|
|
Ирина Панова
Вячеслав Клыков. Воин святой Руси
Панова Ирина. «Вячеслав Клыков. Воин святой Руси». М., "Алгоритм",
2007.
Глава 6. Талантом движет совесть
Перекликаясь с теми, кто прошел,
Перекликаясь с теми, кто проходит...
Н.Рубцов
Несмотря на то, что после окончания института ему пришлось лет пять-шесть
жить, мягко выражаясь, скромно, он ни разу не делал Ленина, не обращался к
образам и других «великих» мира сего, хотя мог бы легко выполнять такие
заказы и жить припеваючи. Но у него и в мыслях не было этого! Господь Бог
берег его от такого шага.
После окончания института была среда, которая разделяла его взгляды,
друзья-единомышленники. Особо выставляться он не спешил. И все же ему грех
обижаться: коллеги-профессионалы признали Клыкова с первой же выставки, их
отношение всегда было сочувственным, он никогда не замечал враждебности.
Враждебность, скульптор даже не понимал почему, была со стороны
идеологических властей, Министерства культуры. Клыков вспоминает та-кой
эпизод. Когда он в церкви Рождества Пресвятой Богородицы поставил памятник
героям Куликовской битвы Ослябе и Пересвету, то столкнулся с упорным
сопротивлением тогдашних горкомов и райкомов. И почему? Надо же, только
потому, что сделал героям-монахам полный монашеский крест. Он считал, что
это надгробие удалось — оно очень цельное, лаконичное, выражает суть
монашества и характер наших национальных героев. Так коллегия Министерства
культуры вместе с горкомом партии собиралась три дня, Клыкова таскали на эти
заседания, прорабатывали, чтобы он только убрал крест. А какой это был год?
Начало 1988-го, казалось бы, совсем недавно. Вот как быстро мы растем. Вот
чего добился Клыков, ставший автором известных сейчас скульптурных работ,
посвященных святым, святителям, священномученикам, священнослужителям.
После окончания института он чувствовал себя, как выброшенный из жизни
человек. Ни квартиры, ни мастерской, ни денег. Но Достоевским очень верно
сказано: «Вы знаете, сколь силен может быть один человек?!» Талант всегда
пробьет себе дорогу, потому что у него изначально закодировано — выжить,
уцелеть. У него есть сила, энергия, очень важно не пригасить все это.
Он никогда не играл в те игры, от которых не знают, как отмыть руки те, кто
сделал карьеру на «перестройке». Еще в институте он положил на стол
комсомольский билет и с тех пор не имел никаких дел ни с партией, ни с
коммунистической идеологией. А в творчестве своем, в молодости пройдя период
увлечения язычеством, пришел к Богу.
Клыков — представитель послевоенного поколения, отчетливо заявившего о себе
уже в семидесятые годы. В самые топкие для самобытного народного таланта
годы. Вспомните судьбы Василия Шукшина, Николая Рубцова, Виктора Попкова,
Владимира Высоцкого... Если свести их биографии в одной книге, вероятно,
можно будет разгадать тайну воистину неистощимой талантливости этого
поколения. Его стремления плыть против течения. Творить во имя правды и
нравственной жизни.
Труд художника носит личностный характер. Что помогает ему, когда он
остается один на один с создаваемым образом? Именно то, что глу-бинно
залегло в его личности. Что подталкивает к самораскрытию? Ино-гда это
случайные встречи. Но чаще они выступают в качестве катализа-тора,
провоцируя к высвобождению то, что накопилось в душе. Вот здесь-то и
вступает в игру интуиция художника. «Насколько ты доверяешь своей творческой
интуиции, насколько умеешь сопрячь воедино чувство и мысль, настолько ты и
искренен в своей работе», — говорил Вячеслав Ми-хайлович. Можно ли
удивляться, почему художник зачастую идет против избитых стереотипов
времени? Ведь он всегда один на один со своей рабо-той. Если бы все люди
были столь же откровенны каждый в своем деле! В нас заложен духовный
потенциал, о котором можно лишь догадываться. Весь секрет — в умении
раскрепостить себя, свою личность, высвободить из пут условностей свою душу.
Помните, как говорил Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ
спасутся около тебя».
Выставок у него было немного. На моей памяти были персональные выставки в
Выставочном зале на улице Вавилова (1981 год), в Болгарском культурном
центре (1994 год), две - в Международном славянском куль-турном центре (1996
и 2004 гг.). В рамках большой выставки «Всему миру свет», организованной
Международным фондом славянской письменности и культуры в Белом Доме (Доме
Правительства) в 1991 году, была показа-на 51 его работа: копии памятников
Святому Владимиру Крестителю Руси, Святой княгине Елизавете Феодоровне,
преподобному Сергию Радонеж-скому, протопопу Аввакуму, преподобному Серафиму
Саровскому, барель-ефы «Кирилл и Мефодий», «Афонские старцы Силуан и
Амвросий», порт-реты А.Бородина и С.Рахманинова, ученых и писателей, другие
скульпту-ры в гипсе, камне, дереве.
На выставке православных художников в Храме Христа Спасителя (1998-1999
г.г.) центральное место занимали несколько Клыковских работ.
Вот и все. Конечно, это не бурная выставочная деятельность для ху-дожника
такого уровня, как Клыков. Предложения выставиться к нему поступали, но он
от них уклонялся: то недосуг, то «время жалко на эти хло-поты тратить».
Зная, как реагируют люди на Клыковские работы, могу только по-сетовать на
такое положение вещей. Помню, во время работы выставки «Всему миру свет»,
главным организатором которой был Вячеслав Михай-лович, многочисленные
посетители и парламентарии (тогда в Белом Доме заседал Верховный Совет)
среди 600 экспонатов неизменно выделяли произведения Клыкова, оставили
множество записей в Книге отзывов, благодаря его как художника и устроителя
экспозиции. Вот некоторые из этих отзывов.
«Бог да благословит создателей этой прекрасной выставки — лика России, ее
немеркнущего света».
Владыка Питирим
«Основное достоинство этой прекрасной выставки, на мой взгляд, в том, что
она воплощает в себе «русскую идею» путем синтеза различных художест-венных
форм, но без националистических искажений».
Глущенко А.И., сотрудник Государственного комитета РСФСР
по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
«Выставка необходима в наше трудное, трагически прекрасное время. Только
ясное понимание, что корни у нас одни — и у «радикалов», и у
«консерваторов», что все мы обязаны жизнью на этой земле нашим предкам, что
через столетия, возможно, и на наши деяния будут взирать потомки либо с
уважением, либо с презрением, только ясное понимание этого объединяющего,
светлого начала народной культуры — дает нам шанс уцелеть. Спасибо, Клыков».
Народный депутат РСФСР О.Басилашвили
Выставки, в которых участвовал Вячеслав Михайлович, давали возможность не
только проследить развитие его творчества на разных эта-пах, но и, что не
менее важно, увидеть его ранние работы, станковую скульптуру, барельефы,
портреты.
С чего начинается Мастер... Открывая свою персональную выстав-ку в
Международном славянском культурном центре, Клыков как-то даже смущенно
сказал собравшимся: «Вы увидите мои ранние работы — не су-дите их строго, в
тот период я искал себя в искусстве».
В Белом Доме были показаны его великолепные композиции «Рос-сия», «Рождение
воина», по фотографиям известны бронзовая «Обнажен-ная» (гран-при на
Белградском квадриеннале 1976 года), приобретенные различными музеями и
картинными галереями «Радость», «Танец», «Си-дящая девочка», «Стыдливая»,
«Весна в городе», «Времена года», «Акроба-ты», «Двадцатый век» и другие.
Еще в институте Клыков стал задумываться о том, какое место в искусстве
занимает московская школа скульптуры. Отдавая дань школе европейской, мощной
профессионально, богатой и значительной, наша скульптура идет собственным
путем, отличным от западного. Как исполь-зует она мировой опыт, во что
выливаются поиски художников? Их задача сложна: они должны нащупать
глубинный стержень каждого произведе-ния, продемонстрировать сплав
пластических приемов, выработать такую выразительность формы, какой
достигали, например, безымянные скульп-торы, еще в глубине веков украшавшие
землю изваяниями. Половцы, сар-маты, алеуты были язычниками, но религиозный,
мистический смысл их произведений для современного творца — не главное.
Важен пластический ход, способность скупыми формами передать жизнь —
пульсирующую, по-нятную и близкую нам. Вот основное содержание искусства. И
скульптор должен не пытаться копировать старых мастеров, а понять суть —
внут-реннюю ось работы, которая в ней самое главное, важнее объема,
пласти-ки. Эту внутреннюю ось нужно научиться чувствовать, улавливать, как
она звучит в любой скульптуре.
В институте Клыков бредил первобытным искусством, ходил в му-зеи,
рассматривал фигурки, собирал на эту тему книги. Учился цельности
художественной манеры, непосредственности, слиянию со зрителем. Афри-канское,
мексиканское, древнеегипетское, японское искусство, греческая архаика... Да
и каменные бабы в курских степях — в том же ряду. Чем больше он изучал
древнюю скульптуру родных краев, тем больше прихо-дил к удивительному
выводу: в художественных школах значительно больше сходства, чем различия.
Русская школа и мексиканская... В чем разница между ними? Какова роль
национального в искусстве? Эти (или подобные) вопросы всегда волновали,
волнуют и будут волновать людей.
Останавливаясь на этой проблеме, Клыков неизменно ссылался на Велимира
Хлебникова (1885-1922). Он так часто цитировал его, читал наизусть целые
куски из поэм (вот память-то! любой литературовед позавидует), полагая
многие положения наивными, но всегда подчеркивая гениальность поэта. Клыков
считает, что Хлебников во многом укрепил его уверенность в том, что
необходимо идти к общечеловеческим ценностям — через национальное. Не об
этом ли говорил Хлебников: «Надо отстоять русскую породу любой ценой!» Поэт
искал корни единого праязыка, мечтая, что придет время и народы будут
пользоваться единым языком, как при сотворении мира, пока Господь Бог не
разделил людей по нациям, дав каждой своего Ангела-хранителя, и по языкам. К
изначальному порядку вещей человечество вернется непременно. Клыков очень
дорожит многими теориями Хлебникова: «Его размышления порой называют заумью,
но нельзя отказать в гениальности его интуитивной поэзии, которой еще никто
не касался. Поиски Хлебникова пытались скомпрометировать окружающие, черпая
при этом из его философии пригоршнями».
Надгробье Велимиру Хлебникову Клыков открыл в поселке Ручьи Новгородской
области в 1975 году. И хотя о памятниках работы скульпто-ра Клыкова речь у
нас впереди, все же, чтобы не возвращаться к этому ку-миру Вячеслава
Михайловича, скажем о нем несколько слов, тем более что тут просматриваются
любопытные параллели.
Не так давно была опубликована одна малоизвестная хлебниковская работа —
составленный поэтом в 1912-1913 годах список памятников, ко-торые, по его
мнению, надо воздвигнуть в России.
Какие же именно? В Москве: великий памятник Иоанну Грозному, Святым Борису и
Глебу, трем друзьям — любимцам лир: Гоголю, Пушки-ну, Мицкевичу; боярыне
Морозовой, славянофилам (без каких-либо имен). В Петербурге — матери Петра
Великого Нарышкиной («должен указывать русской женщине ее истинное
назначение — давать великих сынов»). В Киеве — памятник греческому историку
Геродоту, «первому писавшему о России». Матерь городов русских должна
украситься изваяниями летопис-ца Нестора, историков Н.Карамзина,
Н.Костомарова, В.Ключевского. В Астрахани нужно воздвигнуть памятники
Е.Пугачеву, С.Разину. В Твери — А.Никитину. В Перми — Строгановым. В
Новгороде — князю Рюрику. В Ростове-на-Дону — памятник Славы казачества.
«Нужно украшать Волгу и Дон», — считал Хлебников. В Самаре он видел памятник
Ермаку — самый высокий в мире, как Статуя Свободы в Нью-Йорке. На берегу
Волги предполагал памятники Земному Шару, Ада-му и Еве. На Кавказе хотел
изваять Прометея, прикованного к скале. В Карачарове Хлебников видел
памятник Илье Муромцу, чтобы «русские жили по образцу своего богатыря». И
еще памятники: Андрею Рублеву, Платону, Сократу, Аристотелю, очень много —
героям-казакам. И наконец — памятник Русскому Языку. «Так украсится и
освятится красотой и ле-потой Русская земля и великорусский материк,
вспоминая и объединяя людей из русского народа», — писал Хлебников.
А кто должен давать средства на сооружение монументов? Поэт считал так:
«Железные дороги, рудовладельцы, заводы, а власть должна наблюдать их».
Хлебников придавал огромное значение монументальной пропаганде. «Костяк,
ребра и позвоночник народной души», «персты каменного сторожа, указывающего
молодцу, куда идти», «чертоги смысла», «вечная речь, обращенная к сердцу
русского народа» — вот что такое, по мнению Хлебникова, памятники.
Многое из этой теории созвучно душе Клыкова. Я бы даже сказала: все. А
кое-что он и выполнил, предвосхитив публикацию Хлебниковского списка. Точно
знаю: до сегодняшнего дня Хлебников был для Клыкова только поэтом, его мысли
о скульптуре были неведомы Мастеру. Но вот Божий Промысел, сводящий двух
художников! Не случайно так хороша статуя В.Хлебникова в Ручьях — вся
проникнута сдержанной силой, в об-разе поэта чувствуется огромная энергия,
импульс, интеллект, гениаль-ность. И, может быть, большая жизненная удача
Клыкова состоит в том, что начало своего творческого пути он ознаменовал
надгробием Велимиру Хлебникову — решив одну из труднейших в искусстве задач,
много пере-думав, сделав непреложные выводы.
После этого он создал десятки образов поэтов, писателей, деятелей культуры,
ученых. Назову лишь работы, посвященные А.С. Пушкину (памятники,
установленные в Перми, Тирасполе, Арзамасе, г.Щелково Мо-сковской области),
Н.К. Батюшкову (Вологда), Ф.М. Достоевскому (Старая Русса), И.А. Бунину
(Орел), Н. Рубцову (г. Тотьма), М.С. Щепкину (Белго-род), академику М.В.
Келдышу (Москва), В.М. Шукшину (с.Сростки Ал-тайского края). Он также
работал над бюстами и скульптурными портре-тами В.И. Белова, В.Н. Крупина,
В.С. Высоцкого, композиторов А.П. Боро-дина, С.В. Рахманинова, И.
Стравинского, Г.В. Свиридова, кинорежиссера Ларисы Шепитько, академика Л.С.
Понтрягина.
Но рассмотрим несколько других ранних работ Клыкова.
Каждому из нас, конечно же, доводилось любоваться ребенком,
не-посредственно, искренне выражающим радость жизни, восторг, веселье.
Бронзовую фигуру обнаженной девочки Клыков так и назвал — «Радость»
(1971год). Ребенок запрокинул круглую мордашку, рот улыбается, сморщен нос,
прикрыты от счастья глаза, широко распахнуты тонкие руки. Чему радуется
девочка? Жизни, солнцу, всему сущему. Отполированная до бле-ска бронза
позволяет предположить, что и дождик ее мог смочить: дети ведь любят теплый
дождь... Как всегда у Клыкова, фигура звучит как сим-вол: радость всего
живого под солнцем, хвала Творцу. Фигура девочки, длинноногой и угловатой,
ее абсолютно естественная, «не поставленная» поза, ее русское лицо — в этом
уже будущий Клыков.
«Старик и карлик» (1974 год, Пермская государственная картинная галерея) —
пожалуй, самая спорная Клыковская вещь. Еще будучи студен-том 4-5 курсов, он
одно время приходил по утрам завтракать в кафе, где обратил внимание на
странную пару: за одним и тем же столиком устраи-вался бедно одетый старик —
с рюкзаком, с бесформенным пиджаком на спинке стула, и ухоженный, чистенький
карлик. За все время, пока Клы-ков наблюдал за ними, старик не проронил ни
слова, зато карлик болтал непрерывно. Так продолжалось с полгода — каждое
утро та же картина. Клыков даже решил послушать: о чем у них речь? «Давай
женю тебя, что ты ходишь бобылем! И невесту тебе присмотрел: хорошая баба!»
— сыпал, как горох, карлик. «Ерунда какая-то», — решил Клыков. Потом
странная пара перестала появляться в кафе, да и он не заходил. Сцена
забылась.
Много позже, в 1974 году, когда скульптор размышлял о судьбах России, о ее
сегодняшнем дне, он вдруг вспомнил старика и карлика. Увиденное когда-то
всплыло, как живое. Клыков сделал модель в кованой меди и выставил ее на
Московской художественной выставке на Кузнецком мосту. В модели он
воспроизвел образы с предельной точностью, ничего не выдумывая. Что тут
началось! Клыков не ожидал, что будет такой резонанс. Журнал «Творчество»
открыл длившуюся два года дискуссию: «Что хотел сказать Клыков «Стариком и
карликом»?» Да и сейчас еще трактовки самые различные.
Вглядываясь в образы композиции, можно так много представить и передумать о
нашей жизни, что, право, на целую книгу хватит. Когда-нибудь и напишут,
конечно.
В образе Старика представляется русский народ, наша старая ин-теллигенция. В
его лице угадываются черты и Некрасова, и Достоевского, и других писателей,
поэтов, «пророков России», как их называет Клыков. Мастер сознательно свел
Старика до уровня нищеты. Это бездомный ски-талец, бомж. Он напряженно,
угрюмо молчит. Но посмотрите, как он сжи-мает стол, как подогнуты ноги в
сапогах — вот-вот встанет, заговорит, сметет всю нечисть.
Карлик — непрерывно раскачивающийся на стуле, сидящий на са-мом его кончике,
самозабвенно болтающий человек. О чем его трескотня? Наверное, о
демократических ценностях, рыночной экономике, реформах — о чем еще? Или о
свободе слова, о предпринимательстве... Новый рус-ский?
Народ безмолвствует. Или перешел в глухую защиту выживания. И объясняется
это не леностью, а нежеланием участвовать в делах лжи и тьмы.
Все наше общество — и тогда, и сейчас, а сейчас тем более — можно поделить
на стариков и карликов. Временщики, болтающие вздор на своем шатком стуле,
сменяющие друг друга в непрерывной чехарде прави-тельств. Но вглядимся в
лицо Карлика — в нем черты Брежнева, Горбаче-ва, кого-то еще из калифов на
час... Слава Богу, пока молчит Старик, ог-ромный наш народ, но придет время,
а оно уже наступает, он скажет свое слово, начнет действовать. Вот что
говорит нам скульптор. Он словно спрашивает людей: кого искушает болтун?
Композиция «Старик и карлик» современна по пространственному решению. 12
вертикалей — ножки стола и стульев — придают ей сквозной характер — как сон,
как воспоминание... (Подобная пластическая задача — балансировка на цыпочке
ноги на шаре — решена Клыковым в статуе Гермеса, установленной перед
Международным торговым центром в Москве в 1980 году).
Здесь читайте:
Клыков Вячеслав Михайлович (биографические материалы).
|
