ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Заколдованная
БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
повесть для подростков и взрослых, которые занимаются
живописью или интересуются ею, или просто любят художников
СМЕШНЫЕ И ГЛУПЫЕ ФАНТАЗИИ
Известность художника-постановщика Леонида Андреева шумно носилась по Москве, а
в прикладном училище, где он преподавал и где готовили гримеров, бутафоров и
костюмеров — попросту сотрясала воздух. Естественность, романтическая
вспыхивающая приподнятость и насмешливая доброта — все эти живописные
достоинства притягивали к нему людей — студенты и вовсе в нем души не чаяли. Он
был знаменитым, а я всего-навсего считался надежным исполнителем, но это не
мешало нам дружить.
Однажды он прибежал ко мне в театр.
— Давай выручай! Мне надо срочно ехать в Воронеж — там делаю спектакль. Пойдем в
училище, прочитаешь за меня лекцию студентам.
— Какую лекцию? — забеспокоился я. — О чем? Я никогда не читал никаких лекций,
здесь у меня голова не варит.
— Выручай, говорю. Ничего и варить не надо. Два часа поболтаешь о театре, и все.
Лепи что хочешь.
В общем, он уговорил меня, и я поплелся с ним на это мероприятие.
Надо сказать, что некоторых студентов того училища в наш театр уже присылали на
практику, то есть кое-какой навык общения с ними я имел и шел на лекцию без
особого волнения (не настраивался на жадный интерес к себе, просто — на
элементарное внимание), но все же допустил промах — забыл, кто учился в том
заведении. А студентами там были в основном сыновья и дочери актеров, не
прошедшие по конкурсу в театральные институты и рассматривающие училище, как
временную вспомогательную труппу, как некий трамплин, с которого рано или поздно
прыгнут на сцену.
Андреев представил меня и удалился. Студенты немного поулюлюкали, затем небрежно
развалились на стульях, всем своим видом давая понять, что театр знают не хуже
«лектора» и готовы, ради осмеяния, задать ему забористые вопросы. Одни из них
взирали на меня с едкими улыбочками, другие тускло, с унылым безразличием,
третьи откровенно позевывали, притворно изображая уставших от всякой учебы.
«Им объяснять, что такое театр бесполезно, лучше поговорить о том, что обычно
волнует в их возрасте», — подумал я, усаживаясь за стол и чувствуя прилив
уверенности, словно меня назначили капитаном корабля, отправляющегося в плавание
по жизни, а в команду набрали избалованных юнцов.
— Я никогда не читал лекций, поэтому давайте просто побеседуем. Спрашивайте, что
вас интересует, — начал я очень воодушевленно, прямо-таки ощущая в руках штурвал
корабля, и, выдержав паузу, шутливо (или нагло) добавил, уже совсем зримо выводя
корабль из бухты:
— Я как раз в том возрасте, когда знают ответы на все вопросы.
— Так вы из театра Маяковского? Актер, да? — явно дурачась, в качестве
разогрева, спросил один парень. — Я вас видел в каком-то фильме.
Корабль явно подстерегали подводные рифы, но я не потерял самообладания и начал
умело лавировать:
— Где и кем я работаю, вам сказал ваш преподаватель и мой друг. И в кино я
никогда не снимался. Актер из меня не вышел бы. Для этого нужно иметь призвание,
а не только наследственность (я намекал вполне определенно).
Мои галсы выглядели неплохо; дальше я привел в пример великих актеров (Щепкина,
Сандунову), выходцев из простой среды, и несколько сбил спесь с именитых
отпрысков.
— Как по-вашему, каким должен быть актер? — уже вполне серьезно спросил
вихрастый парень.
Похоже, мне удалось вывести судно из опасной зоны, и я взял курс в открытое
море.
— Думаю, главное в искусстве — это искренность, — в форме рассуждения проговорил
я и дальше повторил рецепты своих наставников по художественному училищу; потом
заключил: — Работа актера должна, как говорится, зацепить сердце зрителей, чтобы
им стали близки и понятны переживания героев...
Я нес шаблонный набор, но студенты притихли — я понял, что поймал попутный ветер
и подумал: «Как здорово у меня все получается и почему раньше Андрееву не
приходило в голову приглашать меня?».
Довольный своим настроем, я стал рассказывать о мастерах сцены, с которыми
работал, но вскоре по усмешкам слушателей понял, что взял не совсем верное
направление и вот-вот попаду в полосу шторма. Пришлось чуть повернуть штурвал.
— Вообще, актер — самая зависимая профессия, у него вечный экзамен. Нам,
художникам, легче. Никто не мешает делать работу для себя. А, как известно, быть
независимым — огромное счастье.
Корабль на всех парусах благополучно пересекал водное пространство. Небо было
синее, погода теплая.
Кто-то с последнего ряда спросил, каких художников я люблю. Я ответил с
бесшабашной смелостью и добавил, что привязанности и убеждения человека
меняются.
— Вспомните себя подростками. Наверняка теперь у вас другие кумиры, а над
некоторыми своими увлечениями просто смеетесь, — мой голос звучал спокойно и
ровно. — И теперешние ваши взгляды изменятся, вот увидите…
— Поспорю! — выкрикнул парень в очках. — Как раз первые открытия, первые
увлечения самые ценные и стойкие. И первые впечатления о человеке самые верные.
Я тяжело вздохнул. Беззаботное плавание, каким представлялась беседа,
превращалось в мучительную болтанку среди коварных волн, но я все-таки выбрался
на спокойную воду.
— Так-то оно так, но все же только с годами складываются четкие взгляды,
убеждения...
— Талант надо поддерживать или нет? — спросил кто-то.
— Да редко у каких талантов тепличные условия. Многие с трудом пробиваются, —
изрек я банальность, и добавил: — Куинджи два раза не принимали в академию, Ван
Гог за всю жизнь продал одну картину...
Потом, вспомнив как Снегур натаскивал меня, слово в слово скопировал его
изречения:
— Где, когда таланту сразу везло? Но в борьбе за свое «я» закаляется дух.
Талантливый и в неудачах черпает материал для работы... Было бы что-нибудь в
голове, а работать в любых условиях можно. Главное, не унывать, — с улыбкой, как
и подобает всезнающему морскому волку, вещал я. — Наши вечные враги — унынье и
скука, — выпятив грудь, я пропел: «Жил отважный капитан...».
Но аудитория не оценила моей морской души и протестующе завизжала, послышались
реплики:
— Забавный пират! Хохмач! Пудрит нам мозги!..
Несмотря ни на что, я достаточно уверенно вел корабль к цели, и погода была как
по заказу. Лицо обдувал легкий бриз. Но внезапно на горизонте сгустились тучи.
— У меня вопрос, — руку подняла сидящая в царственной позе блондинка, холодная
красавица. — А как вы относитесь к этой, как ее? К любви?
Студенты зашумели, вокруг потемнело, налетел шквальный ветер. Я привстал и
усмехнулся, изображая многоопытного скитальца морей, отмеченного блеском былых
побед.
— Замечательно отношусь!
— А что такое счастье? — пискнула рыжая девица.
— Вы женаты? — выпалил кто-то.
— Был. Так что в отношении семейной жизни могу открыть бюро полезных советов, —
я еще пытался шутить, но корабль уже попал в десятибалльную передрягу, и палуба
под ногами ходила ходуном.
— Не увиливайте от ответа! — воспламенилась рыжая девица.
Еле сохраняя равновесие от качки, я пробормотал:
— Счастье в том, чтобы делать свое дело. Ну и, как говорили древние, посадить
дерево, построить дом, воспитать ребенка…
— И это называется счастьем?
— Пожалуй, — не слыша своих слов от грохота, буркнул я. — Ведь, если знаешь,
чего хочешь и идешь к цели. Это тоже счастье... сам путь...
Я бестолково выдавливал слова, чувствуя, что обшивка корабля трещит по всем
швам.
— Ну и счастье встретить своего человека, единомышленника, друга... настоящего
друга, — я бормотал бессвязно — корабль дал течь и, получив крен, беспомощно
рыскал среди пенистой, вздымающейся массы.
Парень в очках махнул рукой.
— Вот я не совсем ясно представляю свои желания и планы, но точно знаю, чего не
хочу.
— Хочется побывать за границей, — пропела соседка парня.
— Еще побываете, — я попытался изобразить широкую капитанскую улыбку. — Но все
мы и без путешествий так или иначе причастны ко всему, что происходит в мире.
Как сказал немецкий поэт: «Трещина, которая раздирает весь мир, проходит через
твое сердце».
Я уже почти выровнял корабль, как вдруг рядом пронесся смерч, обрушив на палубу
лавину воды; судно губительно завалилось набок.
— Так что вообще такое любовь? — послышался девичий голос. — Есть она или есть
только секс и привязанность?
— Приходи вечером, объясню! — громко объявил какой-то парень.
— Какая такая любовь?! О чем ты?! Сказанула тоже! — поднялся невероятный шум —
моя команда взбунтовалась, я завел корабль черт-те ку-да.
— Любовь есть бесспорно! — стараясь перекричать гвалт, бросил я, но мои матросы
уже прыгали в шлюпки, покидая тонущее судно. Вслед за ними и я нырнул в пучину,
а вынырнув, стал озираться в поисках своей посудины, но она уже ушла на дно.
— Есть настоящая любовь, — захлебываясь, бормотал я. — Недавно встретил одного
приятеля. Они с женой сильно любят друг друга, хотя прожили вместе уже
одиннадцать лет. «Счастливчик ты», — говорю. А он мне: «Так это мы друг друга
сделали, построили наши отношения, лепили друг друга, как скульпторы. А вначале
все было сложно, несколько раз даже порывались разводиться».
Меня уже не слушали — я произносил слова в свирепое морское пространство.
Покинутый, опозоренный, я плыл в волнах, но спасительного берега не видел.
— Теоретик! Слабая база! — крикнул кто-то со шлюпки и до меня донесся
насмешливый хохот.
— Я практик. Бывалый капитан... И скажу вот что: неверно, что любовь бывает
только раз. Бывает и вторая, и третья любовь... И они не менее достойны первой…
Даже более... Поскольку с годами повышается избирательность, так я думаю. Ну,
хватит об этом, совсем разболтался. Последнее время я что-то стал страшным
болтуном... Дайте передохнуть, доплыть до суши...
— Крепче всего запирают свои души те, у кого в них ничего нет. Это, кажется,
изречение Виконта де Лилля, — внезапно сказала темноволосая девушка с бледным
лицом.
До этого она молча сидела у окна и не спускала с меня благожелательного взгляда.
Я посмотрел в ее сторону и увидел залитую ярким солнцем безмятежно-спокойную
полосу земли.
— Спасибо за поддержку, — только и смог пробормотать, подплывая к берегу.
В этот момент в других аудиториях закончились занятия, в коридоре захлопали
двери, послышался топот. Мои слушатели вскочили с мест, но тут же потребовали,
чтобы после перерыва я продолжил «лекцию», поскольку у них по расписанию еще
один свободный час, а со мной «клево сачковать».
— Хорошо, — согласился я, почувствовав под ногами твердую почву. — Конечно, на
вашей стороне абсолютный численный перевес, но ладно... только где у вас буфет?
Нужно выпить кофе, а то так наглотался воды, что голова кружится.
Окруженный студентами, пошатываясь, я направился в буфет, но меня вдруг вызвали
в деканат. Кто-то донес, что я читаю «безнравственную лекцию», и декан, хмуро
оглядев меня, пообещал сообщить о моей «безответственности» в дирекцию театра.
Это была моя первая и последняя лекция, бесславное, изнурительное плавание.
Через несколько дней, выходя из театра, я заметил темноволосую девушку с бледным
лицом; она стояла, прижавшись к водостоку, и настороженно смотрела на меня.
— Здравствуйте! — не услышал, а догадался я по ее шевелящимся губам.
Я подошел, поздоровался и сразу узнал свою спасительницу, девушку, которая
сидела в аудитории у окна и сказала мне, тонущему, ободряющие слова.
— Ты кого-нибудь ждешь?
— Да. Вас, — она серьезно посмотрела мне прямо в глаза, и до меня все дошло.
Я вспомнил ее тревожный взгляд во время лекции, вспомнил, как она нервничала,
когда меня атаковали вопросами ее сокурсники, как протянула руку помощи. «Она
влюбилась, — мелькнуло в голове. — И решила признаться».
— Ты хочешь еще задать мне парочку вопросов? — я неуклюже попытался пошутить.
— Нет. Я к вам с просьбой... Вы сказали, что наш преподаватель ваш друг...
Пригласите меня как-нибудь к нему в гости... Мне наскучила роль
студентки-отличницы, пусть он увидит во мне женщину...
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|
