Обслуживание во все времена |
||
- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Д.Н. СвербеевОбслуживание во все времена
Прожив в Петербурге безвыездно целый год, в мае 19[-го] года отправился я на целое лето и осень в отпуск в родную Москву, потом в подмосковное и в Михайловское. Последним управлял еще по-прежнему тот же Шилов, сам же я начинал присматриваться внимательнее прежнего к деревенскому хозяйству и всего более к быту крепостных крестьян. Вникая в их положение, ничем не определенное, с одной стороны - ленью, пренебрежением и обычаем помещиков и их управляющих до крайности распущенное, а с другой - произволом, капризом и вековыми предрассудками самих владельцев и их приказчиков стесняемое, я терялся в стремлениях моих хорошо и по возможности справедливо отправлять в отношении крепостных мои человеческие обязанности. На каждом шагу встречали меня с обеих сторон вечные обманы и постоянная ложь; управляющий и сельские власти, особливо наемные, стояли за строгое отправление барщины, крестьяне - за ненарушимое соблюдение некоторых льгот, им издавна данных или мало-помалу ими у барщины отбитых разными хитростями. Довольно было для меня двухмесячного пребывания в этом издельном имении с большой запашкой, чтоб убедиться, сколько при крепостном труде без всякой пользы теряется времени, как иногда берется работников на какое-нибудь дело в десять раз более, нежели нужно, как все господское расхищается, воруется и, что всего досаднее, утрачивается вдвое, втрое больше, чем от воровства, пропадает кинью (выражение простонародное, если не всем известное, то очень верное, - оно указывает то всякое добро, которое в огромнейшей массе на пространстве России у казны, у владельцев, у купцов - одним словом, у всех, кидается по пустякам). На весь этот существующий беспорядок у меня и около меня у других смотрел я с юношескою горячею грустью. Не очень-то приятно было иметь вечно перед глазами эту массу зол, но перешагнуть через нее или даже окольным путем найти всему этому выход была такая задача, которую и современная нам спасительная для человечества эмансипация не вполне удовлетворительно разрешила. Внушения управляющего, его помощников, равно как и советы соседних помещиков, разных попов и купцов, торгующих хлебом, меня, однако, не развратили. Я оставался и остался всегда на стороне крестьян, хотя с каждым годом опыта приобретал более и более верные понятия о их испорченности, о их ужасающей безнравственности. Гораздо строже, а может быть, и слишком пристрастно, смотрел я на дворовых; их и у меня после отца, хотя и гораздо менее сравнительно, чем у других, считалось до 200 человек обоего пола и всяких лет. Они повсюду в России начинали образовывать какую-то особенную касту, уничтожение которой, хотя для этой касты весьма тяжелое, есть одно из первых благодетельных последствий освобождения. Все эти слуги и служанки барского дома, особливо же богатого, старинного или по крайней мере не очень нового, считали себя перед крестьянами какими-то аристократами, а перед барином выставлялись имеющими какие-то ничем неопределенные родовые права и гордились если не своими собственными, то отцовскими и дедовскими заслугами у своих настоящих или отшедших господ. Несносные претензии этого крапивного семени 572 меня выводили из терпения, и я их с первой моей встречи возненавидел и столько же во всю мою жизнь, смею в этом признаться, был добр к крестьянам вообще, сколько суров, а может быть, и несправедлив к дворовым. Да оно и немудрено после проделок, которые они со мною пробовали делать. Вот пример. В нашей дворне было штук восемь не старых еще женщин и девок, которые служили при моей матери или при моей тетке. Некоторые из них были удалены последней за разные грешки и слабости человеческой природы. Француз, мой камердинер, который смотрел и на крестьян, и на дворовых, как на диких и был к ним не очень благосклонно расположен, доложил мне, что у нас после 10-дневного пребывания в Михайловском нет чистого белья. Я имел глупость прогневаться на такой беспорядок. «Как, - сказал я, - а вся эта сволочь? 573 Все эти барские барыни и девки? Неужели не могут выстирать?» - «Они говорят, что это не их дело и что они и не умеют». По моей неопытности и желанию сохранить за собой популярность я не знал, как поступить: «Чистое же белье, - думал я, - все-таки необходимо». Призван был на совет Шилов. Нимало не затрудняясь, предложил он, когда я не согласился на розги, другой способ. «Прикажите прекратить с этого же дня выдачу на этих женщин месячины» (то есть положенного им содержания мукой, крупой, солью и так далее). Я их призвал и объявил мою решительную волю. Бросились они целовать у меня ручки, кланялись в ноги, но, получив отказ, белье вымыли. Так и во всем другом.
Вблизи от господского дома на видном и красивом месте выстроили они себе, каждая семья особо, какие-то безобразные закутки, где размещалась вся их птица: всепожирающие утки, хищные гуси и куры, коровы, гуляющие везде телята и порядочное количество свиней. Весь участок земли, отданной им под поселение, и огороды, и произвольно приобретенные ими места для закуток - все это было в беспорядке, грязи и сору. Оставленные на произвол судьбы гуси портили луга, истребляли капусту и огородную овощь, телята не выходили из яровых полей, а проклятые свиньи бегали повсюду и везде рыли и портили и деревья, и посадки, и дерн. Этим ненавистным мне животным объявил я и продолжаю еще доселе объявлять непримиримую войну. К сумме всех этих зол крепостного быта прибавьте бессовестное исправление каждого барщинского урока, ежедневные потравы в полях, лугах и лесах заказных покосов, частую кражу леса, а нередко и хлеба и разных других хозяйственных материалов и следовавшие затем в случае открытия разных проступков допросы, истязания и телесные наказания - все это, взятое вместе и повторяющееся ежедневно, превращало в мучение даже при самой благоприятной погоде деревенское пребывание для каждого чувствительного и более или менее идиллически настроенного сердца, портило кровь, раздражало воображение и отвращало от всякого полезного труда. Между тем выход из такого тяжелого положения представлялся невозможным, да таков он был и на самом деле до самой развязки крестьянского вопроса. Не скажу, чтобы и теперь отношения прежних помещиков к прежним крепостным шли, как бы хотелось или как бы следовало, но, избавившись раз навсегда от произвольного и даже невольного самоуправства, мы освободились по крайней мере от тяжкого греха, камнем лежавшего так долго на нашей совести. Убедившись, к сожалению, в том, что мой управляющий Шилов запивает и ведет свое дело час от часу небрежнее, я начал помышлять о том, как бы моему хозяйству дать сколько-нибудь правильное и прочное управление. Николай Сергеевич Тарасов, муж воспитанницы моего отца, жил тогда с женой и семьей в небольшом своем имении в Шацком уезде Тамбовской губернии, верстах в 200 от нашего Михайловского; туда отправился я в сентябре для переговоров и за советами по хозяйству к этому практическому помещику, не имевшему, кроме полезной рутины, никакого понятия о рациональном хозяйстве. Он согласился осмотреть Михайловское и внимательно обозреть управление Шилова. Сам я отправился от Тарасовых в Москву. В ней нашел я возвратившихся из Симбирска двух моих теток Обресковых; о меньшой, Варваре Васильевне, очень недалекой и больной девице, упоминаю для счета. С ними приехала и меньшая моя двоюродная сестра Обрескова, Варенька, сестра же ее постарше, бойкая Наташа осталась в Симбирске, вышед там замуж за некоего Мельгунова. Разводная Александра Николаевна Николева, бывшая последней приятельницей моего дяди Николая Васильевича и после его смерти примирившаяся с теткой Марьей Васильевной, им также сопутствовала и поселилась, не помню, вместе или в соседстве с ними. Комментарии572. «…этого крапивного семени…» - Так недоброжелательно называли мелких чиновников. Здесь в значении «надоедливые бездельники». 573. «…сволочь…» - здесь в значении «сброд», «всякая мелочь». Цитируется по изд.: Д.Н. Свербеев. Мои записки. М., 2014, с. 172-174.
|
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |