* * *

Покупаю стулья, столы для секретариата, хожу по магазинам, принимаю представителей Временного правительства, иностранных журналистов, выдаю деньги членам правительства, рассматриваю проекты различных организаций, что их созидает «беллетрист» Петлюра, пишу статью, веду переговоры с рабочими и солдатскими депутатами за дворец, слушаю советы всех и каждого «брать в свои руки власть», созываю на заседания Секретариат и ношу стулья из других комнат Педагогического музея (месторасположение Центральной рады), чтобы было на чем сидеть. Каждый хватает меня где попадет и требует решения своих дел — посоветовать-де купить книг по истории, сказать, где живет N.N., принять на службу, сказать, когда будет украинское Учредительное собрание, приказать уездному комиссару, чтобы тот не сожительствовал с женой просителя. Вечером, когда я возвращаюсь домой, швейцар извещает меня, что к моей квартире подбирались три-четыре каких-то подозрительных военных субъекта с какой-то тайной целью. А утром и вечером получаю письма, в которых меня заверяют, что меня вскоре убьют авторы этих писем за то, что я взбаламутил единый русский народ украинством.

Все это называется быть украинским министром. Правду говоря, я когда-то воображал себе положение украинского министра немного другим.

Вдобавок украинские социал-демократы, украинские социалисты-революционеры, всякие украинские «парламентарии», играя в парламент и тому подобные тошные вещи, терзают меня почти каждый день всякими «интерпелляциями, запросами, формулами перехода, вотумами доверия и недоверия»...

А сердце болит и тянется к тишине степных дней, К любимой работе - независимой и не менее полезной, чем «портфель министра»... И злость, и грусть, и смех. Генеральный секретариат Украины — это высшая власть в крае. Это всем, кто читает газеты, известно. Но всем, кто читает газеты и не читает их, видно, что проявлений этой власти, в общем-то, пока очень мало. Господчики из ведомства Кириенко (полномочный комиссар Временного правительства в Киевском военном округе. - Ред.) потешаются над этим, насмехаются, стараются на этой почве подкопаться и завалить данный фундамент, который с такими трудами, камешек к камешку, мы складывали.

Нетерпеливые «свои» требуют, чтобы мы «брали власть в свои руки». Что вовсе не значит, что они знают, в чем может заключаться эта власть. Но жадность, жадность к власти чрезмерна. Голод по государственности закатывается от нетерпения. Я не завидую себе, меня просто толкут в ступе всяких требований, кто может удержать толкач в руках — приходят и стучат. Даже дети, которые не научились держать толкач, и те бьют. Правда, дети больше всего и донимают. Дети да старенькие политики, у которых руки трясутся.

Удивительное дело: чтобы удовлетворить детей и дедушек, нужно очень немного - требуются не дела, не результаты, а поза. Стань в такую позу, будто тебе весь мир подвластен, и ты будешь полностью удовлетворяющим их политиком. Воистину: все мы — детская нация... ...Я потерял всякую серьезность и почтенность — должен вставать временами в позу, чтобы кого-то переубедить в том, что я действительно искренне, серьезно и почтительно желаю возрождения своего народа. Я падаю от усталости, бессилия, от сознания нашей исторической неподготовленности и в то же время должен представлять, что мы имеем неисчерпаемые силы. Да иначе и нельзя. Героический период нашего возрождения еще не закончился. Надо всеми способами держать линию подъема...

«Меньшинства» хотят сорвать его (Секретариат). Бунд и меньшевики намереваются выступить следом за кадетами из Центральной рады. «Меньшинства» организуются и объявляют нам гражданскую войну. Призраки погромов и резни становятся все более реальными. А край бултыхается в застойной яме, полной дезертиров, воров, демагогов, в яме, полной чада самогонки и самокруток, тайной людоедской агитации и ненависти. Горят спиртовые заводы, горят сахароварни; железные дороги бурлят солдатами, которые серой, дикой, голодной стаей двинулись с фронта домой. «Берите власть, спасайте край!»

А с севера цепко взялись за эту власть и ни на сантиметр не хотят уступить. Разбитый, бессильный, негодный паралитик люто вцепился задубелыми нейтралистскими пальцами за «единую и неделимую власть» и с тупой злостью не пускает. Мало того что плюется, да еще стремится дискредитировать нас, еще пускается на провокации.

О господи, какая это страшная, тяжелая вещь - возрождение национальной государственности. Какой она в исторической перспективе будет казаться 'легкой, само собой понятной, естественной, и как трудно, с какими сверхчеловеческими усилиями, хитростями, с какими временами отчаянием, злобой и смехом приходится стягивать камни' негосударственности, складывать их в то строение, в котором оудут так удобно жить наши потомки.

(Записи сентября-октября 1917 года) Мое положение напоминает мне положение человека, которому отрезали руки или ноги. Рук уже нет, вместо них висят пустые рукава, но ощущения еще остались: чешется ладонь, побаливает мизинец от старого ревматизма; когда муха села нанос, хочется согнать ее рукой и кажется, что даже поднимается рука. Так само и с Центральной радой, с Секретариатом. Отрезано - рук нет, порожние рукава, а ощущение такое, что я имею руки, сжимаю кулаки от гнева, кого-то хватаю и отпихиваю в сторону от того, что я имею в руке, что только что сложил этими самыми руками...

И вновь возникает вопрос: неужели мы, сами того не зная, не ощущая, выступаем как контрреволюционеры? А что если народные комиссары имеют больше резонов, ведя Россию и с ней Украину к социалистической революции?. .

Бедная наймичка, служанка, захотела пожить в своем доме госпожой. Несчастная нация, над которой так злобно и жестоко насмеялась история... Не донесла богатства, не стало сил, слишком много набрали...

В том, что подавляющее большинство большевиков не ведают, «что творят», - в этом никаких сомнений уже быть не может. Что широкие массы не осознают конечной цели этого движения, в котором сами. принимают участие, — это тоже истина; что ими руководит простой инстинкт социального мышления, идея грубой, элементарной справедливости, а также низшие ощущения и наклонности человеческой природы - все это так. Тысячи человеческих жертв, пролитая кровь, разрушенная жизнь десятков тысяч, факты самоубийств, разрушения хозяйственной, политической, жизненных машин— все серьезные факты; это не шутки, но такие поступки, которые делаются осознанно и ради определенной цели, для достижения которой они разрешают себе это все допускать. Ибо страшно подумать, что люди могут ради минутной власти причинить столько горя. Они уже не могут не видеть, что затеяли страшную большую игру, в которой могут проиграть и свою жизнь.

И все же они делают. Что же.это? Неужели это вера, непоколебимая вера в достижение своей цели? Неужели они так глубоко и твердо убеждены, что в России в полной мере возможны социальная революция и социалистический строй?

А ведь надо целиком, без остатка, без капли сомнений быть убежденным в этом. Ибо как только появляются тень сомнения, гадания на ту или иную сторону, то это уже не абсолютная вера, это уже не осуществление неизбежного, неминуемого и нужного, а это будет только проба, эксперимент, угадывание, нащупывание.А если так, то где взять отваги на страшную, такою кровью оплачиваемую попытку? И как они не боятся наказания за это? Наказания своего собственного, мук внутренних, раскаяния, сумасшествия? И нужно действительно без колебаний верить в свое дело - или быть героями. Ибо они должны же знать, что им негде спрятаться, если дело будет проиграно. Реакция так же сама будет расстреливать и убивать их, как они это делают с другими. А бросая вызов западноевропейской буржуазии и ее правительствам, они не будут иметь возможности убежать и за рубеж, их ждет неминуемая смерть. Обыватель сам раздерет их на куски. Или же они все ж таки, растаптывая всякий демократизм, ломая буржуазные законы и постановления, имеют в виду возможность спрятаться где-то в Швейцарии или в Англии под их защиту? Возможно, уже все имеют приготовленные паспорта, деньги, приготовленную одежду.

Хорошо, но если посмотреть на дело с другой стороны, когда взглянуть попроще, а именно, что идет действительно борьба богатых с бедными, что беднота взяла власть и хочет сбросить господство «буржуазии»? Все правда: и много жестокости, и брутальности, и ненужной злобы, и много всяких ошибок и тому подобное. Но основной факт тот, что массы бедноты целиком верят Народным Комиссарам (так у В.В. - Ред.), что они охотно пойдут за ними, что вся беднота - большевики, что Народные Комиссары - с ними, с беднотой, против богатых, против буржуазии. Выйдет что или нет, выиграет сама беднота от своей власти и господства — это другой вопрос. Факт главный: есть две стороны — беднота и богатые, которые борются между собой.

И какое должно быть положение человека, который никогда не стоял за интересы богатых, который всю жизнь положил на идею революции, но который не верит, что большевистским путем можно помочь этим идеям реализоваться. Что ему делать?..

...Мне грустно и тоскливо, и хотелось бы, чтобы того великого недоразумения, которое случилось между Радой и Народными Комиссарами, не было. И, может быть, тогда по-иному пошла революция. И когда бы она не дала социализма теперь, то по крайней мере не отбросила бы его осуществление так далеко, как, вероятно, теперь. Но в любом случае это бы произошло и без нашего участия, без участия настоящих социалистов Украины, каких теперь принуждают к союзу со своими социальными врагами.

Читать украинскую историю надо с бромом - до того это одна из несчастных, бестолковых, беспомощных историй, до того больно, досадно, горько, грустно перечитывать, как несчастная, затравленная, задерганная нация только то и делала за все время своего государственного; (а точнее, полугосударственного) существования, что огрызалась на все стороны: от поляков, русских, татар, шведов. Вся история - ряд, непрерывный ряд восстании, войн, пожарищ, голода, набегов, военных переворотов, интриг, ссор, подкопов. Не то ли самое начинается теперь? Только хотели жить государственной жизнью, как начинается старая история: Москва всеми силами вцепилась и не желает выпустить. С другой стороны уже стоит ' Польша, приготовившая легионы. Пришел более сильный, выгнал Москву, оттолкнул поляков и сам схватил за горло и выдавливает все, что может. А со стороны присосалась и четвертая - Австрия.

А посредине все то же самое. Паршивые чинопочитатели, национальный мусор, паразиты и злодеи продают на все стороны: кто больше даст. Потомки прадедов поганых (как говорил Т.Г.Шевченко) повторяют поганые дела дедов-поганцев. И растерзанный, затравленный народ, опять беспомощный, ждет, какому господину его отдадут. Выгодно будет владетелю немцу отдать Москве -отдаст. Выгодней себе оставить - оставит. Нет, нет, ни украинской истории, ни украинских газет нельзя читать без брому. Нельзя без валерьянки или без доброй порции философского предостережения...

Использован материал публикации Ростислава Золотарева

"Новое время" № 24, 1992 г.

(Записи января-февраля 1918 года) Публикацию подготовил кандидат философских наук

Иван Задорожнюк