ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Заколдованная
ВСЕ МЫ НЕ АНГЕЛЫ
исключительно правдивое путешествие автора с закадычными
приятелями со множеством приключений и всем прочим
8.
Ну, а теперь, хотя у меня уже заплетается язык, необходимо сделать некое
послесловие, рассказать, как сложились наши судьбы в дальнейшем.
Должен вас разочаровать — как у всех. Это ведь только в молодости, когда мы чуть
ли не ежедневно открываем в себе разные способности, когда дни до краев
наполнены занятиями и увлечениями, кажется, что уж твоя-то жизнь сложится не
так, как у всех, а после сорока лет замечаешь, что твои дела и заботы мало чем
отличаются от дел и забот сверстников.
Во время путешествия на плоту нам троим вместе было семьдесят лет, а теперь —
ого сколько! Видали, у меня уже живот и лысина, нет, нет, да и кольнет в боку, и
зрение уже не то, что раньше. С того времени прошло столько лет, столько всего
было! Главное — мы дожили до кое-каких перемен в нашем обществе: то, о чем
раньше говорили шепотом, теперь говорят в открытую. Ну, сами понимаете, о чем
речь.
Как вы догадываетесь, мы обзавелись семьями, чего-то добились, забили хламом
(добром, как считают наши супруги) квартиры, но представляете, в нас все то же
мальчишество, те же привязанности — каждое лето по-прежнему отправляемся
путешествовать (ведь молодость это не лицо без морщин, не джинсы и кроссовки —
это состояние души). Мы стали закадычными друзьями, и никакие жизненные
передряги не внесли раскола в нашу дружбу, ничто не испортило наши отношения,
даже жены не смогли нас поссорить.
Вы поняли мою глубокую мысль? Обычно как? Перед женитьбой мужчина клянется, что
он с друзьями до гроба, а потом жена быстро разгоняет его дружков, а его самого
прибирает к рукам, отучает от «вредных привычек» и, как бы это выразиться, ну
старается подмять под каблучок, что ли. Женщины ведь быстро прощупывают слабые
стороны мужчины и давят на них. Загляните в любую семью, кажется, вождь мужчина
— он хорохорится, чего-то бурчит, а жена знай гнет свое, вертит им как хочет.
У меня-то все не так, смею вас уверить. Я-то из другого теста. Я ведь прекрасно
изучил женщин, никогда не строил иллюзии на их счет и серьезные романы долго не
угрожали мне. Вы же помните мою исключительную осмотрительность.
Остался холостяком, говорите? Нет, тут вы не угадали. Я женился конечно, но
сразу же поставил свою красавицу на место. С первого дня. Во мне, понимаете ли,
нежность сочетается с твердостью. А вот мои друзья... Вы и вообразить не
сможете, какое жалкое зрелище они представляют теперь рядом со своими супругами
— этакие затюканные муженьки, осажденные повседневными заботами и требованиями
своих благоверных. Но надо отдать им должное — целый год они ходят замученные
семейным счастьем, а с наступлением лета распрямляются, в их голосах появляются
жесткие нотки, они перебирают походное снаряжение, надувают и сдувают резиновые
лодки, перезваниваются со мной.
Их жены, разумеется, это предвидят и не сидят сложа руки: выдумывают им разные
срочные дела, достают путевки на юг, а то и имитируют многочисленные болезни. Но
в моих друзьях уже началось брожение, их все сильнее охватывает страсть к
странствиям.
Бывало, в их семьях дело доходило до... Нет, не до разводов, конечно. До угроз.
Их супруги не совсем дурехи, они прекрасно понимают, что такие, как их мужья, на
дороге не валяются. Что вы! Как вы могли такое подумать?! Только до угроз. Но
мои друзья — молодчаги, не останавливаются ни перед чем и в один прекрасный день
забрасывают все дела, объявляют разгневанным супругам: «Ненавязчивость, частое
отсутствие лишь усиливают любовь», и вырываются на свободу — отправляются со
мной в путешествие.
Сейчас стало модно проводить лето на реке. Все, кому не лень, плавают, дают
выход накопившейся энергии. Но мы то были зачинателями этого увлекательного
дела, верно? За эти годы мы совершили немало прекрасных плаваний. На чем только
не плавали! На байдарках и резиновых надувных лодках, на катамаране и мотоботе,
а последние годы — на «Бармалее», катере, который я построил. Опять я. Ну, а кто
ж еще? Катер — мое высшее достижение в области строительства плавсредств. Это
отдельный разговор.
Так вот, как вы догадались, мы стали опытными путешественниками, приобрели навык
в лоции, поднатаскались в моторах, и еще как поднатаскались! Но главное,
научились понимать друг друга с полуслова — бывало разбивали лагерь за несколько
минут, а, сами знаете, это непростое дело.
Случались, скажу вам, у нас и размолвки, не без этого. Особенно, когда выбирали
маршрут, но в одном наши мнения сходились — не брать в путешествие женщин — ведь
известно, с ними вечно одни неприятности. Но однажды мы дали маху, нам
вздумалось прихватить с собой и наших супруг. Знаете, как это бывает,
неприятности всегда сваливаются, когда их меньше всего ожидаешь.
Перед той поездкой и жена Котла и жена Куки стали неожиданно сверхпослушными и
ласковыми — прямо-таки выливали на моих друзей ведра любви — то ли сговорились,
то ли еще что (моя-то всегда была тихоня, весь ее вид воплощает смирение). Так
вот, особенно старалась жена Куки: ей просто не терпелось спровадить супруга, и
подозрительный, ревнивый Кука подумал, что это неспроста. Кажется, ему первому и
взбрела в голову эта дурацкая идея. Но может и Котлу, точно не помню. Словом,
они насели на меня: не помешают, мол, готовить будут и прочее. Наивный расчет!
Но я — вот доверчивый чудак! — дал слабинку и поддержал их.
Вначале все шло вполне неплохо, даже более того, а потом... Смех берет, как
вспомню, чем закончилась наша поездка. Вот вы улыбаетесь, похоже догадываетесь.
Но наберитесь терпения, не торопите меня, не прерывайте. Дайте вначале описать
наших спутниц, поведать о душераздирающих романах моих друзей.
…Котлу всегда нравились модные мотивчики и веселые женщины, причем о музыке он
думал намного больше, чем о женщинах, и вообще относился к ним иронически
(случалось, открыто насмехался над ними) и времени на ухаживания не тратил. Но
странное дело, именно это и притягивало женщин — их заедала его небрежность,
веселое нахальство, шутовская учтивость (его ядовитые нежности выглядели так же
нелепо, как клумба перед тюрьмой). Короче, женщины были погремушками в его
руках.
Котел хотел иметь женщин, но не желал тратить на них время, и я думал, что
женщины таких вещей не прощают, но оказывается прощают, и еще как! Доходило до
того, что Котел просто в глаза женщинам говорил, какой он циник и бабник,
говорил о своих «пяти способах обольщения», но и это женщин не отпугивало. Даже
наоборот — они проявляли жуткую заинтересованность.
Кстати, один из его способов обольщения — общие фразы, как у цыганки:
— В вас заложено намного больше, чем видят многие... Вы добры к людям, но
некоторые этим пользуются...
Вот так примитивно этот утонченный садист и влюблял женщин в себя, доводил до
иступления, но никогда не спрашивал телефон и не назначал свиданий. А однажды
очень неудачно пошутил: пригласил на свой день рождения всех знакомых подружек
(к этому времени он потерял им счет). Каждая, естественно, считала себя его
единственной, но вскоре одна за другой почувствовали, что в компании что-то не
то, и начали дуться.
Я оказался в деликатной ситуации — за столом меж двух женщин: обе сидели,
насупившись, кидая на Котла убийственные взгляды. Потом одна сказала мне:
— Пойдем танцевать!
И во время танца спрашивает:
— Эта слева от тебя, такая накрашенная, твоя?
Я думаю, сказать «моя», вроде много взять на себя, сказать «Котла» — его
подвести.
— Как тебе сказать, — говорю. — Возможно.
Потом другая меня пригласила танцевать и тоже спрашивает:
— Эта справа от тебя, с иксообразными ногами и прической «я у мамы дурочка»,
твоя?
— Как тебе сказать, — говорю. — Может быть.
Короче, все кончилось плачевно. Для Котла, конечно. Разузнав, что к чему,
женщины отлупили именинника. А одна из моих соседок в конце вечера шепнула мне:
— Поедем куда-нибудь. Я хочу изменить ему. Назло.
Вот такие были дела. Тот случай кое-чему научил Котла. Он решил жениться, но все
боялся промахнуться и подолгу проверял своих возлюбленных: придет в гости и
нарочно опрокинет пепельницу или еще какую-нибудь штучку-дрючку. Случалось,
женщина вспыхивала:
— Ах, что вы наделали, нескладеха! И чего вы ее взяли?! Не можете сидеть
спокойно! Ну, вон еще нажмите на торшер или сдвиньте накидку!
«Все! — думал Котел. — Мещанка с отвратительным характером». Но бывало, женщина
промолчит, тогда Котел устраивал ей еще какой-нибудь экзамен.
Если кто подзабыл, напомню, что Котел всегда славился леностью и, понятно, ему
всегда было лень провожать своих поклонниц — потому первый раз он женился на
девице хохотушке, которая жила в соседнем доме, забыл как ее звали. Он знал ее
давно, когда она была еще ребенком: встречая во дворе, нажимал ей на нос и
гудел, как автомобиль, а раза два и отшлепал по попе. Подростком она, шутки
ради, обливала его водой с балкона и хохотала до упаду. А став девушкой,
влюбилась в «дядю Валеру». «Он такой забавный!» — сказала со смешком.
— Каждый идет своим путем к счастью, — заявил Котел. — Мы шли через игру. Играли
в мужа и жену, и доигрались — поженились. Я всему ее научу, она прилежная
ученица.
И женился.
У нее было смазливое лицо, крашеные кудряшки; фигура — так себе, а вот голос —
громче не бывает. Она и разговаривала и смеялась на весь дом. Если на улице
слышался шум, все знали — это она появилась.
После замужества в ней пробудилась невероятная страсть, бешеная любовь,
вырвалось наружу то, что накапливалась годами — казалось, прорвало плотину, и на
равнину вылился неуправляемый поток. Она ревновала Котла круглосуточно, следила
за каждым его шагом и постоянно допрашивала — где он находился в ту или иную
минуту. Ревновала к друзьям, к родственникам, даже к детям и животным, когда он
с ними общался. А о женщинах и говорить нечего. Правда, иногда попадала впросак.
Как-то говорит Котлу:
— От тебя пахнет дешевыми духами. Скажи своим женщинам, что у них плохой вкус.
А Котел перед этим заходил в парикмахерскую.
Не буду перечислять все ее недостатки, назову лишь парочку: она была чересчур
активной, любила шумные компании (танцевала до посинения) и разбойничьи
анекдоты, но ничего не умела делать, даже белье на стирку относила матери.
— Совсем нет времени для домашних дел, на готовку, постирушки, — объясняла нам.
— Много читаю, занимаюсь фигурным катанием и вообще работаю над собой.
Кормила она своего супруга одними пирожными: два покупала на завтрак, три на
ужин — теперь у Котла аллергия на сладкое.
Так ничему и не научив жену, Котел однажды объявил ей, что она извела его
ревностью, что у них разные «динамические силы», вкусы и взгляды на супружескую
жизнь, и что вообще они слишком давно знакомы, чтобы любить друг друга, да и
любовь сама по себе — пытка, а их бурный роман — страшное истязание. Надеюсь, вы
помните, что Котел всегда избегал излишних волнений и главным в жизни считал
душевный покой. А здесь такие страсти!
Короче, Котел подал на развод и подарил жене дубленку. Из эгоизма, как память о
себе. Ведь он и ценил-то не чувства женщин к нему, а свои к ним…
Не подумайте, я ворчу. Мое единственное намерение — установить истинное
положение вещей. И, обратите внимание, я делаю это осторожно, деликатно, так как
уважаю тайны в сердечных делах. Слушатели, особенно слушательницы, оценят мою
тактичность.
Со второй женой Котел познакомился по телефону. Кому-то звонил, попал не туда,
услышал, как потом объяснял нам, «необыкновенный голос» и разговорился. Потом
назначил незнакомке свидание и спросил:
— Как мы узнаем друг друга?
И «необыкновенный голос» вдруг заявил:
— Я очень красивая. Вы сразу узнаете.
Она была точно пластмассовая: блестящие волосы, огромные глазищи и сверкающая
фальшивая улыбка — прямо кукольная стандартность. Она называла себя театралкой и
киноманкой, и постоянно выпячивала грудь и вертела бедрами. Родители с детства
готовили ее на роль красавицы, и она решила стать артисткой, но в театральное
училище ее не приняли, и тогда она устроилась статисткой на Мосфильме.
Она прямо-таки несла свою красоту, чересчур афишировала свою броскую внешность,
и за ней вечно волочились вздыхатели. Когда она шла по улице, мужчины
присвистывали и подмигивали друг другу. Но известное дело, если у женщины много
поклонников, у нее нет ни одного стоящего, и частенько эти красотки становятся
жертвами своей внешности. Ими только любуются, как статуэтками, или устраивают с
ними непродолжительные романы и в конце концов такие особы остаются одинокими и
завидуют судьбам менее красивых женщин.
Потом-то Котел заметил, что вокруг полно представительниц слабого пола красивей
и умней, чем она, но тогда смотрел на нее, как на произведение искусства…
Голос у нее действительно был необыкновенный — какой-то расщепленный, казалось
гремит консервная банка. Меня всегда коробило от ее трескотни. К счастью, она, в
отличие от первой супружницы Котла, мало говорила. Это было ее единственным
достоинством.
Она постоянно намекала на свои какие-то тайные способности. Мы-то с Кукой только
усмехались, но Котел верил в это и не раз говорил нам:
— …Она несет в себе тайну, у нее даже фамилия прекрасная, не то, что наши,
обычные.
Ну не осел?!
В нашей компании она обычно многозначительно помалкивала. Давно известна цена
этой многозначительности — нечего сказать! Ума-то не скроешь. Бывало, сидит,
хлопает глазами и улыбается; что ни спросишь, пожимает плечами:
—Ты ставишь меня в трудное положение.
Я-то видел — до нее абсолютно ничего не доходит, а Котел мне шепчет:
— Какой надо быть умницей, чтобы уметь молчать. Все женщины болтают, боятся
сойти за дур, спешат себя утвердить, а эта так умно молчит, что вся светится. В
некотором смысле. И вообще, надо радоваться хорошему в человеке, а не огорчаться
тому, чего в нем нет.
Она конечно выглядела современно, модно одевалась, ее отличительной особенностью
была причастность ко всему.
В общем, Котел попал под ее влияние: зачастил в кино и театры, стал в курсе всех
зрелищ, а уж следить за модой начал больше прежнего. Он и раньше, вы же помните,
придавал одежде немалое значение, а после женитьбы совсем спятил — случалось,
напяливал на себя черт-те что, что-то вычурное, крикливое и обвешивался всякой
мишурой.
Яснее ясного, Котел занялся делом, недостойным настоящего мужчины. К счастью,
через пару лет он прозрел — ему надоело «красиво проводить свободное время», и
он разошелся со своей «голливудской красоткой» (перед этим у них с полгода шла
ежедневная война — кто победит, навяжет свое — полгода он называл ее «ведьмочка»;
затем они несколько месяцев не разговаривали — писали друг другу записки — вяло
отбивались друг от друга, ну и наконец приняли «историческое» решение).
Понятно, у них была не любовь, а некое любопытство, дурацкий интерес друг к
другу…
Вы, наверно, помните — Котел всегда уходил красиво, даже из компаний. Расскажет
какую-нибудь заранее заготовленную эффектную историю и уходит. Чтобы о нем
вспоминали. На этот раз он ушел чересчур красиво: оставил жене кооперативную
квартиру, а сам стал скитаться по приятелям.
— Самое смешное, — говорил он в то время, — все мои вещи умещаются в портфеле, и
особых хлопот с переездами нет. В прямом смысле. В портфеле у меня лежат: плащ,
свитер, носки, полотенце, мыло, две книги... но я счастлив... Если жалеешь о
том, что потерял, делай все, чтобы это вернуть, а если не жалеешь, значит
потерял то, что должен был потерять. А я никогда ни о чем не жалею. У меня
распрекрасная жизнь!
В третий раз Котел женился на женщине, которая, как он уверяет, совмещает в себе
непосредственность первой его жены и красоту второй, и еще имеет массу других
достоинств… Да, да, не удивляйтесь! Сейчас он женат третий раз, и я думают не
последний. У него ведь неуживчивый характер и ядовитый ум. С годами он немного
остепенился, но все же не очень. Даже наоборот — ведь с возрастом плохое в
человеке становится еще хуже… А может быть, он так часто женится просто для
того, чтобы устроить застолье своим приятелям, кто его знает. Простите за
предположение, но ведь он не перестает повторять, что любит легкую шутку,
ненавязчивый юмор.
В последней жене Котел нашел свой тип: она такая же, как и он, худая, такая же
музыкальная и цепкая в жизни, с таким же, как у него, занозистым характером. Как
и Котел, она говорливая и злоязычная, временами просто не закрывает рта,
прикрываясь «тонкой чувствительностью», «повышенной эмоциональностью». Она
считает, что если не поддерживает разговор с собеседником, то не уважает его.
Искусство и политика — ее излюбленные темы. В разговоре она использует
недостойные методы: с прямотой римлянки задает вопросы в лоб, не стесняется
обрушивать на вас тяжелую артиллерию — разные неприкрытые уничижения. В общем,
она резкая, истеричная особа и откровенна до грубости (испортит всем настроение
и довольна).
И имя у нее противное — Галина, как у моей ненормальной тетки, а я и раньше, не
выносил женщин с именами моих родственниц — они мне напоминали их.
Совершенно ясно — необаятельность Галины отрезает обратную связь — люди не
раскрываются перед ней, а только защищаются от ее нападок и издевок. Надеюсь,
вам это понятно?
После свадьбы, Галина, сняв комнату, завела свои порядки, отмерила точные дозы
поведения супругу: чтобы Котел начал работать над диссертацией, виделся со мной
и Кукой не чаще, чем раз в месяц и чтобы без всяких выпивок, и конечно, чтобы
уделял как можно больше внимания жене. Не дай бог в компании Котел начнет
говорить с приятелем или, чего доброго, с другой женщиной — Галина тут же
выходит из себя и бросает в супруга утюги и сковородки. Она еще и ревнивая до
чертиков, хотя сама довольно умело кокетничает с некоторыми мужчинами,
приманивает их, выкидывает всякие эстрадные этюды, а потом еще и врет Котлу, что
ничего подобного не было, строит из себя беззащитную невинность.
В этом плане они оба хороши — частенько врут друг другу, в зависимости от
воображения. Я как-то сказал ей:
— Хитрая ты, Галька.
А она мне:
— Не хитрая, а умная. И у меня волшебная интуиция.
Видали, какого она мнения о себе?!
— Галя несравненная личность, — говорит Котел. — У нас много общего. Мы оба
любим музыку и кино. Она очень удачно вплела свою жизнь в мою. До знакомства с
Галей я думал, что все очень красивые женщины пустоваты. В некотором смысле. И
только познакомившись с ней, понял, что можно быть красивой и талантливой
одновременно (он говорил о своей благоверной, как о драгоценной вазе).
Внешне она действительно ничего, но, конечно, не до такой степени, как кажется
Котлу. У меня были знакомые, до которых ей далеко.
А талант?! Ну закончила она институт, ну знает пару языков — переводит чужие
мысли, ну поет разные песенки. Разве ж в этом талант женщины?! Талант женщины в
умении любить, внести в жизнь мужчины спокойствие и равновесие, помочь ему
добиться чего-то. Короче, быть приложением к мужчине, ведь так? Испокон веков
так было, и выглядело пристойно, и жизнь протекала в покое и согласии. А сейчас?
Они все стали личностями. Но, известно, амазонками восхищаются, но их не любят.
А эта еще и трезвонит о себе: «я перевела», «я разучила», «Валерочка мне
аккомпанировал, я эмоционально пела». Балаболка одним словом! Самовлюбленная
балаболка, не умеющая держать язык под контролем, а их брак — настоящее
противоборство, состязание, они попросту красиво обманывают друг друга.
Еще когда Котел подал заявление в загс, я решил предупредить его о последствиях
и высказал свое мнение о его будущей жене. Он выслушал и изрек:
— Ты меня смертельно обидел.
Но внезапно рассмеялся:
— Ты чего-то не понял. Присмотрись к ней повнимательней, вы должны подружиться.
Она добрая, немного фантазерка, конечно. В обычном понимании. Но это придает ей
дополнительную привлекательность. В некотором смысле. Потом, ведь муж делает
себе жену. А она податливая, и станет верной и послушной женой.
«Никто никого не переделает, — подумал я тогда. — Надо или принимать людей
такими, какие они есть, или не принимать». И ошибся. Только не он ее переделал,
а она его. План Котла с треском провалился и он стал на побегушках у своей
«хранительницы очага». Она вертит им как хочет, как куклой; даже подсовывает
книги про природу и пытается внушить, что можно путешествовать и не выходя из
дома.
Они живут — больно смотреть! Как студенты. В их запущенной квартире, которую они
до сих пор снимают, богемная обстановка: рояль, проигрыватель, магнитофон,
декоративный камин, на стенах картины и книги, пластинки, кассеты; всегда есть
клюква, настоянная на спирту, кофе и сигареты. А мебель — так себе, и никакой
посуды. Бывает, соберемся у них, так они клянчат у соседей тарелки и вилки.
Да что там посуда! Угла своего нет!
— Мы живем по-американски, — говорит Котел. — Сегодня здесь, завтра там. Мы
любим всякие перемены. Перемены, неожиданности способствуют творчеству.
Котел защитил кандидатскую диссертацию, уже не полыхает по поводу недостатков в
нашем обществе и, как многие, довольные жизнью, считает, что в мире все
правильно и справедливо. Задача у него прежняя — веселиться и веселить, он так и
не вышел из своего образа.
Ансамбль Котла распался; если Котел теперь и играет, то со случайными
музыкантами на свадьбах и похоронах, подрабатывает на кооперативную квартиру
(играет на флейте, свою знаменитую гитару повесил на стену).
…Сейчас доберусь до Куки, только дайте передохнуть, давайте на минуту прервемся,
пропустим по стаканчику вина, выпьем за вашу семейную жизнь, чтобы она сложилась
удачно и не была темой для смеха.
…Считаю своим долгом отметить: Кука всегда делил женщин на накрашенных и
ненакрашенных. Он нашел себе ненакрашенную — полную женщину с водянистыми
глазами и рыбьими губами, которая прямо носит с собой холодное тяжелое облако. У
нее печальный голос, слабая улыбка, вялый смех, а глаза вечно моргают и кажется
она или только что плакала или вот-вот заплачет. Ну что вы хотите — больше всего
на свете она любит спать.
И по натуре она пессимистка; есть такие, знаете, вечно чем-нибудь недовольны.
Кука познакомился с ней на отдыхе, в море, у буйка. Как он говорит:
— …Вошел в воду холостым, а вышел женатым.
Думаю, основную роль здесь сыграли пышные формы Натальи (так зовут его жену), но
Кука уверяет, что в ней прекрасно все.
— Она великая женщина, — вещает он. — Отличный биолог, скоро получит старшего
научного. И готовит неслабо. Моя мать всегда говорила, что нужно жениться на
женщине, которая умеет стряпать, что женщине можно простить любые недостатки,
даже внешность, только не неумение готовить (замечу в скобках — как раз
наоборот: жена-стряпуха — могила для мужчины). Кстати, там, у буйка, выяснилось,
что мы оба собачники, и представляете! Ее кобеля боксера зовут Атос, а моего
дога Портос! Это уже судьба! Мы очень подходим друг другу.
Теперь они еще завели кота Арамиса — на потеху соседям.
Наталья все хочет быть несовременной, в разговоре употребляет словечки:
«милейший, волнительно»; у нее какие-то ложные привязанности к голубям...
— Она такая скромница, — говорит Кука. — И одевается и красится как-то
ненавязчиво, незаметно и поэтому всегда остается чуть-чуть загадочной.
Кука совсем спятил от любви. На их свадьбе я обронил:
— Все, Кука, конец твоей свободе!
— А я люблю Наташу и мне приятно потерять свободу, — пробурчал он. — У Наташи
редкое, неслабое качество — она ценит повседневные мелочи. Некоторые ведь
считают, что в сравнении со всем космическим наша жизнь — чепуха. Им что-то
высокое подавай.
Тогда же на свадьбе Наталья сказала нам с Котлом:
— Когда знакомишься с мужчиной, надо смотреть на его руки. Я как увидела Сашины
руки, сразу в него влюбилась.
В этот момент она действительно любила Куку, но это не мешало ей строить нам
глазки и говорить с какими-то зазывающими, обнадеживающими придыханиями, и
справа и слева показывать свою полуобнаженную грудь.
— Она потенциальная блудница, — поделился я с Котлом. — Неразорвавшаяся
секс-бомба! Разорвется — у Куки все рухнет.
— А я люблю заумных блудниц, — расплылся Котел.
— Да какой там ум! Она дуреха набитая.
— А я люблю симпатичных дурочек, — все улыбается Котел.
— Но она же не симпатичная, просто толстуха!
— А я люблю толстушек с большим бюстом и покладистым характером.
— Зачем тогда женился на худой?
— А я и худых люблю. Длинных, худых, плоских... Но вообще, скажу тебе, с
возрастом женятся не по любви, а по интересам.
Вот вам портрет Котла в то время. Он и сейчас приблизительно так рассуждает.
Наталья отчаянно борется с полнотой: ест одуванчики с майонезом, пьет уксус,
сироп из фиалок, а Кука ходит, любуется ее формами и посмеивается:
— Дохлый номер. Против природы не попрешь.
И подходит, обнимает жену, и они цепенеют в безнадежной любовной муке. Совсем
ошалели друг от друга. Я боюсь, как бы их не разорвало от любви.
Роман Куки с Натальей — нескончаемая мыльная опера; они сильно боятся потерять
друг друга и без конца то он встречает и провожает ее, то она его.
— Кука! Сделай чучело своей красавицы и таскай с собой на работу, — как-то
довольно удачно пошутил Котел, но Кука не понял юмора и начал по-простецки
оправдываться:
— Она за мной так ухаживает, прямо не знаю. Даже за моей кожей следит, каждый
прыщик выдавливает (у меня чуть не вырвалось: «Ваше превосходительство» не
называет?). У нее ведь было горестное представление о любви — два-три каких-то
неудачных романчика. До меня она была опаленная бабочка, а сейчас расцвела. И
неслабо. Она единственная женщина, которая знает обо мне абсолютно все, и у нее,
как у собаки, инстинкт подчинения... Я отношусь к ней трепетно. К тем, кому не
везло в жизни, надо относиться теплее, трепетней, неслабо.
Здесь надо сказать, что до Натальи у Куки не было увлечений. Он только однажды,
еще в мединституте написал письмо какой-то сокурснице, где признавался в
чувствах, но получил свое послание назад с исправленными ошибками.
Наталья сразу почувствовала опасность нашей с Кукой дружбы и начала подбивать
меня на женитьбу.
— Тебе тоже надо завести семью, — говорила. — Иначе начнутся болезни. Женатый
мужчина добивается в жизни большего, чем холостой. У меня есть одна знакомая, с
которой, я думаю, вы подойдете друг другу.
И привела подругу — свою копию, тоже полную и светловолосую, да еще глаза
желтые, как у львицы. Я, разумеется, посидел полчасика для приличия, поговорил с
ними о том о сем и распрощался. Наталья догнала меня и набросилась с
оскорблениями:
— Ты дурак! С такой женщиной тебя познакомила, а ты... Ну и оставайся один, черт
с тобой!
Вот какая она тихоня и скромница, сами видите.
Кука с Натальей начали совместную жизнь в подвальной конуре, через которую
проходила замшелая труба, диаметром с хобот слона, где под полом возились мыши,
а стены покрывал мох и какие-то бледно-лиловые цветы.
— Наши цветущие стены — наши гобелены, — хвастался Кука.
Но довольно быстро Наталья доказала своему неразборчивому супругу, что
двухкомнатная квартира на третьем этаже гораздо лучше подвала «с гобеленами».
Кука начал по вечерам подрабатывать и через год они перебрались в кооперативное
жилье.
Наталья не успокоилась и безжалостно обрабатывала Куку дальше — заставила
написать диссертацию, защититься, выбить на работе дачный участок… Вот вам и
ничтожная рабыня с погасшим взглядом!
Теперь у них новая страсть — они без устали обзаводятся барахлом, все лето
вкалывают на даче, запасая на зиму варенья, соленья, моченья…
Они и квартиру свою превратили в оранжерею: в комнатах выращивают помидоры и
лимоны, на балконе лук и морковь. В их квартире всюду кадки с кустами и
деревьями — прямо трудно продраться сквозь вьющиеся и стелящиеся растения,
использован каждый метр жилплощади, выжато из жилья все что можно. Как вам
такое?..
Ну, а на их окнах и дверях многочисленные замки, засовы, задвижки, крючки. И
это, сами понимаете, неспроста. Думается, они, ненасытные, поднакопили и
кое-какие ценности. Наталья еще больше усиливает это предположение, когда на
наши сборища появляется расфуфыренной, с чересчур сверкающими драгоценностями
сомнительного происхождения.
— Это у тебя что, бриллианты? — как-то поинтересовался я.
— Ага! — ответил за нее Кука. — У моей жены по «запорожцу» в ушах, и я не вижу в
этом ничего позорного.
Не подумайте, он шутил, они ведь о многом умалчивают, а то еще и начнут
плакаться о своих делах — и кто их поймет, почему.
Вот так, до неузнаваемости изменился Кука, такой совершил зигзаг — стал
практичный, расчетливый, все прикидывает, подытоживает, в кармане носит
калькулятор. Возьму на себя смелость выдвинуть такую версию: сидеть на сундуке с
деньгами стало его конечной целью — как ни противно, об этом не могу не сказать.
Я считаю, что после тридцати лет люди делятся на две категории: тех, кто
развивается и тех, кто остановился. Так вот, Котел, на мой взгляд, остановился,
а Кука развивается в худшую сторону, во всяком случае он уже не суетится как
раньше, не пытается переделать весь мир — теперь его энтузиазм проявляется в
накопительстве, и если раньше он собирался делать машину своими руками, то
теперь просто копит на нее. Теперь он рассуждает приблизительно так:
— Не терплю суетников: вечно спешат, хватаются и за то и за это, и ничего толком
не делают. И еще без умолку трещат, как они завалены делами и работой. Те, кто
много болтают о работе, как правило, мало работают. Проверено. И вообще, суета и
треп говорят о несерьезных делах и поверхностных суждениях. Все успеется, всему
свое время. Все надо делать с толком, без суеты, неслабо. Куда торопиться?
Хорошие дела быстро не делаются.
Вот такие у него умонастроения. Недавно, чудик, публично заявил:
— Планирую открыть кооператив «цветов и птиц». Всегда ведь люди уезжают в
отпуск, в командировку, кто-то должен поливать цветы в горшках, присматривать за
попугаями. Полагаю, неслабое, доходное дело...
Сами понимаете, такие планы не нуждаются в комментариях.
Кстати, Котел тоже не прочь заняться бизнесом: хочет открыть бюро путешествий
для иностранцев, для тех из них, кому некуда девать деньги, кто хочет увидеть
настоящую Россию, ее глубинку, а не виды из автобуса интуриста. Котел строит
обширные проекты:
— Я организую им походы по речкам. Пусть прокатятся на попутных грузовиках по
нашим разбитым дорогам, построят плоты, поночуют в палатках, побывают в
деревнях, пошлепают по грязи, потолкаются в очередях в сельмагах, послушают
крепкие словечки...
Могу себе представить, как Котел прогорит!
…Я женился последним, в тридцать лет, без всякой любви, хотя моя жена бесспорно
лучше Галины и Натальи вместе взятых. Я женился просто в знак солидарности с
друзьями, «на год меня хватит, — подумал, — а там видно будет». И вот надо же! —
уже пошло на второе десятилетие как живу со своей красавицей. Привык, что ли,
сам не знаю. Конечно, я человек твердый, и если моя половина начнет что-нибудь
вытворять, хлопну дверью и только меня и видели.
Жена это прекрасно знает, ведет себя тише воды и держится за меня руками и
ногами. И еще бы не держаться! Ведь я умный и талантливый, и руки у меня
золотые, и характер покладистый, и круг интересов широкий, и осведомленность
безграничная. Конечно, трудновато совмещать столько достоинств, но все же мне
это удается. Я думаю, вы это давно заметили. Не могли не заметить.
Кстати, давайте еще пригубим вина, пока жены нет, а к ее приходу бутылки
выкинем, а то начнет морщиться.
Так вот... У меня всегда была определенная мера требований к женщинам. В
двадцать пять лет я хотел встретить женщину красивую, гибкую, изящную, умную,
талантливую, преданную; чтобы она умела хорошо готовить, шить, вязать, вышивать;
чтобы выполняла всякую работу по хозяйству: в доме — мыла полы, клеила обои,
красила рамы, на даче — копала, сажала, поливала; чтобы любила моих родителей,
мою работу и никогда не спрашивала, почему я поздно вернулся и где был. Еще
чтобы любила животных, имела легкий характер, побольше молчала и всегда
просыпалась с улыбкой и пела по утрам; одним словом — образцовую женщину.
Чуть позднее я пришел к выводу, что хочу совместить несовместимое, и стал
подыскивать женщину не очень красивую, но и не уродину, не очень умную, но и не
совсем дуру и так далее. Но и это оказалось не просто. Тогда я отказался почти
от всех требований, оставил только три: чтобы побольше молчала, любила животных
и пела по утрам. Но, что бы вы думали? И это оказалось сложновато. Большинство
женщин слишком много болтали (хоть женись на немой!), и к животным относились
так себе, а петь... пели, конечно, но не по утрам. По утрам ходили, насупившись,
да еще пилили меня по ничтожным пустякам. Котел говорил, что уж в этом-то я
виноват, но смею вас уверить, это не так.
В общем, я жил в гордом одиночестве. Ясное дело, встречался с женщинами — я не
святой, но стоило какой-нибудь из них принести в мой дом халат или тапочки —
все! Тут же с ней порывал.
Ну, а история моей женитьбы очень проста. Не помню, какой был день недели,
который шел час, было солнечно или моросил дождь, но помню точно — мы
познакомились на улице Чехова — шли в одном направлении и красотка улыбалась мне
неопределенно-радостно. Вернее, вполне определенно. Когда я заговорил с ней, она
просто сказала:
— Я ждала вас всю жизнь.
Ну и, ясное дело, обезоружила меня этими словами. Я попытался измерить глубину
ее чувств, но она сразу же все рассказала о себе, околдовала меня глубочайшей
искренностью и я почувствовал, что теряю волю.
У Валентины (так зовут жену) привлекательная внешность: темные глаза, лицо
обрамляют прямые волосы, взгляд спокойный и умный, фигура — стройная, очень
стройная — она работает манекенщицей, что вы хотите! И, естественно, походка у
нее отличная, упругая, а потому, как женщина идет, уже можно судить о ней. Она
ходит с победоносным видом и держит на лице маску недосягаемости. И правильно!
Она умеет постоять за себя и поставить на место разных прилипал. Но главное, в
ней все те достоинства, о которых я говорил — не к чему придраться. Короче, она
отличная женщина, другого слова не подберу.
Как-то Валентина сказала, что вообще-то родилась дурнушкой, но потом стала
хорошеть и, скажу прямо — хорошеет до сих пор. Ну, а ее душевные качества — их
мне, конечно, пришлось немного пошлифовать.
Надо отдать должное Валентине — она сразу почувствовала во мне внутреннюю силу и
особенно не противоборствовала. Так и должно быть. Жена должна жить жизнью мужа,
любить его друзей и то, что он любит.
Вначале Валентина любила кое-что свое. Прежде всего мне не понравилось, что она
часами крутилась перед зеркалом, постоянно носила с собой три расчески и то и
дело расчесывала свою гриву. И в день по пять раз меняла наряды, один смелее
другого. Бывало, оголялась почти вся. Но что там платья! Как какая-нибудь
бесстыдная красавица она была готова ходить по улицам голой и жить в стеклянном
доме. И все разговоры у нее велись вокруг шмоток:
— Когда у меня плохое настроение, я надеваю яркое платье; у меня есть деловое
платье и безразличное платье...
По утрам меня раздражала ее беготня от окна к шкафу и восклицания:
— Что надеть? Что надеть, прямо ума не приложу?!
— Надень ведро на голову! — однажды вырвалось у меня, но жена не оцепила моей
изящной шутки.
А по пути на работу, если к ней никто не подходил, она, по ее словам «весь день
пребывала в угнетенном состоянии», хотя никакие знакомства ей и не нужны...
Спала она только на спине, чтобы не было морщин, по утрам, лежа в постели,
делала дыхательные упражнения в замедленном темпе, потом принималась за
гимнастику и носила книги на голове «для хорошей осанки»; днем занималась
закаливанием — принимала солнечные ванны; на ночь пила «витаминные» чаи «для
изящества»… Этот культ внешности я пресек сразу.
Потом она взялась за мою квартиру: как-то незаметно заменила простую мебель на
финскую полированную, накупила дорогой посуды — из-за этой посуды влезли в
долги. Потом мои вещи каким-то образом перекочевали на балкон, в ящики и
Валентина натаскала множество своих штучек-дрючек, каких-то загадочных
предметов. Пришлось тоже вмешаться, правда, позднее жена все же убедила меня,
что ее вещи красивей и необходимей «для процветания», как она выразилась.
Ванную она забила махровыми полотенцами, шампунями, розовым мылом, разными
флаконами и пузырьками. Здесь я был не против — эти яркие, пахучие штуковины
оказались довольно приятными, единственно чего я не понимал, зачем их такое
множество — видимо, для еще большего «процветания» нашей процветающей квартиры.
В общем, мое жилье приобрело прекрасный вид.
Кука говорит, что мы сделали из квартиры музей, навели показуху, Котел считает,
что я вообще живу среди бесполезной красоты, но, по-моему, они просто мне
завидуют. Даже точно — страшно завидуют.
Покончив с квартирой, Валентина все чаще стала приставать ко мне. Вначале
говорила с восхищенным уважением, с блуждающей улыбкой на губах:
— Как хорошо ты рисуешь... Это волшебство — рождение образов на бумаге... Какой
неуемный цвет! А мой портрет ты можешь написать?
И я рисовал ее; чуть ли не ежедневно. Сделал сотню портретов, не меньше. Потом
Валентина стала говорить уклончиво и без улыбки:
— Ты мог бы и более конкретно применять свои способности, чем без толку
слоняться по квартире. Вот уже два дня ничего не делаешь. Мог бы и картину
нарисовать за это время.
Мне приходилось объяснять, что я обдумываю материал, что как раз, когда по ее
понятиям я ничего не делаю, во мне идет напряженная работа. Валентина вздыхала и
отходила — похоже, смутные мысли роились в ее голове.
Со временем в ее вздохах появились какие-то угрожающие нотки, и, случалось, она
назойливо отчитывала меня за безделье и выпивки с друзьями. Однажды разошлась во
всю и опрометчиво ляпнула:
— Похоже, женщина влюбляется в образ, а не в мужчину; наделяет его тем, чего в
нем и нет.
Это уже было слишком. Я взбунтовался и устроил Валентине разумное наказание —
ушел из дома, а когда вернулся, увидел на моем столе букет полевых васильков.
Это была наша единственная ссора за все время совместной жизни, и Валентина,
молодчина, сразу поняла, что не права. Она еще раза два пыталась изменить мой
образ жизни, но понятно, это ей не удалось. Со всем смирившись, она стала
примерной, комфортной, домашней женой. Бесповоротно. Теперь она как мышка, ее не
видно и не слышно. Как я уже сказал, мы прожили больше десяти лет и никакого
угасания отношений, никакой усталости чувств у нас не видно.
Кстати, в отношении семьи могу дать ценные советы. Я вообще собираюсь открыть
бюро советов на все случаи жизни.
Так вот, во-первых, как только жена отдаст приказание по домашней работе,
пообещайте сделать, но, под разными предлогами, не спешите. Затем, словно
опомнившись, изобразите благочестивый порыв и принимайтесь за работу, но делайте
все крайне плохо, чтобы в следующий раз жена все делала сама.
Во-вторых, запомните — все жены страшно любят сплетничать о сослуживцах на
работе, соседках и подругах. Никогда не отмахивайтесь от этой болтовни. Заткните
уши ватой и делайте вид, что вам невероятно интересно, что вы только этим и
живете. Помните — в чем в чем, а в выборе друзей и врагов с женой должно быть
полное единодушие.
В-третьих, у всех жен страсть к нарядам и покупкам, но учтите — после покупок у
них некий комплекс вины! Изобразите праведный гнев и спокойно отправляйтесь с
приятелем в пивной бар «В дали от жен».
Такая у меня система приемов. Я за сильную мужскую власть в семье с небольшими
отступлениями для жены. А вообще, скажу вам, любовь женщины нужна слабому
мужчине, сильному нужно уважение друзей, ну и домработница, желательно
симпатичная.
Ладно, пойдем дальше! За эти годы я довольно-таки преуспел: работаю по-прежнему
в том же комбинате, но теперь заведую декоративным цехом, где всем даю полную
творческую свободу. Раньше, как вы помните, у меня было двенадцать положительных
качеств, теперь стало в два раза больше.
Ну, а внешне! Внешне, как видите, я отлично сохранился для своего возраста; так
что берите пример с меня, в смысле образа жизни, да и всего остального.
Как-то так получилось, что переженившись, Котел, Кука и я немного отошли друг от
друга и стали видеться только по праздникам. По какой-то отдаленной причине жены
наши почему-то не очень сдружились. Когда мы собирались у Котла, его Галина без
умолку болтала о новых фильмах, хвасталась новыми пластинками, а немного
опьянев, усаживала мужа за инструмент и начинала петь разные джазовые вещи. Мы с
Кукой это приветствовали со всей сердечностью и вовсю подпевали, а Наталья с
Валентиной сидели и куксились.
Когда собирались у Куки, Наталья заваливала стол яствами и подробно рассказывала
о количестве заготовленных даров природы и зелья. Мы с Котлом не успевали себя
набивать, а наши супруги морщились и отворачивались. Слушая Наталью, Валентина
участливо кивала, но толкала меня коленом под столом, а Галина косила глаза в
сторону и нашептывала мужу:
— Какая ограниченность! Чем они живут!
Когда собирались у нас, Валентина то и дело исчезала и переодевалась и к концу
вечера успевала продемонстрировать все свои наряды. Кука с Котлом восхищенно
причмокивали языками, а их жены покусывали губы от злости.
Вот так и проводили времечко. Никак наши жены не могли найти общего языка,
правда постоянно выспрашивали друг о друге — женщины ведь всегда испытывают
сверхлюбопытство к соперницам…
Как-то по простоте душевной я начал расхваливать жен своих друзей, какой там
голос у Галины и как здорово готовит Наталья. Валентина внимательно, но хмуро
меня выслушала, а потом кокнула тарелку об пол и три дня со мной не
разговаривала. Так что теперь, рассказывая жене о других женщинах, я предельно
осторожен. Ради мира в семье.
Ну ладно, ближе к делу, восстановлю исторический момент. Так вот однажды мы
отправились в путешествие с нашими женами. Решили поплавать на моем катере «Бармалее».
Чтобы вам обстоятельней представить нашу поездку, не мешает описать сам катер.
Во-первых, вновь упомяну, «Бармалей» я построил сам (у меня по-прежнему
неисчерпаемые ресурсы). И еще раз повторяю, это отдельная захватывающая история.
Кому интересно узнать, как я доставал материалы и подробности строительства,
заходите в следующий раз, расскажу.
Во-вторых, я строил катер, когда еще не был женат и, наверно, именно поэтому мне
пришла в голову эта прекрасная идея. Согласитесь, женатым мужчинам подобные
мысли редко приходят в голову, а если и приходят, жены рубят их на корню.
Мой «Бармалей» — элегантный катер с каютой и кокпитом. В каюте лежаки, откидной
столик, в кокпите управление, сиденья — в общем, это удобная вместительная (с
грузовик) посудина.
На «Бармалее» мы плавали два раза. Котел, Кука и я. Ну, а на третье лето сдуру
вздумали взять жен. Ясное дело, ни один уважающий себя моряк не возьмет на
корабль женщину, а мы, идиоты, взяли сразу троих. Ну, а теперь слушайте, что
получилось из этого легкомысленного предприятия.
Все началось еще во время сборов, когда Котел представил мне на утверждение
список дополнительного снаряжения. Чего там только не было! Складной стол и
стулья, раскладушки и теплые спальные принадлежности, гамаки, портативный душ,
газовая плита, магнитофон, дождевые и солнечные зонты и тьма абсолютно ненужного
барахла.
Пробежав список, я чуть не подскочил от негодования:
— Просто смешно, Котел, что ты здесь понаписал. Просто смешно. Ты хочешь
устроить из путешествия пикник. Не выйдет! Я не намерен ради женщин лишать себя
приключений. Изволь половину вычеркнуть.
Потом наши жены стали лихорадочно перезваниваться и задавать друг другу нелепые
вопросы:
— Что наденешь? Что возьмешь? Сколько?
Прислушиваясь к этой дурацкой болтовне, я догадывался, что нас ожидает, понимал,
что мы делаем невероятную глупость, но отступать уже было поздно.
В первый же день наших отпусков мы с Кукой поймали грузовик, прицепили к нему
трайлер с «Бармалеем» и привезли катер в Южный порт. В порту нашли свободный
песчаный пятачок, на катках спустили катер к воде, зачалили окало пожарного
дебаркадера и стали подготавливать посудину к плаванию.
День был жаркий. Над песчаной косой стояло неподвижное горячее марево, только у
самой воды тянуло прохладой — чувствовался бесшумный ток воздуха. В полдень на «рафике»
в порт прикатил Котел с нашими драгоценными женушками; весь салон микроавтобуса
был забит шмотками.
Галина выпрыгнула из машины и, пританцовывая, с включенным магнитофоном
направилась к нам. Она была в шортах, спортивной майке, кедах и в кепке с
козырьком.
Наталья вылезла в пляжном халате и панаме, в руках она тащила сумку с пустыми
стеклянными банками и полиэтиленовыми пакетами.
На Валентине была широкополая шляпа и белое, плотно облегающее фигуру, платье,
на ногах — «римлянки», а на кончике носа — большие темные очки. Она направилась
к нам виляющей походкой; от нее сильно пахло духами.
— Неслабо, выглядите, — сказал Кука. — Даже шикарно. Как огурчики в рассоле (это
у него высшая похвала).
А я спросил:
— Как добрались, благополучно?
— Ага! — праздничным голосом ответила Галина (она вся сияла). — Только Наташка
хотела взять еще собак, но мы воспротивились. А я взяла водные лыжи, хочу
научиться выделывать пируэты на воде.
— Эта меломанка Галька всю дорогу пела на весь автобус, — шепнула мне Валентина
с некоторым раздражением. — Воображает из себя много. И так безвкусно одета!
— Собак нужно было взять, — перебил я ее и подумал, что все же Наталья любит
животных больше, чем моя жена.
Мы с Кукой подошли к «рафику», чтобы выгрузить вещи. Целый час вытаскивали
саквояжи, сумки, тюки. Я успел заметить складной велосипед, бадминтон, несколько
шляп, модные сапоги, шитье, вязанье и основательный запас — целый чемодан
лосьонов и кремов! Вот к чему привела моя мягкотелость и попустительство Котла.
Когда машина уехала, песчаная коса превратилась в цыганский табор: Котел с Кукой
перетаскивали вещи в катер, женская половина нашей команды прямо на песке
накрывала стол, чтобы отметить отплытие, я осуществлял общее руководство.
День, повторяю, был жаркий, очень жаркий, и скоро мы все взмокли. Особенно Кука.
Шляпа на нем почти расплавилась, из его ушей валил не пар, а дым…
Уложив вещи, мы решили искупаться.
С нами, мужчинами, окунулась одна Галина. Наталья только ополоснула лицо и
смочила плечи. Валентина заявила, что в воде пиявки и плавать не будет, но в
купальник переоделась и некоторое время любовалась на свое отражение в воде,
потом нежась под солнцем, застыла в картинной позе, как бы принимая солнечную
ванну.
Матросы с дебаркадера, до этого дремавшие на палубе, разморенные полуденным
зноем, повскакали и стали пялиться на красавицу.
Не стесняясь меня, Наталья встревожено сказала вылезшему из воды Куке:
— И куда Валька набрала столько шмоток?! Одних купальников взяла пять штук. Она,
наверно, собралась на пляжи Багамских островов!
Сколько раз я замечал: скажешь о человеке хорошее, это могут и не передать, а
плохое — передают сразу. Я промолчал, а Кука тут же окликнул мою жену:
— Валь, ты что, в самом деле взяла пять купальников? Неслабо! Весомый подход. Но
кончай там соблазнять матросов, иди лучше помоги готовить жратву.
Валентина поджала губы, но подошла.
Котел с Галиной выбежали отряхиваясь из воды, запустили на полную громкость
магнитофон и стали расставлять на столе еду.
Предвкушая дармовое угощение, матросы спустились с дебаркадера, из-за штабелей
бревен вышли портовые рабочие, испачканные известкой. К счастью, пошел теплый
крупный дождь и нежданные гости, выпив залпом по бутылке пива и пожелав нам
счастливого плавания, заспешили в укрытия.
Мы тоже спрятались в сарае, полном грубо распиленных досок. Крыша сарая
протекала и на доски лились светлые струи. Неожиданно дождю обрадовалась
Валентина — она не упустила случая продемонстрировать свой японский зонт
чрезвычайно сложной конфигурации, и тем самым вызвала переполох среди жен моих
друзей. Оказалось, они забыли зонты и Галина бросилась ловить такси, но Котел
опередил ее, заявив, что у Валентины наверняка их несколько штук.
Валентина метнула на Котла хмурый взгляд, но кивнула.
Желая переменить тему, я сказал:
— Ничего, считайте, что путешествие уже началось. Дождь — наше первое
приключение.
После дождя мы с Кукой взяли канистру и сквозь травы и цветы, наполненные водой,
вышли на шоссе и стрельнули бензин у водителя самосвала. Потом вся наша команда
забралась в «Бармалей», я запустил двигатель и мы двинули вниз по Москва-реке.
Общий вид катера выглядел так: Котел с Кукой, довольные, потирая руки, стояли за
штурвалом, я сидел у мотора, женщины лежали в каюте: Галина читала, Наталья
разгадывала кроссворд, Валентина вязала… Низко над водой, едва не касаясь
катера, проносились ласточки-береговухи. По берегам тянулись деревни, перелески,
стада коров — оттуда доносились здоровые, крепкие запахи — словом, райский
уголок.
К вечеру прошли шлюз и остановились около пустынного берега, среди рухнувших от
старости деревьев. За деревьями виднелась поляна, обрамленная густыми елями, в
которых мелькали шумные стайки птиц. На поляне росли травы и цветы по плечо; с
нее веял пахучий, прямо-таки красочный ветерок.
— Какая чудесность! — проговорила Наталья. — Лучшего места нельзя и желать.
— Неслабая стоянка! — Кука восхищенно присвистнул.
— Лес страшный — похоже, в нем плотно живут привидения, — скривила рот Галина. —
И пляж приглядный, не вызывает положительных эмоций.
— Вон камни в болотной тине, — поддержала ее Валентина. — А над ними комары
вьются. Целая туча. Здесь от сырости ноги опухнут.
— Ну что вы девушки взгрустнули? — Котел обнял жену и Валентину. — Сейчас
приготовим вкуснейший ужин, врубим классную музыку и устроим танцы у костра. В
прямом смысле — вокруг костра.
— Мы здесь только переночуем, а завтра нас ждут прекрасные пляжи на Оке, —
заключил я и приказал выгружаться.
Пока мы с Котлом ставили палатки, Кука развел костер и сделал лавки-насесты.
Наши жены переоделись в вечерние одежды, причем моя вышла из палатки в каком-то
ворохе тряпья, из которого торчал один нос, «укуталась от комаров», — объяснила.
Галина надела спортивный костюм, сделала пробежку вокруг костра и громко
спросила:
— Кто будет готовить? Валь ты? Ведь ты там на пляже ничего не делала.
— Я плохо себя чувствую, — поежилась моя благоверная.
— Смотрите, здесь полно грибов! — крикнула из-под крайней елки Наталья.
Подбежав к костру, она положила на траву несколько лисичек и снова ринулась в
ельник. Кука схватил корзину и, пыхтя как самовар, тоже исчез за деревьями.
Галина хмыкнула и обратилась к Котлу:
— Лер! Бери ракетки, покидаем воланчик.
— Сейчас, — произнес Котел, спустился к реке, набрал в котелок воды и повесил
над костром. — Чайник, приготовь что-нибудь, а мы пока разомнемся.
Чтобы не накалять атмосферу, я промолчал.
— Насыпь в воду марганец, — посоветовала Валентина. — А то еще отравимся.
— Нечистая вода полезна — активизируются защитные силы организма, — пошутил я и,
взглянув на жену, на ее широкополую шляпу, с которой она не расставалась и в
которой, похоже, собиралась спать, вздохнул: — Да, весело начинается
путешествие.
Когда вода закипела, вернулись Наталья с Кукой. Наталья принялась за ужин, а
Кука стал нанизывать грибы на нитки и развешивать около огня.
Наигравшись до одури в бадминтон, Котел с Галиной, весело перекликаясь,
совершили небольшой заплыв, потом долго обтирались, одевались и, наконец,
включив магнитофон, подошли к костру.
Уплетая ужин. Котел то и дело подмигивал мне и вовсю расхваливал сытную еду
Натальи:
— Очень умело ты, Натали, готовишь на костре! Как будто этим занималась всю
жизнь. В тебе хорошая сноровка путешественницы. И бусы у тебя красивые. В
некотором смысле.
Он всегда хвалил женские украшения и они сияли от удовольствия, не понимали
дурехи, что подобные комплименты — фальшивая штука. И Наталья, ясное дело, не
исключение. Она вся зарделась. Предложила женщинам готовить попеременно, ввести
рыбные дни, и овощные, и разгрузочные, то есть пить один чай.
— Противно слушать, — подтолкнула меня Валентина. — Только и говорит о еде.
Котел уловил реплику моей жены и прозрачно намекнул Валентине, что он и от нее
ждет проявлений кулинарных способностей и тут же, хитрый лис, стал подробно
выспрашивать о ее шмотках.
Валентина оживилась, подсела к нему, начала что-то объяснять — от ее озноба не
осталось и следа, ее голос приобрел бархатные нотки. Они беседовали, прямо как
две подружки, честное слово. Не подумайте, что я ревновал, ни в коем случае. Я
был, как всегда, спокоен, а вот Галина вышла из себя:
— Если бы ты был так внимателен к собственной жене, — зло проговорила она и ушла
в свою палатку.
Котел стушевался и заспешил за ней.
Когда костер стал затухать и на поляне появились россыпи светляков, мы тоже
разбрелись по палаткам.
Укладываясь, Валентина что-то бормотала про жен моих друзей, одну называла
«кухаркой», другую — «истеричкой», ворчала, что спать на жестком — только
уродовать фигуру; просила меня встать пораньше, вскипятить ей воду, потому что
умываться в реке она не собиралась; потом ей захотелось «стаканчик прохладного
шипящего лимонада»…
Чуть забрезжил рассвет, Кука с Натальей вылезли из палатки, собрали в
полиэтиленовые пакеты высохшие у костра грибы и снова отправились в лес. На них
прямо напала грибная лихорадка.
Когда мы с Валентиной проснулись, Наталья уже варганила завтрак, а Кука стоял в
надувной лодке посередине реки и удил рыбу сразу на три удочки. Он стоял по
колено в рыбе и еле успевал менять наживку.
В это время Галина в своем укрытии затянула песню, и Котел стал ей подпевать. А
я подумал: «Наверно, Галина по утрам поет гораздо чаще, чем моя жена».
После завтрака то к Куке, то к Котлу стали подходить наши жены и нашептывать,
как вы догадываетесь, свои обиды. Кука отмахнулся от женщин, взял удочки и,
спустившись к реке, забросил снасти. Котел сделал вид, что слушает, с серьезным
видом кивал и хмурился, но украдкой включил магнитофон и все внимание
сосредоточил на музыке. Потом сослался на колики в животе, взял надувной матрац
и разлегся рядом с Кукой.
Тогда женщины кинулись ко мне.
Первой подскочила Наталья и, чуть не плача от обиды, заявила:
— Мне надоело все делать за них. Ты — капитан. Скажи им, чтобы они тоже
готовили. Я вся прокоптела у костра, а они... Одна только ракеткой машет да
книжки почитывает, да еще Саше глазки строит. А твоя Валька только загорает,
красится, да купальниками выпендривается...
— По-моему, она все делает, что ей ни скажешь, — пытался я оправдать жену. — Она
еще не сориентировалась, она ведь недостаточно опытная путешественница.
Потом меня подловила Галина и с некоторым вызовом сказала:
— Никогда не думала, что твоя Валька такая нахалка. Только задницей вертит и
пристает к чужим мужчинам. Тоже мне стройняшка! И Наташка хороша гусыня. Одна
жратва на уме. Посудомойка несчастная! Никаких интеллектуальных бесед, никаких
эмоций! Отупеть можно.
— Все будет, все будет, — в замешательстве успокоил я разгоряченную супругу
Котла.
Последней подошла Валентина.
— Ты не знаешь, почему Галька на меня косится? И Наташка что-то дуется? Какие-то
противные обе. И чего я с вами поехала?!
Я поморщился, меня уже стали раздражать наши туристочки, их бабские сплетни.
Посмотрев вниз на берег, я увидел, что мои друзья преспокойно, беззаботно
покуривают на матраце и сочувственно посматривают в мою сторону.
Я спустился к ним и вздохнул:
— Говорил вам, не стоит их брать.
— А ты не лезь в их дела. Сами разберутся, — посоветовал Кука. — Чайник!
Посмотри лучше, какая вокруг красотища, и денек начинается неслабый.
— Давайте собираться, да поплыли дальше, — сказал я.
— Успеем, — протянул Котел, разваливаясь на матраце. — Передохнем и поплывем.
Куда торопиться? Давай ложись, поговорим о чем-нибудь возвышенном.
Я прилег, закурил, стал смотреть на травы, в которых по своим делам спешили
лягушата, кузнечики; у самой воды пробежала трясогузка с пучком травы в клюве —
всюду шла своя жизнь. Шурша крыльями, размашисто пересек берег ворон — по травам
пробежала тень и сразу копошение в травах затихло. «Все постоянно начеку, —
подумал я. — Кругом: на земле, в воздухе, в воде идет ежеминутная борьба за
жизнь, за жизненное пространство. И надо же, у людей тоже. И что, не могут
поделить?» Вы когда-нибудь задумывались над этим?
Как бы подтверждая мои мысли, на поляне раздались визг и крики. Мы повскакали с
мест, подумали, что медведь напал на наших красавиц, но поднявшись увидели
заключительную стадию распада женского коллектива: между нашими женами
происходила настоящая потасовка: Галина неистово топтала шляпу моей жены, а
Валентина мертвой хваткой вцепилась в кофту жены Котла и на обоих половником
замахивалась Наталья. Все трое невероятно оскорбляли друг друга и напоминали
сумасшедших, которых раньше времени выписали из больницы.
— Послушайте, что говорит эта дрянь! — срывающимся голосом обратилась к нам
Валентина, когда мы их разняли. — Что я иду за водой, только когда идет за водой
Валерий! Какая наглость! За кого она меня принимает?! Видеть ее не могу! Сейчас
же уеду!
С глазами полными слез Валентина бросилась в палатку и судорожно начала собирать
вещи.
— Сделай одолжение, гадючка! — вскрикнула, сжав кулаки Галина и, недовольно
сопя, уже тише добавила: — Вертихвостка с тонким силуэтом! Мизинца моего не
стоит, а еще что-то корчит из себя.
— Проводи меня на электричку! — резким тоном сказала мне жена, когда я вошел под
полог нашего брезентового укрытия.
Мое сердце заколотилось чуть сильнее, чем обычно, но я не стал отговаривать
жену, втайне даже обрадовался, что больше не буду выслушивать ее вечерние
причитания.
— Черт меня дернул поехать с вами, — слишком воодушевленно сказала Валентина по
пути к станции. — Эта идиотка! Хамка!.. И как Валерий с ней живет?! Он мямля!
Распустил ее не знаю до чего... А Наташка халда... И эти палатки, и кастрюли
грязные, и комары. Только дуралеи тратят отпуск на реке. Мальчишество какое-то!
Очень надо нюхать бензин! Поеду лучше в Прибалтику, к морю...
Когда я возвращался со станции, яркий день был в самом разгаре и настроение у
меня стало как нельзя лучше.
Котел с Кукой уже демонтировали лагерь и погрузили вещи в катер. Недолго думая,
мы отчалили.
Поредевшая часть нашей женской команды снова устроилась в каюте, но пребывала в
тягостном молчании. Галина уже ничего не читала, на ее лице играла едкая усмешка
— нескрываемое счастье от чужого несчастья. Наталья забросила кроссворды и
туповато смотрела в пустоту.
Прошло всего полчаса, как из каюты до нас донеслись слова перебранки:
— Ты ничего не понимаешь! Несешь дребедень!
— Нет, это ты ничего не понимаешь!
Наконец, в кокпит выскочила красная от возбуждения Галина и громко заявила,
указывая на появившуюся впереди пристань:
— Высадите меня там. Я вспомнила, в Тарусе отдыхают мои знакомые. Поеду к ним.
Там интеллигентное общество, музыканты, писатели. Там эстетика, положительные
эмоции, а здесь я зачахну.
Котел попытался свести к шутке разрушительный настрой жены, но она его грубо
оборвала:
— Я не могу общаться с этой непробиваемой тупицей, — она кивнула на каюту.
Кука обиделся за супругу, засопел, надулся и перешел на нос катера.
— Неотесанный губошлеп! — бросила ему вслед зубастая, острая на язык Галина, и я
замер, дожидаясь своей очереди, но Котел опередил события.
— Правильно, дорогая. В Тарусе гораздо интереснее. В смысле общества, — и,
усиливая свою позицию, добавил: — Там эмоции переполнят твое сердце, там
духовной пищи в изобилии. Чайник, рули к причалу! Посмотрим расписание «Зари».
Речной трамвай «Заря» шел в сторону Оки только через два часа и все это время
Котел с Галиной покуривали на пристани и, как ни в чем не бывало, слушали
магнитофон. А когда «Заря» подошла, Котел невероятно тепло, даже сердечно
попрощался с женой и развеселый вернулся к нам.
— Ну вот, еще одну красавицу пристроили, — облегченно вздохнул он и выразительно
посмотрел на Наталью, давая понять, что теперь дело за ней.
Мы поплыли дальше.
Теперь ругаться было не с кем и сидеть одной в каюте Наталье стало невыносимо
скучно; она вышла к нам в кокпит, присела на борт и тоскливо осмотрела берега. А
там в этот момент тянулись окученные ряды отцветающей картошки, посадки капусты
и сахарной свеклы.
— А на даче уже помидоры и кабачки поспели, — обращаясь к мужу, произнесла
Наталья, но Кука оставил без внимания ее реплику.
— И яблоки вот-вот начнут осыпаться, — заладила Наталья. — Из их кожуры хорошее
варенье получается... А цветов сейчас в палисаднике — прямо с ума можно сойти…
Она вспотела от волнения и хотела еще что-то сказать, что-нибудь поубедительней,
но не могла придумать, что именно. Ей на подмогу горячо заспешил Котел:
— И собаки по тебе скучают. В смысле — просто изнывают.
— Ну я не знаю, милая, — наконец, проговорил Кука. — Смотри сама… Если хочешь...
Вон шоссе, можно поймать машину до города.
— Ага, — вздохнула Наталья и полезла собирать вещи.
Вот так в первый же день путешествия все и произошло. Смешно, верно?
Потом мы пристали к берегу, Кука с Натальей пошли в сторону шоссе, а мы с Котлом
легли в тени под деревьями.
Прохладная трава приятно освежала разгоряченное тело. Недалеко от нас в
придорожной канаве в пыли купались воробьи. Около берега проплыли на байдарке
туристы: мужчина с женщиной и собачонка. Увидев нас, байдарочники помахали
руками… По фарватеру на моторных лодках пронеслась какая-то шумная компания;
молодые люди пялили глаза на наш «Бармалей» и смеялись.
Потом из-за поворота показался плот (дощатый настил на баллонах от пятитонки).
На плоту стояла прозрачная полиэтиленовая палатка. Внутри нее на раскладушке
читал газету старичок, а на корме в плетеном кресле восседала старушка — правила
веслом. Проплывая мимо нас, старушка улыбнулась и кивнула, как старым знакомым и
единомышленникам.
— Вот я думаю, общение с людьми — самая большая ценность в жизни, —
прочувствованно сказал Котел. — Все наши радости и боли от общения… Но что
важнее: любовь или дружба, как ты считаешь?
— Дружба, конечно. В дружбе больше искренности и сердечности.
— Точно. Любовь ведь бывает и без взаимности, а дружба без взаимности не бывает.
К тому же любовь кончается. В смысле — проходит. А настоящая дружба — это до
конца.
Кука вернулся в приподнятом настроении:
— Ну вот, теперь неслабо поплаваем, — потирая руки, он растянул рот до ушей. —
Поймаем настоящий кайф. Предлагаю отметить это событие.
— Да-а, — протянул Котел, — я всегда считал, чтобы от души повеселиться, вначале
надо погрустить, ну то есть, пока не помучаешься, на душе не посветлеет.
А я вдруг вспомнил — что бы вы думали? Ну пораскиньте мозгами! Напрягитесь!..
Именно! Наше первое путешествие и ту злополучную ссору и последующее примирение,
и подумал, что наши жены могут одуматься, захотят помириться и еще, чего
доброго, вернутся на «Бармалей». Поэтому я отдал команду плыть без остановки до
Волги.
Кука предложил гнать еще дальше — до Черного моря, а Котел заявил, что мы вообще
могли бы отправиться в кругосветное плавание и не возвращаться в семьи никогда.
…Здесь остановлюсь, чувствую — говорю по инерции, хотя вроде бы уже и сказать
нечего. Надо было это раньше сделать — после нашего первого путешествия, ведь то
плавание на плоту не идет ни в какое сравнение с этим на катере. Так что, выпьем
по последней и всего вам хорошего!
1973 г.
Вернуться: Все мы не ангелы
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|
