|
|
Леонид Сергеев
До встречи на небесах
МОИ ДРУЗЬЯ СТАРИКАНЫ
или
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НАШЕ ПРОШЛОЕ!
«Империи создают титаны,
а разрушают пигмеи».
Мои друзья — шестидесятилетние, искушенные, видавшие виды, прокуренные,
проспиртованные стариканы, седые и лысые, тучные, одутловатые, с четверными
подбородками, обвисшими животами и ляжками, как галифе; другие — тощие,
высохшие, сутулые, беззубые и со вставными челюстями — точь-в-точь огородные
пугала; и все гипертоники, язвенники, с аденомами и грыжами; у одного от
давления раскалывается голова, второй от радикулита и разогнуться как следует не
может, у третьего так изношены суставы, что слышен треск — у каждого свой набор
болячек (у некоторых истории болезней уже составляют несколько томов — то есть,
они, стариканы, уже попросту мешки с костями). Все понятно — завзятые пьяницы и
обжоры, они всю жизнь относились к здоровью наплевательски, но теперь, хмырики,
зашевелились, притормозили с куревом и выпивками, стали беречь то, что осталось
от здоровья — некоторые хотят протянуть до сотни лет и при встрече избегают
«интересных» разговоров о болезнях и смерти.
Притормозили — значит уменьшили убойные дозы, а не завязали совсем — ни в коем
случае. Мы не терпим трезвенников — тех, кто считает, что мы «отравляемся»; с
такими праведниками не тот разговор — не тот настрой, не то откровение.
Некоторые из моих друзей, и я в том числе, притормозили совсем немного — можно
сказать, просто перешли из профессионального клуба в любительский — вот еще! —
отказываться от привычного, ведь алкоголь не просто поднимает настроение и
делает разговор задушевным, но и расширяет сосуды, и ясно — голова работает
лучше. Хотя, надо признаться, после затяжной пьянки ночью скручивает, глотаешь
таблетки, пьешь настойки... И с утра туго соображаешь — где проснулся, какое
время суток?.. Пару дней в себя приходишь. Такие дела.
Теперь нам уступают место в транспорте, молодежь называет «дедами», а дряхлые
старцы нет-нет да и спросят: «Ты на каком фронте воевал?». Понятно, это уж
слишком! Ну, короче, у нас есть запас прочности, в наших глазах еще не потух
некоторый задор (не фонтан жизненных сил, но определенный азарт), и наши беседы,
за бутылкой водки, проходят довольно забористо. А поговорить нам есть о чем,
ведь нашему поколению выпала насыщенная эпоха.
Мы были столичными мальчишками военного времени и помним воздушные тревоги,
ночевки в метро, противогазы, «зажигалки», и эвакуацию на Восток, и
плотнозаселенные общаги, и выбитые «пятаки» перед ними, и неотапливаемые школы,
и оберточную бумагу вместо тетрадей, и один учебник на троих. Мы прошли через
голод и похоронки. У нас было трудное детство, потому мы и знаем цену вещам.
Но были у нас и свои радости: подножки трамваев, железные каталки, «расшибалки»,
«махнушки» и жмых, и самокаты, которые мы мастерили своими руками и которые были
для нас не менее ценными, чем мотоциклы для теперешних подростков. И были
рыбалки и катанья на льдинах, лапта, «городки» и «чиж», и дворовые футбольные
команды, и свалки трофейной техники, и трофейные фильмы, и прекрасные песни
военных лет, и было главное — бескорыстная надежная дружба, которую теперь не
сыскать, ведь теперь отношения по большей части строятся на полезности, выгоде.
Я вспоминаю послевоенные годы, наши лыжные походы и плаванья по речкам на плотах
и первые открытия в природе, которая тогда еще не была так изуродована, как
сейчас. В лесу, а не в зоопарке, мы видели лосей, волков, лисиц... О зайцах и
белках и говорить не приходиться — они забегали на городскую окраину. В те
времена реки еще были прозрачными — дно просматривалось на пятиметровой глубине;
протоки забивали кувшинки, заводи — лилии; в лугах раскачивался высоченный
травостой, в котором запросто исчезал грузовик, в лесах еще не спилили огромные,
в три обхвата, деревья, и возвышались гигантские, с киоск, муравейники, и
встречались широкие поляны крупных ромашек и колокольчиков — теперь такое
увидишь только на фотографиях. Между тем, с этих красот и началось наше
творчество: первые рисунки и стихи. Так что, воспоминания обо всем этом не
просто фокусы памяти, а немалая ценность. Не зря же Достоевский говорил:
«Воспоминания из детства служат ориентиром всю жизнь».
Молодым людям не понять, как пожилой человек цепляется за хорошее в прошлом, что
воспоминаниями мы не просто возвращаем воздух детства и юности, но и пытаемся
приостановить время, задержать уходящее. Ведь в молодости, когда живешь
интенсивно, когда полно впечатлений, переживаний, время растягивается и его не
ценишь, а под старость, в упорядоченной и, в общем-то, однообразной жизни, время
летит быстрее и, естественно, им уже дорожишь — тем более, что жизнь оказалась
намного короче, чем мы думали. Намного короче.
Кое-кто из теперешней молодежи считает нас обманутым поколением, чуть ли не
духовными мертвецами, но это абсолютнейшая чушь. Действительно, идейное давление
было, но не такое уж сильное, как трезвонят теперь «реформаторы» (я, например,
всегда увиливал от комсомольских собраний, взносы не платил, и мне все сходило с
рук). Конечно, вожди пытались сделать из нас послушную массу, но у них ничего не
получилось. Да и как получится, ведь характер, талант, интуицию, воображение
массовым не сделаешь. Надо сказать, и это никому не оспорить, в основном нас
воспитывали на классике. Взять хотя бы радио — звучали целые оперы и спектакли —
именно благодаря радио мы знаем великие музыкальные произведения.
А какие были фильмы! Для детей — гуманные, зовущие к добру сказки режиссеров
Птушко и Роу, для подростков — романтические «Дети капитана Гранта», «Остров
сокровищ» и музыкальные комедии Пырьева и Александрова, и пусть в них было
немало наигранности, иллюзий счастливой жизни, некой мечты, но они помогали
жить, давали надежду. Не то, что теперь, при бесчеловечном режиме, когда все
искажено и, чего скрывать, сплошное огрубление и опошление искусства;
телевидение навязывает детям «ужастиков», уродов «телепузиков», монстров;
подростков оболванивает фальшивыми ценностями, антикультурой, дает ложные
ориентиры, сбивает их в агрессивную стаю, а между тем, искусство для того и
существует, чтобы прививать нравственность, духовные интересы, чтобы каждый
пытался стать самобытной личностью.
Ну, а возможности для нашего развития были просто фантастические. Пожалуйста:
детские библиотеки (случалось, за книгами записывались в очередь),
художественные, музыкальные и спортивные школы, Дворцы пионеров с
многочисленными кружками: драматическим, хоровым, танцевальным, корабле- и
самолетостроительным, фотографическим, шахматным — глаза разбегались, выбирай
любой по наклонностям, и все бесплатно, только ходи! И не зря над Дворцами висел
лозунг: «Твори! Выдумывай! Пробуй!» (сейчас у клубов: «Учись развлекаться!» и
прочая чертовня).
А какие были катки в парках, когда сотни конькобежцев под музыку носились по
аллеям, время от времени забегая в раздевалки, чтобы выпить — не пиво, которое
теперь молодежь распивает в подъездах и даже в метро, — а кофе с молоком! И где
сейчас лодочные станции и праздники на воде с фейерверком, парады
физкультурников, духовые оркестры на открытых эстрадах в Парках культуры и танцы
на площадях? А у нас все это было! Было море энтузиазма без всякой показухи, и
эти праздники, демонстрации давали ощущение единства нации, мы гордились, что
являемся частью великой страны. По-настоящему гордились.
Что особенно важно: совместные занятия в кружках, соревнования на стадионах,
когда сдавали нормы на значки БГТО и ГТО, «субботники», посадка деревьев всем
двором, развешивание скворечен и кормушек для птиц, сбор металлолома, пионерские
лагеря, помощь колхозникам в уборке урожая, походы с рюкзаком и песни у костра —
все это, и многое другое (даже коммуналки!), сближали нас, делали отношения
истинно товарищескими, а то и братскими. Потому мы и знаем, что общность людей
(взаимопомощь, доброжелательное соревнование), дух коллективизма — не пустые
слова; тот дух — самое значительное, что мы вынесли из детства и подросткового
возраста. Это совершенно ясно теперь, во времена дикого капитализма, когда
каждый выживает сам по себе, пробивается расталкивая других, взяв на вооружение
клич «демократов»: «Бери свободы сколько проглотишь! Делай деньги любым
способом!». «Демократы» разогнали пионерию и комсомол, но что дали взамен? Вот и
появились тучи беспризорников, наркоманов, проституток-малолеток, и если раньше
героями были летчики, полярники, геологи, то сейчас, в разбойничье время, —
крутые бизнесмены, бандиты, рэкетиры. В основном именно они.
Раньше каждый мог без всяких денег поступать в любой институт — ради бога, если
голова варит, а сейчас без кругленькой суммы в вуз и соваться нечего. Раньше
молодые люди ехали на Север, БАМ, целину, мечтали что-нибудь изобрести, открыть,
а сейчас — только и думают, как бы заняться бизнесом, купить «иномарку» или
уматать на Запад. И конечно мы гордились своей страной, а сейчас делается все,
чтобы молодежь ее ненавидела — достаточно посмотреть телевизор, полистать
газеты.
Нельзя забывать, что в СССР каждый год происходило снижение цен на основные
товары, постоянно открывались новые железные дороги, заводы, научные
институты... Многие жили бедно, но оставались приветливыми, веселыми, а сейчас
на лицах безнадежность, озлобление. Раньше у страны было будущее, а сейчас
впереди сплошная безысходность. Совершенно ясно — социализм неизмеримо
справедливей и гуманней волчьих законов капитализма. Не случайно западники
считают, что революция в России заставила капиталистов повернуться лицом к
простому народу, сделать капитализм менее волчьим. Не случайно.
Ну а наша юность прошла бурно. Одни из нас учились в институтах, обогащались
знаниями, закладывали могучую базу и одновременно во всю кропали стихи; другие,
отслужив в армии и приехав в столицу из провинции, перебрали кучу профессий,
пока не нашли себя в искусстве. Одни, с помощью учителей, в сжатые сроки
постигали премудрости литературного ремесла, другие до всего докапывались
самостоятельно, но и те и другие жили меж двух культур: традиционно высокой и
лакировочной, помпезной, временами попросту между красотой и уродством.
Была еще одна культура, расширяющая скудное информационное поле — «кухонная»,
где читали «самиздатовскую» запрещенную литературу, по «вражеским голосам»
сквозь глушилки слушали джаз и пересказывали анекдоты про власть имущих. Такая
мешанина среды проживания не давала расслабляться, тем более что приверженцы
разных культур не переваривали друг друга и в богемных кругах частенько
возникала накаленная атмосфера. Но в отличие от благополучной, размеренной
(когда решены основные проблемы) и скучноватой жизни на Западе, у нас все время
что-то происходило, менялось, мы находились в постоянном движении, жили среди
контрастов, и понятно, нам скучать не приходилось. К тому же, на Западе ценилось
богатство, а у нас искренняя дружба и бескорыстная любовь; у нас быть богатым
или сынком какого-то деятеля считалось неприличным.
Особенно напряженным было время, когда состоялся известный съезд и закрытый
доклад, который передавался по невидимой цепочке слухов; приоткрыли занавес на
прошлое нашего Отечества, и все увидели жуткую картину — оказалось, идеи
социализма реализовывались не так гладко, как нам внушали; лозунги коммунистов
сразу затрещали по всем швам. С колокольни хрущевского времени многое в
деятельности Сталина выглядело чудовищным (за что сидели Вавилов, Заболоцкий и
многие другие невинные?!), но и тогда возникал вопрос — без диктатуры
сохранилась бы страна в годы хаоса и разрухи? А теперь и вовсе доказано, что
репрессии начинали троцкисты, что в верхушке палачей все сплошь были сионистами.
(Троцкий рассматривал русский народ, как «хворост»). Сейчас все злодеяния
приписывают Сталину, между тем, понятие «враг народа» и «тройки» ввел Троцкий, и
лагеря ГУЛАГа его детище, и он же лично расстреливал русских офицеров и считал,
что «терроризм необходим для построения коммунизма». Даже «свой» Г.Боровик
признает — «Если бы власть взял не Сталин, а Троцкий, было бы хуже». Кстати,
сейчас, когда Россия умирает, когда ее вновь захватили еди-новерцы Троцкого,
просто необходима диктатура, но русских, а не «русскоязычных», и честных,
неподкупных патриотов.
Потом раздвинули другой занавес — «железный», и начался бум: на экраны вышли
зарубежные фильмы, на выставках появился Пикассо и польские авангардисты,
приехал Ив Монтан, Москву заполонила фестивальная молодежь; одно за другим
возникали кафе, где открыто играли джаз, танцевали рок-н-ролл и буги-вуги.
Тогда, в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов по столице прокатился
океанский вал, всколыхнувший молодежь — она истосковалась по свободе, и теперь
повсюду разгорались жаркие споры. Это был прорыв в новый мир, мы нашли то, что
искали, видели то, что хотели видеть. События тех лет уже далеко от нас, но мы
их помним отлично.
Вожди всполошились — как бы не расшатали всю систему, и вскоре вновь опустили
занавес. Старые мухоморы! Им пораскинуть бы мозгами, дать молодежи возможность
выпустить пар, и скоро стало бы ясно — и у западников ерунды хватает; во всяком
случае авангард осточертел бы гораздо быстрее, чем кондовый «соцреализм», а
главное, лучшая, мыслящая часть молодежи не приняла бы многие западные стандарты
и разные ничтожные цели, вроде обогащения (даже сейчас, когда приходиться думать
о выживании, немало парней и девчонок, для которых богатство не предел
мечтаний). Ну, а все стоящее, качественное у западников надо было перенять, это
пошло бы только на пользу.
И следовало преобразовать пионерию и комсомол в молодежные организации по типу
бой-скаутов, «зеленых», «антиглобалистов» (у этих последних вполне
привлекательный лозунг: «Не дадим всему миру превратиться в одну потребительскую
Америку! Сохраним разность культур!» В самом деле, не могут разные страны жить
по одним правилам, глобализм уничтожит самобытность народов). Следовало на
госслужбу выдвигать людей не по преданности партии, а по умственным
способностям. А всех, кто рвался на Запад, надо было выпустить (истинно русские
не уехали бы; как ни вспомнить великого патриота Чайковского, который презирал
всех эмигрантов: «…меня глубоко возмущают те господа, которые с каким-то
сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления,
прожить всю жизнь за границей, на том основании, что в России удобств и комфорта
меньше. Люди эти ненавистны мне, они топчут в грязи то, что для меня несказанно
дорого и свято». И Пушкин говорил, что «никогда ни за что не хотел бы поменять
Отечество»). Не случайно, лучшие из «инакомыслящих» — те, кто «метили в
коммунизм, а попали в Россию» (Максимов, Синявский, Зиновьев) впоследствии
пожалели о своей деятельности. А так что получилось? Оставшиеся диссиденты
(разумеется, все «богоизбранные») при поддержке американцев стали изнутри
разрушать страну, претворять в жизнь план Даллеса — «разлагать, развращать,
растлевать советскую молодежь». Все запретное, даже третьесортное, стало
вызывать повышенный интерес, дурацкий ажиотаж (сборник «Метрополь»,
«Бульдозерная выставка»). Короче, на сцену опять вылезли старые персонажи;
выставки прикрыли, в кафе запретили играть «музыку загнивающего Запада», в
газетах появились статьи о «тунеядцах». Так все повернулось, хоть лопни, так.
Но новые веяния уже были неостановимы: под контролем комсомола, но все же играли
джаз и полулегально устраивались выставки авангардистов, на вечерах поэзии
читались левые стихи, из-за «кордона» провозились пластинки и «запрещенная»
литература. Перед нами еще долго маячили вожди — дубоватые идолы, но мы
оставались самими собой. Кстати, в те годы среди моих приятелей художников и
литераторов было немало диссидентов, но уже тогда я догадывался, что, по сути,
их искусство разрушительное (позднее заметил, что оно еще и антирусское). Эти
мои приятели с радостью встретили разгром нашей страны и, после наших жутких
споров, стало ясно — мы никогда не договоримся, у нас разные взгляды на жизнь
вообще; я презираю все, что они превозносят, и люблю все, что они ненавидят. А
ненавидят они не только коммунистов, но и нашу страну в целом, потому я и не
принимаю то, что они делают. В оценке литературных произведений и искусства
следует руководствоваться словами Пушкина — «Нет истины там, где нет любви к
России». Это должно быть законом. Четким законом. Попутно замечу — когда власть
захватили «демократы», большинство этих моих приятелей укатили за границу, с
оставшимися я порвал всякие отношения.
Конечно, у нас имеются немалые счеты с прошлым режимом, ведь существовала
жесткая система запретов; было трудно делать то, что не вписывалось в отведенные
рамки, иногда от самоконтроля рука руку останавливала; и повсюду было достаточно
негодяев и хамов, но в сравнении с теперешним ельцинизмом, когда у власти
сплошные подонки и ворье, когда исковерканы судьбы миллионов, все же дышалось
легче — сейчас наступило форменное удушье — душит боль за разрушенное,
разворованное и униженное Отечество; и конечно сейчас общий процент негодяйства
и хамства в обществе вырос до невиданного уровня. Как не согласиться с
Довлатовым — «после коммунистов я больше всего не люблю антикоммунистов».
Бывали в нашей молодости и неприятные моменты: некоторых из нас вызывали в КГБ
за «антисоветские разговоры», но у меня и моих друзей дальше угроз дело не
пошло.
Я трижды посещал «Большой дом». Первый раз еще когда мы жили в Подмосковье и
кто-то из соседей «настучал», что с друзьями «ругаю власть». Второй раз, когда
вернулся из Калининграда, куда ездил с неким Златкиным. Этот аферист Златкин
уверял, что в Калининграде его друзья помогут нам устроиться в торговый флот.
Мне, безработному и не имеющему постоянной прописки, это было как нельзя кстати.
Но как только мы прибыли в портовый город, выяснилось, что Златкин уехал из
Москвы, чтобы на время скрыться от суда (как фарцовщик «валютчик»), а меня
прихватил за компанию (позднее я узнал, что этот негодяй имел большой стаж
негодяйства). Короче, я вернулся в Москву и меня вызвали в «органы», и долго
выспрашивали о «цели поездки». Третий раз мне предложили явиться в мрачное
здание после того, как из Москвы уехала француженка Эдит, с которой я встречался
пару раз. Мне сообщили, что отец француженки адмирал и работает на разведку
против нашей страны. Так в лоб и заявили.
— А она наверняка интересовалась настроениями нашей молодежи, — объявили мне.
— Ее интересовала только любовь, — сказал я то, что и было на самом деле.
Во всех этих случаях я отделался суровым предупреждением, но те допросы, когда
вначале с тобой разговаривают чуть ли не ласково и на «вы», потом вдруг
врывается напористый тип и орет:
— Ну, хватит! Мы все знаем! Выкладывай все начистоту, иначе!..
Эти допросы кое-чему научили меня, с тех пор я приобрел особый нюх на стукачей и
КГБшников, вычислял их по одному внешнему виду и никогда не ошибался. Такой нюх
имел не я один, некоторые мои друзья тоже имели.
И все же, все же, у нас была потрясающая молодость! Как ни рассуждай, а дружба,
любовь, увлечения никак не зависят от тех, кто стоит у власти. Главное — мы не
думали о деньгах, ведь основное, необходимое было дешево, доступно. Плата за
жилье — символическая; продукты (не деликатесы), вино и сигареты стоили
недорого; кино, театр, музеи — копейки; любой мог поехать к морю, купив билет до
Феодосии за восемь рублей, а у моря снять комнату почти за бесценок и питаться в
столовых на пару рублей в день. Именно в те годы многие из нас объехали
полстраны. Я, например, «автостопом» прокатил тысяч семь километров. Попробуй
теперь, когда все помешались на деньгах, проехать за одно спасибо хотя бы
километр! Попробуй!
Чуть позднее я с друзьями объездил на машине всю европейскую часть России; мы
останавливались где придется и всюду чувствовали себя как дома; случались в пути
поломки, но всегда находились бескорыстные помощники — не считаясь со временем
они копошились в нашей машине, автолюбители просто дарили запчасти, а водители
грузовиков не раз наливали бензин бесплатно! Возможно ли такое теперь?!
Можно в чем угодно обвинять социализм, но нельзя не признать главного — попытка
освободить человека от власти денег во многом удалась (понятно, в сравнении с
западниками, мы жили бедно, зато дружно, сплоченно, без забот о завтрашнем дне).
И, бесспорно, была решена проблема национальностей — то, что сейчас раздирает
всю страну. Раздирает, и еще как!
В те времена мы часто ходили по речкам на байдарках и в каждой, даже самой
бедной, деревне встречали доброжелательность и щедрость. Что показательно — в
деревнях, уходя на работу, люди не запирали дверей; мы переступали порог избы, а
нас встречал какой-нибудь кот или босоногий ребенок (светловолосый, голубоглазый
«ангел», каких немало в российских деревнях). И в городах многие обходились
простейшими замками, не то что теперь, когда ставят железные решетки, стальные
двери, секретные замки, домофоны, сигналы в охранные службы... И людей можно
понять — такого простора для фантазий всяких аферистов и мошенников, такого
воровства, как сейчас, никогда не было. Ведь тащат посуду и продукты, провода со
столбов, строительную технику и оружие из воинских частей! И это еще мелочи. Те,
кто повыше, воруют грузовиками, эшелонами! О тех, кто на самом верху, и говорить
не приходится — те воротилы хапают миллионы. Дорвавшись до власти, эти хищники
не останавливаются ни перед чем, их аппетиты ненасытны: ради прибылей губят
экологию, животных. Да, собственно, уже всеми признано, что наступило
беспощадное время, звериная «демократия», когда деньги решают все.
А раньше... Помню в Крыму мы, как и многие туристы дикари, разбивали палатку на
окраине Судака; ходили в поселок, ездили в Планерское, оставляя в палатке
радиоприемник, фотоаппарат, гитару — ничего не пропадало. Вот так вот.
Немаловажно — в прежние времена можно было спокойно ездить по всей стране, а
сейчас опасно выезжать даже за город; да и в самом городе многие по вечерам
боятся выходить из дома, ведь бандитизм стал нормой, об убийствах уже сообщают
спокойно, как о погоде (и что за чудовищные цифры — ежегодно без вести пропадает
тридцать тысяч людей?!). А всего несколько лет назад по ночным улицам шастало
немало полуночников: загулявших, чудаков, влюбленных; некоторые бродили до утра
и никому и в голову не приходило, что его могут ограбить. Не случайно, многие
теперь считают, что уж лучше жить при безопасной диктатуре, чем при бандитской
«свободной демократии».
Теперь без отметки в паспорте уже не навестишь друга на Украине; без приглашения
не съездить в Прибалтику. Хотя, о чем я?! И ехать не на что — билеты взвинтили
запредельно, нашей пенсии хватит только в одну сторону. Так что, наша ностальгия
по великой стране не только теплые воспоминания, но и боль, огромная боль.
Никуда не деться от факта: в советское время студенты получали бесплатное
образование; на каждом шагу были библиотеки, вечерние курсы иностранных языков,
спортивные общества. Все, кому не лень, могли летом «шабашничать» —
подрабатывать на свежем воздухе в стройотрядах, а зимой, во время каникул,
отправиться в агитпоход с концертами для сельских жителей.
При каждом заводе был клуб (а то и Дворец культуры) и студии самодеятельности,
где разновозрастные рабочие и служащие постигали основы искусств, и часто
занимались с большим рвением, чем некоторые профессионалы (подтверждая слова
Гоголя «у русского народа силен гений восприимчивости»). Именно из
самодеятельности вышло немало знаменитых певцов и актеров. И непременно при
заводах был спортзал (а то и стадион) и, само собой, команды по многим видам
спорта, причем команды не только из спортсменов-разрядников, но и из любителей —
пожалуйста, отводи душу сколько хватит сил.
Где, в какой стране были не элитные, а общедоступные аэроклубы, яхтклубы, авто-
и мотоклубы?! И самые массовые — клубы туристов? В этих последних любой мог
взять напрокат байдарку, палатку, снаряжение; ну и конечно сколотить компанию
единомышленников, иногда через объявления: «Двое молодых людей ищут попутчиков
на конный маршрут по Башкирии. Условие: покладистый характер и чувство юмора».
Или: «Веселые симпатичные девушки присоединятся к группе, идущей по Кавказу.
Умеем готовить, рисовать, петь...».
От вокзалов отходили целые туристические «поезда здоровья», и в каждой области
имелись турбазы, где опять-таки основным был тот товарищеский дух, который мы
ощущали в пионерстве. И все это было настолько естественным, привычным, что мы,
дуралеи, не ценили, и только теперь поняли, что потеряли. Да, только теперь.
Можно вспомнить много прекрасного в нашей молодости, но пожалуй самым прекрасным
были романтические знакомства. Давно известно, красивых женщин в нашем Отечестве
хоть пруд пруди — в чем в чем, а здесь мы всегда держали первенство в мире, и
если ты молод, попробуй устоять от этого ежедневного парада! В наше время уже
отбросили всякие условности — знакомились не только на выставках и в театрах, но
и на улицах, в метро... От случайных встреч, мимолетных влюбленностей голова шла
кругом, они остались в памяти как светлые, цветущие деньки — «лазоревые», как
говорит художник Дмитрюк. Уже не вспомнить всех, в кого влюблялись по уши,
остались только многообещающие взгляды, смутные улыбки, сбивчивые слова. В те
годы весь воздух был пропитан флиртом и мы неутомимо крутили романы. Знакомились
легко, благо не было никаких расслоений в обществе и еще ценились твои личные
качества, а не то, что ты имеешь; одежда, деньги не имели существенного
значения, и нашим подружкам было достаточно просто гулять по улицам, смотреть
фильмы, пить кофе в какой-нибудь забегаловке. Это теперь девицам подавай
ресторан, «мерседес», теперь они отворачиваются от всяких безденежных,
неудачников, а на литераторов смотрят, как на чокнутых. Так что, в отношении
романтических приключений нам невероятно повезло.
Понятно, мы не только гуляли по улицам и пили не только кофе — случалось, кутили
с подружками по два-три дня. Некоторые пуритане видели в нас отпетых
«прожигателей жизни», но в сравнении с теперешней, в массе своей циничной и
развращенной молодежью, мы выглядели всего лишь любителями приключений. Как ни
крути, а все-таки есть грань между влюбленностью и распущенностью, любвеобилием
и развратом. Есть, и немалая.
Теперь ведь молодежная массовая культура сводится к дискотекам с диким психозом,
джину с тоником, наркоте и «видакам», где сплошной секс и насилие. Всякие шоу и
клипы преподносятся, как новое искусство, но подобная массовая культура никогда
не станет искусством, ведь она рассчитана на низкопробный вкус и ее девизом
являются слова: «товар — рынок». Дельцы на телевидении и в издательствах так и
говорят: «Мы раскручиваем то, что нужно рынку, что можно продать и не быть
внакладе».
Сейчас молодые люди обезъяничают — хотят стать западниками, и ради этого готовы
поменять родной язык на английский (не понимают, балбесы, что ценность нации и
каждого в отдельности — в самобытности); они виляют хвостом, лакействуют перед
иностранцами, начисто забыв, что такое гордость и честь (Америка им
представляется раем, откуда льется золотой дождь в виде пепси, жвачки, рока,
джинсов, кадиллаков).
В своей среде молодые люди обходятся минимумом слов — чего перегружать голову! —
«полный отстой, крутой прикид, прикольно, тухло, будь отвязанным, продвинутым!»
— и это жаргон студентов, а рабочие парни и девчонки изъясняются только матом; у
них мат — бравада, некое проявление свободы, они лепят его в каждой фразе,
лепят, никого не стесняясь.
А мы в их возрасте стеснялись крепких ругательств. Теперь-то, в старости, ясно,
не обходимся без грубого русского сленга, но во-первых, переживите с наше, а
во-вторых, попробуй не материться, когда на твоих глазах преступная власть
разваливает и нагло разворовывает страну; в-третьих, литераторам надоедает
борьба со словами за столом; для нас мат — емкое выражение нескольких понятий,
да и вворачиваем его только к месту. Но, признаюсь, теперь, от повсеместного
употребления, мат уже надоел (всякие Ю.Алешков-ские, Вик.Ерофеевы, Сорокины
используют его даже как литературный прием, который, естественно, вызывает
протест). Теперь, наоборот, тянет к чистому русскому языку, к языку наших
великих классиков (не случайно же, классика, в переводе с греческого —
«совершенство»).
Как известно, книги развивают способности (особенно воображение), а телевидение
его убивает; «ящик» навязывает свое, не надо мыслить, получай готовые рецепты.
Сейчас телевидение — самое большое зло в стране, мощное оружие оболванивания
людей. С экранов телевизоров идет ежедневная, проплаченная сионистами, обработка
населения — попросту неприкрытое издевательство над честностью, благородством,
душевной чистотой. По «ящику» молодежи вдалбливают всякую чертовню: «Оттянись со
вкусом! Бери от жизни все! Лучше жевать, чем говорить!». Вот они и жуют, садятся
на иглу, без лишних слов заваливаются в койку; главное для них — «круто
оторваться, расколбаситься, не стать кислотным». А мы — не то что устраивали
праздник, но все-таки обыгрывали ситуацию, и не обходились без разговоров об
искусстве. Не обходились, честное слово, не обходились.
В конце концов мы все переженились (одни раньше, другие позже), заимели детей...
Но, как известно, любовные отношения и супружество совершенно разные вещи. Для
семьи, кроме более-менее одинакового уровня развития и общих взглядов на
основные вещи, нужны покладистость, уступчивость, терпимость, а мы и не знали,
что это такое. К тому же, буквально через год-два стало ясно, что мы женились не
на лучших представительницах слабого пола. Мы ведь рассуждали как? Женщины без
недостатков прекрасны, но с ними скучно. Вот и выбрали стервочек да истеричек. И
начались нервотрепки, стычки, перешедшие в войну с оскорблениями. Да-да, в
настоящую войну.
Короче, спустя несколько лет мы все, как один, вдрызг разругались с женами и
развелись. Большинство моих друзей в одиночестве пробыли недолго и снова
ринулись искать счастья в браке, дуралеи. Но трое, самых стойких и
свободолюбивых, еще долгое время оставались неженатыми. Я тоже примыкал к этой
золотой компании.
Показательно вот что — при разводе мы все оставили женам квартиры, сами же
скитались по знакомым, пока не приобрели новое жилье. А что творится сейчас?
Делят не только квартиры, но и вилки, ложки — чуть ли не распиливают диваны.
Умора!
Наши семейные раздоры и последующие десять лет пришлись на период, который
называют «застойным». Действительно, у власти стояли далеко не интеллектуалы, за
них, обрюзгших квадратных уродов с протокольными рожами и канцелярским языком,
мы постоянно испытывали стыд перед европейцами; чиновничество доходило до
маразма, просто тошнило от стадного «единогласия» и всяких торжеств, орденов и
премий, которые сыпались как звездопад. Немало людей еле сводили концы с
концами, но все же — и это особенно важно — не было никаких беспризорников,
бомжей и нищих, которые теперь заполонили улицы городов. Не было, хоть убейте,
не было!
Насчет того, что в искусстве многих зажимали, надо признать — в основном
зажимали откровенных антисоветчиков с их злобными произведениями и блатную
романтику бардов, которые хрипели под Армстронга, ну и группу художников
неформалов, с их, в сущности, разрушительной живописью (теперь, во времена
«свободы», ясно какое искусство они хотели иметь), а большинство, если и
чувствовали зажимы, то как правило в мелочах; некоторые, вполне честные мастера,
и вовсе их не чувствовали. Ну не случайно же было создано столько выдающихся
произведений?! (Где они сейчас? Где то, что лежало в столе? Ничего не
появилось!).
Многие настоящие таланты (не дутые, не конъюктурщики и не обязательно партийные)
в те времена вообще жили припеваючи — выпускали все, что хотели и получали по
заслугам — всем известны роскошные дачные поселки художников, писателей,
композиторов, актеров. Некоторые поэты (Евтушенко, Вознесенский, Окуджава,
Ахмадулина) выступали в самых престижных залах и на стадионах; вечера поэзии
собирали толпы — люди протискивались сквозь кордоны милиции (эти трудности
только подогревали толпу). Те же поэты катались и по заграницам (поговаривают,
они сотрудничали с КГБ, на что есть некоторые основания), и тогда всячески
свидетельствовали свою лояльность власти.
— Я не могу жить без коммунизма, — и такие вещи говорил Вознесенский (со слов
художника Б.Жутовского).
А теперь он плюет на прошлое, а Окуджава с Ахмадулиной и прочие «демократы»
пишут президенту «Раздавите гадину!» (имея в виду патриотов). По словам
зам.прокурора Казанника «демократы» (Батурин и другие) обратились к нему с
огромным списком коммунистов, которых следовало «Расстрелять»!
И Евтушенко немало сделал реверансиков власти, а теперь говорит:
— Это я разрушил социализм (со слов поэта Е.Рейна).
Разрушил не разрушил, но руку приложил (известно, что именно литераторы
расшатывали систему).
И Р.Казакова читала стихи на празднествах у Мавзолея, за что получала ордена, а
теперь объявляет:
— Я жила в дерьмовом Союзе.
А уж о театральных деятелях членах партии и говорить нечего — кое-кто из них
получил чуть ли не в собственность целые театры (Сац, Дурова, Ефремов, Гончаров,
Любимов, Захаров).
Флейтист музыкального театра, мой приятель Алексей Виноградов, сам будучи
евреем, с отвращением рассказывал, как их директрисса Сац пробивала себе театр:
— ...Подняла на ноги всех евреев в Союзе композиторов: «Будете писать музыку к
моим спектаклям, получать хорошие деньги» (такой «снабженческий талант», как
говорит о подобной изворотливости актер Филатов).
Ну и, само собой, через райком партии получила. Так же, благодаря партии,
заимели театры Захаров и Дурова (эта дамочка на премьере пьесы Мазнина обнимала
и целовала партийных чиновников). Да и все остальные таким же макаром стали
театральными вождями.
Как ни крути, а насильно в партию никого не загоняли, и эти деятели вступили в
нее для карьеры; некоторые даже стали безбожниками и громче всех превозносили
социализм. Они пресмыкались перед партийными чиновниками, но в кармане всегда
держали камень. Теперь-то они перекрасились (некоторые оборотни снова нацепили
кресты) и особенно рьяно поливают бывшую власть; некоторые (Захаров) перед
телекамерами устраивают дешевую показуху — сжигают партбилеты. Можно
предположить — если к власти придут фашисты, они будут носить свастику. Кажется,
это называется «политической проституцией». Такие люди напоминают тех, кто
объясняется в любви женщине, а переспав с ней, честит ее последними словами.
Конечно, в разной степени, но давление партии ощущали не только работники
искусств (например, моего отца за тридцать лет работы на заводе так и не
повысили в должности, потому что он не вступил в партию, а мне в райкоме
отказали в поездке во Францию, несмотря на приглашение от художника Стацинского),
но с другой стороны каждый в том же райкоме мог найти поддержку (сейчас и
пожаловаться некому, сейчас у людей чувство потерянности, ненужности; люди
лишены возможности высказаться, защи-титься).
Кстати, на местном уровне парторги мало чем отличались от простых работяг; это
только крупные чиновники, развращенные властью, погрязли в привилегиях, но в
сравнении с тем, что имеют теперешние вожди, все эти привилегии кажутся
пустяками, и рядом с дворцами новых властей дачи партийцев выглядят сараями;
теперешние «слуги народа» живут в сотни (если не в тысячи) раз лучше самого
народа.
Ко всему, при коммунистах был жесткий партконтроль и начальники его побаивались.
Теперь же власть полностью бесконтрольна. Ну и главное — кто бы из коммунистов
ни стоял у власти, он все-таки думал о стране, теперешние власти думают только о
своем кармане. Только о нем, и еще как!
Бесспорно, кое-что надо было перестраивать — никто не хочет жить в унизительной
системе запретов, стоять в очередях за элементарными вещами, прорываться на
закрытые просмотры фильмов и так далее. Только перестраивать, а не крушить
посредством преступного «Беловежского заговора» по рецептам заокеанских «спецов»
— ломать-то не строить; каждому нормальному человеку ясно — реформы надо было
проводить мягко, под контролем государства, с ужесточением ответственности за
тайные сделки, взятки и прочие преступления. А самозванцы ельцинисты сразу
разрушили плотину; кто-то выплыл, кто-то утонул, кто-то еще барахтается... Они
руководствовались только одним — ненавистью к России, такой же осатанелой, какая
была у Ленина с Троцким и их сионистской банды (чего стоит один только план
«превратить мировую войну в гражданскую», натравить красных на белых, и
заявление Ленина «Россия сгорит, ну и черт с ней»?
А их разрушение храмов и уничтожение православия? А расстрел Троцким казачества
целыми семьями, и женщин, и детей?! А подавление Тухачевским восстания
тамбовских крестьян?! Не случайно Черчиль сказал: «Революцию в России делали
подонки»).
И так же, как большевики, ельцинисты первым делом обогатились — открыли за
рубежом личные счета, куда перекачали наворованные деньги, купили там виллы,
яхты (между тем, мрачный тиран Сталин прежде всего думал о целостности и
могуществе страны — это нельзя не признать. И как бы «демократы» не обливали
грязью сталинскую эпоху, потрясающие успехи того времени не зачеркнуть).
Собственно, говорить о «демократах» противно — достаточно посмотреть на них и
станет ясно, кто они есть — у них все написано на физиономиях; они пропитаны
злобой к России, и понятно, в своем мстительном угаре не остановятся ни перед
чем. Совершенно очевидно, «демократы» — пятая колонна в нашей стране, попросту
внутренние враги, которых сами американцы называют «агентами демократических
перемен» и снабжают их деньгами (по данным американского политолога Манфола
только СПС получила пятьдесят восемь миллионов долларов).
И понятно, все «демократы» готовы в любой момент дунуть на запад; не зря многие
имеют второе израильское гражданство (в том числе ельцинисты члены правительства
— их фамилии можно перечислять только с брезгливостью) и хвастливо заявляют, что
«билеты уже в кармане» (Шохин), и своих отпрысков они давно отправили за границу
(со смехотворными объяснениями Матвиенко и Явлинского) и, наверняка, их отпрыски
не вернутся в Россию, ведь патриотами бывают только те, кто вместе со страной
переживает все ее беды, а власть, дети которой живут за границей, не будет и
заботиться об «этой» стране. Не будет, как пить дать, не будет.
Факт остается фактом, «демократы» долго и планомерно разрушали Россию, и теперь,
когда они добились своего, когда победили, так и хочется их спросить — теперь
вы, негодяи, довольны результатом своей деятельности? И вспоминается Достоевский
— «Проблема России в том, что русские либералы — не русские».
При социализме было много нелепостей: спецмагазины «Березки», для поездки за
границу требовались подписи «треугольника», не разрешалось издавать больше одной
книги в год и печатать рукопись более восьми экземпляров, работать по
совместительству, строить утепленные дачи, менять автомашину раньше пятилетнего
срока, два раза в год выезжать за границу, встречаться с иностранцами, и был
закон о «тунеядстве», по которому преследовали художников и писателей, не членов
творческих Союзов (меня не раз таскали в милицию и выдавали «приписки» о выезде
из Москвы), и масса других примеров идиотизма властей, но при всем при том была
крепкая социальная защита, надежность, а «застойные» годы оказались самыми
благополучными в истории нашего Отечества. Не было никаких потрясений и
национальной вражды, люди бесплатно получали квартиры; и образование, и
поликлиники, и больницы были бесплатными (сейчас, когда нас прищучили болезни,
когда лекарства стоят баснословные суммы, мы в полной мере оценили прежнее
здравохранение).
Вообще немало делалось, чтобы народ вел здоровый образ жизни. Передачи по радио
начинались с утренней гимнастики под музыку, в обед — производственная разминка;
любой рабочий и служащий мог даром получить путевку в Дом отдыха, а если заболел
— в санаторий, и большинство этих здравниц были первоклассными, а те, что в
курортной зоне, и вовсе напоминали апартаменты королей, это уж точно.
Я вспоминаю спартакиады народов СССР, всесоюзные соревнования подростков
«Кожаный мяч» и «Золотая шайба»; в каждом дворе была хоккейная коробка,
волейбольная площадка. Мы были ведущей спортивной державой. Да что там! Не
только спортивной, но и ведущей в искусстве, по военной мощи, по научным
достижениям — взять хотя бы самые мощные в мире ракеты, самые большие атомные
ледоколы и подводные лодки, самолеты «Руслан», суда на воздушной подушке...
У нас был самый огромный в мире торговый флот (сейчас его весь распродали за
бесценок; некоторые корабли продавали по доллару за штуку! Как метоллолом!
Понятно, кое-кто на этом погрел руки). Мы имели самые большие в мире
рыболовецкие флотилии и магазины были завалены дешевой треской, хеком, минтаем
(сейчас эти дары моря продают по заоблачным ценам).
У нас была хорошо отлаженная Госслужба охраны лесов (сейчас на Дальнем Востоке
всякие частные фирмы, ради наживы, спиливают реликтовые кедры, а в центральных
районах под дачи «новых русских» безнаказанно вырубают сосновые боры).
Наши самые мощные в мире гидростанции также принадлежали государству и за
электричество мы платили копейки (сейчас ведомство Чубайса подняло цены
неимоверно и по своей прихоти отключает свет и тепло даже в больницах и детских
садах). Подобных чудовищных примеров можно привести сотни. Собственно, уже
многие (в том числе и западники) признают, что развал и разворовывание нашей
страны — величайшее преступление двадцатого века. Величайшее!
Я вновь вспоминаю... какими многолюдными были кинофестивали, когда на площадях и
у кинотеатров возбужденные группы людей обменивались билетами и смотрели по два
фильма сразу?! Повторюсь, вечера поэзии, спектакли и концерты собирали полные
залы.
И мы были самой грамотной и читающей нацией — в транспорте все сидели с книгами
(сейчас с эротическими журналами и бутылками пива, в лучшем случае — с
детективами) — именно поэтому, несмотря на невысокий жизненный уровень, мы
считались духовной, гуманитарной, культурной страной, а ведь культура что иное,
как душа народа, именно душа.
В те годы во дворах не было никаких дурацких «ракушек», не слышались хулиганские
разрывы петард — соседи играли в шашки, домино, шахматы... Но главным — опять
нажму на это — было отношение людей друг к другу: заходи в любой дом, тебя
встретят по-дружески, угостят последним, а уж сигаретами и выпивкой делились с
первым встречным (Только в России приходят в гости без приглашений. Наша
доброжелательность и щедрость всегда поражала иностранцев).
Что и говорить, у нас была великая могучая страна! Нас побаивались, но и
уважали. А теперь, когда «демократы» все развалили, разграбили и мы по всем
показателям откатились на последние места, с нами никто не считается, о нас
попросту вытирают ноги. Раньше мы все-таки догоняли Америку, самую богатую
страну в мире, а теперь — Португалию(!), беднейшую из европейских стран. Такие
дела.
Позволю себе еще побрюзжать. Будучи молодыми, мы на чем свет стоит ругали
социализм, но теперь, чем дальше отдаляется то время, тем отчетливей в нем
высвечивается положительное. Теперь уже точно можно сказать — хорошего было
гораздо больше, чем плохого. А сейчас отвратительно все. Ну, почти все.
Некоторые скажут: старикам всегда прошлое кажется лучше настоящего, ведь тогда
они были молодыми. Так-то оно так, но от фактов не отмахнуться. Да, сейчас в
магазинах тьма товаров, но большинству населения даже продукты не по карману.
Да, построили роскошные многоэтажки, но кто может купить квартиру за десятки
тысяч долларов? Да, за городом видны немыслимые богатства — целые поселки
особняков и дворцов с башнями и каменными оградами, но в них — сплошь
проворовавшиеся «новые русские». Да, на улицах полно «мерседесов» и «джипов», но
из десяти таких «иномарок» в девяти сидят преступники. Да, можно ездить за
границу куда хочешь, но кто ездит, кто отдыхает на Багамах и Канарах? «Жизнь
превратилась в гигантскую дискотеку, где шаманит рыночная экономика», — сказал
Айтматов.
«Демократы» кричат о правах человека, защищая воров и бандитов, но не говорят о
правах их жертв (отменили смертную казнь даже для убийц десятков детей). Такой
ложный преступный гуманизм. А свобода слова, о которой они молотят — вранье: эта
свобода однобокая, выборочная, для одних — тех, кто устроил переворот; газеты и
радио оглушают народ ложью — стараясь перещеголять друг друга, всякие русофобы с
садистским наслаждением глумятся, издеваются над народом (количество оскорблений
уже и не сосчитать), разносят все предыдущие годы и замалчивают выдающиеся
достижения, как будто у страны и не было великого прошлого. Ну не негодяи?!
Можно с полным правом сказать — «демократы» ведут против России настоящую
психологическую войну. Уничтожены народные промысы (Жестково, Федоскино, Палех,
Вологодские кружева), вместо них выпускают откровенно эротические подделки. В
Третьяковке живопись советского периода заменяют на авангард, разрушили
«Мультфильм», ликвидировали «Птичий рынок», «Горбушку» — колоритные толкучки,
где общались любители животных, музыки.
На телевидении закрыли литературно-художественные передачи, «Народное
творчество», «Это вы можете», «Белая ворона», «А ну-ка девушки!», не показывают
«Казачий хор», «Березку» и «Хор Пятницкого», но с утра до вечера запускают
боевики — показывают, как можно ненавидеть друг друга и все способы убийств;
всякие мерзкие шоу, где можно «легко выиграть миллион», получить денежный приз
за вранье, развлекухи — «Угадай букву», «За стеклом», и античеловечные игры
«Алчность», «Последний герой», «Слабое звено», где учат предавать, совершать
подлости; афишируют пошлую, циничную эстраду и тусовки «соломонова племени» —
«Гавань», «Попугай», «Старая квратира», «Наш дом»; крутят порнографические
ролики на фоне Эрмитажа(!), а как ориентиры — обжорство «новых русских» в
ресторанах, их отдых на Канарах.
Делается все, чтобы молодежь забросила книги и спорт, забыла историю своей
страны (в учебниках на деньги Сороса убирается все русское — умалчиваются
подвиги Суворова, Ушакова; закрыли кафедры русской истории в Петербургском
университете и русской музыки в консерватории), молодежь призывают заколачивать
деньги и «развлекаться так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно
прожитые годы» (СТС). Ведущий программы «Моя семья» Комиссаров открыто выступает
за порнографию и секс на телевидении. Раньше по телевидению призывали идти по
жизни «с песней», теперь — «с пивом», раньше желали счастья, любви, теперь, с
откровенным бесстыдством, — «побольше вам денег!». «Россия превратилась в
помойку западной культуры», — сказал дирижер Темирканов. Что верно то верно, это
и последнему дураку ясно.
О чем говорить, если министр культуры Швыдкой выступает в роли главного душителя
всего русского в искусстве (изгнал выдающихся русских Светланова, Васильева,
Головкину, и на сцене Большого театра ставит пошлого Сорокина! А для своего
министерства купил за миллион рублей «Черный квадрат»!). Этот министр ведет одну
из самых омерзительных передач, где сионисты всех мастей, измываясь над
россиянами, смакуют темы: «Секс, как двигатель в культуре», «Мат, как норма в
искусстве», «Пушкин устарел» — и вся эта пошлость на фоне раскачивающихся
резиновых идолов, и где? В доме Пушкина!
На передачу приглашают и русских (одного на десять «своих») и, как правило,
устраивают им судилище. Ничтожества! Они победили Россию и теперь пинают и
топчут ее, устраивают пляски на могилах своих жертв. Невыносимо все это видеть!
Хорошо сказала актриса Андрейченко на одной из таких передач: «Все это
психотропное оружие… Никогда еще зло так не торжествовало у человечества». А
философ Зиновьев все это назвал «ублюдочной культурой». Точнее не скажешь.
Ясно, такая тошнотворная «культура», как ржавчина, разъедает души людей и она не
случайность, а четко спланированное разложение общества, ведь чтобы безнаказанно
грабить народ, надо создать среду безнравственности и насилия. Ну разве
случайность — крошечное меньшинство населения одной национальности захватило все
ключевые должности в правительстве, все банки, газеты, телевидение — такое
впечатление, что страна находится под оккупацией или, что мы живем в Израиле.
Сейчас телевидение постоянно внушает, что русские лентяи, дураки, пьяницы, воры,
не умеют работать… Но кто создал могучее государство, кто построил заводы,
проложил железные дороги, кто дал миру великое искусство?
Сейчас увидеть по телевизору русский пейзаж, услышать русскую песню — да что
там! — просто увидеть хорошее русское лицо (если и покажут, то бомжа), словно
глоток свежего воздуха. К слову, теперешнее засилье на экране нерусских,
очернение и осмеивание всего русского, помогло мне сильнее полюбить Россию. И
надо основательно постараться, перейти все грани приличия, чтобы такие, как я,
который никогда не разделял людей по национальности, пересмотрели свои взгляды.
Оказалось, национальные особенности не только отличают людей друг от друга, но и
часто несовместимы. Конечно, всегда были евреи, пропитавшиеся русской культурой
(Левитан, Дунаевский, Утесов), и сейчас есть (Зельдин, Быстрицкая, Э.Тополь);
наверняка они испытывают стыд за соплеменников у власти, но стоит этим
правдолюбам подать голос, как раздаются окрики «своих». (Э.Тополь сказал: «В
России есть фашизм, но не русский, а еврейской буржуазии» — соплеменники на него
окрысились).
Среди моих приятелей есть нескольких достойных интеллигентных евреев, которые
презирают «демократов». Одному из них, доктору философии Вадиму Межуеву я
недавно сказал:
— Знаешь, только сейчас, под старость, я понял — негодяев гораздо больше, чем я
думал.
— Ха! — вскричал мой друг. — Я всегда тебе об этом говорил!
Именно Межуев назвал «демократов» у власти «проходимцами» и «подонками», и
добавил, что самой большой ошибкой Горбачева была отмена «шестой» статьи
конституции, после чего и началось разрушение страны.
Наши отцы и матери делили свою жизнь на — до войны и после войны, мы делим на —
до «перестройки» и после нее. Нашему поколению повезло: мы стали не только
свидетелями смены эпох, но и пожили и при социализме и при капитализме, были
участниками и той и этой жизни, так что можем сравнивать системы и, признаюсь, в
этом очерке мною движет не столько любовь к социализму, сколько ненависть к
дикому бандитскому капитализму «демократов» (я не против богатых людей, но тех,
кто добился богатства трудом и талантом, а не аферами и воровством).
Конечно, мы не думали, что доживем до краха социализма, и когда в конце
восьмидесятых Горбачев затеял «перестройку», мы, пятидесятилетнее дурачье, ее
осторожно, но все-таки приветствовали — еще бы! — каждый чувствовал причастность
к историческому моменту. И первые шаги новых властей обнадеживали —
действительно появилась свобода слова. В те дни многие из нашего поколения даже
растерялись. Это и понятно, ведь если лошадь, всю жизнь проработавшую в шахте,
вывести на свет, она ослепнет. И понятно, все надо получать вовремя — свободу мы
получили запоздало.
И все же мы думали, что «перестройка» приведет к лучшему: отменят прописку и
каждый сможет жить где хочет; каждый получит достойную зарплату и, наконец,
сможет побывать за границей, посмотреть мир; что, наконец, разрешат частное
предпринимательство, но в разумных пределах (от мастерских и кафе до небольших
магазинов), без собственности на гигантские заводы, железные дороги,
нефтепроводы, энергосистему, телевидение, тем более на природные богатства:
леса, луга, озера (об этом еще Л.Толстой писал Столыпину). И конечно, думали,
что все преобразования пойдут под строгим контролем государства. Только так.
Ну и, само собой, мы надеялись, что отменят всякие привилегии, и на госслужбу
придут умные и честные люди, а таких немало в нашем Отечестве, немало, это
известно каждому.
Что касается искусства, мы были уверены — с «перестройкой» из небытия появится
множество первоклассных произведений, а ничего нового не увидели (напрашивался
вывод: стоящие вещи и создаются в тяжелых условиях — срабатывает эффект
сопротивляемости материала).
В дальнейшем те, кто подвывал власти, получили зеленую улицу, а патриотов
оттеснили на обочину. Теперь уже совершенно очевидно, что за все годы
«демократии» не создано ни одного по-настоящему ценного произведения. И вообще,
я не знаю ни одного талантливого и честного русского человека, который поддержал
бы «реформы», за «демократов» выступают одни подлецы.
Ну, а безмозглая молодежь в торопливое «перестроечное» время, при разнузданной
свободе, естественно, ликовала, прямо захлебывалась вседозволенностью. Как
поганки после дождя, множились безвкусные картинки и корявые стихи на Арбате —
«улице свободы», кафе заполоняли гитаристы, длинноволосые ребята играли три ноты
и завывали кастратами. Нам-то, старомодным, привязанным к классике, к вещам,
проверенным временем, было ясно, весь этот эпатаж — желание удивить от
творческого бессилия, работа в холостую, самообман, местами просто шарлатанство.
У этих ребят был в моде андеграунд — некий синтез искусств. Точно бабочки, у
которых нарушен генетический код, они дурачились, ломали традиции, открещивались
от учителей. Мы посмеивались: пусть себе делают что хотят, запрещать ничего не
надо, хватит всяких запретов, но вот вопрос — куда они идут с таким багажом
ценностей?! Их работы в лучшем случае вызывали недоумение, в худшем —
отвращение.
Справедливости ради надо отметить — среди уличных художников и музыкантов
попадались профессионалы, но таких были единицы. Повторюсь, мы против всяких
запретов в искусстве, но в массовой культуре без фильтров не обойтись (Пушкин,
как известно, выступал за строгую нравственную цензуру); все европейские страны
имеют советы, наблюдающие за нравственностью, а у нас вседозволенность привела к
невиданному разгулу «ублюдочности».
Ну а потом произошел переворот и беловежские заговорщики скинули Горбачева.
Власть захватили образованные, циничные и наглые негодяи, объявившие себя
«демократами». Они выдвинули вперед бывшего секретаря обкома, властолюбивого
алкоголика, и за его спиной начали разрушительные «реформы» (как известно, умное
зло опасней глупого, и негодяи не могут иметь благородных целей).
Прежде всего они объявили независимость России — от кого? От самой себя? Один из
заговорщиков (Бурбулис) пояснил — от «Советского тоталитарного государства» —
надо понимать, от своей истории. Затем «демократы» обвалили рубль
(предварительно обменяв свои деньги на валюту) и провели «прихватизацию»; в
одночасье группа мерзавцев, скупив за бесценок все акции, стала миллионерами, а
все население без гроша за душой. Произошло величайшее ограбление века! Такого в
истории еще не было, не было!
Пиком преступной деятельности «демократов» стал расстрел парламента (на что
западные демократии почему-то закрыли глаза!).
Ну а дальше все пошло по накатанной. Ельцинисты не думали о стране, народе — они
дрались за власть и делили собственность — то, что создавали многие поколения
нашего народа; набивая карманы, они открыто кромсали и разворовывали страну,
даже не прикрываясь словами о патриотизме — наоборот, всячески высказывая
презрение к нашей стране («этой», как они называют, повторяя Троцкого, или уж
совсем подло — «страной происхождения», как выдала Т.Толстая, а себя считают
«людьми мира» и «внутренними эмигрантами» — на самом деле являются внутренними
врагами). Крестоносцы русофобии! Людоеды! — по другому их не назовешь. В.Розов
сказал: «Произошла контрреволюция. Свобода вылилась в жажду наживы. То, что
произошло, нужно было ворам, а для всего нашего народа — это большое несчастье».
В те черные дни «реформаторы» срывали знамена, рушили памятники, на месте
детских садов и библиотек устраивали торговые точки, с привозным спиртом «Роял»,
«сникерсами»; на месте дешевых столовых и кафе открывали дорогие рестораны;
закрывали уникальные научные лаборатории, на фермах забивали редчайшие породы
животных (на месте ферм «новые русские» строили коттеджи). И со всех углов
рьяно, с остервенением оплевывали прошлое (за это получали от американских
сионистов немалые деньги).
Новая власть устраивала «банкротство» гигантских предприятий и раздавала их
«своим»; посредством темных махинаций грабила, и без того нищий, народ, цинично
заявляя, что в России должно остаться пятьдесят миллионов человек(!). И все к
тому идет — наше население сокращается чуть ли не по миллиону в год — без войн,
без эпидемий! Такого не знала история человечества (а при коммунистах был
ежегодный прирост в два миллиона!). Недавно стало известно — за последние годы в
России исчезло двадцать тысяч деревень! Ясно, сами по себе они не могли
исчезнуть — они вписываются в четкий план развала страны. А.Солженицын сказал:
«Ничего не осталось такого, что не было бы разгромлено или разворовано. Вот
среди этих руин мы и живем»
Вакханалия зла длится уже более десяти лет (по словам поэта Т.Зульфикарова,
«десять лет идет избиение России негодяями, засевшими в Кремле и вокруг него»).
Слово «демократия» стало символом бандитизма, мафии, коррупции. Разумеется,
нашей «демократии».
Сейчас «реформаторы» лихорадочно насаждают «демократию» американского типа,
идеологию потребления, но самим западникам (в том числе лучшим писателям) давно
ясно, что многие западные ценности уже терпят крах, что капитализм ведет к
эгоизму, беспощадной конкуренции, жестким отношениям между людьми. Миллиардер
Гейтс недавно предельно просто все объяснил: «Ты мой друг, но если сообщишь мне
ценное, я это использую в своих интересах, в конкурентной борьбе с тобой». Сорос
говорит еще циничнее: «Главное зарабатывать деньги, а честно или не честно, это
не важно». Ну а наше будущее сформулировал министр иностранных дел сионист
Козырев: «Нашей идеологией должно быть только одно — деньги!». Вот так вот!
Сказал и точка.
Между тем, идеология личного обогащения чужда большинству русских (как известно,
православие выступает за преобладание общественного над личным). Истинно русский
отзывчив, у него вселенское сердоболие, ему мало самому хорошо жить — надо,
чтобы и соседям, и всем в стране жилось хорошо. И вообще у нас, в России, деньги
никогда не были главным. Для большинства русских, истинных патриотов.
А что сейчас творится в России? Горстка негодяев владеет всеми богатствами
страны. Клан нерусских олигархов сколотил миллиардное состояние, прибрал к своим
рукам нефть, лесные хозяйства, порты, авиакомпании, электросистему; денежные
мешки строят себе дворцы, скупают на зарубежных курортах виллы, самолеты, яхты
(в то время, как миллионы россиян нищенствуют!). И вспоминается Суворов, который
продал свое имение, чтобы построить форпост России в Приднестровье!
Сейчас журналисты, обслуживающие власть (естественно, почти все нерусские) и
всякие топ модели, виляющие бедрами, получают тысячи долларов, а ученые и
офицеры подрабатывают — на рынках продают сигареты и носки! «Новые русские», не
зная счета деньгам, закатывают царские ужины с увеселениями — зарубежными
певцами и спортсменками из синхронного плавания (те изображают русалок в
аквариумах), тратят тысячи долларов на сафари в Африке, где убивают носорогов и
потом хвастаются трофеями — и в это время шахтерам, учителям, врачам по полгода
не выдают зарплату! Не выдают, негодяи! Возможно ли такое в нормальной стране?!
И было ли когда-нибудь такое в России?!
Ну, а при планах «сократить население», понятно — мы, пенсионеры, для
«реформаторов» сплошная обуза; они сделают все, чтоб мы скорее подохли, не дадут
спокойно и достойно уйти из жизни. Не случайно, старики завалили газеты
письмами: «верните нам Советский Союз!»; их можно понять — согласиться с
теперешним подлым режимом, значит перечеркнуть свою жизнь и махнуть рукой на
будущее детей и внуков. Сейчас до многих дошло — чтобы бороться со злом, русским
надо объединятся, но этого-то «демократы» и боятся больше всего; стоит только
произнести «русская национальная идея», как они кричат:
— Краснокоричневые! Фашизм!
Слетается вся их комарилья и организовывается травля в печати и на телевидении.
Понятно, никакого объединения они (и их западные покровители) не допустят (кто
попытался, уже сидит за решеткой).
Трагедию современной России блестяще описал итальянский журналист Джульетта
Кьезе в книге «Прощай Россия!». В конце книги он предсказывает — кто бы ни
пришел к власти после Ельцина, всех «реформаторов» будут судить. Хотелось бы в
это верить, ведь, как говорил Бернард Шоу, — «Самое большое преступление —
безнаказанность».
По теперешним меркам, когда мы превратились в страну невероятной социальной
несправедливости, разделенной пропастью на чудовищно богатых и безнадежно нищих,
когда появились сотни тысяч беженцев, а миллионы наших соотечественников
оказались в «ближнем зарубежье» и даже не могут выбраться в Россию, мы (мои
друзья и я) живем не так уж и плохо; во всяком случае имеем крышу над головой и
пенсию, правда мизерную, чтобы только не протянуть ноги, и в этом очерке я
пекусь не о себе и своих друзьях — покоя не дает боль за наших обворованных,
униженных россиян (иногда эта боль переходит в отчаяние, иногда в ярость — и в
том и другом случае сжигает остатки здоровья).
Конечно, каждое правительство делает то, что ему позволяет народ, и адское
терпение россиян не вызывает восхищения; это терпение уже похоже на рабство.
Народ молчит, словно парализованный — понятно, ведь столько лет его мордуют а
силы человека не беспредельны. Люди устали ото всего. Старики еще подают голос,
но где молодежь, где?!
Да, бесспорно, в массе своей русский народ, как никакой другой, простодушен,
доверчив, незлопамятен («наш добрый народ» — говорил Пушкин), он умеет терпеть и
прощать, но всему есть предел, и не постоять за себя, когда проводится
антиславянский расизм, когда над вами открыто издеваются, плюют вам в лицо — по
телевидению называют «неполноценным», «быдлом» (Кох, Хакамада), «свиньями»,
«оккупантами» (Политковская — военных, в день вооруженных сил!), «отребьем» (Новодворская),
«всероссийской поганью» (А.Герман), устраивают выставки с надругательством над
нашими символами, с осквернением икон (М.Гельман) — терпеть все это, значит
уподобиться стаду, которое ведут на убой. Невольно встает вопрос — что с вами
еще надо сделать, чтобы вы взбунтовались? Хочется верить, что среди нового
поколения все же найдутся патриоты, в которых еще жив дух наших великих предков,
которые заставят считаться с собой, дадут отпор распоясавшейся русофобской
своре, мощный отпор.
Нельзя не признать, сейчас процветают не только преступники и торгаши (хотя, в
основном именно они), но и некоторые приспособленцы и горстка честных
специалистов, которые устроились в иностранные фирмы. Эти «новые русские» строят
коттеджи, покупают «джипы», но нам, «старым русским», ничего этого не надо — в
гроб не возьмешь, а наследникам такие подарки вредны — пусть всего добиваются
сами. Короче, мы безразличны к дорогим престижным вещам. Главной ценностью для
нас по-прежнему является работа (к сожалению, в стол — ведь сейчас ни проза, ни
поэзия издателям не нужны), ну и, само собой, встречи с друзьями, тем более, что
их осталось немного, совсем немного.
Известное дело, в шестьдесят лет нельзя иметь столько же друзей, сколько их
имеешь в двадцать; многих отсеивает время, кое-кто отошел от нас после тяжелых
поражений или сногсшибательного успеха — понятно, и то и другое резко меняет
людей. Ну и, как ни горько, уже немало тех, кто отправился на небеса. Все знают,
сейчас в России средняя продолжительность жизни мужчин пятьдесят восемь лет.
Нас, шестидесятилетних, можно считать долгожителями — мы перевалили этот рубеж
(чем сами немало озадачены), и конечно, теперь каждый день как подарок. Вот
только подарок грустноватый, ведь мы остро переживаем свою невостребованность,
ненужность. Обидно — мы выпали из литературы и никто этого не заметил —
получается, все делали зря. Так получается, как это ни горько.
Но больше всего тревожит боль за Отечество (повторяю еще раз, ведь засыпаю и
просыпаюсь с этой болью). Ну а когда эта боль становится нестерпимой и уже нет
сил смотреть на то, что творится вокруг, вспоминаешь великие произведения
искусства или выезжаешь на природу, или обзваниваешь друзей и договариваешься о
встрече — за выпивкой мы всегда подбадриваем друг друга: «Держись старина!».
В конце концов что такое мужчина шестидесяти лет? Это далеко не глубокая
старость, не библейский возраст, скорее глубокая зрелость, а для творчества
самый расцвет (ведь мозги-то на месте и в душе несметные залежи сюжетов), и
наконец, появилась мудрость, во всяком случае не полыхаешь по пустякам, и
болезни еще окончательно не скрутили...
Вообще в возрасте есть огромное преимущество — уже имеешь четкие убеждения и
называешь вещи своими именами — то есть, никого из себя не изображаешь и
говоришь то, что думаешь. Уже становишься терпимей, ставишь себя на место других
людей (и даже животных), умеешь чувствовать за них, понимаешь их обиды и боли —
другими словами, внимательней всматриваешься в то, на что раньше лишь мимоходом
бросал взгляд. Уже спокойно относишься к удачам и накапливаешь достаточно
стойкости, чтобы переживать неудачи. Уже судьба страны намного важнее
собственной судьбы и, главное, понимаешь — все, что ты сделал, по большому
счету, — чепуха, что рядом с классиками ты — ничто. Короче, уверен, сейчас мы
намного лучше, чем были в молодости, намного.
К сожалению, сейчас тем, кто не меняется от обстоятельств и не подстроился под
новые требования, приходится туговато. Сейчас в искусстве, чтобы продолжать
делать свое, надо иметь немалое мужество, ведь, повторюсь, работа идет в стол.
Тем не менее, никто не увидит нас хныкающими, сломленными, опустившимися, наше
поколение крепкого сплава, у нас немалый запас прочности и напоследок мы
приберегли силенки — короче, мы еще в порядке, и пусть жить осталось немного, но
мы еще сделаем несколько шагов вперед, сделаем.
Ну, а многолетней дружбой мы, бесспорно, можем похвастаться. Наше братство
проверено временем; за прошедшие годы судьба частенько отдаляла нас, но мы не
теряли друг друга из вида и оставались верны нашему клану.
«Демократы» порезвились на славу, все изменилось, мир уже не тот, но мы, старая
гвардия, не сдаемся. Некоторые молодые люди называют нас «последними пиратами»,
«воинствующими мужиками», бывает посмеиваются над тем, что мы сделали. Понятно,
ведь они шагают в будущее, а мы остались в прошлом (для них — где-то во временах
Александра Македонского). Мы не обижаемся. Чего обижаться? Естественно, каждое
уходящее поколение забирает с собой свое пространство: свою литературу, музыку,
живопись, фильмы, увлечения — новому поколению это уже не нужно, для него все
это устарело, выглядит примитивным. Но, честно говоря, молодежная когорта нас не
очень-то интересует. Все их трепыхания смешны. У них еще не устоявшиеся взгляды,
привязанности. Пройдет время и им будет стыдно за многие свои слова и поступки.
Потому и не стоит молодежь воспринимать всерьез и нельзя ей (с ее бунтарским
экстремизмом) доверять ответственные должности (могут наломать дров), тем более
учитывать ее мнение в управлении государством. Я вообще запретил бы участвовать
в выборах людям до тридцати лет, запретил бы, говорю вполне серьезно. А после
тридцати всем не мешало бы проходить тесты на политическую грамотность — тогда
не будет стадных выборов и подонков кандидатов, не будет, уверен.
Теперь молодежь относится к старикам без всякого почтения. Год назад пришел к
стоматологу; молодая врачиха небрежно осмотрела мой зуб, поморщилась:
— У пожилых людей трудно лечить зубы. Надо удалять.
Я спрашиваю:
— Может быть, все же подлечить, запломбировать?
— Зачем? Вам по телевидению выступать, что ли?!
Недавно поздно вечером у меня скакнуло давление до 220. Вызвал «скорую». Приехал
врач, молодой парень, сделал мне укол магнезии и тут же уехал. А я стал
задыхаться — чувствую вот-вот совсем окочурюсь. Позвонил 03 еще раз. Приехала
молодая врачиха и отчитала меня:
— Вам сделали укол, больше ничем помочь не могу! Зачем вы ночью по два раза
гоняете врачей?! У меня тоже давление!
Но в ЦДЛ молодые литераторы, вроде, относятся к нам уважительно (может, просто
делают вид).
Ну да бог с ней, с молодежью! Нам друг с другом интересней в сто раз, наши
бурные застолья и задушевные беседы многого стоят. Только иногда после них
бывает одиноко — ближе к ночи, когда расстанешься с друзьями и пьяный бредешь по
улицам — вроде, в сторону дома, а в общем, наугад — куда кривая выведет.
Заметишь какого-нибудь полуночника, подойдешь потрепаться — хмыкнет, нагрубит,
небось подумает — пристает «разноцветненький». Зайдешь в телефонную будку,
наберешь номер какой-нибудь знакомой — отчитает за поздний звонок и сразу
придешь в себя, точно побывал в вытрезвителе, честное слово.
В метро, по привычке (на минуту забудешь, что ты самый старый в вагоне) заведешь
разговор с симпатичной попутчицей (а теперь они все кажутся симпатичными,
особенно когда выпьешь), а она скривит губы, усмехнется:
— Дяденька (ладно, не «дедуся»), не осложняйте мою жизнь, не вешайте на меня
свои проблемы, у меня своих хватает.
А некоторые шарахаются, шарахаются, да…
Но бывает, и к тебе кто-то подойдет, назовет по имени, а ты пялишься на него
(или нее), никак не можешь вспомнить кто такой (или такая), хотя лицо знакомое
до жути. Потом окажется — твой сосед по дому (или соседка) или, чего доброго,
кто-то из дальних родственников. Короче, временами начисто отшибает память.
Хорошо хоть себя узнаешь в зеркало — правда, иногда с трудом.
Бывает, по пути к дому на пьяную голову придет отличный сюжет и ты уже уверен —
назавтра напишешь рассказ, но утром все напрочь забываешь, а если и вспомнишь —
сюжет окажется полной ерундой. Точно так же, даже еще впечатляюще, приснится
прекрасный сон, и там же, во сне, решаешь его записать, но проснувшись, видишь —
все краски уже обесцветились. Такие дела.
Бывает, по пути к дому в пьяную голову приходят и грустные мысли — мол, из жизни
надо уходить достойно и по возможности красиво, и уже представляешь себя Чеховым
с бокалом вина, но потом гонишь эти мысли — мол, тебе еще рановато, еще надо
кое-что сделать, да и влюбиться не помешает… в последний раз, чтоб было кому
тебя оплакивать.
Мои друзья — отборные старики, стойкие консерваторы, с четкими духовными
измерениями (как известно, каждый нормальный мужчина в молодости радикал, а к
старости становится консерватором); в их морщинах и лысинах, бородавках и
складках есть свое величие и красота; в их спокойных, усталых глазах видна
мудрость (они даже пьяные живописны); они — моя надежная опора. Бывает, кто-либо
из них долго не звонит, наберешь его номер, а там тишина. «И куда он, старый
черт, делся? — думаешь. — Если уехал, мог бы и позвонить перед отъездом. А
может, слег? Или того хуже...». Весь изведешься, пока снова не встретитесь.
Ну, и естественно, — на фоне откровенного воровства и разнузданного хамства
«новых русских» особенно смотрятся мои друзья, старые русские, в которых еще
живучи такие понятия, как честь, достоинство, порядочность (у некоторых в
небольших количествах, но все же живучи), ну то есть, мы сохранили чистоту наших
рядов, сохранили, несмотря ни на что.
И, как это ни смешно, — мы романтики. Да-да, последние романтики, поскольку за
нами идет сплошь практичное поколение, которое умеет все выверять, прикидывать.
И еще смешнее — вот старичье! — иногда нам кажется, что лучшее еще впереди, хотя
все как раз наоборот. Но я думаю, это-то и неплохо — значит, мы еще не совсем
старые, ведь по-настоящему старыми можно считать только тех, у кого уже нет
мечты. Только тех.
Самое время признаться — этот очерк я написал сразу же после своего
шестидесятилетия, а спустя два-три года мы уже все стали семейными. Одни
вернулись к прежним женам, другие встретили женщин, с которыми было кое-что
общее и совместное проживание не трепало нервы. Это можно назвать осознанной
любовью или удобным сожительством, или желанием скрасить одиночество — чем
угодно, только не страхом перед старческой немощью — этого от нас никто не
дождется, у нас четкое правило — не вызывать чувства жалости! И как бы болезни
не скручивали, мы просто так не сдадимся, будем бороться до конца, наш дух ничто
не сломит, мы и старухе с косой погрозим кулаком. Смею вас заверить, погрозим.
Здесь читайте:
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
Леонид Сергеев. Вперед, безумцы!. Повести и рассказы.
М., 2005.
Леонид Сергеев. Мои собаки. Повести. М., 2006.
|
