое дело, что поступлюсь самолюбием и, понимая, что все это делается из-за
общественного мнения, соглашусь на такую неофициальную командировку. Генерал
Дедюлин обратился ко мне письмом, но я горячо протестовал и на
предлагавшуюся комбинацию не согласился. С отрядом был командирован мой
помощник, а я, хотя и поехал в Москву, но как состоящий в распоряжении
дворцового коменданта. Приехав в Москву, я посетил генерала Джунковского,
московского губернатора, который зная, что я устранен министром от охраны в
Москве, тем не менее, просил меня поехать с ним в Бородино и сделать там все
то, что нужно по организации охраны. Я охотно согласился. Приехав в
Бородино, ген[ерал] Джунковский собрал всех быв-ших там жандармских и
полицейских офицеров и предложил им выслушать и принять к сведению все то,
что разъясню им я по части охраны. В 1913 году вступивший в должность
товарища министра генерал Джунковский, сменивший почти весь высший состав
департамента полиции, берет меня в свое распоряжение для подготовки,
соорганизации, а затем и для проведения охраны во всех городах при
Романовских торжествах. Он утверждает полностью составленную мною
«Инструкцию отряда секретной охраны», утверждает в моей редакции, а не в
редакции, которая была угодна департаменту полиции, и он же по окончании
торжеств представляет меня к высочайшей награде и лично вручает мне таковую
в час высочайшего из Москвы отбытия. В то же время он же, генерал
Джунковский, берет меня с собою в Берлин для принятия мер охраны по нашему
посольству, а спустя некоторое время я в качестве начальника отряда охраны
несу службу в Беловеже, Спале и Скерневицах, причем исполняя свои
обязанности в двух последних пунктах, я нахожусь в то же самое время «под
надзором ближайшего начальства» – такова была принятая против меня сенатором
Шульгиным мера пресечения! В этот же послекиевский период при поездке в
шхеры я по-прежнему поступал в распоряжение флаг-капитана Нилова в качестве
начальника переходившего в его распоряжение отряда агентов на всю морскую
командировку. Перечислив все эти случаи, я позволю себе предложить вопросы:
почему поступили так по отношению меня все перечисленные, столь разные по
характеру, начальники – Дедюлин, Нилов, Герасимов, Адрианов, Воейков,
Джунковский, под начальством которых, по их же желанию, я нес службу н[ачальни]ка
отряда охраны и всех лиц, к ней причастных? Почему они, эти начальники, не
будучи связаны со мною никакими личными отношениями, не будучи тревожимы
никакими за меня протекциями, не боялись доверять мне после Киева и поручали
мне дело охраны, несмотря на то, что многие газеты, в числе виновников
киевского события, называли и меня, и несмотря на то, что им было известно о
привлечении меня в качестве обвиняемого по киевскому делу? Ведь самое
простое чувство самосохранения и боязнь за собственное служебное положение,
не говоря уже про чувство долга и присягу, при создавшейся, благодаря массе
легенд, обстановке, должны бы были заставить каждого из них не только не
брать меня в свое распоряжение для заведования столь ответственным, как
охрана главы государства, делом, а наоборот, постараться избежать такого
подчиненного как я, и постараться заменить меня каким-либо более надежным
лицом? Почему же так поступали все перечисленные начальники? Мне кажется,
только потому, что они верили в мою службу, в мое знание дела, верили мне, и
никто из них не думал, что убийство Столыпина обусловливалось, хотя бы в
самой незначительной степени, какою-либо моею оплошностью в смысле ли
бездействия, или превышения власти!
Прошу о приобщении к настоящему следственному производству: 1) Аттестаты
1-го военного Павловского училища, 105-го пехотного Орен-бургского полка,
корпуса жандармов, каковые должны быть в бывшем штабе корпуса жандармов. 2)
Аттестации о моей службе по должности заведующего подведомственной
дворцовому коменданту охранной агентурой от генерала Воейкова и адмирала
Нилова. 3) Приказ средних чисел сентября 1916 г. по управлению дворцового
коменданта, в котором ген[ерал] Воейков сделал оценку моей 10-летней службы
в Ц[ар-ском] Селе. 4) Аттестации от бывшего товарища министра внутр[ен-них]
дел генерала Джунковского. 5) Аттестация от департамента общих дел М[инистерст]ва
внутренних дел обо мне по должности ялтинского градоначальника, нужен допрос
бывшего директора д[епартамен]-та Стремоухова и нынешнего Шинкевича . 6)
Отзывы о том, как я нес службу охраны, будучи командирован в распоряжение
губернаторов: Стремоухова (костромского); графа Татищева (ярославского,
позже ком[андующий] корп[усом] жандармов); Муравьева (полтавского,
московского); Адрианова – московского градоначальника. 7) Моего послуж-ного
списка. 8) Показания известного публициста Бурцева, которое может явиться
характеристикой моей деятельности в период начальствования Киевским охранным
отделением в 1903–1905 годах, единственный период, когда я занимался
розыском, период, который за смертью не может быть охарактеризован ни одним
из тогдашних моих начальников. Все эти документы, за исключением показаний
губернаторов (пункт 6), надо полагать, приобщены к следствию у следователя
г[осподина] Брыкина.
Показания написаны собственноручно. Александр Иванович Спиридович.
Командированный в Чрезвыч[айную] следств[енную] комиссию К. Бувайлов.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1.д. 502. Л. 78–83об. Подлинник.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения
наследия П.А.Столыпина
www.stolypin.ru/
Здесь читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы)
Тайна убийства Столыпина
(сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории
|
