Перед тем как Жукова первый раз снимали, было заседание Главного военного
совета с участием всех маршалов. На нем выступал Сталин. Сталин очень резко
говорил о Жукове. Говорил, что он неправильно ведет себя, что у него есть
высказывания против правительства, что он преувеличивает свою роль в войне,
делает вид, что все победы связаны с ним, дает интервью в иностранную
печать.
— Вы читали, что там пишут? — спрашивал Сталин.
Мы, конечно, не читали, что там пишут. В общем, обвинения были самые
грозные. И самое грозное сводилось к тому, что Жукову было брошено
обвинение, что он плохо отзывается о правительстве. Смысл этого обвинения
состоял в том, что он выступает, можно сказать, против правительства.
В речи Сталина приводились, в частности, показания в это время арестованного
и сидевшего Новикова. После Сталина выступали Берия, Каганович. Они
подбавляли жару, говорили то же самое, развивали его мысли.
Жуков сидел потрясенный всем этим, бледный. Потом Сталин обратился к нам:
— Ну, а вы что скажете?
Я попросил слова. Обстановка для выступления после того, что говорил Сталин,
была тяжелой. Но я все же сказал, что, конечно, у Жукова есть ошибки и были
ошибки, что с ним трудно работать, что он бывает резок, нетерпим, самолюбив.
Но что я считаю — я глубоко в этом убежден, — что Жуков честный человек, то,
что там написано про то, что он якобы говорил про правительство, это
неправда. Он предан правительству, предан стране. Человек, который не был бы
предан стране, не стал бы ползать под огнем на войне, рискуя жизнью,
выполняя ваши указания, — это я обратился к Сталину. И в заключение еще раз
повторил, что глубоко верю в честность Жукова.
После меня выступал Павел Семенович Рыбалко. Он вообще человек решительный,
твердый, и он сказал о Жукове, тоже критикуя его за недостатки, в целом
положительно, подчеркнув его честность и преданность Родине. Затем выступил
Соколовский. Соколовский говорил несколько более уклончиво, но в общем, надо
отдать ему должное, тоже в целом сказал в защиту Жукова.
Потом выступал Рокоссовский. Говорил витиевато. Мне почувствовалась в его
словах обида на то, что в свое время Жуков сдвинул, заменил его на 1-м
Белорусском фронте и ему пришлось перейти на второстепенный — 2-й
Белорусский фронт. Хотя, конечно, с точки зрения масштабов командующих
фронтами это, на мой взгляд, величины несоизмеримые, и сделано это было
правильно.
Выступали и другие. Потом снова взял слово Сталин.
Да, когда я выступил, он в конце бросил мне реплику:
— Вот вы говорите тут. А вы знаете, что Жуков пытался присваивать себе вашу
победу под Корсунь-Шевченковским? Говорил, что это результат его
деятельности.
Я на это ответил, что я этого не знаю, не слышал и что вопрос этот для меня
несомненный. И кто бы что ни говорил на эту тему — тут история разберется.
На этом сел.
Вот после всех выступлений выступал Сталин. Он опять говорил резко, но уже
несколько по-другому. Видимо, поначалу у него был план ареста Жукова после
этого Военного совета. Но, почувствовав наше внутреннее, да и не только
внутреннее, сопротивление, почувствовав известную солидарность военных по
отношению к Жукову и оценке его деятельности, он, видимо, сориентировался и
отступил от первоначального намерения. Так мне показалось.
В итоге Жуков был снят со своего поста и назначен командующим Одесским
военным округом.
Так проходил этот Военный совет. Он должен много дать для понимания всей
последующей обстановки в армии, многих личных отношений, сложившихся
впоследствии. Историкам, которые этим будут заниматься, надо найти и
прочесть протокол этого Военного совета.
