ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Заколдованная
БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
повесть для подростков и взрослых, которые занимаются
живописью или интересуются ею, или просто любят художников
УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ
Рисунок вела Ксения Борисовна Пирогова, женщина матрешечного типа, вся
увешенная побрякушками, с шалями на плечах и румянами на лице. Несмотря на эту
яркость, в искусстве Ксения Борисовна предпочитала серый цвет и его
многочисленные оттенки — то, что обычно любят строгие, рассудительные люди. У
Ксении Борисовны были маленькие руки и прозрачные глаза, а голос далекий, как в
тумане.
— Это не изящно, — говорила она про рыхлый рисунок.
— Это топорно, даже вульгарно, — про чересчур энергичный штрих, и мы недоуменно
молчали.
«Матрешка» Ксения Борисовна ставила нам «чистые натюрморты»: старинные вещи с
непременным отражением на стекле.
— Отраженность, зеркальность создают эстетичность, изыск, — говорила Ксения
Борисовна и мы с пониманием кивали (особенно я, поскольку считал себя
специалистом по отражениям).
«Матрешка» Ксения Борисовна лазила с нами по городским свалкам и заставляла нас
разыскивать поломанную антикварную мебель, дырявые абажуры, побитые витиеватые
рамы, дверные ручки, чугунные утюги. Потом все это расставляла на стекле,
занавешивала окна, зажигала свечи и мы рисовали «искрящиеся натюрморты», иногда
«отмывкой» — прозрачно-черной краской.
Особую страсть Ксения Борисовна питала к натюрмортам из увядших цветов.
— Живой, яркий цветок, бесспорно, красив; в нем, бесспорно, есть эстетический
момент, — говорила она. — Но все же он легковесен, он слишком заявляет о себе. А
увядший цветок более скромен, и потому более выразителен… Он более культурен,
благороден, если хотите («…хотите, хотите» — прокатывалось эхо).
Ксения Борисовна подвешивала у окон живые цветы на нитках, головками вниз и,
когда лепестки скрючивались, восклицала:
— Когда цветок увядает, появляется совершенно другая красота, другой дух!
Посмотрите, как выявляются прожилки, какие пластические линии, сколько эстетики!
Прямо сказочный мир! Красота со временем не исчезает, а переходит в новую форму.
Это касается не только цветов, но и людей.
Ксения Борисовна подходила к зеркалу и внимательно рассматривала свое отражение,
видимо, чтобы убедиться в правоте своих слов, убедиться, что уцелевшие остатки
ее красоты еще сияют достаточно ярко.
Слушая Ксению Борисовну многие поддакивали, а я храбро мотал головой — все живое
мне было гораздо ближе мертвого, отжившего, поломанного.
С Ксенией Борисовной ходили на «мелкую пластику», двухчасовые наброски в сквер.
Это было самым интересным из ее занятий, когда мы, раскрепощенные, «набивали
руку» — рисовали в блокнотах все, что попадалось на глаза: корявые деревья,
урны, газетный киоск, старух с детскими колясками и «деликатные ситуации»:
влюбленных, разных подвыпивших, отсыпавшихся на клумбах.
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|