ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Заколдованная
БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
повесть для подростков и взрослых, которые занимаются
живописью или интересуются ею, или просто любят художников
ПУСТЬ ДОГОНЯЮТ!
Однажды художник Валерий Дмитрюк обратился ко мне:
— Имеется одна рукопись для детей, давай проиллюстрируем вместе. Ты больше
тяготеешь к живописи, я к рисунку. Если наши устремления пересекутся, возможен
приличный результат.
У нас было много общего: оба из провинции, оба лысели, оба работали в
«Картинках», и одновременно, без всякого лицемерия, испытывали чувство
недовольства сделанным. Мы имели одинаковые взгляды на искусство, нам обоим
нравился кинорежиссер Феллини и девушки с волосами морковного цвета. Мы
параллельно шли по дороге в детскую книгу, иногда засматривались на что-нибудь
яркое, стоящее у обочины, и оступались, но в конце концов до цели дошли. Короче,
у нас были родственные души и мы проработали вместе десять лет.
Здесь необходима оговорка: близкие друзья в совместной работе не очень-то
терпимы друг к другу; случается, в запале орут друг на друга, но сразу же после
работы переходят на дружеский тон. И, конечно, несмотря ни на что, — работать с
единомышленником огромное счастье. Забегая вперед, скажу — за долгие годы дружбы
мы с Дмитрюком ни разу не поссорились и до сих пор остаемся ближайшими друзьями
(хотя имеем немало отвратных черт, ведь оба «скорпионы»).
В детской книге я окончательно нашел себя. Во взрослой книге иллюстрации всего
лишь сопровождают текст, в детской — несут самостоятельную смысловую нагрузку.
Художник в детской книге — такой же автор, как и писатель. У него много белых
листов бумаги, огромный простор для творчества и огромная ответственность. Через
рисунок ребенок познает мир, рисунок развивает его наклонности. Многие рисунки,
которые мы видим в детстве, остаются с нами навсегда, как самые яркие зрительные
впечатления, а рисованные герои, как самые близкие друзья (взрослые ведь только
придумывают сказку, а дети живут в ней).
И еще: есть такое понятие — память цвета. Бывает, взрослый человек увидит
какое-нибудь сочетание красок (в интерьере, одежде) и сразу перед ним встает
картина из детства, когда он впервые увидел эту гамму. Память цвета позволяет
вернуть прошлое, с полузабытыми звуками и запахами.
Работа иллюстратора в журнале проще простого: прочитал текст и делай к нему
рисунок. Оформление книги — сложная штука. Прежде всего надо представить ее в
голове, представить ее конструкцию — архитектонику, как выражаются художники.
Потом сделать макет и разметить, где будет текст, где рисунки. Затем предстоит
работа над эскизами иллюстраций, которые должны утвердить редактор и автор.
Только после этого можно садиться за оригиналы. Оформление книги — сложная, но
невероятно интересная работа.
Мы с Дмитрюком в основном иллюстрировали авторов современников. Обычно писатели
нас хвалили, и не скрою — было приятно.
— Отлично! — поднимал большой палец Владимир Коркин. — Спасибо за рисунки.
Замечательно вы все прочувствовали, именно таким я все и представлял.
— Прекрасно, как жужжание пчелы! — радовался Игорь Мазнин. — И у меня здесь есть
высокие строчки.
— Здесь и говорить нечего! — восклицал Юрий Коваль. — Рисунки потрясают… почти
как мой текст!
Иногда нас начинали хвалить, но заканчивали руганью.
— Интересный разговор! — выдавливал Юрий Кушак. — Но могли бы сделать и лучше.
Обложка невыигрышная, непродажная, а шрифт — ваша несильная сторона.
— Книга хорошо скомпонована, старики, — тараторил Сергей Козлов. — Хороший макет
и рисунки... не портят общего впечатления. Хотя, лучше б половину убрать. Лучше
б, старики, я дал побольше текста… И потом, что вы так тянули? Вы ж не
безмозглые. Работать надо, старики, быстро. Тянуть резину — ваша главная
слабость...
Попадались и капризные, привередливые авторы. Как-то мы делали книжку одной
поэтессы из Волго-Вятского издательства. Стихи были неумелые, с претензией на
изысканный слог, но мы решили «вытянуть» книжку за счет рисунков, выжать из
текста максимум. Три месяца корпели, но когда привезли работу в Нижний Новгород
и показали поэтессе, она сморщилась.
— Мне нравятся ваши рисунки, — сказала; сказала певуче, растянуто. — Но
вообще-то говоря, образы зверюшек мне представляются иными. Совершенно другими.
Подождите, сейчас придет муж, он лучше меня разбирается в живописи. Может, он
что-нибудь подскажет.
Пришел ее муж и гаркнул:
— Я не против ваших рисунков, но скажите честно, вы схалтурили? Подумали: «А-а,
провинция! Для них и так сойдет». В общем, сейчас явится сын, он учится в
художественной школе, он вам даст дельные советы.
Пришел их сын, долговязый парень, и с жутким невежеством стал нас, ровесников
его отца, учить что к чему. Разнес рисунки в пух и прах: и звери-то у нас
«слишком развеселые», и деревья «слишком корявые» и травы «лихие», и вообще,
«небо — не небо и вода — не вода».
— Налицо отсутствие чего-то главного, — шумел он. — Все разрознено. Отсутствие
всякой предметности.
— Отсутствие присутствия, — хмыкнул Дмитрюк.
— Вот-вот! — ухватился парень.
Но окончательный, смертельный удар нас поджидал на следующий день в
издательстве. Художественный совет принял иллюстрации, но когда мы понесли
подписывать листы к директору, он плотно закрыл за нами дверь и прогундосил:
— Не слушайте их никого. Они ничего не понимают и живут недисциплинированно. А
я, хотя и по специальности военный, но имею понятие о рисовании и уважаю
художников. Я, знаете ли, и сам люблю помалевать на природе пейзажики разные.
Вон одна моя работка.
На стене в витиеватой раме висел какой-то никудышный пейзаж, да еще выполненный
совершенно бездарно — этакий компот из одних синих красок. Мы с Дмитрюком
переглянулись и, глубоко вздохнув, поняли, какая нас ожидает казнь.
— Как говорится, все хорошо прекрасная маркиза, — директор склонился над
листами. — Но вот этого слона отсюда из угла передвиньте сюда наверх. Так будет
дисциплинированней... А это за ним кто? Кого вы насандалили? Мартышки, что ли?
Их подвинем сюда. Пусть как бы его, слона то есть, догоняют!..
Мы вывалились из кабинета и чуть не упали — нас во время подхватили на руки
члены художественного совета.
— Не слушайте его, — сказали с дикой нежностью. — Он ничего не понимает. Главное
— наши подписи, а он отвечает за текст авторов.
Мы радостно вздохнули и сразу поняли, почему директор подбирает таких авторов,
как наша поэтесса.
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|
