> XPOHOC > БИБЛИОТЕКА > ВПЕРЕД, БЕЗУМЦЫ! >
ссылка на XPOHOC

Леонид Сергеев

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Webalta

XPOHOC
ФОРУМ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
РЕЛИГИИ МИРА
ЭТНОНИМЫ
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Леонид Сергеев

Вперед, безумцы!

ЗАБРОСЬТЕ ПОДАЛЬШЕ ВАШИ МЕЧТЫ, ПОРА ЕХАТЬ К МОРЮ!

(отчет о строительстве дачи)

На мое пятидесятилетие брат, сияя и отстукивая каблуками чарующие ритмы, вручил мне сомнительный подарок — удостоверение члена садового товарищества; заметив мой недоуменный взгляд, пояснил:
— Мы с тобой давно не занимались физическим трудом. Давай-ка построим небольшой летний домик. Будем выезжать на природу, а то совсем зачахли в городе.
“Соблазнительная идея, — подумал я. — В самом деле, давно пора поделать что-то руками, уже забыл, как выглядит молоток. Сижу целыми днями за столом — весь обрюзг от неподвижности”.
В конце зимы, в одно светлое и чистое — прямо-таки стеклянное утро — на машине брата мы поехали смотреть участок. До товарищества — а его организовали московские литераторы — было семьдесят километров по Волоколамскому шоссе. Миновав несколько деревень и лесных массивов, мы въехали в городок Истра; около монастыря свернули на дорогу, уходящую в равнину, два раза пересекли петляющую речку, проехали мимо березовой рощи, плотины с незамерзшим водопадом, пустующих турбаз вдоль во-дохранилища и очутились в поселке.
Что нас сразу поразило, так это множество уже построенных домов. С момента создания колонии литераторов прошло всего два года, но примерно треть владельцев уже полностью освоили участки — за изгородями красовались строения с мансардами и террасами, хозблоки, сараи, душевые. Дома были самые различные: из строевого леса, с резными наличниками, балконами и верандами — этакие замысловатые терема, какое-то кокетливое искусство; коттеджи из облицовочного кирпича, с трубами от каминов; щитовые, наспех сколоченные, отвратительного качества и шлакобетонные — скупые, жесткие, прочные, как крепости. В одних строениях наблюдался бестолковый перебор стилей, крикливая безвкусица, в других — революционное стремление к большим произвольным формам, к некоему превосходству над соседями, и было ясно — первые принадлежат изощренным индивидуалистам, вторые — людям широких масштабов, погрязшим в роскоши. Это подтверждали и сопутствующие пристройки: около разностильных домов наличествовали застекленные парники и туалеты-шалаши, гигантские дома окружали сауны и бассейны.
Два дома своими художествами вообще не вписывались в общую схему поселка: один — двухэтажный, белокаменный, с подземным гаражом и колоннадой, другой — пятигранник с изломанной крышей и башней бастионом — какое-то самодовольное богатство.
— Ясно, сюда денег вгрохано немерено, — сказал брат, когда мы осмотрели эти два последних сооружения.
— Дуралеи! Не знают куда девать деньги, — откликнулся я.
На многих участках дома еще были в стадии строительства: стены обшивались вагонкой, навешивались крыши, складывались печи, шла внутренняя отделка — то тут, то там виднелись рабочие, слышался визг пилы, удары молотка.
Мы насчитали с десяток участков, напоминавших руины средневековых городов — там под снегом темнели недостроенные фундаменты, груды кирпича, штабеля теса — и четыре вообще неосвоенных участка, заросших березами и ельником. Один из этих участков принадлежал нам.
— Здесь большое поле деятельности, — тяжело вздохнул я.
— Зато подтянем животы, станем стройнее, — хмыкнул брат.
Поселок находился в низине, в окружении смешанного леса; повсюду виднелись заячьи следы, помет кабанов, меж ветвей мелькали синицы. Было тихо, хлопьями падал снег, остро пахло хвоей.
От полусонных, еще не отошедших от зимней спячки (и, разумеется, выпивки) сторожей — двух заморышей с честными физиономиями — мы узнали, что поселок стоит на торфяном болоте и глубина залегания плотного глинистого грунта на всех участках разная: в среднем — до полутора метров, а на неосвоенных площадях — в два раза больше, потому от них уже отказался не один хозяин. Это малоутешающее сообщение вселило в нас некоторую растерянность, но сторожа бодро заявили:
— Ничего, поставите дом на сваях. Будет стоять, куда он денется. Храм Христа Спасителя стоял на сваях, а то дом! Платите денежки, рабочие все сделают, как надо... Само собой, ваш поселок в низине. Деревенские называют это место “змеиным болотом”. По весне, и правда, попадаются гадюки, растут какие-то черные грибы... Хорошие участки выделяют крупным начальникам, а вашему брату и эти сойдут. Болота-то надо осваивать... Весной здесь комарья полно, а летом слепней, зато вокруг лес. И воздух чистый. Зайцы прыгают по участкам, по вечерам лоси в окна заглядывают... И водо-хранилище рядом, двадцать минут ходьбы...
Познакомились мы и с некоторыми хозяевами (предположительно — литераторами), с определенной важностью они ввели нас в курс дела подробнее. Оказалось, застройщикам дается ссуда в три тысячи рублей, которую следует погасить в течение десяти лет. Из этой ссуды половина отдается товариществу как первый взнос (за дорогу и дренажные канавы, которые уже имелись, и за водопровод и электричество, которые почему-то никак не могли провести). За три года застройщики обязаны собственными силами или с помощью наемных рабочих расчистить участок и поставить на нем не больше двух строений (имелся в виду дом и хозблок), а также по уставу должны посадить определенное количество фруктовых деревьев и ягодных кустарников.
— Рабочие здесь — рвачи те еще! — сказал один из хозяев (по виду — поэт — растрепанная шевелюра, взгляд отрешенный). — Все из Истры. За кладку фундамента берут — ого сколько! Лучше наймите студентов шабашников — те и работают быстро, и делают на совесть, вкупе с точным расчетом.
— Это разорительная затея. Мы будем все делать сами, — не колеблясь заявил брат.
— Нам важен сам процесс строительства, — пояснил я. — Будем приглядываться, как делают другие. И друзья помогут. Неужели мы вчетвером-впятером не соберем простой щитовой дом?
— Соберете, конечно, — кивнул другой хозяин (по виду — известный прозаик — толстозадый, пышноусый, взгляд спокойный, как бы уставший от славы). — Но учтите, фундамент — первоочередная задача. На вашем участке нужно ставить асбестоцементные сваи. Это сложно. Морозы прихватят, сваи вылезут из грунта, дом перекосит. Тут у одного дилетанта-самоучки так случилось. Потом домкратил стены, выравнивал. А у него сваи всего-то чуть больше метра. А вам нужны трехметровые... А вообще, конечно, лучше все делать самим. Здесь один воротила, типа Джека-потрошителя, собрал у троих деньги за фундамент и — с концами...
Несмотря на предстоящие трудности с фундаментом, всю обратную дорогу у нас было отличное настроение. Во-первых, понравился участок — маленький, всего-то шесть соток, но мы насчитали сотню тонких березок, двадцать шесть елок, кусты калины и бузины — и весь этот кусок леса окружал чистейший воздух, которым мы никогда не дышали в городе. Во-вторых, понравилось расположение поселка и соседство водохранилища — как известно, спокойствие воды вселяет спокойствие и в душу. В-третьих, понравилось красивое, не перегруженное транспортом шоссе, и деревни, в которых на лавках продавались картошка — “синеглазка”, сушеные грибы и разные соленья... В общем, обзорная поездка вселила в нас немалый оптимизм, в машине я уже мысленно прикидывал нашу будущую обитель.
В последующие дни мы доставали газеты, где рекламировались сборные щитовые дома, и книги по строительному делу, советовались с опытными людьми насчет фундаментов на зыбких почвах. Потом, получив ссуду, поехали в Нахабино на базу пиломатериалов — выбирать дом и заказывать машину для перевозки.
Мы были уверены, что образцы домов в собранном виде стоят во дворе базы — как, собственно, и рекламировали газеты — и нам не составит труда обстоятельно осмотреть их и выбрать то, что нужно: маленький скромный домик с двумя комнатами — одну для брата с женой, вторую — для меня. Но на базе нас ждала тяжелая, горькая новость — никаких домов и в помине не было. Заведующий, коротышка парень с потрепанным одутловатым лицом, отчеканил:
— Щитовые дома завозят раз в квартал. Пять-шесть штук. И выдаем их участникам войны и по разрешению горсовета.
— А как же вот это? — я протянул парню газету, в которой было объявление о продаже домов.
— А-а, вранье! — махнул рукой заведующий. — Они вам напишут! У меня на сарае матерное слово написано, а там лежат дрова.
— Как же быть? — спросил брат. — Посоветуйте что-нибудь.
— Стройте из кирпича. Или купите где-нибудь в деревне рубленую избу, разберите и перевозите.
— Но мы хотим летний дом.
— Тогда из бруса. Но брус тоже редко бывает. И выдаем его по записи... Вообще-то у нас есть один щитовой дом, не совсем укомплектованный. Но кое-что мы могли бы подобрать...
— Подберите, — униженно ухватился я за намек. — Мы отблагодарим.
Парень для приличия немного поупрямился, потом потер ладони:
— Ладно! Идите, оформляйте в кассе.
Так, не глядя на свое будущее жилище (образец ротозейства!), мы купили щитовой дом, заказали трайлер на ближайшую субботу и, ужасно довольные неожиданным везеньем, понеслись в город обзванивать друзей, чтобы помогли при погрузке.
— Все-таки я не думал, что с материалами так сложно, — сказал брат по пути к городу. — Похоже, дачи излечивают не только от болезней, но и от идеализма.
В субботу мы подкатили к базе на двух машинах — брат, я и четверо наших помощников — наиболее крепких из друзей. Через несколько минут подъехал трайлер, и шофер, плотный мужик с безразличным взглядом, буркнул:
— Давайте, ребята, по-быстрому. У меня сегодня еще пара ездок.
Заведующий подвел нас к заваленной снегом площадке, где из-под сугробов торчали псивые от времени щиты.
— Здесь дом. Откапывайте.
Пока мы искали лопаты и лом, откапывали щиты, разделяли скованные льдом доски и рамы, прошло больше часа. Шофер уже стал нервничать и ворчать, что “вляпался в историю”. Но главное, по мере того как вырисовывались детали дома, наши лица все больше вытягивались — пиломатериалы были явно старыми, пролежавшими на земле не один месяц — какое-то воспоминание о доме.
— Это рухлядь, а не дом, — с тусклым недоумением сказал один друг.
— Надувательство! — бросил другой.
А третий в это время заметил, что в конце базы из железнодорожного вагона выгружают ослепительно белый свежераспиленный брус.
— Вот из чего надо делать дом, — сказал он. — Пойдемте к за-ведующему, откажемся от этой чертовни, и пусть на эти деньги отпустят брус.
В воздухе запахло чудом.
Как ни странно, заведующий особенно не стал возражать — видимо, испугался нашей внушительной компании — шестерых свирепых мужчин! (Понятно, когда дело касается собственности, в людях просыпается что-то звериное). Да и от сторожа базы мы узнали, что этот полусгнивший дом пройдоха заведующий уже пытался всучить десятку покупателей.
Вот так неожиданно на нас свалился нечаянный успех, точнее — баснословная удача — мы взяли двенадцать кубометров отборного бруса; завалили полный трайлер, так, что осели рессоры. Прохиндей заведующий замерял брус своеобразно: множил среднюю длину на высоту и ширину всей укладки. Потом-то, в поселке, нам объяснили, что при таком подсчете учитываются пустоты между лесоматериалами и скидывается один-два кубометра. Злодей заведующий, пользуясь нашей неопытностью, этого не сделал, то есть попросту надул нас рублей на двести. Но мы все равно были счастливы, хотя и догадывались, что строительство брусового дома связано с большими жертвами.
Через час мы уже находились в поселке и в ритме легкого бега перетаскивали драгоценный материал на участок, предварительно расчистив площадку от снега. Каждый брус таскали по двое, на плечах. Брусья были разные. Одни — пятиметровые сосновые, сухие, более-менее легкие; другие — еловые, килограммов по восемьдесят и семь метров длины. Каждый раз, взваливая такой груз, мы вдохновлялись кличем:
— А ну, не сачкуй! Бери потяжелей, тащи подальше!
Но часа через два, перетаскав половину брусьев — штук шестьдесят — по глубокому снегу, нам стало не до шуток. Мы все давно отвыкли от физической работы и, взяв слишком бурный темп, почувствовали усталость — между нами даже возникли трения, мы грубовато покрикивали друг на друга.
— Надо отдохнуть и перекусить, — сказал брат, смахивая пот, — подошел к своей машине, открыл багажник, и на нас дохнуло кондитерским магазином — предусмотрительная жена брата снабдила его двумя сумками съестных припасов; там были бутерброды, печенье, конфеты, яблоки и два термоса сладкого кофе. Перекусив, мы устроили затяжной перекур, после чего у нас, естественно, появилось второе дыхание и новые исключительные силы. Понятное дело, сытый любезней голодного, и мы уже отпускали вполне дружелюбные словечки:
— Насладимся физическим трудом! Найдем путь к сердцу друг друга!..
Уже начало темнеть, когда мы сложили из бруса два внушительных штабеля, накрыли их рубероидом, который заранее купили на базе, и поехали в город. В машине от нас, взмокших, разило... — ясное дело, не фиалками. Впрочем, мы проезжали места и подушистей — кое-где на поля вывозили навоз. В полной темноте подрулили к моему дому и до полуночи отмечали почин.
Весь март и апрель мы завозили на участок материал. По средам ездили на базу вдвоем с братом. Приезжали к открытию. Обычно перед воротами уже толпились застройщики, разные перекупщики и просто ханыги, от них мы получали самую свежую информацию — что накануне завезли. Отобрав материал, ловили на шоссе попутный грузовик, договаривались с шофером об оплате и грузили в кузов: кирпич, мешки с цементом, паклю; затем на багажник машины брата привязывали оконные рамы, выруливали на шоссе и двигали в сторону поселка.
С каждым приездом на участок, мы отмечали новые запахи: талого снега, ручьев, набухших почек, болота, гнилушек.
По субботам к нам присоединялись два-три друга, и мы завозили более объемный материал: груботесанные необрезные и половые доски, шифер, трубы для фундамента. Только позднее стало ясно, что и с этим материалом нам повезло — с начала лета с базы исчезло абсолютно все.
Попутно мы с братом закупили слесарный, столярный и садовый инструмент, тачку, складную лестницу, гвозди, скобы, стекло и прочее. Деньги от ссуды кончились еще после покупки бруса, и мы полезли в долги, благо у брата нашелся сосед кредитор, какой-то стоматолог, золотых дел мастер, а у меня приятель — преуспевающий сценарист.
После того, как мы завезли весь основной материал, наши расходы составили около семи тысяч рублей, включая вступительный взнос. Наивный первоначальный план — поставить скромный дешевый домик, превращался в план масштабного строительства со все возрастающими затратами — и прежде всего потому, что мы достали дефицитный брус. Завидев наш брус, соседи по участку завистливо поджимали губы, подозрительно прищуривались:
— И как вам удалось его достать?
Одним казалось, что мы заправилы черного бизнеса и заполучили брус где-то в архангельских леспромхозах, другие были уверены — мы дельцы крупного разлива и нам помогли невероятные связи, но все в один голос говорили, что из такого материала получится отличный зимний дом с печным отоплением. “В самом деле, — подумал я. — Какого черта строить какой-то курятник?! Приближается старость, а ее лучше проводить на природе, в комфор-табельном доме”. Я предложил брату строить дом на порядок выше, чем просто летняя дача — зимний с мансардой и верандой; брат с готовностью поддержал мой порыв.
— Зимой жить на даче даже лучше, чем летом. Летом поставил палатку в любом месте у реки, и пожалуйста — отдыхай, а зимой надо теплое жилье, где можно поработать, покататься на лыжах и отогреться у печки.
Вот так, осененный доверием брата, его зажигательными словами, я и начал проектировать большой дом с двумя комнатами, прихожей и лестницей на второй этаж. Основные контуры и характеристики жилища я скопировал с подобных домов в поселке, но внес в них несколько удачных, на мой взгляд, поправок. Ну а разные крепления и стойки содрал один к одному с работ профессиональных мастеров — здесь оригинальничать было опасно. Короче, главные требования, которые я предъявлял к нашей будущей обители, были: простота, удобство и прочность. Без всяких излишеств и украшательств. Брат оценил мои старания и без колебаний подписал проект.
В разгар работы над планом дома я позвонил председателю товарищества и спросил, в каком месте участка можно ставить дом. Председатель, пожилой рассеянный человек, всю жизнь занимался литературным трудом и был далек от всяких будничных дел, но выйдя на пенсию, вдруг взвалил на себя ношу организатора. Зачем ему это понадобилось, я узнал позднее, когда его участок заполонила туча детей и внуков, и один из его сыновей обронил:
— В творчестве отец всего добился, теперь хочет проявить себя в новом качестве.
Так вот, выслушав меня, председатель сказал:
— Ставьте дом где хотите и как хотите. Это дело вкуса, — и, как бы глубоко проникая в человеческую душу, добавил: — Разве вы не заметили, у нас в поселке каждый по своему сходит с ума.
Это было крайне смелое заявление — в то время ходили страшные слухи о комиссиях, которые шастают по поселкам и при малейшем отклонении от плана, сносят строение бульдозером. И вдруг такая смелая парадоксальная мысль! Как все парадоксальные мысли, она, бесспорно, была красивой и ободряющей, зовущей к творческому поиску, и я отважился на нестандартное решение — ставить дом посреди надела.
Сразу же после майских праздников мы с братом приехали на участок и в приподнятом состоянии духа осмотрели свои владения. В уже зеленеющих ветвях распевали соловьи, пахло сохнущим торфом, первой травой. По периметру делянки меж деревьев лежали строительные материалы, аккуратно накрытые рубероидом и переложенные палками для вентиляции. Я любовался участком, вдыхал теплый весенний воздух, слушал соловьев и кукованье кукушки в лесу и перед глазами вырисовывался дом с островерхой крышей и большими светлыми окнами.
Мы застолбили место под фундамент и начали спиливать деревья, выкорчевывать пни, вырубать кустарник; было жалко губить березки и елки, но требовалось никак не меньше тридцати квадратных метров. Когда мы расчистили необходимую площадь и выкопали канавы под арматуру, появился сосед пенсионер Виктор Петрович, придирчиво осмотрел нашу работу, нахмурился и сразу определил степень нашей глупости:
— Чтой-то вы не то делаете. Почему канавы посреди участка? Дом должен стоять в пяти метрах от улицы.
— Председатель сказал “ставьте где хотите”, — проговорил я. — А ближе к улице у нас красивые березки, мы хотим их оставить.
— Наш председатель ничего не смыслит, — усмехнулся Виктор Петрович и погрозил кулаком. — Ему все до фонаря. А я вам ответственно заявляю — приедет приемная комиссия, у кого дом стоит не по плану, заставят передвигать... Здесь многие занялись самодеятельностью, это им дорого обойдется. Они еще поплатятся за свое легкомысленное творчество. Есть четкие установки: дома должны стоять в линию и не выходить за определенные габариты.
Он назвал цифры и я облегченно вздохнул — мой проект предусматривал даже более скромные размеры. Но канаву пришлось засыпать и спиливать деревья на новом месте.
— Небольшая накладка, — сказал брат. — Не вешай нос. Чрезмерные огорчения, да и радости — не от большого ума. Надо смотреть на жизнь философски, отстраненно. И в любой ситуации прежде всего стоит улыбнуться — ведь все проходящее. А деревьев у нас и так больше, чем на всех участках, их все равно придется разрежать, ведь они будут мешать друг другу, да и дом должен освещаться солнцем, иначе начнет гнить.
— Откуда ты все это знаешь? — осведомился я, подивившись его компетентности в этих вопросах.
— Успел прочитать массу литературы, — с гордостью откликнулся брат. — И потом, что же ты думаешь, я зря прожил сорок два года? Думаешь, ты один умный? Ты всегда меня недооценивал.
В одну из суббот с помощью двух друзей мы сколотили просторный сарай-времянку и поставили в нем чугунную печку, потом завезли в сарай инструмент, две тахты и стулья — вполне приличную мебель, которую кто-то выкинул на помойку (денег на новую у нас не было, а долги множились). Теперь у нас имелся кров — надежное укрытие от непогоды, можно было приступать к закладке фундамента.
В следующий выходной день начали бурить грунт и ставить сваи. Сложность заключалась в том, что через каждые полметра бур упирался в топляк, который приходилось долбить ломом и топором, приваренным к водопроводной трубе. За три субботы мы проделали основную черновую работу: пробурили шестнадцать скважин, установили в них четырехметровые асбестоцементные трубы, связали их арматурой и сколотили опалубку — некие траншеи из досок. Предстояло самое трудное — приготовление бетона и заливка его в эти самые траншеи. Для подобной работы требовались немалые силы и мы с братом собрали всех тех, кто помогал перевозить брус — тот же состав — и предварительно, в середине недели, завезли к участку пять самосвалов песка и гравия — целую гору сыпучего материала. Что было удобно — шоферы, возившие песок и гравий на какие-то промышленные стройки, время от времени заезжали в поселок и предлагали свой груз — как известно, это в нашем Отечестве в порядке вещей. Но что было неудобно и странно (об этом не позаботилось правление товарищества) — так это отсутствие дорог между участками. В поселке проложили только центральную дорогу “Бродвей”, на нее и свалили материал, а дальше, к участкам, таскали на себе, возили на тележках и тачках. Хорошо еще, что наш участок прилегал к “Бродвею”, но каково было тем, кто строился у леса?! Короче, мы с братом три полных дня возили тачки с песком и гравием. Устали жутко — болели все мышцы, песок был в волосах и во рту, а гравий, каким-то таинственным образом, набился даже в карманы брюк. От усталости в голову полезли унылые мысли — я засомневался, сможем ли самостоятельно сделать фундамент, основу дома.
— Тот, кто сомневается в себе, не уверен, что победит — побеждает, — сказал брат. — А кто самонадеян, уверен в себе, своей непобедимости, — проигрывает.
— По-моему, как раз наоборот, — буркнул я.
Тем не менее, с каждым днем мы чувствовали, что по-настоящему втягиваемся в физический труд и подходим к пику формы, когда устанавливаются серьезные рекорды. Ну а потом наступила сущая пытка — три жаркие злосчастные субботы, о которых впоследствии мы вспоминали с содроганием. Шесть здоровых мужчин под уже горячим солнцем, раздевшись догола, отбиваясь от наседавших комаров, точно заведенные, таскали тяжелейшие ведра с бетоном и выливали его в опалубку. Мы работали с раннего утра до позднего вечера, почти без перекуров, с недолгим перерывом на обед — это был ключевой момент строительства. В память о тех субботниках мы вмонтировали в плотную литую массу фундамента бутылку с запиской к потомкам, в которой поставили свои имена, с уверенностью, что наше сооружение простоит сотню лет и потомкам будет небезынтересно узнать, кем являлись их предки и как они умудрились на болоте поставить такой замечательный фундамент. В еще большую память о тех днях позднее друзья оставили множество пустых бутылок на моем балконе.
Надо сказать, что фундамент мы действительно отгрохали на славу — он вызывал удивление. Ясное дело, удивление бывает разное: восхищенное, неприязненное, ироничное и прочее, и бывает, удивляется один человек или группа людей, или все, кто способен удивляться. Так вот, к нашему фундаменту подходили целые оравы дачников, восторженно причмокивали, отпускали комплименты, а мы деловито показывали отдельные совершенства закладки, смакуя детали, объясняли что к чему, напористо рекламировали свой метод заливки бетона. Наш фундамент, как воодушевляющий пример, приезжали фотографировать из других поселков те, кто еще только собирался осваивать участки. Слух о нашем необыкновенном фундаменте прокатился по всей истринской области, и к нам посыпались заманчивые предложения, но мы скромно отказывались — повторить подобную работу не было сил.
Иногда на наш участок заглядывал деловой, энергичный мужчина с выпученными, как у мороженого судака, глазами. Его фамилия была Кульдин. Этот Кульдин нас попросту изводил болтовней. Он явно страдал гигантоманией и собирался строить не дом, а дворец. То возвещал, что достал двадцать тысяч финских кирпичей, то показывал на свой участок в конце улицы, где экскаватор копал котлован под фундамент, то выбегал на дорогу встречать подъемный кран, который должен был “укладывать бетонные блоки”.
— Болтун, фактуристый дурак, — говорил о нем сосед Виктор Петрович. — Абсолютно неграмотен и чудовищно груб. Прикатит на своей “Волге”, наорет на рабочих и уезжает. Сам не знает, чего хочет. То блочный фундамент, то плавающий, то кирпичный дом, то брусовой. Надоел всем... Здесь ведь литераторов раз-два и обчелся. Полно тех, кто влез по блату или за взятку, или достал для товарищества столбы, провод. Есть один полковник — его солдаты выравнивали дорогу... Вот и огораживают свои усадьбы, ругаются за каждые двадцать сантиметров.
— Чем разнообразней соседи, тем интересней технология отношений, — сказал брат. — Мне всегда нравились люди, которые не похожи на меня и поступают, и смотрят на мир не так, как я.
— Ну-ну, — пропыхтел Виктор Петрович. — Посмотрю на вашу технологию. Я-то руководствуюсь английской поговоркой: “Чем выше забор, тем лучше соседи”.
Дальше уже началась интересная работа — укладка бруса. Мы выпиливали пазы, высверливали гнезда под штыри, перекладывали связки паклей. За рабочий день делали по четыре венца, и стены методично росли прямо на глазах; а когда вставили оконные рамы и дверные косяки, явственно обозначились контуры дома. От этого промежуточного результата душа приходила в восторг.
Стоял июнь. Кое-кто из наших постоянных помощников был в отпуске, и теперь мы оставались на участке с ночевкой — благо имели комфортабельный сарай.
На этом этапе строительства комары исчезли, но появились слепни и оводы, в сравнении с которыми комары — всего лишь докучливые нытики; теперь во время работы мы отбивались от настоящих вампиров. Случалось, в запарке у нас возникали горячие перебранки, едкие, зубастые нападки друг на друга и пересуды: каким образом устанавливать те или иные крепления. Тогда брат, как идейный вождь нашего клана, и я, как руководитель строи-тельных работ, посылали делегатов к застройщикам на соседние участки, и потом, сбалансировав опыт мастеров, находили целесообразное, приемлемое для всех решение.
С наступлением темноты, поужинав (разумеется под “Столичную”, иначе как снять напряжение?), долго сидели у печки и, вдыхая запах дыма, с невероятным напором дружелюбия восхваляли друг друга за проделанную за день работу.
Ночи были теплые; громко кричали лягушки в канавах, сквозь щели сарая тянули многослойные запахи: распиленной древесины, стружки, смолы, грибов-сыроежек, папоротника — эти запахи смешивались с табачным дымом и дымом из печки, и получался дурманящий букет — во всяком случае, спали мы крепко.
Днем во время перекуров наведывались к соседям. У нашего непосредственного соседа Виктора Петровича дом был в полном сборе: брусовой, с обширной террасой, на которой виднелась плетеная мебель, и добела выскобленным крыльцом, обсаженным бело-розовыми гладиолусами.
— Этот дом мне обошелся в копеечку, — сообщал Виктор Петрович. В него вложил все свои сбережения и сбережения покойной жены. Мечтал иметь дачу — хорошую мещанскую добродетель, думал — дети с внуками будут отдыхать. А они внуков устроили в лагерь, сами укатили в Ригу, а я превратил дачу в склад ненужных вещей. И ковыряюсь здесь один, пропади она пропадом, эта дача... Вам вот что скажу — плюньте на это дело. Пока молоды, на кой черт вам дача?
— У нас тоже мечты — поработать руками, — сказал брат.
— Забросьте подальше ваши мечты, пора ехать к морю, ведь наступило лето! Чего дышать цементом, опилками?! Море — вот достойная мечта для молодых людей!
— Но мы далеко не молодые, — вставил я.
— Молодые! Чертовски молодые! — резко бросил Виктор Петрович и я, в самом деле, почувствовал, что сбросил десяток лет.
Через улицу с нами соседствовали два интеллигентных научных сотрудника. Они, вроде нас, ставили дом своими силами. Жили в палатке, готовили обед на паяльной лампе, работали как проклятые, с восхода до заката солнца.
— Мы творческие люди, — говорили “интеллигенты”. — Дача нам нужна для уединения, спокойной плодотворной работы, как душевное прибежище. А место здесь — лучше нельзя придумать. Такое место мы искали давно.
— Искали болото, комаров? — вставил кто-то из нашей компании.
— Болото осушим. Сопротивление среды заставляет художника преодолевать трудности, закаляет дух. А комары?! Все животные имеют право на жизнь, даже те, кого не хочется ласкать...
Интеллигенты, герои духа, говорили все правильно, как по учебнику, тем не менее вселили в нас определенный заряд оптимизма.
Около леса строился редактор какого-то еженедельника, мужчина моего возраста. Приветливый, веселый, он всегда встречал нас как закадычных приятелей: угощал чаем, включал магнитофон “для хорошего настроения” и доверительно сообщал, что дача ему нужна как воздух, что на ней будет собирать друзей.
— Я, видите ли, компанейский человек и люблю общество, — говорил он. — У меня много знакомых, но в городе, сами понимаете, по-настоящему не покутишь. А здесь есть где порезвиться... Делай что хочешь, хоть стой на голове... И никто за тобой не следит, и разговоры не подслушивает.
Часто по воскресеньям на электричке приезжали жены наших друзей, а к неженатым — приятельницы. Я думал, женщины просто проявят заинтересованность нашей работой, в крайнем случае примут снисходительное участие в строительстве и будут досаждать дурацкими комментариями и подзуживаниями, но они сразу вошли в тонкость дела и продемонстрировали прямо-таки бурную деятельность: азартно запихивали паклю в пазы, с невероятным рвением что-то поддерживали, подносили, при этом некоторые из них обна-ружили недюжинные таланты и организаторские способности, гораздо большие, чем их мужья и поклонники. Но, конечно, главное — они всегда привозили с собой свежие овощи и готовили потрясающие обеды, ну а участок благоухал от запахов духов, точно парфюмерная фабрика, после чего их заметное участие в строительстве становилось еще заметнее.
Только жена брата ни разу не появилась на участке. Еще зимой, когда брат заикнулся про дачу, она сказала, что всю юность прожила за городом и у нее аллергия на всякую загородную жизнь. Забегая вперед, скажу — свое принципиальное неучастие в строительстве она все же нарушила когда мы наполовину собрали дом; она решила “нанести визит вежливости”, но внезапно влюбилась в участок и с таким горением взялась его обустраивать, что брат испугался и мне шепнул:
— Как бы она не забросила свою основную работу. Она очень увлекающийся человек.
В полдень мы всей командой отправлялись купаться на водохранилище. С погодой нам повезло — за весь июнь не было ни одной капли дождя. За июнь мы полностью сложили стены дома и сколотили каркас мансарды, и за этот месяц все похудели, загорели, выглядели поджарыми, помолодевшими, хотя и вступили в ряды бородатых и длинноволосых. Работа на свежем воздухе, под жгучим солнцем, стала для нас лучшим отдыхом. Мы излечились от всяких радикулитов, бронхитов, головных болей и грустных мыслей. Ясное дело, наши тела покрылись ссадинами, порезами, синяками, поскольку мы не очень-то заботились о мерах предосторожности, но все эти шрамы женщины рассматривали как ордена и их восхищенные взгляды были лучшим вознаграждением за наши, можно сказать, добровольные страдания.
Теперь, возвращаясь в город, мы проезжали мимо деревень, в которых на табуретах продавались цветы — вдоль дороги устраивались настоящие выставки — машины катили словно в оранжереях, среди всевозможных ароматов.
В июле занялись вторым этажом — мы торопились навесить крышу, опасались капризов погоды, но дни по-прежнему стояли абсолютно безоблачные и жаркие. Вообще лето было как по заказу. Только однажды, и именно в тот момент, когда мы прибили на крыше последний лист шифера, послышались отголоски грома и, словно для проверки нашей работы, сверху рухнул короткий ливень.
Крыша придала полноту и целостность всему строению, она как бы венчала наш трехмесячный труд. Теперь все чаще мы откладывали работу, отходили от участка на некоторое расстояние и с гордостью рассматривали свое творение — это было зрелище, способное взволновать любого — во всяком случае, у подружек наших приятелей оно вызывало священный трепет.
Иногда я думал, что дачи — своего рода игрушки взрослых людей, что с годами человек, достигая определенного возрастного пика, идет назад — как бы живет в зеркальном отражении прошлого — в пятьдесят лет ощущает прилив сил тридцатилетнего, после пятидесяти влюбляется как в юности — а почему и нет? Затем, точно подросток, заново открывает мир (смотрит на привычные вещи по-новому), и под старость окончательно впадает в детство. Такое положение вещей меня вполне устраивало — особенно предстоящие годы и связанные с ними романтические приключения.
Теперь каждый раз, возвращаясь в город, меня угнетали стены холостяцкой квартиры — я чувствовал себя страдальцем, замурованным в железобетонную коробку, — какие-то невидимые силы тянули в лесной поселок, в дом, наполненный солнцем, сверкающий широкими окнами, пахнущий стружкой и смолой. Случалось, звонил кто-нибудь из приятелей и спрашивал: “Куда пропал?”. Я начинал подробно рассказывать, но приятель перебивал:
— Участок, дача, — это звучит слишком респектабельно, это не для тебя. На кой черт тебе эта дача?! Сколько ты собираешься жить?! Время ведь безжалостно. И вообще, что за собственнические интересы?! Вот так многие — начинают жить с думой обо всем человечестве, а заканчивают дачами, “Жигулями”!
Я оправдывал свое грехопадение, объяснял, что люблю строить, что-то делать руками, хочу проверить себя, доказать, что могу...
— С дачами одна морока, — не унимался приятель. — Кончится работа, начнется ремонт. Известное дело — отец строит, сын живет, внук ремонтирует. Но тебе-то и жить там не придется — ухлопаешь на нее последние годы, а ремонтировать некому, ведь ни у тебя, ни у брата нет наследников.
— Мне главное — построить, — стойко повторял я, прекрасно понимая, что мой довод неубедителен.
До конца июля мы настелили полы, сколотили внутренние перегородки и лестницу на второй этаж. Потом снаружи стены пропитали олифой, сделали крыльцо и во входную дверь вставили замок. Дом был готов, и выглядел не просто красиво, а потрясающе, неким совершенством, хотя это слово звучит неуместно — это уж я хватил чересчур. С другой стороны — почему чересчур?! Ведь совершенные вещи существуют в глазах зрителей, а в моих глазах наш дом именно таким и был.
На новоселье один из друзей притащил разборный стол, другой — табуретки, третий — раскладушку и матрац, четвертый — посуду; мы с братом перенесли из сарая мебель — обе тахты и стулья, и дом принял вполне обжитой вид. О сложной комбинации запахов внутри дома не говорю — в нем стоял особый древесный дух. Всю ночь мы сидели под керосиновой лампой и произносили тосты в собственную честь и, понятно, словесных красот не жалели.
Ну а за август сделали хозблок, туалет и душ — это уже для нас, закаленных, было разминкой, хотя порой работали до темноты, пока виднелась шляпка гвоздя. Таким образом, дом мы построили, участок более-менее освоили, но странное дело — после этого и для меня и для брата загородная обитель потеряла всякий интерес; цель была достигнута, впечатлений получено предостаточно, все запахи какие можно — впитали, душа требовала успокоения. Брат заявил:
— Все-таки от долгого физического труда немного тупеешь. Мне уже снятся всякие пазы, баклашки, отвесы. Я соскучился по умственной работе.
А я подумал: “Еще только сентябрь, не поздно съездить к морю, застану бархатный сезон”, — и укатил на неделю в Крым.
Я думал — может, друзья переберутся на нашу дачу или хотя бы станут на ней проводить выходные дни. Не тут-то было. Их уже настолько охватила строительная лихорадка, что они тоже где-то выбили участки и начали завозить материал, и, разумеется, рассчитывали на нашу с братом бескорыстную помощь. Вот так и получилось, что до следующего года мы с братом все свободное время проводили на участках друзей, а свою дачу больше не видели. И на следующий год побывали на ней всего дважды: первый раз, когда проложили водопровод, второй — когда провели электричество. За это время в поселке произошли занимательные и грустные события.
“Интеллигенты” неожиданно для всех продали свой дом и, по слухам, прилично обогатились. Перед продажей в их парнике красовались огромные красные помидоры. Такой урожай на торфянике выглядел сказкой.
— Вот хозяева, так хозяева, — охали и ахали дачники.
— Японская рассада, — посмеивались интеллигенты.
Но с их отъездом выяснилось, что помидоры им прислали родственники из Саратова и они просто привязали овощи “ради забавы”.
Редактор еженедельника обнес участок глухим забором и разводил в парниках клубнику на продажу; никто из знакомых к нему не приезжал.
Деловой, энергичный Кульдин так ничего и не построил — в его котловане, заполненном водой, плавали караси.
А Виктору Петровичу не повезло — он надорвался и получил инфаркт, и, пока лежал в больнице, его дом сгорел; электропроводку прогрызли мыши, и, когда дали ток, произошло замыкание. Сухой дом вспыхнул как факел и полностью сгорел за полчаса. А наши березы почернели от копоти.
На этом рассказ о строительстве дачи можно закончить, но необходимо выразить благодарность друзьям помощникам:
Инженеру Доменову, неутомимому истребителю крепких напитков. Его определенные задатки в строительном деле пошли нам на пользу. Жаль, что его невзыскательный вкус и ошибочные, исключающие друг друга предложения доставляли немало хлопот его напарникам по работе. И его редкий характер, необычная сущность — сочетание капризности с изнеженностью — не прибавляли нам радости. В дополнение к этому, по вечерам он, расслабившись, слишком много нудел о своем предстоящем разводе с женой — эта волнующая история, проникновенное излияние с трагическим уклоном, не скрашивало наше пребывание на участке. Хотя, по некоторым сведениям, Доменов просто создавал легенду о себе, чтобы его мелковатая роль в строительстве покрупнела.
Физику Вирко, который за всю жизнь не забил ни одного гвоздя (два раза пробовал — отбил пальцы), но во время строительства проявил высокие человеческие качества — благородство и порядочность (в некотором роде), брался за самую тяжелую работу (кроме заколачивания гвоздей) и, в отличие от Доменова, делал это не только когда на него глазели женщины. В опасностях обострялась его восприимчивость, но он не терял чувства меры — сам никогда не рисковал, но любил смотреть, как рискуют другие — и не терял чувства юмора — его юмор (без пошлости и циничных острот) работал безотказно, а его выдержка и обходительность сглаживали разногласия, то и дело возникающие в нашем клане. Только при закладке фундамента Вирко дал маху. Когда-то он неудачно шабашничал и, используя свой болезненный опыт, осмелился заявить:
— На таком фундаменте дом завалится, как пить дать. Возмездие не заставит себя ждать. Конечно, можно стены подпереть балками — это даже будет оригинально. Всяким ротозеям скажем, что так и задумали. Что-то вроде башни в Пизе.
К счастью, его мрачные пророчества не подтвердились.
Гидрологу Куклеву. Этот ярый противник всякой привязанности к земле, все-таки смилостивился нам помочь и по-настоящему трудился на участке, и, кажется, впоследствии изменил свои искаженные представления о застройщиках. Только напрасно он постоянно бахвалился мускулатурой и, что совсем отвратительно, мгновенно забрасывал работу, стоило появиться на улице какой-нибудь дачнице; как правило, до конца дня его больше не видели. Эти его пристрастия к женскому полу оказались настолько живучи, что не помогали никакие уговоры и угрозы. Возможно, он прикидывался ловеласом, чтобы увильнуть от работы, возможно, им и был.
Инженеру Зайцеву, который, несмотря на уважительные причины — огромную занятость на работе и в семье — несколько раз приезжал на стройку и не рассматривал это как подвиг. Сторонник непререкаемой власти, он не признавал “всякие интеллигентные штучки” (компромиссы), сразу присвоил себе полномочия прораба и дал нам понять, что быть его учеником почетно. Зайцев зычно отдавал команды, которые мы не всегда выполняли — чаще поступали наоборот, но он не рассматривал это как удар по самолюбию, поскольку убежден в своей исключительности — считает себя великим человеком, а великий человек, естественно, и должен быть великодушным. Правда, иногда Зайцев вставал в артистическую позу и произносил странные слова:
— Чтой-то вы не тем тоном со мной разговариваете, не радуетесь общению со мной?!
Понятно, в этих словах сквозила мания величия. И все же главное — своими руководящими словами (“Проверь отвесом!.. Держи угол наклона!.. Не забывай про технику безопасности! Техника безопасности — святое!”) и безудержной активностью Зайцев задавал энергетический ритм работе, подстегивал других и никому не позволял отлынивать. Кстати, именно благодаря Зайцеву мы и заполучили брус. Именно он заметил, как брус выгружали из вагонов и настоял, чтобы заведующий отпустил нам высококачественный материал. Помнится, заведующий выслушал пламенную речь нашего друга и раздраженно спросил:
— Да кто у вас, в конце концов, хозяин?
— Хозяин у нас дурак! Решаю все я, а на него только оформляем, — Зайцев показал на меня и остальные друзья активно закивали.
Заведующий шмыгнул носом и выписал брус.
Что и говорить, Зайцев настоящий друг... В свой последний визит, когда уже заканчивались отделочные работы, он водрузил на крыльце российский флаг (с простыню) и сказал:
— Ну а теперь продайте дом и на вырученные деньги купите яхту, благо водохранилище под боком. Покупателя вам найду.
— Неплохая мысль, — брат вопросительно посмотрел на меня. Потом перевел взгляд на наше сооружение и погрустнел.
Дача действительно нам не нужна, но мы слишком много вложили в нее сил, слишком добросовестно ее делали, слишком много внесли в нее находок, собственных строительных законов — ведь от незнания всегда открываешь новое, уходишь от схем — короче, мы вложили в дачу душу, и она дорога нам, как лучшее из всего, что мы сделали своими руками, как деревянный памятник самим себе.


Здесь читайте:

Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.

Леонид Сергеев. До встречи на небесах. Повести и рассказы. М., 2005.

Леонид Сергеев. Мои собаки. Повести. М., 2006.

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах: www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС