|
|
Николаевский Б.И.
История одного предателя
Террористы и политическая полиция
Фото Е.Азефа из секретного архива Департамента полиции.
ГЛАВА II
На заре «туманной юности» ...
Евно Азеф родился в 1869 г. в местечке Лысково, Гродненской губернии, в
семье очень бедного портного Фишеля Азефа. Семья была большая: три сына и
четыре дочери. Евно был вторым. Жить было тяжело: нищета кругом была
отчаянная, к каждому куску тянулось слишком много ртов. Кто мог, стремился
вырваться из той «черты оседлости», которая тогда была установлена
правительством для евреев. Когда молодому Азефу было пять лет, в погоне за
лучшею жизнью выбрался из «черты» и его отец. Семья поселилась в Ростове на
Дону, — в те годы быстро разраставшемся торгово-промышленном центре
Юго-Востока России. В богатый хлебом и углем район отовсюду стекались
предприимчивые люди: съезжались купцы, налаживались предприятия, тысячами
подходили рабочие. Капиталы создавались быстро и легко, — надо было только
уметь быть оборотистым и беззастенчивым в выборе путей и средств. Азеф-отец
был сделан, по-видимому, из неподходящего теста. Правда, он тоже занялся
торговлей, — завел лавку с красным товаром, — но капиталов не нажил. «Люди
вообще бедные», — давала местная полиция справку о семье Азефов почти через
два десятилетия после их переселения в Ростов. Но, во всяком случае, на
одного из сыновей, — на Евно Азефа, — эта {31} ростовская атмосфера погони
за легкой и скорой наживой наложила свою неизгладимую печать. Любовь к
деньгам и беззастенчивость в выборе средств для получения их стали ему
присущи с ранних лет.
С трудом, выбиваясь из последних сил, Азеф-отец давал своим детям
возможность учиться: сыновей он провел через гимназию, которую Евно окончил
около 1890 г. На дальнейшее средств не было. Несколько лет Евно Азеф
перебивался мелкими заработками, перепробовав ряд профессий: давал уроки,
был репортером маленькой местной газетки, — «Донская Пчела», — служил писцом
в какой то конторе; наконец пристроился по коммерческой части: стал мелким
коммивояжером. Конечно, все это не могло удовлетворять, — тем более, что о
существовании иной, лучшей жизни молодой Азеф знал не только по долетавшему
до него шуму большого города: еще из гимназии он начал вести знакомства с
революционно настроенною молодежью и посещал кружки.
В начале 1892 г. на него пало подозрение в распространении одной
революционной прокламации. На очереди стоял вопрос об его аресте. Он,
по-видимому, догадывался об этом: ряд знакомых уже был арестован. Похоже,
что угроза ареста была последним толчком, заставившим его уехать заграницу,
куда его и без того тянула жажда ученья, без которого, как он видел,
невозможно было выбиться к лучшей жизни. Препятствием было отсутствие денег,
но Азеф перешагнул через него: щепетильностью в отношении к чужим деньгам он
никогда не отличался, — мелочами это сказывалось еще в годы гимназии. Теперь
он только сделал шаг к более крупному: в качестве комиссионера он взял у
какого то мариупольского купца партию масла для продажи, выручил за нее 800
рублей и уехал с ними весною 1892 г. в Германию, в Карлсруэ, где поступил в
политехникум.
В Карлсруэ уже тогда существовала небольшая колония русской учащейся
молодежи. — Среди них был ряд знакомых Азефа по Ростову. Азеф вошел {32} в
их среду. Поселился на одной квартире, со студентом-ростовцем Козиным, — на
четвертом этаже в доме № 30 по Вердерштрассе. Вошел в русский
социал-демократический кружок. Старательно изучал электротехнику. Но очень
скоро встал вопрос материальный. 800 рублей по тем временам были большими
деньгами, но на долго их хватить не могло, — тем более, что, по некоторым
указаниям, они не все остались в руках Азефа. Возможность заработков была не
велика. На помощь от родных надеяться не приходилось. Азеф бедствовал,
производя на встречных впечатление человека «буквально терпящего голод и
холод». Долго так существовать он не мог, — и он еще раз с большой легкостью
«перешагнул» через еще одно препятствие морального порядка: начал
поторговывать теми секретами о революционной деятельности своих товарищей,
которые ему были известны. Секреты эти были невелики, но ведь времена тогда
были вообще глухие, крупных революционных событий совсем не было, и Азеф не
без основания надеялся, что сообщаемые им мелочи заинтересуют полицию.
4 апреля 1893 г. он написал свое первое письмо в Департамент Полиции. Это
письмо носило характер предварительного прощупывания почвы. «Сим имею честь
заявить Вашему Высокопревосходительству, — писал он, — что здесь месяца два
назад образовался кружок лиц-революционеров, задающихся целью» — и т. д.
Далее назывался ряд имен, приводились некоторые факты, которые должны были
показать, что автор письма может быть полезен в деле осведомления как о
революционных настроениях русского студенчества заграницей, так и о
пропаганде в Ростове. Никаких конкретных предложений относительно будущего в
письме не имелось. Автор просил только в случае, если его сведения окажутся
полезными, уведомить его заказным письмом по условному адресу: настоящей
своей фамилии он не называл. Процедура приглашения нового агента на службу
Департамента, была в то время очень сложной. Письмо Азефа было {33} доложено
вице-директору Департамента, от него перешло к заведующему соответствующим
делопроизводством. На оригинале письма сохранился ряд пометок: о нем
совещались, собирали справки. Только 16 мая собрались ответить. Ответ
выдержан в стиле коммерсанта, который не прочь пойти на предлагаемую сделку,
но в то же время боится выдать, что она его сильно интересует: «о кружке в
Карлсруэ, — писал Департамент, — нам известно (на самом деле о нем почти
ничего известно не было) и большого интереса он для нас не представляет;
поэтому особенно дорожиться вам не приходится, но все же платить мы готовы,
— только, прежде всего «назовите себя», так как мы — люди с твердыми
принципами и «с неизвестными людьми мы сношений не ведем».
Азеф ответил быстро, и цену запросил совсем «божескую»: за все — про все 50
рублей в месяц, — но имя назвать все еще колебался. У него мелькало
опасение, не перехватываются ли его письма революционерами, а потому он
боялся, что его секрет будет разоблачен без какой либо реальной для него
выгоды.
Но его попытка «темнить» в игре с Департаментом уже потерпела крушение, — и
виновен в этом был он сам: по молодости и неопытности Азеф сам дал
Департаменту нить для установления его личности. Одновременно с предложением
в Департамент, почти аналогичное письмо он послал в жандармское управление
родного Ростова, а там установить имя автора не представляло труда; имена
ростовцев, живших в Карлсруэ, были известны; число их было весьма
ограничено, и выяснить, кому именно принадлежит почерк, которым написано
письмо из Карлсруэ, было легче легкого. В результате, к тому времени, когда
второе письмо Азефа пришло в Департамент, там имелись соответствующие
справки из Ростова и его «самоличность» уже была установлена. Сведения
ростовской полиции о личных свойствах Азефа вполне удовлетворяли тем
требованиям, которые Департамент предъявлял к своим агентам: «Евно Азеф, —
писали {34} оттуда, — человек неглупый, весьма пронырливый и имеющий
обширные связи между проживающей заграницей еврейской молодежью, а потому и
в качестве агента может приносить существенную пользу и надо ожидать, что,
по своему корыстолюбию и современной нужде, он будет очень дорожить своей
обязанностью».
Столь высокие нравственные достоинства Азефа заставили Департамент
поторопиться с вырешением вопроса о нем. Через несколько дней после
получения его второго письма, в спешном порядке, был составлен особый доклад
о нем с указанием, что Азеф может принести «значительную пользу» и что цена,
им требуемая, совсем не высока. 10 июня 1893 г. на этом докладе товарищем
министра внутренних дел была положена резолюция: «согласен».
Жизненный путь Азефа был предначертан . . . Первое жалование из Департамента
Азефом было получено за июнь 1893 г. Оно, конечно, выправило материальное
положение Азефа, но пользоваться им приходилось с осторожностью, так как
иначе возникли бы подозрения у товарищей, хорошо осведомленных относительно
местных возможностей заработка и о материальном положении родных Азефа.
Поэтому еще довольно долго Азеф выдерживал линию почти голодающего студента,
— и строчил прошение за прошением во все, какие только можно,
благотворительные организации, — преимущественно, еврейские, рассказывая о
своем тяжелом материальном положении и прося о помощи. Эти прошения он
показывал товарищам, — под предлогом необходимости исправлять его плохой
немецкий язык. Таким образом создавалась легенда об источниках существования
Азефа, — а иногда и добавочный доход в его бюджете. Только много позднее
Азеф перестал скрывать, что его материальные дела явно выправились.
Более быстро перемена в «бытии» Азефа вызвала изменение в его политической
идеологии. В течение {35} первых месяцев своего пребывания заграницей он
высказывался в весьма умеренном духе, выступал противником крайних методов
революционной борьбы и в маленьком карлсруйском кружке примыкал к
марксистам. Став агентом-осведомителем Департамента, он быстро передвинулся
«влево», и уже в 1894—95 гг. приобрел себе репутацию последовательного
сторонника террористических методов борьбы. В студенческих кружках, он
постепенно создает себе заметное положение. Говорить на собраниях он не
любит, — он не «теоретик», а «практик». Но за налаживание различных
технических дел берется охотно. Умело расширяет круг знакомств. Совершает
ряд поездок в соседние города Германии и Швейцарии, посещает интересные
собрания и рефераты. Уже в августе 1893 г. он едет в Цюрих и в качестве
посетителя присутствует не только на открыто происходивших собраниях
международного социалистического конгресса, но и на собраниях русских
учащихся и эмигрантов. В следующем 1894 г. он посещает Берн, где заводит
сыгравшее в его карьере чрезвычайно важную роль знакомство с супругами
Житловскими, — основателями «Союза русских социалистов-революционеров
заграницей». Этот Союз был невелик и невлиятелен. Тем старательнее
основатели его искали адептов. Азеф верно понял, что это может стать для
него не лишенным выгоды, — и примкнул к «Союзу», который позже открыл ему
дорогу в ряды основателей партии социалистов-революционеров.
В том же Берне и приблизительно в то же время Азеф свел и другое знакомство,
сыгравшее большую роль в его жизни: там он встретился со своей будущей
женой, — тогда студенткой бернского университета. Она была искренней и
убежденной революционеркой и с большими энергией и самоотверженностью
пробивала свою дорогу в жизни. Азеф казался ей человеком, ставящим те же
цели и идущим теми же путями, что и она ... Об его сношениях с полицией она,
конечно, и не подозревала.
{36} Нельзя сказать, что путь Азефа был усеян только розами. Он был человек
осторожный и осмотрительный. Тем не менее, уже тогда вокруг его имени стали
ходить неприятные слухи. К нему и в Ростове далеко не все относились с
полным доверием: как человек, он не принадлежал к числу хороших, надежных
друзей; любил зло подтрунивать над недостатками, был злопамятен и мстителен.
Многие его уже тогда считали человеком, способным на все, — если это ему
выгодно. И в самой его внешности многое не располагало к доверию.
Некрасивый, рыхлый и грузный, с одутловатым желтым лицом, с большими
торчащими ушами, с низким, кверху суженным лбом, с жирными губами и
расплющенным носом, — он многих от себя отталкивал чисто физически, — и это
подготовляло почву подозрительного к нему отношения.
Плохо говорить о нем начали уже вскоре после его первых докладов в
Департамент. Тогда из Ростова написали в Карлсруэ, что последние аресты там
были произведены по сообщениям, полученным жандармами из-за границы.
Подозрение пало на Азефа, и коллега последнего по студенческому кружку в
Карлсруэ, одессит Петерс (имя его встречается и в докладах Азефа) позднее
заявил в печати, что в их кружке после этого случая Азефу определенно не
доверяли. Но как это нередко бывало, расследованием слухов никто по
серьезному не занялся, обвинение не было оформлено и дальше разговоров в
кружке дело не пошло. А потом члены первоначального кружка, хорошо
осведомленные о деталях этого инцидента, окончили ученье и разъехались в
разные стороны. Приезжавшая молодежь ничего не знала, а потому, когда по
прошествии нескольких лет один из студентов, некто Коробочкин, откуда то
знавший о старых обвинениях, публично назвал Азефа шпионом, то общее
сочувствие присутствовавших оказалось на стороне «невинно оскорбленного»
Азефа, и Коробочкин, который ничем не мог подтвердить свое обвинение, был
исключен из кружка, как клеветник.
{37} К концу своего ученья Азеф имел уже вполне прочное положение в русских
студенческих кругах и пользовался общим уважением. В эти годы он — владелец
«хорошо подобранной» библиотеки нелегальных изданий, пользоваться которыми
он позволял студенческой молодежи за небольшую плату. Ему чаще всего
поручалось председательствование на студенческих сходках. По взглядам он —
«убежденный» социалист-революционер, сторонник террора, и Бурцев вспоминает,
что когда он издал первый номер своего «Народовольца» с призывом к убийству
царя, то единственный сочувственный отклик, который он получил из
читательской среды, было письмо Азефа. От публичных выступлений Азеф
уклонялся, — он на всю жизнь хорошо усвоил истину о «молчании-золоте». Тем
авторитетнее звучали те немногие слова, которые он находил полезным
произносить. Сохранились некоторые письма от тех лет, в которых
зафиксированы впечатления молодежи от тогдашних выступлений Азефа: в них о
последнем говорят, как о «светлой личности», которая выделяется из
студенческой среды своей преданностью революции и своим идеализмом. Говорил
он, очевидно, в том же самом духе, в каком писал постоянно письма своей
жене: эти письма, как свидетельствует человек, их читавший, «полны ...
глубокой грусти «народного печальника» и одновременно порывов борца,
проникнутого пламенным идеализмом».
Вполне довольно Азефом было и полицейское начальство. Свои доклады туда он
слал аккуратно, сообщая целый ряд интересных для полиции сведений о
деятельности заграничных революционных кружков и об их сношениях с
единомышленниками в России. За этот материал ему платили регулярно по 50
рублей в месяц; так не регулярно к новому году приходили и наградные в
размере месячного оклада. В 1899 г. в награду за обилие ценных сообщений
оклад был повышен сразу до 100 рублей и кроме наградных к новому году были
выданы наградные еще и к Пасхе.
{38} В 1899 г. он получил диплом инженера-электротехника в Дармштадте, —
куда он перевелся из Карлсруэ, чтобы лучше изучить свою специальность. Одно
время он, по-видимому, носился с планом обосноваться заграницей, и даже
нашел место инженера у фирмы Шуккерта в Нюрнберге. Но его охранное
начальство имело на него совсем другие виды: революционная волна быстро
нарастала, и на «пронырливых» и «корыстолюбивых» агентов был большой спрос.
Азефу предложили поехать в Москву, обещав и содействие в получении места по
инженерной специальности, и прибавку жалованья по специальности другой,
основной. Уклоняться от такой заманчивой карьеры у Азефа, естественно, не
было оснований.
Осенью 1899 г. он выехал в Россию, снабженный самыми лучшими и
разнообразными рекомендациями: Житловские тепло рекомендовали его своим
друзьям-единомышленникам в Москве, а Департамент Полиции не менее тепло
поручил его заботливому вниманию Зубатова, — знаменитого в те годы
начальника Охранного Отделения в Москве.
{39}
Вернуться к оглавлению
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.narod.ru/
OCR Nina & Leon Dotan (02.2003)
ldnleon@yandex.ru {00} - № страниц.
Здесь читайте:
Азеф Евно
Фишелевич (биографические материалы).
Лев Троцкий. Евно
Азеф
М.А. Алданов. Азеф.
Евграфов Геннадий. -
Игрок, провокатор, авантюрист.
Евграфов Геннадий. -
Бомба для министра внутренних дел (Как это было. Исторический
очерк).
Документы:
Саратовское
письмо (документ, изобличающий
предательство Азефа)
Сообщение
секретного сотрудника Виноградова (Е.Ф.Азефа) из Берна в департамент полиции
Сообщение
секретного сотрудника Виноградова (Е.Ф.Азефа) из Берлина в департамент
полиции
Сообщение
секретного сотрудника Виноградова (Е.Ф.Азефа) из Берлина в департамент
полиции
Письмо Е.Ф.
Азефа заведующему заграничной агентурой департамента полиции в Париже Л.А.
Ратаеву
Письмо Е.Ф.Азефа заведывающему заграничной агентурой департамента полиции
Л.А. Ратаеву
Циркуляр департамента полиции
начальникам районных охранных отделений, губернских жандармских управлений
и охранных отделений о мерах по сохранению секретной агентуры в связи
с разоблачением Е. Азефа
|
