ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Заколдованная
БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
повесть для подростков и взрослых, которые занимаются
живописью или интересуются ею, или просто любят художников
РАДОСТНЫЙ ДЕНЬ С НОТОЙ ГОРЕЧИ
В Волго-Вятском издательстве мы с Дмитрюком оформили книг пятнадцать, не меньше.
Когда привозили работу, Дмитрюк останавливался у родственников, а меня
пристраивал к соседу, другу детства, Ивану.
Однажды летом, около четырех часов, когда полуденный зной стал не так жесток,
Иван предложил мне отведать наливки собственного изготовления. Мы только
расположились на террасе, как у изгороди возникли два парня. Громко, с
провинциальной прямотой, один из них сказал:
— Слыхали, Вань, у тебя квартирант москвич. Не мешало б сходить на пятачок,
показать гостю, как живем в Нижнем.
— У нас серьезный разговор, — тоже достаточно громко остановил Иван пришельцев,
которые уже открывали калитку.
— Эти нам неподходящая компания, — пояснил он, когда парни удалились. — У них
одна задача — налить глаза, а я люблю беседы в интеллигентном варианте.
Всем своим видом Иван давал понять, что он и парни — некие неперемешивающиеся
слои общества, что у него с ними несовместимая культура.
Выпив наливки, Иван откинулся на стуле.
— Как мы живем и слепому видно. Я покажу тебе то, чего ты в своей столице
никогда не увидишь. Ясное дело, вы там перекормлены всякими зрелищами, но
такого, голову даю на отсечение, ты не видел. Пойдем!
Мы спустились к Волге, на улицу Студеную, где старые деревянные дома
соседствовали с пустырем, заросшим коноплей. Около одного дома Иван остановился,
стукнул кулаком в массивную, с жестяными заплатами дверь и зычно крикнул:
— Мария Алексеевна!
Никто не отозвался. Иван снова стукнул и гаркнул:
— Мария Алексеевна!
За дверью стояла полная тишина, и я сказал:
— Никого нет. Зайдем попозже.
— Погоди! — Иван дробно заколотил в дверь.
Где-то внутри дома послышались шорохи, скрипы и вдруг раздался тонкий старческий
голос:
— Кто там?
— Это я, Иван! — Иван подмигнул мне, предупреждающе покашлял и, довольный,
что-то замурлыкал под нос.
Но в доме скрипы и шорохи смолкли и опять надолго воцарилась тишина. Иван
нахмурился:
— Мария Алексеевна! Это ж я, Иван! Не узнаете, что ли?!
— Чего тебе?! — скрипы и шорохи перешли в шарканье, кряхтенье; обитательница
дома явно подошла к двери. — Ну, чего тебе?!
— Дело есть. Тут один друг из Москвы хочет взглянуть на ваше искусство, — Иван
многозначительно кивнул мне.
— Не могу открыть, — пропищало за дверью.
— Почему?
— Сын не разрешает!
— Мария Алексеевна, ну как можно? Хороший человек из Москвы. Мой друг. Приехал в
командировку. Я ему много рассказывал о вашем искусстве...
Иван вновь подмигнул мне, как бы объясняя, что его слова — и не вранье вовсе, а
сюрприз.
Наконец загремели засовы и на пороге появилась маленькая сморщенная, белая,
словно вылепленная из воска, старушка в сарафане, с чепчиком, который, когда я
пригляделся, оказался ватными плечиками на бечевках.
— Ладно уж, входите, — вздохнула старушка.
Пройдя за ней и Иваном в сени, я увидел на внутренней стороне двери надпись
мелом: «Мама, никому не открывай!».
В комнате старушка прошла мимо стола с какими-то сине-зелеными стекляшками,
уселась в кресло и затаилась. Иван обвел рукой комнату.
— Вот, хотел показать, что вы сотворили, — он наклонился к хозяйке, как бы
свидетельствуя свое уважение.
Я осмотрелся. На этажерке, тумбе и подоконнике стояло множество акварелей в
овалах. Это были тщательно отделанные миниатюры; портреты дам из прошлого века.
— Вполне профессиональные работы, — серьезно сказал я. — Вы, Мария Алексеевна,
где-нибудь учились?
— Когда-то закончила местное художественное училище, — отозвалась старушка. —
Работала в театре. Получала мало... Когда родился сын, подрабатывала где
придется...
— Муж Марии Алексеевны умер рано, — вставил Иван.
— Да, одна растила сына, — горькая память нахлынула на старушку, она часто
заморгала, но пересилила себя. — Потом нанялась в подручные к швеям. Они платить
не могли, отдавали мне лоскуты. Шила одеяла лоскутные, подушки-думки... Потом
занялась аппликацией... Кое-что осталось, зайди, взгляни, — старушка кивнула на
соседнюю комнату.
Я откинул занавеску и онемел. На стенах висело штук десять картин — натюрмортов
аппликаций; все работы большие, на подрамниках, и сделаны так виртуозно, что не
виделось ремесло — ни стежки, ни обметка. Лоскуты были подобраны с таким вкусом,
что один цвет плавно переходил в другой; создавалось впечатление, что цветы на
полотнах — живые, а горшки и вазы — настоящие, объемные. Но главное, натюрморты
наполняло солнце: на столах и подоконниках играли солнечные блики, от букетов
падали тени.
— Смотришь на эти вышивки, и как-то радостно становится на душе, — протянул Иван
за моей спиной.
— Радостно, — согласился я, а про себя подумал: «Ну, понятно — большие полотна —
люди маленького роста часто стремятся ко всему большому, но откуда эта
жизнерадостность?! Может, оттого, что жизнь была без радостей?!».
— Мария Алексеевна, вы продаете свои работы? — обратился я к старушке. — Ведь
такие вещи стоят очень дорого.
— Раньше дарила всем, кого они волновали... Потом продавала, когда деньги были
нужны… Когда сына растила... А теперь зачем мне деньги? — старушка привстала с
кресла, взяла с этажерки альбом и мягко предложила мне: — Вот посмотри лоскуты.
Я начал листать альбом с шелковыми, атласными и батистовыми лоскутами; на каждом
развороте были лоскуты одного цвета, но разных оттенков: от ослепительно ярких
до приглушенных и совсем бледных.
— А выставки?! Местные власти устраивали ваши выставки?
— Сама не хочу, — старушка опустилась в кресло.
— Лет пять назад устроили выставку, — высунулся Иван, — да все картины стащили.
— Зачем мне такие выставки, посуди сам, — старушка махнула обеими руками и
отвернулась.
— Прекрасные работы у Марии Алексеевны, — сказал я, когда мы с Иваном вышли на
улицу.
— Я зря болтать на буду, — хмыкнул Иван. — Но ты уяснил, что никому нет дела до
ее искусства?
— Ну а ее сын? Он, я так понял, бережет ее работы?
— Он печется о себе. Никчемный мужик. Картежник. Как проиграется, одну картину
продает. Незаметно выносит и загоняет на барахолке за бесценок. А матери
говорит, что украли.
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|
