   |
| |
 |
М.А. Ковальчук, А.А. Тесля |
2004 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИРЕЛИГИИ МИРАЭТНОНИМЫСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
М.А. Ковальчук, А.А. ТесляЗемельная собственность в России:правовые и исторические аспектыXVIII - первая половина XIX вв.Монография ГЛАВА 1Поземельная собственность государства и феодально-привилегированных сословий2. Дворянская поземельная собственностьПетровские реформы создали фундамент юридического сословного разделения подданных, когда оформились базовые категория и основные права, с каждым из сословий связанные. Кардинальную роль в этих процессах сыграло введение подушной подати. В 1718 – 1722 гг. была произведена общая перепись всего податного населения (I-я ревизия). Значение ее состояло в том, что помимо ранее внесенных в податные списки крестьян и «пахотных холопов» теперь в ревизские сказки было приказано заносить «бобылей, задворных и деловых людей... не обходя от старого до самого последнего младенца, с летами их» 45). Последующими указами ревизский разбор был распространен и на другие податные классы: однодворцев, татар, ясачников, посадских людей, церковных причетников и т. д. Наиболее важным было то, что в ревизские сказки было приказано заносить и «гулящих» людей, не приписанных ни к какому сословию 46). Таким образом, исчезла группа людей, не входящих ни в какие прежние сословные группы – все должны были стать в то или иное отношение к государству, занять в нем соответствующее служебное место. Различие было по роду службы, по обязанностям, каковые возлагались на лицо: либо в качестве прямой службы, либо через платеж податей 47), но оказаться вне этой сетки обязанностей не было возможности, кроме прямого бегства и укрывательства. Такие акты, как закон о единонаследии 1714 года и Табель о рангах 1722 года 48), унифицировали правовой статус дворянства, создав на месте множества чинов служилых людей единую иерархию, юридически обладающую однородными права и несущую общую систему обязанностей. Подушная перепись исключила из состава служилых людей промежуточные категории – в первую очередь однодворцев и способствовала замыканию дворянского сословия. Табель о рангах 1722 года ввела de facto новое сословие – личное дворянство, хотя, по всей вероятности, в намерения законодателя не входило подобное изменение правового порядка. Статус личных дворян оставался недостаточно определенным на протяжении длительного времени – вплоть до Свода Законов, порождая многочисленные нападки со стороны потомственного (столбового) дворянства, видевшего в самом существовании такового сословия унижение звания дворянина. Возникновение нового сословия обязано следующей формулировке: «Воинским чинам, которые дослужатся до обер офицерства не из дворян, то когда кто получит вышеписанной чин, онои суть дворянин, и его дети, которые родятца в обор офицерстве, а ежели не будет в то время детеи, а есть прежде, и отец будет бит челом, тогда дворянство даваь и тем, толко одному сыну, о котором отец будет просить. Протчие же чины, как гражданские, так и придворные, которые в рангах не из дворян, оных дети не суть дворяне» (п. 15 Табели). Здесь видно, каким образом казуистическая формулировка послужила основанием возникновения в дальнейшем на ее толковании общего правила, что вообще является типичным и для русского гражданского права XVIII века. Подобно однодворцам через фиск обрели определенность и прочие сословные
группы русского государства – в первую очередь крестьянство (где исчезло
разделение на крестьян и посаженных на землю холопов), но также и купечество
с духовенством. В качестве общего принципа было установлено следующее
правило, затем закрепленное в Своде Законов, а именно, что лицо, не
принадлежащее ни к какому состоянию, обязано «избрать род жизни», т. е.
приписаться к одному из податных сословий (подробнее о «приписке» будет
сказано ниже) сразу же по выбытии из иного сословия, в котором оно прежде
состояло, либо же по достижении совершеннолетия. Ключевой акт петровской эпохи в области права собственности - указ о единонаследии от 23 марта 1714 года 49). Им устанавливалось слияние двух видов землевладения (вотчинного и поместного, т. е. на праве собственности и условного держания), объединяемых единым термином «недвижимость» (п. 1 разд. III Указа). Слияние это было подготовлено практикой и указами второй половины XVII в. и нашло выражение еще в указе 1701 г., по словам которого все служилые люди с земель службу служат, а даром землями никто не владеет. Затем в указе 1712 г. вотчины и поместья названы общим термином «недвижимых добр» 50). Однако, поскольку в петровской России была установлена обязательная дворянская служба, то по сути можно говорить о переводе всех вотчин на поместный режим. Подтверждению тому могут служить и многочисленные указы о лишении дворян их имуществ (равно поместий и вотчин) за неявку на смотры и службу 51). Так, например, в приговоре Сената от 16 июля 1711 г. предписывалось «у царедворцов и у афицеров, которые с смотру Е. Ц. В. определены быть в Киеве, а они, отбывая от службы, огурством своим в Киев не поехали и на Москве ни в которых приказех не явились, за эту вину поместья их и вотчины отписать на него, В. Г., из Поместного приказу, и для того из тех их поместей и вотчин жен и детей их выслать и людем и крестьянством слушать их не велеть» 52). В указе от 11 января 1722 года, то есть уже по окончании Северной войны, говорится о последствиях неявки дворян на смотр: «А ежели кто из оных до того срока и на тот срок приезда своего не запишет и на смотр не явится, и таковые будут шельмованы, и с добрыми людьми ни в какое дело причтены быть не могут, и ежели кто таковых ограбит, ранит, что у них отымет, и у таких а ежели и до смерти убьет, о таких челобитья не принимать, и суда им не давать, а движимое и недвижимое их имение отписаны будут на нас бесповоротно» 53). Помимо такового объединения вотчин и поместий в единое понятие «недвижимых имуществ» Указ о единонаследии пытался учредить невиданный в России порядок дворянского наследования – майорат. Таковые дворянские «недвижимые имущества» переставали по сути быть собственностью одного лица, но становились собственностью рода, где титульный собственник являлся бы только strict settlement английского права (институт, возникший в XIV веке, при котором собственник земли «рассматривался лишь как его пожизненный владелец» 54) и не имел права при определении наследника вывести имущество за пределы рода). В п. 2 раздела III Указа говорилось: «Кто имеет сыновей, и ему же аще хощет, единому из оных дать недвижимое через духовную, тому в наследие и будет; другие же дети обоего пола да награждены будут движимыми имении, которые должен отец их или мать разделити им при себе, как сыновьям, так и дочерям, колико их будет, по своей воле, кроме оного одного, который в недвижимых наследником будет. […] А буде при себе не определит, тогда определится указом недвижимое по первенству большому сыну в наследие, а движмое другим равною частию разделено будет; то ж разумеется и о дочерях». В отличие от западного майората недвижимое имущество переходило к любому из сыновей по выбору отца. Главным доводом в пользу учреждения единонаследия Петр I полагал побуждение (а, скорее, вынуждение) дворян к государственной службе, поскольку «каждый, имея свой даровой хлеб, хотя и малой, ни в какую пользу государства без принуждения служить и простираться не будет, но ищет всякой уклоняться и жить в праздности, которая (по Святому Писанию) материю есть всех злых дел». При единонаследии «прочие не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим. И то все, что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть, чего ради за благо изобретено чинить посему». В исторической науке было высказано мнение (Х. Фляйшкахер), что целью указа о единонаследии было заставить лишенных права наследования в недвижимостях дворянских детей искать средства к жизни в занятиях торговлей и промышленностью, а через это и стимулировать появление в России третьего сословия 55). Хотя таковой направленности указа в целом отрицать нельзя, однако вряд ли можно ограничивать его значение и цель одной только данной идеей. Полагаем, что точнее было бы говорить о сочетании в указании о единонаследии ряда задач, в том числе и означенной выше, но и последняя, на наш взгляд не может быть сформулирована приведенным выше образом. Маловероятно, чтобы Петр мыслил в категориях, близким к понятию французского «третьего сословия» - более адекватным может служить исхождение анализа данного текста из понимания Петром самого русского дворянства как сословия, назначение и оправдание существования которого состоит в осуществлении государственной службы, «радении об общем благе», когда последнее совпадало в мировоззренческой системе императора с понятием «государственного интереса». Таким образом дворянин должен был служить таким образом и там, где в данный момент состоял государственный интерес – если этот интерес заключался в развитии торговли и промышленности, то не было ничего противоречащего убеждениям государя, чтобы на данную задачу обратить силы дворянства. Следовательно, речь здесь могла идти о новой области применения сил дворянства (а именно тех его частей, что не могли быть обеспечены достаточными средствами для полноценного отбывания воинской или гражданской службы, но тем не менее желательны были для «государственного приверстания»), а не об образовании некоего нового сословия. В том же году 14 апреля издан был еще один указ, ограничивавший собственнические права дворян. Согласно ему «ежели кадет пойдет в службу воинскую и получит себе службою деньги, на которые себе захочет купить деревни, дворы или лавки, то ему вольно купить, однакож по седьми лет службы его; буде же в гражданской службе будучи, то по десяти лет службы его; буде же в купечестве, мастерстве будучи, то по пятнадцати летех. А кто ни в чем вышеписанном не будет, тому никогда невольно, даже до смерти» 56). То есть для приобретения недвижимого имущества дворянам – младшим сыновьям, не являвшимися наследниками недвижимостей в соответствии с указом о единонаследии, надлежало отслужить определенный указом от 14 апреля 1714 года срок, в противном случае и данные лица дворянского сословия лишались права на приобретение и, соответственно, обладание какой-либо недвижимостью на праве собственности. Более того, говоря о сужении правомочий собственника, которыми мог бы распоряжаться дворянин петровской эпохи, следует отметить, что и оставивший завещание дворянин не мог быть вполне уверен в том, что оно будет исполнено, поскольку была распространена практика утверждения завещаний наиболее состоятельных из дворян самим императором 57), иногда произвольно вносившим изменения в последнюю волю. В период правления Петра I получила распространение еще один довольно специфический путь приобретения права собственности через государственное пожалование – в качестве вознаграждения за доносительство на дворянина, уклоняющегося от обязательной для него службы. Указы той поры извещали: «а буде кто из них [дворян] на тое службу не поедут и с сего числа явятся на Москве и в деревнях своих, а про то кто известит, и за то у тех людей поместья их и вотчины отписаны будут на великого государя и из тех отписных деревень некоторая часть взята будет и отдана тем людям, кто про то на того известит» 58). В петровскую эпоху происходит принципиально важная перемена в положении части дворянского сословия. Если ранее дворянство было непосредственно связано с землевладением (либо на поместном, либо на вотчинном праве), то со времен реформ Петра I образуется новая категория лиц, обладающих дворянским званием, но при этом не имеющих какой-либо земельной собственности (и тем более крепостных), поскольку пожалование имение в качестве платы за государственную службу было заменено выдачами денежного жалования 59). Следствием этого стало исчезновение синонимичности терминов «землевладелец» и «дворянин» и широкое распространение раннее чрезвычайно редкого понятия – «безземельный дворянин». После петровских реформ, по существу нацеленных на создание идеального «служилого государства», где и социальный статус и правовое положение лица определялись сугубо той службой, что оно несло государству, начался обратный процесс, условно могущий быть означен как «раскрепощение сословий». В первую очередь (а применительно к XVIII веку – и почти исключительно) данный процесс касался дворянства. Уже в 1725 году, в самом начале правления Екатерины I, были изданы Пункты о вотчинных делах 60), являющиеся, в частности, одной из первых отечественных частичных кодификаций гражданского права 61), значительно смягчившие положения указа о единонаследии и создавшие многочисленные лазейки для их легального обхода. Воцарение Анны Иоанновны, обязанной сохранением статуса самодержицы поддержке среднего и мелкого дворянства, было ознаменовано и окончательной отменой указа 1714 года 62). Мотивами к таковому решению в сенатском докладе были указаны: нарушение древних традиций наследования, тяжелое положение младших сыновей, разорение имений, наследуемых старшими, когда движимое имущество из них отдается младшим, необходимость продавать поместья, дабы собрать приданое дочерям и т. п. Указ 9 декабря 1730 г. предписывал все прежние вотчины и поместья именовать отныне единым термином «недвижимое имение-вотчина», и по существу устанавливал отмену прежнего поместного права. Только с этого момента возможно с достаточными основаниями говорить о прекращении поместных держаний 63) – поскольку ранее ситуация была ближе к тому, чтобы говорить о распространении поместного режима на вотчинные держания. Отныне, с указа Анны Иоанновны, дворяне-землевладельцы получили право свободно распоряжаться, причем как при жизни, так и наследственными распоряжениями, своим имуществом – при этом всеобщим стал принцип службы с земли. Земля была обложена службой, но не личность конкретного владельца. Кроме того, мерам указа 9 декабря 1730 г. была придана обратная сила – в случае принесения частной жалобы на наследственный раздел по указу 1714 года предписывалось производить передел по новым правилам, но самой администрации переделов не заводить, если стороны того не требуют. Еще ранее, в октябре 1730 г., в расширение прав помещиков и укрепление их создававшейся монополии на владение населенными имениями был Высочайше утвержден сенатский доклад, запретивший крестьянам покупку и принятие под заклад населенных земель, а все уже имеющие «недвижимые свои имении распродать» 64). Однако в 1737 году правительство было вынуждено вернуться к той же теме и повторить запрещение, объясняя попутно мотивы оного: некоторые крестьяне, не извещая своих помещиков, покупают на их имя земли в отдаленных провинциях и фактически владеют ими. Помещикам же это приносит по большей части только обязанность уплачивать налоги – и в лучшем случае им удается добиться от таких крестьян платежа денежного оброка. Чтобы вернуть под контроль земельный оборот полагалась мера в виде усиления контроля за земельными сделками 65). В 1736 году была предпринята попытка возродить раздачу земель в помесное держание. Данное начинание по всей вероятности было связано со стремлением обеспечить малоимущих отставных военных, так и не получивших на службе дворянского звания 66). Унтер-офицерам, вышедшим в отставку, предполагалось выдавать земельные наделы в размере 20 – 30 четвертей незаселенной земли, без права владения крепостными, а равно давать ссуды на обзаведение каждой семье от 5 до 10 рублей. Расселять их предполагалось по Волге между Црицыном и Астрахань, в Казанской губернии и других местах рядом с башкирами. Дети получившего надел были обязаны военной службе, однако и государство в то же время обязывалось оставлять выданный надел в держании старшего сына, а меньшим, по мере их взросления и готовности к службе, выдавать новые. Земля наследовалась не только по мужской, но и по женской линии, но с одним существенным ограничением – если землю наследовали дочери, то они должны были выходить замуж только за солдатских детей, «дабы земля из службы не выбывала». Кроме того, держатели этой земли не имели права ни продавать ее, ни отдавать в приданое дочерям. Здесь можно говорить о попытке создания новой формы поместного держания для недворянских служилых людей 67), однако на практике она не прижилась 68) как, с одной стороны, по недостаточности и отдаленности наделов (кои предполагалось выдавать в пограничных степных районах, как раз в то время, когда Россия вела очередную войну с Османской империей и выдерживала регулярные набеги Крымской Орды), так и по противоречию этого начинания основному направлению правового развития XVIII века, когда превалирующей тенденцией было усиление исключительности дворянского землевладения, ревниво устранявшего конкурентов. Таким образом, уже в первые несколько лет по смерти Петра происходит существенное расширение вотчинных прав дворянства и улучшение его материального положения, земельной обеспеченности. Хотя и не обратились еще в полноценных собственников своих земельных держаний (поскольку землевладение оставалось непосредственно связано со службой), но уже явно осознавали таковое положение в качестве своей цели и напряженно к ней продвигались (что отчетливо видно хотя бы по проектам реформ права дворянской земельной собственности, выдвигавшимся в правление Елизаветы Петровны). Первый существенный отход от петровского принципа всеобщей службы, установление ограничений и смягчений этого принципа приходиться на царствование Анны Иоанновны. Манифестом 31 декабря 1736 года 69) для лучшего содержания шляхетских домов и деревень разрешено было одному из нескольких сыновей или братьев оставаться при доме для управления имением, но с обязанностью учиться, чтобы быть годным к гражданской службе. Прочие обязаны были поступать в военную службу по достижении 20 лет и нести эту повинность в течение 25 лет, после чего могут выходить в отставку. Остающиеся при домах и выходящие в отставку обязаны были поставить известное число рекрут, соответственно числу крепостных. Осуществление таковые дворянские стремления получили сначала в кратковременное царствование Петра III, а затем в более предсказуемое правление его супруги. Манифест о вольности дворянства (18 февраля) 1762 года 70), утверждал И. Д. Беляев, «окончательно порешил судьбу крестьян и обратил в полную исключительную собственность помещиков» 71). Была отменена зависимость права владения крепостными от отбывания государственной службы, что, в частности, окончательно отрывало помещичьего крестьянина от связи с высшей властью, делало его из прикрепленного человека, обязанного кормить государева работника, в помещичью собственность. При Петре III был отменен существовавшее с петровской эпохи ограничение на перевод крестьян из одной губернии в другую, отменена возможность для крестьян записываться в купечество без согласия помещика. В мае 1762 года фабрикантам был запрещено покупать крестьян к заводам без земли, что, с одной стороны, разумеется, сужало сферу крепостничества, а с другой окончательно устанавливало монополию дворянства на владение крепостными (правда, не позитивным образом, а путем установления на запретов на владение крепостными для иных групп населения). По существу с Манифеста о вольности дворянской в истории русского права собственности начинается новая эпоха – дворянское землевладение теряет условный характер, перестает быть производным от государственной службы и обращается, таким образом, в право собственности в натуральном его значении. С этого момента можно сказать, что государственные сословия перестают восприниматься только как государственные инструменты – в них начинают видеть собственно человеческое существование или, выражаясь словами современника, в дворянстве начинают видеть способность приносить пользу не только непосредственной службой государству, но и простым его хозяйственным обиходом. Такое изменение значения дворянства, переход его от служилого сословия на положение людей свободных, разумеется, должно было отразится и в крестьянском сознании, где еще оставалась живой идея о крепостном состоянии как о прикрепленности к земле как выражении потребностей государственных, а не о принадлежности тому или иному владельцу. Крепостное крестьянство сделало естественный вывод, что коли дворяне освобождены от службы государству, то и крестьяне освобождены от службы дворянству 72) – появилась мысль, что изданы были два манифеста, но второй, провозглашавший крестьянскую вольность, скрыт господами. Начались волнения, в Тверском и Калинском уездах дело дошло до бунтов и уже 19 июня правительство было вынуждено издать манифест 73), где, прямо не говоря, о причинах, его породивших, от имени Петра III утверждалось: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать». Возвращаясь собственно к правам, предоставленным дворянству манифестом 18 февраля 1762 года, следует отметить, что он выражал далеко не все основные ожидания дворянства. В частности, в нем не было сказано ни слово об освобождении дворянский имений от конфискаций, а ведь именно постоянная угроза отобрания имения и тем самым разрушения сословного положения не только его владельца, но и всего рода, к которому он принадлежал, волновала дворянское общество и находила даже выражение в законопроектах (еще в правление Елизаветы Петровны гр. И. И. Шувалов в проекте «фундаментальных законов» писал: «Впавшее в преступление дворянство теряет только конфискациею собственно нажитое собою имение, а не родовое» 74) ). Именно таким, более целостным и полнокровным выражением дворянского интереса в обеспеченности своего состояния от покушений государства стала Жалованная грамота 1785 года 75). Следует отметить, что сама фиксация в Жалованной грамоте права дворян владеть и распоряжаться имениями (ст. 21 – 22, 26), равно населенными и ненаселенными, имела немаловажное значение, так как окончательно урегулировала вопрос о сохранении за дворянами их земельных владений после отмены обязательной службы. В грамоте также были закреплены:
Однако к числу самых важных дворянских прав, утвержденных грамотой, были следующие:
Наиболее важным положением Жалованной грамоты нередко называют ст. 26, в которой находят утверждение монополии дворянства на владение крепостными. Требования такового исключительного права многократно высказывались на заседания Уложенной Комиссии, чьи материалы, как известно, легли в основание грамоты 1785 года. Более того, данная привилегия подтверждалась в правление Анны Иоанновны, а затем и Елизаветы Петровны, однако, по замечанию М. К. Любавского, «на практике плохо исполнялось» 76), так что в связи с изданием нового кодифицированного акта предлагалось прямо и отчетливо закрепить это право, что, по мнению того же автора, и было сделано в Жалованной грамоте 1785 года 77). Иная точка зрения на данный вопрос была высказана американским исследователем Р. Бартлетом 78), и поддержана в частности И. де Мадариага 79) и А. Б. Каменским 80). Р. Бартлет отмечал, что хотя в проекте дворянских прав, созданном в ходе работы Уложенной комиссии и послужившим основой Жалованной грамоты дворянству закреплялось право на монопольное право дворян на владение крепостными, но в самой грамоте данный момент был обойден молчанием. Ст. 26 Жалованной грамоты, на которую обычно ссылаются в качестве утвердившей указанную дворянскую монополию, упоминает только о приобретении деревень, а в законодательной практике XVIII века деревни и крестьяне рассматривались как два самостоятельных объекта собственности (в законодательстве того периода отдельно выделялись и регулировались такие объекты права собственности как «населенное имение» и «населенная деревня», явственно различавшиеся от собственно деревень) 81). Реальная монополия дворянства на приобретение в собственность деревень с крестьянами вытекала из молчания законодателя и из запрета для всех остальных государственных сословий. Такое нежелание прямо закрепить сие дворянское право может быть связано с общим курсом от крепостничества, к стремлению по возможности быстро продвигаться к уничтожению данного института, при этом насколько возможно избегая общественных потрясений. Возможно даже говорить о преемственности государственной политики относительно крепостничества начиная с Екатерины II и до Николая I, о подступах к решению данного вопроса в едином направлении, но без достаточных сил для его разрешения. Монополия дворян на владение крепостными просуществовала вплоть до 1861 года, при этом становясь все более исключительной. В 1814 году личным дворянам было запрещено владеть крепостными и, таким образом, данное право сохранено исключительно за потомственным дворянством. Исключение было сделано по Своду Законов исключительно для однодворцев, хотя и без права приобретать крепостных от дворян 82). Жалованная грамота дворянству в отношении личных прав была по преимуществу кодификацией ранее существовавшего законодательства и сложившейся правовой практики. Целью было определить положение дворянского сословия после манифеста о вольности дворянской – в новых условиях, когда прежняя государственная (по преимуществу – военная) служба перестала быть обязательной и возник вопрос о месте дворянства в обществе. Программа грамоты была выработана на основе споров, ведшихся в Уложенной Комиссии, когда обозначались вопросы, требовавшие высочайшего разрешения, при этом нормы, вошедшие в грамоту, далеко не всегда соответствовали выставленным в Уложенной Комиссии требованиям и в этом отношении наиболее значимы умолчания грамоты, как, например, в отношении выше рассмотренной ст. 26. Важно также отметить расхождение между декларациями, официальными идеологическими установками и правовой реальностью. Одной из основных идеологем екатерининского правления стало утверждение об освобождении дворянства, об обращении его в подлинно вольный род людей, имеющий право выбирать угодный ему образ жизни. Под властью этого образа оказалась и значительная часть историков – первоначально захваченные образом новой свободы, вновь продекларированной и широко использованной как властный идеологический ресурс в первые годы правления «внука великой бабки», Александра I, а затем обретший в работах «гражданских» историков 2-й половины XIX прямо противоположный знак оценки, не изменив понимания существа, фактического содержания происшедшей перемены 83). Однако реальность представляется теперь, в свете исследований последнего столетия, проведенных как отечественными, так и зарубежными историками, гораздо сложнее. На данный момент видится более верным говорить не об «освобождении дворянства», но об изменении методов управления мер, способов задействования его на государственной службе. На смену жесткой петровской модели, создававшей постоянный конфликт между правительством и средним и мелким дворянством, по существу оторванным от своих имений и вынужденных большую часть жизни проводить на обременительной службе, не будучи подчастую обеспечены в элементарных потребностях, приходит новый способ «мягкого» управления – а именно, использования преимущественно мер стимулирования к службе, ограничений и невыгодных последствий для неслужащих, что позволяло одновременно снизить напряженность в дворянской среде и улучшить фактическое состояние администрации и армии, привлекая туда лиц, действительно желающих служить. Так, в частности, хотя в состав дворянского собрания по Жалованной грамоте входили все совершеннолетние дворяне, записанные в данной губернии, однако никогда не служившие или не достигшие по службе офицерского чина не могли ни участвовать в голосовании, ни занимать выборные должности. Кроме того, в действительности большая часть дворян была вынуждена служить по элементарным материальным соображениям, вне всякой связи с формальным принуждением к службе. К изданию манифеста 1762 года имущественная картина русского дворянства по основному показателю – числу душ – была следующей (см. таб. 2): денежный доход 62 % процентов дворян не превышал ста рублей, т. е. «подавляющее большинство дворян жило в бедности и даже в крайней нужде» 84). По альтернативным данным материалов, собранных по запросу генерал-прокурора П. В. Вяземского, к 1777 году 59 % от общего числа дворян не владели и двумя десятками крепостных 85), а число дворян, владевших 500 и более душ крепостных не превышало 3,6 % 86), а ведь именно такой размер имущества давал дворянину материальную возможность самостоятельной жизни, без надобности служить. К тому же русское дворянство, коли желало сохранить свой уровень благосостояния, вынуждалось к службе и практикой наследственных разделов – поскольку имущество, переходящее по наследству отдельному преемнику регулярно уменьшалось, то поддержание семейного благосостояния требовало службы – основного источника пополнения дворянских имуществ (попытки найти иной выход из положения предпринимались регулярно – в частности, в постоянном возобновлении проектов введения в России майоратных имуществ, однако последние так и не смогли прижиться в отечественном правопорядке). Общим местом стало указание на массовый выход в отставку русского дворянства после появления такой возможности с изданием манифеста 1762 года. Действительно, в течение десяти ближайших за изданием манифеста лет со службы уволилось 7496 дворян. Однако, как было показано И. В. Фаизовой, из этого числа около шести тысяч приходиться армию. Напротив, в гражданской службе наблюдался наплыв чиновничества из дворян, приведя к тому, что уже через три года по издании манифеста «избыток гражданских кадров приближался к цифре 377 человек», что вызвало даже постановление законодательного ограничения переводов к статским делам 87). Конкуренция среди дворян-чиновников и сама по себе была благоприятным фактором в деятельности государственного аппарата 88). Далее, освобождение дворянства от обязательной службы не было безусловным ни по манифесту 1762 г., ни по Жалованной грамоте 1785 г. В п. 4 первого документа особого оговаривалось: «Кто ж, будучи уволен из нашей службы, пожелает отъехать в другие европейские государства, таким давать нашей Иностранной коллегии надлежащие паспорты беспрепятственно с таковым обязательством, что когда нужда востребует, то б находящиеся дворяне вне государства нашего явились в свое отечество, когда только о том учинено будет надлежащее обнародование, то всякий в таком случае повинен со всевозможной скоростию волю нашу исполнить под штрафом секвестра его имения» (ср. п. 1). Из этого положения явствует, что государство сохраняло за собой право требовать от дворянства обязательной службы, только в данный момент, в наличных условиях находя ее излишней. Подтверждается данное обстоятельство заявлением, сделанным Петром III 17 января 1762 г., за месяц до издания манифеста, объявляя Сенату о намерении его подготовить: «Дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, и когда военное время будет, то они все должны явиться [выд. нами - Авт]…» 89). Аналогичное положение – в еще более отчетливой форме – вошло и в состав Жалованной грамоты. В ст. 20-й сказано: «Но как благородное дворянское название и достоинство истари, ныне, да и впредь приобретается службою и трудами империи и престолу полезными, и существенное состояние российского дворянства независимо есть от безопасности Отечества и престола; и для того во всякое таковое Российскому самодержавию нужное время, когда служба дворянства общему добру нужна и надобна, тогда всякой благородный дворянин обязан по первому позыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота для службы государсственной [выд. нами – Авт.]». Помимо указанного выше обращения к статской службе, высвободившееся дворянство по Учреждению для управления губерниями 90) и затем по Жалованной грамоте, оказалось привлеченным к организации местного управления – прежняя центральная служба сменилась службой местной, не менее важной для государства и почти столь же обязательной для дворянства. Это суждение подтверждается и тем обстоятельством, что само дворянство рассматривало службу по выборам и через дворянские сословные органы в качестве тяжелой обязанности, стремясь всячески уклониться от оной, а государство в ответ пробовало устанавливать наказания за уклонение от выборов и выборных должностей 91). Россия на всем протяжении XVIII – XIX вв. оставалось страной с очень слабым и малочисленным бюрократическим аппаратом, могущим удовлетворить потребности центрального управления, но не способного эффективно действовать на местном уровне – привлечение дворянства – объективно наиболее организованного и культурного слоя русского общества – было необходимым выходом из названных затруднений. Поэтому возможно говорить скорее о перемене службы дворянской на обеспечение местного, низшего и среднего уровня управления, когда дворянство в качестве корпоративно организованной группы брало на себя функции, непосильные для профессионального чиновничьего аппарата. Следует помнить и о психологическом факторе – Ю. М. Лотман писал, что «психология служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века. Именно через службу он сознавал себя частью сословия» 92). Милюков веком ранее приходил к тому же выводу: дворянство «так сроднилось с мыслью, что только служба и дает ему его социальное положение в государстве, что никак не могло понять своего освобождения» 93). Кн. Щербатов, едкий критик екатерининского времени и самой императрицы, прямо говорил о дворянской службе «по выборам» как о государственной службе, новой повинности, только заменившей прежние: «Учреждение собраний дворянских есть истинное право, если бы оно зависело от собственного согласия или от тех, кого они сами начальниками себе изберут; но как сего нет, то они собираются не для суждения о своих делах, не для рассмотрения общей и частной пользы, но токомо как некоторые орудия [выд. нами – Авт.], которые сносят для угнетения самих же их» 94). И, наконец, последний фактор перемен в дворянском статусе, указанный Марком Раевым 95). Тот отмечал, что русское государство во второй половине XVIII века уже не было заинтересованно в постоянном держании «под ружьем» огромной дворянской массы, однако в то же время стремилось задействовать силы этого сословия в той области, где его интересы совпадали с целями государства – а именно, в окультуривании сельского хозяйства. Дворянин, освобожденный от формально-обязательной службы, теперь получил возможность применить свои силы на земле, организовать хозяйство, встроить сельскую местность в государственную и хозяйственную систему. Последнее относится преимущественно к тем 3,6 % дворян, что обладали достаточными имуществами для серьезных хозяйственных предприятий и они воспользовались этим, интенсифицировав сельскохозяйственное производство, создав систему множеста дополнительных промыслов, иногда по своей доходности превышавших основное хозяйство. С таким возрождением хозяйственной активности дворянства, достигшего к тому же большей культуры и степени самосознания своих интересов – не только личных, но и сословных – связаны начавшиеся в 2-й половине XVIII века многочисленные проекты ограничения прав купечества – дворянство с этого момента становиться его конкурентом 96). Само стремление ясно и твердо определить сословные права, создать единый законодательный акт, регулировавший положение двух основных государственных сословий – дворянства и горожан (купцов и мещан) – вызвавшее издание Екатериной Жалованных грамот, имеет внешние источники, в первую очередь влияние идей Монтескье и «коллеги по трону», императора Иосифа II 97), а также изучение самой Екатериной практики сословных порядков в Германии и в Остзейских провинциях России, с которыми она была вынуждена познакомиться в первые годы своего правления. Необходимо также учитывать настроения в среде российского дворянства. Оформившись как единое сословие по правовому статусу только в начале XVIII века, а корпоративное устройство получив лишь в результате екатерининских преобразований, дворянство во 2-й половине XVIII века тем не менее стремилось продекларировать и найти правовое выражение своим притязаниям на особый государственный статус именно в качестве корпорации, а не элементарного объединения служилых людей, свою силу и значение получивших от милости государевой. Петр I, создав дворянство как особое сословие, своим назначением имеющее государственную службу и за это исключенное из обложения, одновременно оставил его принципиально открытым через возможность автоматического положения дворянского звания при продвижении по служебной лестнице. Под воздействием как собственных интересов, так и вооружившись расхожими западноевропейскими представлениями о дворянстве как закрытой наследственной корпорации благородных, богатых предками, перенеся эти воззрения на отечественную почву, крупное и среднее русское дворянство предприняло ряд попыток ограничить доступ новых членов в свое сословие. Наиболее ярко данная позиция проявилась в суждениях уже упоминавшегося выше кн. Щербатова в ходе деятельности Уложенной Комиссии. Сторонник свободного корпоративного устройства дворянства, он полагал нужным ограничить доступ в дворянское сословие новых лиц через службу – поскольку дворянство есть установление знатности и потомственности, а не службы (любопытно, сколь близки эти взгляды старомосковской формулировке: «за службу царь поместьем жалует, а не отечеством). Введение новых членов в дворянское сословие никоим образом не могло быть автоматизмом по продвижению в чинах – Щербатов полагал нужным, чтобы каждое новое пожалование давалось исключительно особым монаршим пожалованием, как выражение частной высшей воли, а не общее узаконение 98). Прямо эти требования восприняты не были, однако общей политикой государственной власти на протяжении второй половины XVIII – XIX века было повышение чина, достаточного для получения потомственного дворянства и всяческое оберегание существующих дворянских родов, бывших естественным основанием традиции и порядка (единственное существенное отступление от этой позиции в царствование Николая Павловича так и осталось непроведенным последовательно). Тем не менее нельзя целиком согласиться с суждением В. О. Ключевского о том, что «вся перемена, произведенная законом 1762 г., состояла в том, что из обязательного гвардейского рядового или армейского офицера, наделенного за это землей с крестьянами, помещик превратился в участкового помощника уездного исправника, стал правительственной особой в своем поместье» 99). Исабель де Мадариага в связи с этим пишет: «нельзя недооценивать мнение современников: если они считали, что манифест вносит в их статус серьезные изменения, значит, так и было» 100). Действительно, в отношении общего статуса дворянина и связанной с ним дворянской поземельной собственности произошла глубокая перемена, а именно, если ранее дворянин служил потому, что служить был обязан законом и служба являлась единственным основанием его землевладения, то отныне государственную службу дворянин вынужден был отбывать не в силу закона, а по ряду иных побуждений – в первую очередь, сугубо материальных, поскольку служба оставалась основным источником средств к существованию. Но она перестала быть его юридической обязанностью и земля, принадлежащая дворянину, утратила свой служилый характер – она продолжала раздаваться в качестве вознаграждения за службу, но с ней самой служба перестала быть связана, понятие «землевладельца» перестало теперь быть синонимичным понятию «солдата» или «чиновника». Тем самым институт права дворянской собственности перестал быть преимущественно институтом публичного права и обрел свое частноправовое содержание, послужив в конечном счете источником модели общей – внесословной – собственности, конструкции, определяющей отношения между лицами частного права и только косвенно связанной с публично-правовыми обременениями. В качестве параллели Жалованной грамоты дворянству была издана Жалованная грамота городам и готовилась Жалованная грамота казенным крестьянам. Вместе они должны были образовать комплексное, едва не всеохватное регулирование сословий свободных подданных российской монархии. Жалованная грамота городам изначально отступала от сословного принципа – основным ее субъектом был город, а не горожане и потому в круг лиц, попадавших в сферу ее действия, входили в частности и дворяне, в городах проживающие, подлежавшие занесению в общие городские книги и обязанные к уплате городских податей, кроме личных повинностей. Сами городские жители (кроме дворян и крестьян, в городе поселившихся) были подразделены на купцов и мещан с соответственно определенными правами – структура городского общества, требования, предъявляемые к выборным лицам – были однородны с соответствующими положениями по дворянству. Третий акт, долженствовавший замкнуть формирование законодательства о сословиях, – Жалованная грамота казенным крестьянам – принят не был и тем самым правовой статус этого сословия так и остался детально не определенным. Тем не менее отметим, что в проекте крестьянским обществам жаловались сословные права – в том числе и право на коллективные жалобы, строго запрещенные как предшествовавшим, так и последующим законодательством, квалифицировавшим саму подготовку таковых прошений как «мятежные сборища» - широкая автономия через посредство выборных должностных лиц, создание самостоятельных крестьянских судов, долженствовавших судить членов собственного сословия (т. е. попытка легального распространения «суда равных» на крестьянство, а равно признание сложившегося порядка известной юридической автономии государственного крестьянства), а равно – неприкосновенность крестьянской собственности, одна из немногочисленных попыток этого времени юридически обеспечить защиту крестьянских владений 101). Предполагалось ввести реестры – книги – казенных крестьян по аналогии с дворянскими и городскими, а равно особо выделить первую категорию крестьян, определенную по признаку зажиточности, освободив ее от телесных наказаний 102). По всей вероятности отказ законодателя от опубликования грамоты казенным крестьянам был вызван опасениями за последствиями, кои могло повлечь известие об издании этого акта в отношении «черносошных людей» среди крестьян помещичьих (кроме того, среди возможных причин называют также и Французскую революцию, вызвавшую опасения относительно благонадежности IV-го сословия). Также реальным было и то обстоятельство, что если грамота дворянству была преимущественно кодификацией наличных норм, грамота городам вводила перемены, остававшиеся в целом в русле прежней политики, то грамота казенным крестьянам должна была стать актом принципиально новым, не имевшим укрепления в предшествовавшей практике, а, стало быть, рискованным, череватым трудно предсказуемыми последствиями принятых решений 103). Если частные льготы, пожалования и привилегии, установленные Жалованной грамотой 1785 г., уже в скором времени утратили свою силу и были вытесенены иными законоположениями, то общие принципы – указанные выше важнейшие положения грамоты – остались в силе и дальнейший процесс развития русского права можно со значительной долей верности охарактеризовать как распространение этих – первоначально льготных – порядков на основную массу гражданского населения страны. И в этом – один из наиболее существенных моментов исторического значения грамоты: она сформулировала и выразила в легальном тексте те права и гарантии их защиты, что затем стали желанием и требованием остальных слоев населения – была создана база для позитивного оформления законодательства. Межевание. Едва ли не менее важными чем перечисленные только что законодательные акты с точки зрения нашей темы стали активизировавшиеся в правление Екатерины мероприятия по межеванию земель. Хотя межевание производилось и при Елизавете Петровне 104), однако принципы, взятые в основание, не позволяли произвести данную акцию сколько-нибудь эффективно. Дело в том, что елизаветинское межевание предполагало выявление действительного собственника земли и порождало через этого многочисленные споры, обращаясь из меры технической в мероприятие по разбору юридической силы владения землей. Екатерининские мероприятия исходили из иной цели – в первую очередь важным виделось установление границ между участками, наведение порядка и ясности непосредственно между различными владетелями, не вдаваясь в основания их владения – «без ревизии и редукции», говоря словами манифеста 1765 г. 105). Благодаря этому удалось не только законодательно создать полноценную конструкцию земельной собственности, но и организовать условия для оборота земли, ограничить по большей части споры лицами, претендующими на один и тот же участок, отсекая (ранее проведенным межеванием) лиц, имеющих пограничные претензии. Таким образом, приобретателю, например, надлежало отныне заботиться об объеме прав, принадлежащих отчуждателю (и, следовательно, о правомерности отчуждения), но никак не об определении самого участка 106). По существу, впервые была произведена благотворная формализация земельных прав, ставшая возможной вследствие изменения взгляда государства на землю, пребывающую в руках дворянства – если ранее установление твердых границ не было задачей первостепенной важности (поскольку большая часть служилой земли была государственной и, в зависимости от надобностей момента могла быть переделена между держателями в принципе любым потребным образом), то с обращением земли в полноценную частную, хотя и сословную, собственность государству наиболее удобным было отказаться от функционального взгляда на отношения к земельным наделам и перейти к формальному видению задачи, принимая функцию арбитра между спорящими, а не господина, дающего пожалование исходя из вне-цивилистических критериев. Уже при Елизавете было позволено в ходе межевания, при полюбовном разграничении общих дач приобретать в собственность излишки земли и постановлялось взимать за перехожие (т. е. примерные, излишние) «земли по 3 коп. за 1 ½ дес.» 107). По межевой инструкции 1754 года примерные земли разделялись между смежными владельцами при наличии спора и обоюдном желании владельцев их приобрести пропорционально числу душ, вне зависимости от того, кто именно из них ранее этими землями владел 108) (). Н. Л. Рубинштейн в отношении данного положения писал – «речь шла, т. о., в сущности о даровой уступке казенных земель помещикам» 109). В Манифесте о Генеральном межевании от 19 сентября 1765 г. содержался специальный пункт 3 «О полюбовном разделе примерных дач до межевания для оформления их за собою» и устанавливались погубернские расценки на земли «в дачах небывалые» и на «казенные засеки», т. е. была ранжирована стоимость таким образом приобретаемых дворянами земель, в отличие от общего положения указа 1755 года. Однако особенно большое место отведено этому вопросу в новой инструкции землемерам от 15 февраля 1766 г. 110). Наиболее важным было содержание п. 86: «В которых уездах как пашенные земли, так и сенокосные луга и леса отданы кому из оброка… и ныне те владельцы за собой иметь их пожелают за теми межевать со взятием в казну» соответствующей платы. Пункт 88 предусматривал тройную плату за самовольно, без платежа оброка, захваченные земли. Дворянство активно воспользовалось таковой возможностью, полагая достаточно выгодным даже приобретение по штрафной – тройной – цене (т. е. назначенные правительством цены были настолько ниже реальной/рыночной стоимости земель) 111). Майоратные и заповедные имения. В условиях все большего ослабления русского дворянства, потерявшего в качестве сословия и решающее влияние на государственную политику, и интенсивного утрачивавшего экономическое значение, стали множится проекты государственной поддержки дворянского землевладения и в первую очередь была актуализирована идея майоратов. Обсуждение началось еще в середине XVIII века – в ходе работы Комиссии о вольности дворянской в 1763 году канцлер Воронцов предлагал прикрепить титулы к поместьям, по примеру французского дворянства, которые бы в таком случае превратились бы в княжества, графства, баронства и т. п., а каждому соответствующему титулу полагался бы определенный размер владений – например, княжеству четере-пять тыс. душ, графству – от двух до трех тысяч, а сами таковые владения были бы защищены от дробления при наследовании и переходили бы к одному лицу в роде, соответственно получавшему фамильный титул 112). Довольно близкие мысли к последующему законодательству о заповедных имениях высказал в ходе работы Уложенной Комиссии П. И. Панин, внесший статью: «Чтобы, сообразуясь с прочими в Европе благоучрежденными христианскими государствами, исходотайствовано было каждому владельцу право часть собственного движимого и недвижимого имения определить по благоизволению в нераздельное наследство, кому пожелает, с предписанием порядка, как ему переходить из колена в колено». Одновременно Панин старался определить причины неудачи петровского законодательства о единонаследии: «Наш прежний закон заимствовал нечто из примеров в некоторых европейских землях, но он устоять не мог, потому, конечно, что им воля владельцев была стеснена в самые узкие пределы предписанием отдавать хотя по собственному избранию, но всегда одному все свое недвижимое как самое важное в России дворянское имение» 113). В самом начале XIX века с проектом создания обширных майоратных имений для первых по знатности лиц Империи выступил Н. С. Мордвинов, предложив образовать их из фонда государственных земель, при том что собственные имения таковых владельцев майоратов оставались бы на прежнем правовом положении, переходя по полной воле их владельцев 114). Проекты такого рода возникали во все продолжение 20-х – 30-х годов, попутно работе комитетов, занятых разработкой планов реформ государственного крестьянства. Рефреном поступавших предложений было обеспечение дворянства именно из числа этих земель, причем параллельно с ограничениями по наследованию и по распоряжению образуемыми майоратами предполагалось также и прописывать обязанности владельца по ведению хозяйства, в первую очередь в отношении крестьян, приписанных к имениям. Из общего числа таковых предложений жизнь получил проект графа П. Д. Киселева, поданный им по возвращении из Валахии, за три года до того, как ему пришлось возглавить Министерство государственных имуществ. Базой для проведения политики создания майоратных имений стали земли, конфискованные после подавления польского восстания 1830 – 1831 гг. Уже весной 1831 года император Николай I приказал раздать конфискованные имения мелкими частями (до 100 душ) русским чиновникам «в вотчинное владение без лишнего раздробления наследниками и без всякого отчуждения» 115). Разработка проекта закона о таковой раздаче была поручена министру финансов – в тот момент в ведении коего находилось управление государственными имуществами – гр. Е. Ф. Канкрину. Тот, однако, указал на нежелательность подобного пожалования, поскольку, не решив политических затруднений в Западном крае, одновременно создаст дополнительные трудности при перемене «гражданского положения крестьян» 116). Мнение Канкрина было передано в Комитет по делам западных губерний, который, однако, не согласился с основным тезисом возражения, а именно, что раздача повредит проведению перемен в положении крестьянства. Напротив, комитет отметил, что проведение таковых пожалований на особо законом оговоренном праве может быть использовано как средство к улучшению крестьянского положения и исходя из данной мысли для удобства преобразования предложил раздавать земли не малыми участками, но образовав из них крупные хозяйства, с числом душ около 300 – 600. Сии предложения были утверждены императором, а гр. Е. Ф. Канкрину для реализации сих идей было поручено составить законопроекты, каковые и были поданы в начале 1833 года и затем – после незначительной правки – утверждены государем. Это были «Положение об отдаче конфискованных в западных губерния имений российским дворянам в столетнее арендное или потомственное владение» (утв. 10 мая 1832 г.) и «Положение о люстрации конфискованных в западных губерниях имений» (утв. 5 июня 1833 г.), однако в Полное Собрание они не вошли, поскольку им был придан статус секретных 117). Действию первого должна была предшествовать реализация второго. При утверждении первого закона Николай I произвел перемену, а именно приказал производить раздачу не в аренду, а «на праве потомственном ленном», на майоратном праве «без всякого раздробления», а установленный в законе максиму пожалования («не более 800 душ») был собственноручно вычеркнут императором, с сохранением узаконенного минимума – в 300 душ. Имения не могли быть проданы, завещаны или вообще «отчуждены в посторонние руки», не подлежали они и залогу. Владельцы имений обязывались вносить в казну 6 % от дохода и осуществлять над крестьянами «попечительство», строго соблюдая инвентари 118). Однако проведение принятых законов на практике провалилось – за отведенные на люстрацию два года была описана и обревизирована только меньшая часть имений, к раздачам приступлено не было вовсе. В этой обстановке П. Д. Киселев представил Николаю I записку, в которой предлагал имения раздавать русским чиновникам на ленном праве, при этом определив крестьянские повинности и даровав крестьянам гражданские права. Меры, выработанные в ходе раздачи таковых «ленных имений», должны были в последующем быть использованы по отношению к имениям старостинским и помонастырским, а соответственно и к крестьянам оных. Записка Киселева была передана в секретный комитет 1835 года (см. о нем подробнее в разделе о креп. крест.), который на ее основании выработал проект, озаглавленный «Правила об отдаче конфискованных имений в ленное владение». Опираясь на закон 10 мая 1832 года, статус ленных имений намечал (§§ 1 – 5): раздавать целые имения или хозяйства; с прекращением линии прямых наследников возвращать их в казну; назначать за недоимки «казенный присмотр»; разрешать закладывать имения и отчислять в пользу казны 5 % от дохода. Расхождения с законом 1832 года, по сообщению В. И. Неупокоева, были незначительны 119). Однако попытка практической его реализации привела к очередным изменениям – а именно, поскольку большая часть конфискованных имений поступила в казну малыми участками, то организация управления ими и составление люстрационных инвентарей было затруднительно. Было предложено – и получило высочайшую санкцию (17 апреля 1837 г.) – скупать небольшие разделявшие конфискованные имения владения и образовывать крупные хозяйства, которые затем уже сдавать в длительные аренды (этот закон, равно как и предыдущие, остался неопубликованным). По мере развития преобразования казенных крестьян, П. Д. Киселев пришел к мнению о вредности раздачи казенных имений в майораты, предложив ограничиться только раздачей тех крупных поместий, что были конфискованы и составляли нераздельное держание, а также ленных и поиезуитских, по мере выбытия их из числа держания нынешних обладателей. Для этого было предложено составить новый закон, долженствовавший объединить материалы предшествовавших актов, что и было сделано. На сей раз получивший одобрение закон был опубликован в качестве акта от 6 декабря 1842 года, озаглавленного «Положение о майоратных имениях» 120). За все время действия Положения 1842 г., т. е. до 1917 года, в соответствии с ним был учрежден только один майорат, а именно кн. И. В. Васильчикову в 1846 году пожаловано имение Юрбург 121). Для этих целей – в нарушение прямого смысла принятого закона – имение было приобретено у гр. Зубова, очищено от всех лежащих на нем долгов и специально избрано такое, дабы могло быть разделено на две части между сыновьями князя – тем самым сам смысл майоратных имений уничтожался той же властью, что их создавала. Перед отдачей имения в майорат все крестьяне оного были переведены в обязанное состояние в соответствии с законом от 2 апреля 1842 года 122). Далее в николаевское царствование таковые раздачи не производились, да и сам организатор этого проекта – гр. П. Д. Киселев – к ним охладел, поскольку ни одной из ставимых первоначально целей, как к тому времени оказалось ясно, посредством майоратов достигнуть было либо невозможно, либо значительно сложнее, чем иными средствами, а именно:
Таким образом, практика майоратных пожалований в середине 40-х годов была свернута сама собой, оттесненная более практичными и осуществимыми без убытка для казны мероприятиями. В 60-е годы, после усмирения польского восстания 1863 года, была, правда, предпринята еще одна, на сей раз последняя, попытка возрождения планов устроения майоратов в западных губерниях, принадлежавшая Н. М. Муравьеву, но также бесславно закончившаяся очередным неутвержденным проектом 124). Параллельно с разработкой законодательства о майоратах в Западных губерниях на той же основе велась работа по применению соответствующих учреждений и в прочих губерниях Российской Империи. В отличие от соответствующих работ для Западный губерний, проводившихся в порядке подготовки и апробирования отдельных проектов, для остальных губерний работа шла путем утверждения, по прошениям владельцев, из ими определенных имений майоратов. Основой для них стали общие секретные законы о западных майоратах, причем в каждое отдельное пожалование вносились соответствующие изменения. В 1837 – 1839 гг. было учреждено три майората, а именно: 1) майорат в имении гр. Бенкендорфа 125); 2) майорат в имении полковника Неплюева 126); 3) майорат в имении действительной статской советницы Быховец 127). В этих актах постепенно складывался общий порядок будущих заповедных имений, однако органическим их недостатком была неполнота, пробельность регулирования, восполненная опубликованных в 1845 году Положением о заповедных наследственных имениях 128). Как видно, правовой институт переменил свое название, что было связано с действовавшим с 1842 года в отношении Западных губерний положением о майоратах, статус которых в значительной степени отличался от одноименных имений, созданных индивидуальными актами. В то же время, вместе с указанными индивидуальными актами, Положение 1842 года стало основой разработки института заповедности. Согласно ст. 38 Положения заповедное имение признавалось собственностью «всего рода, для коего оно учреждено», принадлежащим всем лица того рода, как уже родившимся, «так и имеющих впредь родиться». В связи с этим юридические возможности для настоящего владельца имения распоряжаться им были существенно ограничены 129). Вопрос о собственнике заповедного имения относился к числу дискуссионных. Положение 1845 года признавало лицо, в данный момент заповедным имением владеющее, собственником его, но не единственным собственником. По ст. 432 ч. 1 Т. X СЗ РИ право собственности такового лица было отнесено к числу т. н. «неполных». Вместе с тем данный правовой режим нельзя было квалифицировать и как общую собственность, поскольку по той же ст. 38 Положения даже общее согласие всех наличных членов рода на действия настоящего владельца заповедного имения, направленные к его отчуждению, не делало такие действия правомочными, вследствие признания «сособственниками» имения и не родившихся еще членов рода. Более того, ситуация осложнялось тем, что в отечественном законодательстве 1-ой половины XIX века термин «владелец» использовался как в значении, отличном от собственника, так и совпадающим с ним, а в Положении 1845 года использовался по преимуществу именно термин «владелец». Возникал вопрос, возможно ли вообще настоящего владельца заповедного имения признавать собственником его? Возможным альтернативным толкованием было признать собственником именно «род» как «моральное лицо», идеальный субъект, а непосредственно то лицо, каковое «держит» на себе имение считать пожизненным владельцем оного. По данной проблеме высказался в своем решении гражданский кассационный департамент Правительствующего Сената, а именно он указал, что владелец заповедного имения есть собственник оного 130). Однако обоснование такового решения оказалось более, чем слабо – Сенат предположил, что «существенным признаком, отличающим владение заповедными имениями от пожизненного владения имуществом и указывающим на то, что владелец заповедного имения есть собственник такового, является то, что со смертью пожизненного владельца имущество не идет к его наследникам, но поступает к собственникам такового, тогда как имение заповедное, по смерти данного владельца, переходит, по особому порядку наследования, в его род, - как это и бывает по смерти всякого вообще собственника, при открытии законного наследования». Аргументацию от порядка наследования вряд ли и на тот период можно было бы признать достаточной, а ныне в качестве отдаленного аналога соответствующего правового института можно назвать право пожизненного наследуемого владения земельными участками, только при собственности на сам участок не государства или муниципального образования, но рода. Сравнивая майоратный и заповедный порядки надобно отметить, что хотя владение имением на майоратном праве было гораздо более регламентировано, а права владельца по распоряжению и пользованию таковым имением значительно сужено, но ни по Положению 1842 года, ни по последующим редакциям соответствующих установлений в рамках Свода Законов, не было указаний на «коллективного собственника» майоратного имения. Вероятно, таковое решение было связано со стремлением оградить майоратные имения от притязаний сородичей в пользу единонаследия старшего сына настоящего его собственника. Если по заповедным имениям предусматривались определенные способы обеспечения интересов лиц, являющихся ближайшими родственниками прежнего владельца, но не наследовавших ему, то Положению о майоратах 1842 года свойственно игнорирование таковой заинтересованности и, более того, предоставление наследнику майоратного имения права участвовать разделе иных частей наследства. Таковое расширение прав наследника майоратного имения оказалось возможно, поскольку само имение на данном праве могло быть получено исключительно в качестве пожалования и изъятие его из общего порядка наследования не умаляло прав иных лиц. Оно было своего рода ограничительными распоряжениями дарителя, обращенными к даропринимателю. Иначе обстояло дело с заповедными имениями, могущими учреждаться и из имений, принадлежащих на праве собственности самим учредителям и, следовательно, могущими значительно ущемить интересы лиц, в отношении имений родовых и благоприобретенных могущих выступать в качестве наследников. Мы уже указывали ранее, что собственники майоратных имений были гораздо более против собственников имений заповедных ограничены в своих правах не только по распоряжению (касательно обоих типов собственности на имения речь идет только применительно к завещательным распоряжениям), но и по управлению имением. Если собственник заповедного имения ограничивался в правах по управлению только в случае включения учредителем в акт установления такового имения таковых ограничений, а в остальных случаях Положение 1845 года его никоим образом не ограничивало, то собственник имения майоратного связывался в свободе своих действий двояко: во-первых, правилами управления, в Положении 1842 года прописанными, а, во-вторых, отдельными условиями, могущими быть включенными в акт пожалования. В частности, в п. 2 ст. 15 Положения 1842 года указывалось, что в Высочайшем акте могут быть указаны какие-либо обязанности лица, коему пожаловано имение на праве майоратном, в том числе в отношении уплаты лежащего на имении долга и исполнении других повинностей. Собственник такого имения был обязан уплачивать 3% с исчисленного по люстрации с имения чистого дохода 131) в пользу инвалидного капитала (п. 3 ст. 15). В случае неисполнения таковой обязанности или неспособности собственника майоратного имения в иных платежах, на него возложенных, имение бралось в «казенный присмотр», в котором и оставалось, доколе с доходов с имения не оказывались покрыты все недоимки (ст. 55). В то же время касательно владельцев заповедных имений контроль осуществлялся в общем порядке, по преимуществу через органы дворянской опеки. Длительное время после попыток введения в русское право институтов «майората» и заповедности, эти институты оставались крайне своеобразными построениями отечественного права, практически не встречавшие употребления в юридической действительности 132). Своей основной функции – поддержания дворянского землевладения, укрепления его имущественного положения и создания устойчивых фамильных владений – эти учреждения не сыграли по причинам двоякого рода:
В итоге, институты майората и заповедности оказались на долгие десятилетия любопытными артефактами русского гражданского права, остававшимися за пределами практического применения. Новое возбуждение интереса к данным институтам приходиться на конец 80-х – начало 90-х гг. XIX века, в рамках общей политики «дворянского ренессанса» (или «реакции» - терминология зависти от взглядов спорящих сторон). В новых условиях, вновь вступив после некоторого затишья в открытый конфликт с обществом, правительство стремилось обрести опору в дворянстве, полагая теперь в качестве союзника среднее и мелкое, поскольку безынициативность старой знати стала теперь очевидна для двора – образно выражаясь, можно сказать, что «служилых людей» вновь попытались призвать в строй для защиты режима, некогда их породившего. В 80-е годы возник целый ряд проектов возобновления законодательства о заповедных имениях на новых условиях, поскольку уже действовавшие не позволяли распространить их на широкий круг имений, а размер ограничений и бесповоротность оных препятствовали намерениям самого дворянства по установлению ограничений в пользовании и распоряжениями имениями, обращенными в заповедными. В 1891 году была создана комиссия под председательством Н. С. Абазы, а в 1899 году (25 мая) разработанный ею проект Положения был утвержден, а новый правовой институт получил наименование «временно-заповедных имений». Все названные общие стремления нашли в новом Положении свое отражение:
Цели Положения 1899 года были преимущественно охранительные – это была попытка сохранить остатки дворянского землевладения, все время уменьшавшегося как в своих общих размерах, так и в среднем размере отдельных землевладений. Дворянство не только уходило с земли как предприниматель, управитель собственного хозяйства, но и как обладатель земли, как лицо, имеющее опору своего имущественного положения в самом стабильном объекте права – в собственности поземельной. Добиться восстановления практического хозяйственного значения дворянства само правительство к тому времени уже признавало невозможным, а потому и цели закона оказывались куда более ограниченными – а именно, будучи заключены в сохранении самих владений, практическая эксплуатация которых пусть и была бы отдана в чужие руки. Среднее дворянство должно было за счет данного института укрепить свое положение на земле, а закон должен был воспрепятствовать дальнейшему уменьшению и распродаже дворянских имений. Своих целей в первые годы действия закон не достиг – впрочем, противного было трудно и ожидать, поскольку это было реакцией на болезнь, давно начавшуюся и далеко зашедшую, которую паллиативами излечить было маловероятно 135) – а затем, после волнений 1905 – 1907 гг., начался массовый отток дворянства из деревни, с распродажей своей недвижимой собственности, где угрозы, к этому понуждавшие, были уж гораздо сильнее всевозможных законодательных ограничений. В целом опыт по учреждению «русских майоратов» как в западных, так и в собственно российских губерниях не удался, но отдаленные итоги его были куда более позитивны, поскольку в отечественное законодательство была введена конструкция целевого имущества, переходящее от собственника к собственника не в формальной (вещной) целостности, но в единстве назначения и ценности, т. е. был по существу заложен фундамент для сформировавшейся уже к концу XIX века конструкции «предприятия», являвшаяся объединением достижений западной цивилистики, отечественных конструкций различных форм дворянской собственности первой половины XIX века и потребностей коммерческого оборота быстро растущей экономики Российской Империи 136). Примечания45) ПСЗ РИ Собр. 1. № 3245; 3287. 46) Любавский, М.К. Указ. соч. – С. 226. 47) В связи с этим крупнейший исследователь петровского времени М. М. Богословский утверждал, что одним из важнейших результатов реформ Петра I стал раскол общества на две резко отличные группы: 1) платящих подати и 2) служащих [Баггер, Х. Реформы Петра Великого. Обзор исследований/ Х. Баггер – М.: «Прогресс», 1985. – С. 107]. Не положенными в оклад оказались только две группы населения: дворянство и духовенство. 48) ПСЗ РИ Собр. 1. № 3890. 49) ПСЗ РИ Собр. 1. № 2789. 50) Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, в 86 тт. Т. 15. Ст.: «Дворянство», авт. А. Яновский. 51) См., например ПСЗ РИ Собр. 1. № 2466; 2625; 2652; 2751; 2779 и др. 52) Приговор Правительствующего Сената от 16 июля 1711 г. // Хрестоматия по истории СССР. XVIII в. Под ред. Л.Г. Бескровного, Б.Б. Кафенгауза – М.:Соцэкгиз, 1963. – С. 86. 53) Анисимов, Е.В. Время петровских реформ/ Е.В. Анисимов – Л.: Лениздат, 1989. – С. 313. 54) Пайпс, Р. Указ. соч. – С. 232 – 233. 55) Баггер, Х. Указ. соч. – С. 101. 56) Цит. по Анисимов, Е.В. Указ. соч. – С. 312. 57) Там же. – С. 313. 58) ПСЗ РИ Собр. 1. № 3874. 59) Такой переход от принципа земельного обеспечения государственной службы к денежному жалованию считается ключевым в процессе образования русской бюрократии, как общественной группы, юридически относимой преимущественно к дворянскому сословию, но по существу обособленной от дворянства со своими, отличными от иных групп интересами и принципами влияния на внутреннюю государственную политику [Федосов, И.А. Социальная сущность и эволюция российского абсолютизма (XVIII – первая половина XIX в.)/ И.А. Федосов // Вопросы истории. 1971. № 7. – С. 60 - 61; Законодательство Петра I. Под ред. А.А. Преображенского, Т.Е. Новицкой. – М.: «Юридическая литература», 1997. – С. 385 (автор статьи – Т.Е. Новицкая)]. 60) ПСЗ РИ Собр. 1. № 4722. 61) Омельченко, О.А. Кодификация права в России в период абсолютной монархии (вторая половина XVIII века)/ О.А. Омельченко - М.: издательство ВЮЗИ, 1989. – С. 12. 62) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5653; 5717. 63) Каменский, А.Б. От Петра I до Павла I/ А.Б. Каменский – М.: издательство РГГУ, 2001. – С. 235. 64) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5633. 65) ПСЗ РИ Собр. 1. № 7339. 66) ПСЗ РИ Собр. 1. № 7136. 67) Каменский, А.Б. От Петра I… – С. 246. 68) Согласно указу 1739 года (ПСЗ РИ Собр. 1. № 7727) из 4152 человек отставных, подпадавших под действие указа 1736 года, изъявили желание поселиться на отведенных местах только шестеро. На это последовала высочайшая резолюция – тех из 4152-х, что не слишком дряхлы и есть надежда, что они смогут детьми обзавестись и домы содержать, отправить на поселение в указанные места; туда же было велено отправлять и впредь выходящих в отставку [Соловьев, С.М. История России с древнейших времен. Т. XX/ С.М. Соловьев // Сочинения. Кн. X. – М.: «Мысль», 1993. – С. 461]. Разумеется, и таковое принудительное обзаведение отставных успеха не принесло. 69) ПСЗ РИ Собр. 1. № 7142. 70) ПСЗ РИ Собр. 1. № 11444. 71) Цит. по Каменский, А.Б. Сословная политика Екатерины II/ А.Б. Каменский // Вопросы истории, 1995, № 3. – С. 41. 72) Возникновение подобной идеи было тем естественнее, что, несмотря на петровские (и даже на ряд Петру предшествовавших) преобразования правового статуса государственных крестьян в направлении уравнивая их с крепостными с тем только отличием, что господином над ними должно почитаться государство, в среде казенных крестьян продолжало сохранятся убеждение (до некоторой степени остававшееся и в законодательстве) в том, что они являются вольными людьми, на праве собственности владеющими обрабатываемой землею и обязанной государству не как земельному собственнику, но именно как государству в нашем современном понимании – то есть как публичной власти, имеющей право взимание налогов, на обременение различными государственными повинностями, но вне владельческого права [См. Дружинин, Н.М. Указ. соч. – С. 28 - 29]. 73) ПСЗ РИ Собр. 1. № 11577. 74) Соловьев С. М. История… Т. XXV // Сочинения. Кн. XIII. – С. 15. 75) Приведенные данные могут служить доказательствами принципиальной новизны Жалованной грамоты, в противовес взглядам тех историков, что полагают этот документ екатерининского правления одним только закреплением уже ранее сложившихся правовых норм. Важность Жалованной грамоты дворянству, по нашему мнению, состоит в том, что здесь дворянство впервые рассматривается собственно как сословие (а не как некая элементарная совокупность людей, объединяемая разве что единство принадлежащих им прав). И, исходя из видения дворянства как сословия, государство и стремится построить с ним новые отношения – побуждая к объединению для совместного представления своих интересов и, одновременно, для исполнения ряда функций, ранее принадлежавших государству. Здесь даже без натяжки можно увидеть попытку создать то, что в наши дни получило название «гражданского общества», выражение потребности государства наладить контакт с обществом, получить информация о его потребностях и интересах, о его видении надлежащей государственной политики (разумеется, касаясь только проблем политики внутренней и то ограниченно – но в сравнении с предшествующим периодом в отношениях между властью и обществом прогресс воистину огромен [см. в частности ПСЗ РИ Собр. 1. № 14816 (25 ноября 1778); 15100 (24 марта 1781); 15280 (18 ноября 1781); 15477 (25 июня 1782); 15763 (19 июня 1783)]). Рассматриваемая с этих позиций, Жалованная грамота дворянству легко укладывается в число таких государственных актов и предприятий, как «Наказ», Уложенная комиссия, Губернское и Городовое уложения, то есть становится, во-первых, элементом весьма цельной государственной политики царствования Екатерины II и, во-вторых, обретает смысл, принципиально разнящийся от предшествующих мер, в том числе и от Манифеста 18 февраля 1762 года, хотя бы за счет свойств системности, то есть когда новое содержание Жалованной грамоты дворянству открывается через сопоставление с иными современными ему актами - в первую очередь Жалованной грамотой городам и проектом Жалованной грамоты крестьянству. 76) Любавский, М.К. История царствования Екатерины II/ М.К. Любавский – СПб.: «Лань», 2001. – С. 102. 77) Там же. – С. 102 – 103. 78) Bartlett, R.P. Catherine II’s Draft Charter to the State Peasantry/ R.P. Bartlett // Canadian-American Slavic Studies, 23 (1989) № 1. 79) Мадариага, И.де. Россия в эпоху Екатерины Великой/ И.де Мадариага – М.: «Новое литературное обозрение», 2001. – С. 476 – 477. 80) Каменский, А.Б. От Петра I… – С. 444 – 450. 81) Каменский, А.Б. Сословная политика… – С. 45. 82) Вернадский, Г.В. Очерк истории права Русского государства XVIII – XIX вв. (Период империи)/ Г.В. Вернадский // История права – СПб.: «Лань», 1999. – С. 80. 83) См, например, скандальную статью: Ключевский, В.О. Крестьянский вопрос накануне законодательного его возбуждения/ В.О. Ключевский // Сочинения. Т. VIII – М.: «Мысль», 2003. – С. 31 – 49. 84) Мадариага, И.де. Указ соч. – С. 475. 85) Там же. – С. 475. 86) Исчислено на основании данных В. И. Семевского, приведенных в работе: Рубинштейн, Н.Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII века/ Н.Л. Рубинштейн – М.: Соцэкгиз, 1957. – С. 27. 87) Фаизова, И.В. Материалы Герольдмейстерской конторы как источник по истории Российского дворянства XVIII столетия/ И.В. Фаизова – Саратов: изд-во СГУ, 1990. – С. 45 – 46. 88) Каменский, А.Б. От Петра I… – С. 310. 89) Цит. по Соловьев, С.М. История… Т. XXV. // Сочинения. Кн. XIII – С. 12. 90) ПСЗ РИ Собр. 1. № 14392. 91) Милюков, П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. III/ П.Н. Милюков – М.: «Труд», «Прогресс» - «Культура», 1995. – С. 329. 92) Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века)/ Ю.М. Лотман – СПб.: «Искусство-СПб», 1994. – С. 22. 93) Милюков П. Н. Указ. соч. – С. 327. 94) Цит. по Милюков П. Н. Указ. соч. – С. 327 – 328. 95) Raeff, M. Origins of Russian Intelligentsia. The Eighteenth-Century Nobility/ M. Raeff - N. Y., L.: Harvard University Press, 1966. – P. 108 – 109. 96) Рубинштейн, Н.Л. Указ. соч. – С. 29 – 34. Мадариага, И.де. Указ. соч. – С. 465 – 466; 97) Милюков, П.Н. Указ. соч. – С. 250 – 257. 98) Соловьев, С.М. История… Т. XXVII. // Сочинения. Кн. XIV – С. 73 – 75. 99) Ключевский, В.О. Крепостной вопрос накануне законодательного его возбуждения/ В.О. Ключевский // История России. Статьи – М.: «АСТ», 2003. – С. 43. 100) Мадариага И. де Указ. соч. С. 153. 101) Следует отметить, что введение такового положения означало бы невозможность раздачи государственных крестьян в помещичье владение – поскольку самостоятельные собственнические права за частновладельческими крестьянами не признавались. 102) Мадариага, И.де. Указ. соч. – С. 476 – 477. 103) Каменский, А.Б. От Петра I… – С. 453 – 454. 104) Предложение о проведении генерального межевания было сделано еще в 1719 г. Татищевым, а в 1731 году был издан особы указ, однако работы так и не начали производится [Болотов, А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков, в 3-х тт. Т. 2/ А.Т. Болотов – М.: «Терра» - «Terra», 1993. – С. 536 (прим. П. А. Жаткина, И. И. Кравцова)], сдвинувшись с мертвой точки только к концу елизаветинского правления, чьи мероприятия дали опыт и наметили основания для межевания по манифесту 1765 г. 105) ПСЗ РИ Собр. 1. № 12474. 106) Дювернуа, Н.Л. Конспект лекций по гражданскому праву. Выпуск 3/ Н. Л. Дювернуа – СПб.: б/и, 1886. – С. 73 – 74. 107) ПСЗ РИ Собр. 1. № 10406. 108) ПСЗ РИ Собр. 1. № 10237. 109) Рубинштейн, Н.Л. Указ. соч. – С. 62. 110) ПСЗ Собр. 1. № 12570. 111) См.: Рубинштейн, Н.Л. Указ. соч. – С. 63 – 66. 112) Мадариага, И.де. Указ. соч. – С. 147. См.: Омельченко, О.А. Императорское собрание 1763 года/ О.А. Омельченко – М.: изд-во РГГУ, 2000. 113) Соловьев, С.М. История… Т. XXVII. // Сочинения. Кн. XIV – С. 80. Аналогичное панинскому предложение сделал и депутат от дворянства Переяславля-Залесского Ступишин. 114) См. также проект гр. Н. С. Мордвинова от 1826 г. в отношении казенных крестьян и форм раздачи их в арендное держание. 115) Неупокоев, В.И. Позиция П. Д. Киселева в вопросе создания майоратов в западных губерниях/ В.И. Неупокоев // Из истории экономической и общественной жизни России. Сборник статей – М.: «Наука», 1976. – С. 61. 116) Там же. – С. 62. 117) Там же. – С. 63. 118) Там же. – С. 63, прим. 9. 119) Там же. – С. 64. 120) ПСЗ РИ Собр. 2. № 16297. 121) Неупокоев, В.И. Указ. соч. – С. 69. 122) Корф, М.А. Записки/ М.А. Корф – М.: «Захаров», 2003. – С. 298 – 299. 123) Неупокоев, В.И. Указ. соч. – С. 63. 124) Там же. – С. 71. 125) ПСЗ РИ Собр. 2. № 10593 (21 окт. 1837). 126) ПСЗ РИ Собр. 2. № 12479 (29 июн. 1839). 127) ПСЗ РИ Собр. 2. № 12864 (8 нояб. 1839). 128) ПСЗ РИ Собр. 2. № 19202. 129) Любопытна непоследовательность законодателя: в отношении майоратных имений, в которых права владельца были куда уже, чем у владельца имения заповедного, а по пресечении мужеского колена они подлежали «отобранию» в казну, закон тем не менее прямо говорил о статусе их владельца как «собственника» (ст. 2 Положения 1842 г.: «Земли и другие угодья, принадлежащие к майоратным имениям, составляют собственность владельца [выд. нами – Авт.], которому пожаловано имение...»). 130) Реш. гр. касс. деп. 1889 г., № 114. 131) Порядок исчисления чистого дохода в отношении имений, могущих быть пожалованы на праве майоратном, был прописан в Высочайше утвержденном положении о люстрации государственных имуществ Западных губерний и Белостокской области от 28 декабря 1839 года (ПСЗ РИ Собр. 2. № 13036). 132) До 1861 года заповедными были объявлены только 17 родовых имений [Выскочков, Л.В. Николай I/ Л.В. Выскочков – М.: «Молодая гвардия», 2003. – С. 202]. 133) Отчет Государственного Дворянского земельного банка за 1903 г. – СПб.: б/и, 1904. 134) Сидельников, С.М. Аграрная реформа Столыпина. Сборник документов/ С.М. Сидельников – М.: «Высшая школа», 1973. – № 2, 3. 135) Шершеневич, Г.Ф. Учебник… – С. 103; Синайский, В.И. Указ. соч. – С. 133 – 134. 136) Шершеневич, Г Ф. Курс торгового права, в 4-х тт. Т. I/ Г.Ф. Шершеневич – М.: «Статут», 2002. – С. 171 - 177.
М.А. Ковальчук, А.А. Тесля Земельная собственность в России: правовые и исторические аспекты XVIII - первая половина XIX вв. Монография. Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2004. Здесь читайте:Андрей Тесля (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах:
|
