|
|
"ОХРАНКА":
Воспоминания руководителей охранных отделений
Вступ. статья, подгот. текста и коммент. З.И. Перегудовой. Т.
1. - М.: Новое литературное обозрение, 2004.
Том 1.
Том 2.
«ОХРАНКА» ГЛАЗАМИ ОХРАННИКОВ
В конце 1870-х годов характерной чертой русской жизни стал терроризм
революционеров-народников, боровшихся с царским правительством. III отделение,
осуществлявшее функции политической полиции, не могло справиться с ними, и было
решено осуществить преобразования в этой сфере.
6 августа 1880 года в России возникло новое учреждение — Департамент
государственной полиции, ставший высшим органом политической полиции в
Российской империи.
Обосновывая свои предложения, министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов
указывал, что «делопроизводство в оном (Департаменте государственной полиции. —
З.П.) может быть вверено только таким лицам, которые, обладая необходимыми для
службы в высшем правительственном учреждении познаниями и способностями, вполне
заслуживают доверия по своим нравственным качествам, выдержанности характера и
политической благонадежности»1. Старые кадры не подходили как по своим
профессиональным качествам, так и в силу того, что часть их были жандармы, люди
военные. Лорис-Меликов стремился к тому, чтобы новое учреждение состояло из
«законников», лиц гражданских и с юридической подготовкой.
Указом от 15 ноября 1880 года на Департамент государственной полиции было
возложено руководство как политической, так и общей полицией. Согласно ст. 362
«Учреждения Министерства», Департамент обязан был заниматься вопросами:
1) предупреждения и пресечения преступлений и охранения общественной
безопасности и порядка; 2) ведения дел о государственных преступлениях; 3)
организации и наблюдения за деятельностью полицейских учреждений; 4) охранения
государственных границ и пограничных сообщений; выдачи паспортов русским
подданным, видов на жительство в России иностранцам; высылки иностранцев из
России; наблюдения за всеми видами культурно-просветительной деятельности и
утверждения уставов различных обществ2.
Важная роль принадлежала созданному в 1898 году Особому отделу Департамента. Он
заведовал внутренней и заграничной агентурой, вел наблюдение за перепиской
подозрительных лиц, осуществлял надзор за настроениями рабочих, учащейся
молодежи, а также розыск лиц по политическим вопросам и т.д.
Свои основные функции Департамент полиции и его Особый отдел осуществляли через
подведомственные им местные учреждения: губернские жандармские управления (ГЖУ),
областные жандармские управления (ОЖУ), жандармско-полицейские управления
железных дорог (ЖПУ ж.д.), а также розыскные пункты, часть которых впоследствии
была переименована в охранные отделения.
Первые губернские жандармские управления были созданы на основе Положения о
Корпусе жандармов от 16 сентября 1867 года. До середины 1868 года они возникли
практически во всех губерниях. Одновременно в некоторых местностях создаются на
определенный срок и упраздняются по мере надобности жандармские наблюдательные
пункты.
Начальник губернского жандармского управления имел несколько помощников, которые
находились в уездах и возглавляли уездные жандармские управления. Как правило,
один помощник начальника ГЖУ отвечал за несколько уездов.
Основным назначением жандармских управлений был политический розыск,
производство дознаний по государственным преступлениям. Вплоть до 1880-х годов
они оставались единственными учреждениями политического сыска на местах.
Будучи частью государственной полиции, ГЖУ входили в систему Министерства
внутренних дел. Однако, будучи воинским подразделением, они финансировались из
бюджета Военного министерства и по строевой, военной, хозяйственной части
подчинялись ему. ГЖУ были независимы от губернаторов, отвечавших за безопасность
и спокойствие в губернии; такого рода двойственность вносила порой немалые
сложности в их деятельность и отношения с властями.
Департамент полиции осуществлял политическое руководство ГЖУ, но редко имел
возможность влиять на их личный состав; карьера начальников ГЖУ зависела прежде
всего от руководства штаба корпуса жандармов.
С момента создания столичных ГЖУ при них были организованы жандармские
кавалерийские дивизионы. Главным назначением дивизионов было несение патрульной
службы и борьба с волнениями. Численность дивизиона вместе с офицерами и
нестроевым составом практически не превышала 500 человек.
Жандармско-полицейские управления железных дорог возникли в начале 1860-х годов
в результате преобразования жандармских эскадронов и команд, охранявших первые
железные дороги.
Первоначальные ЖПУ железных дорог подчинялись Министерству путей сообщения
(через инспекторов соответствующих дорог) и только в декабре 1866 года все
полицейские управления были изъяты из ведения Министерства путей сообщения и
полностью подчинены шефу жандармов. Права и обязанности ЖПУ железных дорог были
расширены. Они должны были исполнять все обязанности общей полиции, пользуясь и
всеми присвоенными ей правами. Район действия ЖПУ железных дорог простирался на
все пространство, отчужденное под железные дороги, и на все находившиеся на этой
полосе постройки и сооружения.
Во главе ЖПУ железных дорог стояли начальники на правах командиров полков в чине
генерал-майоров или полковников, назначались они приказами по Отдельному корпусу
жандармов. Вплоть до 1906 года они не принимали участия ни в производстве
дознаний по государственным преступлениям, ни в политическом розыске и
наблюдении. Однако активная роль, которую сыграли выступления железнодорожников
в октябрьской стачке 1905 года, заставила правительство принять срочные меры и
возложить на ЖПУ железных дорог обязанности производства дознаний о всех
«преступных действиях» политического характера, совершенных в полосе отчуждения
железных дорог. При производстве дознаний начальники отделений подчинялись
начальникам местных ГЖУ. На железных дорогах был создан также
секретно-агентурный надзор, что обязывало ЖПУ железных дорог иметь собственную
секретную агентуру.
Параллельно со столичными губернскими жандармскими управлениями действовали
охранные отделения, к которым довольно быстро перешли основные функции
политической полиции на местах. Первое охранное отделение, называвшееся
Отделением по охранению порядка и спокойствия в столице, было создано в
1866 году при канцелярии петербургского градоначальника в связи с начавшимися
покушениями на Александра II. Вторым было Московское (Секретно-розыскное
отделение при канцелярии московского обер-полицмейстера), созданное 1 ноября
1880 года по распоряжению министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова.
Третьим — созданное в 1900 году в Варшаве.
Деятельность первых охранных отделений оказалась, по мнению властей, успешной. В
связи с разраставшимся революционным движением и слабостью губернских
жандармских управлений власти все больше задумываются над тем, как
усовершенствовать политический сыск, сделать его более организованным и гибким.
В городах, где все чаще происходили выступления рабочих и учащейся молодежи, по
инициативе Департамента полиции стали создаваться розыскные пункты (отделения).
С августа 1902 года они открываются в Вильно, Екатеринославе, Казани, Киеве,
Одессе, Саратове, Тифлисе, Харькове, Перми, Симферополе (Таврическое), Нижнем
Новгороде.
Эти учреждения должны были осуществлять политический розыск, вести наружное
наблюдение и руководить секретной агентурой. В Положении о начальниках розыскных
отделений, утвержденном 12 августа 1902 года министром внутренних дел В.К.
Плеве, указывалось, что «на обязанности начальников отделений лежит приобретение
секретных агентов, руководство их деятельностью, а также выбор и обучение
наблюдательных агентов»3. В том же году циркулярно рассылается «Свод правил» для
начальников охранных отделений, в котором говорится, что задачей этих отделений
является розыск по политическим делам, осуществляемый через секретную агентуру и
филерское наблюдение. В обязанности начальников отделений вошла и вербовка
внутренней агентуры. Они должны были хорошо знать историю революционного
движения, следить за революционной литературой, а также по возможности знакомить
с ней своих секретных сотрудников, развивая в последних «сознательное отношение
к делу службы»4. Начальники розыскных и охранных отделений подчинялись
непосредственно Департаменту полиции, который давал общее направление их
деятельности, распоряжался личным составом.
Создание сети новых охранных отделений произошло во многом в результате
инициативы, проявленной начальником Московского охранного отделения, затем
заведующим Особым отделом Департамента полиции С.В. Зубатовым. Однако отставка
осенью 1903 года помешала ему реализовать свои планы в полном объеме.
По мере роста числа охранных отделений возникает и усиливается соперничество
между губернскими жандармскими управлениями и охранными отделениями. В своих
циркулярах Департамент неоднократно призывает их к «взаимопомощи», обмену
сведениями. Во многом эти конфликтные ситуации возникали в связи с тем, что,
хотя функции ГЖУ и охранных отделений были разделены, в действительности
розыскная деятельность (за которую отвечали охранные отделения) и деятельность
наблюдательная, а также проведение дознаний (которыми занимались ГЖУ) тесно
переплетались. На практике отделить одно от другого порой было невозможно. Те
руководители охранных отделений, которые проходили по штабу корпуса жандармов, в
строевом отношении были подчинены начальнику ГЖУ. Последний, как правило, был в
чине полковника или генерал-майора. Но в отношении служебном ему приходилось
порой подчиняться младшему по чину начальнику охранного отделения.
В 1906—1907 годах по инициативе директора Департамента М.И. Трусевича проводится
работа по созданию новых охранных отделений, розыскных частей, расширяется вся
сеть учреждений политического розыска. В декабре 1907 года насчитывалось уже 27
охранных отделений.
9 февраля 1907 года Столыпин утверждает «Положение об охранных отделениях»5. В
Положение вошли и пункты, касающиеся взаимоотношений с ГЖУ, обмена информацией
между охранными отделениями. Жандармские и политические органы, получая
сведения, относящиеся к роду деятельности охранных отделений, должны были
сообщать их охранному отделению для разработки, обысков, выемок и арестов,
которые не могли производиться без ведома начальника охранного отделения. В свою
очередь начальники охранных отделений должны были осведомлять ГЖУ об
обстоятельствах, интересующих последних в процессе производимых ими дознаний.
В 1906—1907 годах возникают охранные пункты. Они организуются прежде всего в
местах, отдаленных от центра, там, где в тот период наблюдался рост «боевых»
настроений среди населения. Первые охранные пункты были учреждены в Хабаровске,
Пензе, Гомеле, Владикавказе, Екатеринодаре, Житомире, Костроме, Полтаве, Курске
и ряде других городов.
Одновременно с работой по созданию охранных пунктов по предложению все того же
Трусевича в системе политического сыска создаются совершенно новые учреждения —
районные охранные отделения. 14 декабря 1906 года Столыпин утверждает
специальное Положение о районных охранных отделениях. Создавались они в «целях
успешной борьбы с революционным движением, выражающимся в целом ряде непрерывно
продолжающихся террористических актов, аграрных беспорядков, усиленной
пропаганды среди крестьян, в войсках и во флоте»6. Положением о районных
охранных отделениях на них возлагалась задача объединения всех функционирующих в
пределах района (охватывающего несколько губерний) органов политического
розыска. Большое внимание придавалось принятию быстрых решений, слаженной
совместной работе охранных отделений и жандармских управлений, «чтобы
деятельность носила более живой и планомерный характер». В одной из записок,
датированной 1913 годом, директор Департамента полиции назвал районные охранные
отделения «филиальным отделением» своего Департамента. Примечательно, что
районные отделения организовывались так, чтобы сфера их деятельности совпадала
(или почти совпадала) с районами действия окружных партийных комитетов РСДРП и
других революционных партий.
Начальники местных охранных отделений непосредственно подчинялись начальнику
районного охранного отделения. Губернские и уездные ЖУ и ЖПУ ж.д. в вопросах
розыска также должны были руководствоваться указаниями начальника районного
охранного отделения.
К числу основных задач районных охранных отделений принадлежали организация
внутренней агентуры для «разработки» всех местных партийных организаций и
руководство деятельностью агентуры и розыска в границах района. С этой целью
начальники районных охранных отделений имели право созывать совещания офицеров,
непосредственно ведущих политический розыск. Они также должны были информировать
высшие розыскные учреждения о положении дел в революционном движении района,
помогать в деле политического розыска соответствующим учреждениям других
районов. Офицеры районных охранных отделений могли пользоваться всеми
следственными и агентурными материалами жандармских управлений и охранных
отделений. В случае необходимости им должны были быть известны и секретные
сотрудники — агенты, находящиеся в ведении того или иного офицера жандармского
управления и охранного отделения.
На первоначальном этапе своей деятельности районные охранные отделения сыграли
немалую роль в разгроме партийных организаций, партийных комитетов, координации
деятельности сыскных служб на местах. Их успехи подняли престиж розыскной
деятельности среди властей, создали иллюзию возможного разгрома революционных
организаций.
Однако возникли и сложности. По мере роста вмешательства районных охранных
отделений в деятельность местных полицейских властей их взаимоотношения с
работниками ГЖУ стали все более осложняться. Не помогали и периодически
издаваемые Департаментом циркуляры с напоминанием о необходимости совместных
усилий в борьбе с силами революции и обязательного взаимного информирования.
Чиновники районных охранных отделений порой не проявляли должного такта в
отношении своих губернских коллег. Жалобы и недовольство часто приводили к
конфликтам и кляузам, которыми приходилось заниматься Департаменту полиции. С
1909 года деятельность районных охранных отделений ослабевает, что было в
значительной мере связано с затишьем в деятельности революционных организаций.
В.Ф. Джунковский, назначенный в январе 1913 года товарищем министра внутренних
дел, заведующим полицией, поднял вопрос о целесообразности существования
охранных отделений. К этому времени Департамент полиции постепенно начал
упразднять охранные отделения в тех местностях, «где в таковых не имелось острой
необходимости за подавлением революционных движений». Часть охранных отделений
была объединена с губернскими жандармскими управлениями. Объединение происходило
в тех губерниях, где начальник ГЖУ был достаточно подготовлен в деле розыска.
Проводя эти мероприятия, Департамент полиции обосновывал их «государственной
пользой», однако, как считали некоторые чины полиции, главная причина была в
том, что Департамент не находил «иного выхода из создавшегося положения», когда
между ГЖУ и охранным отделением начинались явно «ненормальные» отношения. В
своих воспоминаниях В.Ф. Джунковский подробно пишет о своем отношении к охранным
отделениям. «Будучи еще губернатором в Москве, — пишет Джунковский, — я всегда
отрицательно относился к этим, возникшим на моих глазах, районным охранным
отделениям вообще и, в частности, к таковому Московского центрального района,
наблюдая все отрицательные стороны этого новшества. <...> Все эти районные и
самостоятельные охранные отделения были только рассадниками провокации; та
небольшая польза, которую они, быть может, смогли бы принести, совершенно
затушевывалась тем колоссальным вредом, который они сеяли в течение этих
нескольких лет»7.
15 мая 1913 года Джунковский распространил циркуляр, которым «совершенно
секретно», «срочно» начальники Бакинского, Екатеринославского, Киевского,
Нижегородского, Петроковского, Тифлисского, Херсонского и Ярославского ГЖУ,
Донского и Севастопольского областных жандармских управлений извещались о
ликвидации охранных отделений в их губерниях. В циркуляре указывалось: «Обсудив
положение постановки розыска в текущий момент, в связи с проявлениями
революционного движения в Империи и принимая во внимание, что охранные
отделения, кроме учрежденных в законодательном порядке (имеются в виду
Петербургское, Московское, Варшавское. — З.П.), рассматривались как учреждения
временные, я признал целесообразным, в видах достижения единообразия организации
розыскного дела и руководства им, влить и оставшиеся самостоятельные охранные
отделения в составы местных губернских жандармских управлений»8. В скором
времени все охранные отделения (кроме столичных) были ликвидированы, а их
начальники стали руководителями вновь созданных розыскных частей ГЖУ.
Понимая, что принимаемые меры не могут не вызвать недовольства руководителей
упраздняемых охранных отделений, Джунковский в том же циркуляре писал:
«...считаю необходимым указать, что объединение в Вашем лице деятельности обоих
учреждений не должно рассматриваться как унижение служебного достоинства
начальника упраздняемого охранного отделения, ибо установление такого порядка
<...> вызывается не другими какими-либо соображениями, как только интересами
важнейших для чинов Отдельного корпуса жандармов обязанностей, путем улучшения
условий ведения розыскного дела».
Вслед за ликвидацией охранных отделений Джунковский приступает к подготовке мер
по упразднению районных охранных отделений. В 1914 году все районные охранные
отделения, кроме Туркестанского и Восточно-Сибирского, были упразднены.
Остальные действовали до 1917 года. Центральным звеном политического сыска на
местах вновь, как и до 1902 года, стали ГЖУ.
Так было ликвидировано важное звено в структуре политического сыска. Как
показали последующие события, предпринятые Джунковским меры не способствовали ни
укреплению политической полиции, ни оздоровлению обстановки в отношениях между
ее руководящими кадрами.
Выше были упомянуты работы, в которых содержится подробная и разноаспектная
характеристика деятельности политического сыска конца XIX — начала ХХ века.
Однако они дают главным образом внешний, «объективный» взгляд на работу
Департамента полиции и охранных отделений. Но для понимания этих учреждений
весьма важна и субъективная сторона — мотивы и цели деятельности их сотрудников,
специфичность их видения ситуации, их самооценка. Ведь в их службе наряду со
стороной карьерной, меркантильной была и сторона идейная, связанная с пониманием
ими современной политической ситуации и своего долга, своей функции в
государственной и общественной жизни.
Вот, например, «Обзор современных условий служебного положения губернского
жандармского управления и ряд соображений относительно изменения их организации
и порядка деятельности», подготовленный начальником Воронежского ГЖУ Н.В.
Васильевым. Автор критически оценивал состояние политического сыска и его
кадровый состав. Выход из положения он видел, в частности, в объединении Корпуса
жандармов с общей полицией, а также в организации курсов для повышения
квалификации работников сыска.
Перед нами — жандарм-философ. Он пишет: «Убить идею нельзя. Эволюция
человеческой мысли совершается безостановочно, неудержимо трансформируя взгляды,
убеждения, а затем и социальный строй жизни народов. История революционных
движений учит нас, что остановить ход крупных исторических событий невозможно,
как невозможно человеку остановить вращение Земли. Но та же история приводит на
своих страницах слишком полновесные доказательства того, что пионеры революции,
полные энергии и увлечения, всегда бывали утопистами и в своей борьбе с
общественной косностью, в своем стремлении воссоздать новые формы жизни
обыкновенно не только не содействовали прогрессу своей родины, но нередко
служили тормозом правильному ходу развития общественного самосознания. Роль
пионеров в истории осуждена самой историей. Человечеству свойственно
заблуждаться, и передовики-теоретики, как бы ни были, по-видимому, идеальны их
стремления, не были и не будут истинными вождями народа...»
Васильев считал, что система, которая «стойко выдержала борьбу» в течение
полувека, «вряд ли нуждается в коренном преобразовании», но «существующее здание
жандармского надзора следует достроить, приспособить к современным
требованиям»... Но не подвергать «ломке» и «пересозданию»9.
Важным источником сведений по данному вопросу являются воспоминания чиновников
Департамента полиции, жандармерии, лиц, связанных с русским политическим сыском.
Однако подавляющее большинство их выходили в эмиграции, а в России переизданы
лишь немногие10. Данный сборник призван заполнить существующую лакуну. Из
представленных в нем пяти книг четырех авторов лишь одна (А.В. Герасимова)
выходила в России, а книга А.Т. Васильева на русском языке выходит вообще
впервые.
Воспоминания Герасимова, небольшие по объему, впервые были изданы в 1934 году на
немецком и французском языках. Александр Васильевич Герасимов родился 7 ноября
1861 года, получил образование в Харьковском реальном училище, затем закончил
Чугуевское пехотное юнкерское училище по первому разряду. После окончания
училища поступил в 1883 году на военную службу в чине прапорщика, которую
проходил в 61-м Резервном пехотном батальоне. В ноябре 1889 года он перевелся в
Корпус жандармов и прошел путь от поручика до генерал-майора. Первое его место
службы было связано с Самарой, куда он был направлен как адъютант Самарского
губернского жандармского управления. Через два года он продолжил службу в
Харькове, вначале также адъютантом, а потом помощником начальника Харьковского
губернского жандармского управления (с сентября 1894 г.)11.
В переписке Департамента полиции высоко оценивается старание и усердие ротмистра
А.В. Герасимова. В одной из справок о его деятельности говорилось, что Герасимов
«обратил на себя внимание способностями и трудолюбием», в течение трехлетней
службы в ГЖУ «оказал весьма существенные услуги по делам политического розыска».
Герасимова периодически командировали в различные местности для оказания помощи
коллегам, а порой и для проверок, и он всегда «с отличным успехом выполнял
возложенные на него поручения, вполне оправдывая оказанное ему доверие»12.
В 1902 году, когда стали создаваться охранные отделения, Герасимов был назначен
начальником Харьковского охранного отделения. В уже цитированном документе
указывалось, что «с первых шагов своего заведования отделением ротмистр
Герасимов сумел поставить доверенное ему дело на надлежащую высоту, результатом
чего была постоянная успешная деятельность отделения, в район коего, помимо
г. Харькова входили и другие города Харьковской губернии. Кроме того, названный
офицер вполне успешно исполнял возлагавшиеся на него поручения по организации
розыска и наблюдения в других местностях вне района наблюдения»13. В 1903 году
Герасимов «вне правил» был произведен в чин подполковника. В феврале 1905 года
по представлению директора Департамента полиции А.А. Лопухина он занял должность
начальника Петербургского охранного отделения. В послужной характеристике
указывалось, что его назначение состоялось как офицера, отличившегося
«испытанною уже опытностью, глубоким знанием дела и редкой преданностью
служебному долгу...».
В Петербурге он активно берется за дело, наводя порядок в самом охранном
отделении и активно занимаясь борьбой с революционным движением. Генерал-майор
Д.Ф. Трепов, чрезвычайно довольный его действиями, считал, что благодаря его
«исключительно умелой распорядительности и энергии были задержаны <...> все
главные распорядители смуты», обнаружены «мастерские разрывных снарядов,
предупрежден ряд акций», причем «вся работа проводилась при постоянной угрозе со
стороны революционеров».
В июне 1905 года «вне правил» Герасимов получил чин полковника, в 1906 году
орден св. Владимира 3-й степени, на следующий год, в 1907 году, ему присвоен чин
генерал-майора, в 1908-м он удостаивается высочайшей благодарности, а 1 января
1909 года награждается орденом св. Станислава 1-й степени.
Постоянное внимание и благожелательность Трепова, затем Столыпина подогревали
амбиции Герасимова: Петербургское охранное отделение, которое он возглавлял,
было одним из самых крупных в России; он добился самостоятельных докладов
министру (чего ранее не было).
Четыре года длилась его служба на посту начальника Петербургского охранного
отделения. В основном этому периоду и посвящены его воспоминания. В переписке
Департамента полиции и Министерства внутренних дел указывалось, что за эти годы
он подорвал свое здоровье, часто обращался к врачам.
В апреле 1909 года Герасимов переходит в Министерство внутренних дел как генерал
для особых поручений при министре. Он часто ездит в командировки с целью
проверки деятельности учреждений политического сыска и работы отдельных лиц.
Работая в свое время со Столыпиным, Герасимов предполагал получить пост товарища
министра внутренних дел, заведующего полицией. Но после гибели Столыпина и
ухода А.А. Макарова с поста министра внутренних дел оборвалась та нить, которая
крепко связывала его с этим министерством. А назначение В.Ф. Джунковского в
январе 1913 года товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией
окончательно разрушило его планы. В министерство пришли новые люди, с которыми
Герасимова практически ничего не связывало. Его служебная карьера закончилась в
начале 1914 года, после того как в декабре 1913 года он подал рапорт об
отставке. При отставке за прежние заслуги ему дали чин генерал-лейтенанта.
Воспоминания Герасимова посвящены почти исключительно борьбе с одним
направлением в революционном движении — террором. Один из лидеров эсеровского
движения В.М. Чернов, ознакомившись с книгой Герасимова, писал: «Лишь после
того, как вышли (на немецком языке) воспоминания генерала Герасимова, нам
окончательно выяснилась общая картина катастрофы, постигшей нашу боевую работу,
как раз в то самое время, когда Бо (боевая организация. — З.П.) по планам партии
должна была довести свои атаки на царский режим до максимальной энергии»14.
Воспоминания Герасимова интересны и тем, что они отразили очень важный момент
жизни эсеровской партии, ее «изнанку» и тот кризис, который она переживала в
связи с предательством Азефа.
Другой автор, воспоминания которого включены в сборник, — Павел Павлович
Заварзин. Находясь в эмиграции, он одним из первых в 1924 году выпустил свои
воспоминания «Работа тайной полиции». Через шесть лет, в 1930 году, он
опубликовал вторую книгу — «Жандармы и революционеры», которая частично
повторяет и частично дополняет первую.
Заварзин родился 13 февраля 1868 года в семье дворян Херсонской губернии. Он
получил общее образование в Одесском реальном училище, затем закончил Одесское
пехотное юнкерское училище по первому разряду. В 1888 году в чине подпоручика он
поступил на службу в 16-й Стрелковый батальон его величества и прослужил там 10
лет. В составе этого батальона он находится в Ливадии в дни кончины Александра
III, охранял гессенскую принцессу Аликс (будущую императрицу Александру
Федоровну) в дни приезда ее в Россию, в Ливадию, за что ему был пожалован
Кавалерийский крест 2-го класса гессенского ордена Филиппа Великодушного.
В мае 1898 года в чине поручика он переходит в Корпус жандармов. Первоначально
Заварзин служит адъютантом в Бессарабском ГЖУ, с августа 1899 года адъютантом в
Таврическом ГЖУ, где получил чин штаб-ротмистра. Через несколько месяцев, в мае
1900 года, его переводят помощником начальника Волочисского отделения Киевского
жандармско-полицейского управления железной дороги. В конце года, в декабре, он
получает чин ротмистра. В июне следующего года его переводят на должность
начальника Лубенского отделения Московского-Киевского жандармско-полицейского
управления, а через два года прикомандировывают к Бессарабскому ГЖУ и назначают
на должность начальника только что созданного Бессарабского охранного отделения.
На следующий год, с июня 1904 года, его переводят на должность помощника
начальника Могилевского ГЖУ в Гомельском уезде. Революционные события 1905 года
в России и драматическая ситуация в Одессе требовали укрепления этого района
опытными кадрами, знакомыми с этим городом и обстановкой. Поэтому Заварзина, не
прослужившего и месяца в его новой должности, переводят в Одессу начальником
охранного отделения, а с 7 июля 1905 года он возглавляет Донское областное
охранное отделение, 11 августа 1906 года его переводят начальником отделения по
охранению общественной безопасности в г. Варшаве15.
Служба в Варшаве продолжалась почти три с половиной года. Это был довольно
сложный период деятельности Заварзина, так как революционные организации в
Варшаве были очень сильны, у них хорошо была поставлена конспирация.
Опираясь на свой уже достаточно большой опыт, Заварзин смог эффективно
использовать работу секретных сотрудников, работавших в Варшавском охранном
отделении. К сожалению, Заварзин очень скупо рассказывает о своей секретной
агентуре, упоминая в основном лишь тех, кто погиб до революции.
Успешное осуществление политического сыска в Кишиневе, Одессе, Ростове-на-Дону и
особенно в Варшаве обеспечило Заварзину репутацию специалиста высокого класса, и
в конце 1909 года он был назначен начальником Московского охранного отделения
(подполковник с 6 декабря 1906 г.)16.
Заварзин явился инициатором создания Инструкции Московского охранного отделения
по организации и ведению внутренней агентуры. В ее основу была положена
секретная Инструкция Департамента полиции, изданная в 1907 году. Причиной,
побудившей его написать «свою» инструкцию, была та, что инструкция Департамента
была издана в ограниченном числе экземпляров и разослана лишь начальникам восьми
районных охранных отделений. Многие начальники ГЖУ ее видели только из рук
руководителей районной охранки. Инструкция была строго засекречена, поскольку
боялись, что она может попасть в руки революционеров, которые раскроют все
«хитрости» «охранки».
Инструкция Московского охранного отделения, подготовленная Заварзиным, была
интересней, написана более доступным языком и давала конкретные советы по
приобретению секретной агентуры, общению и работе с этой агентурой,
конкретизировала различные категории секретных сотрудников: вспомогательных
агентов, штучников и т.д.17 Однако текст ее не был согласован с Департаментом
полиции. И когда в начале 1911 года через министра внутренних дел инструкция
попала к начальнику Особого отдела Департамента полиции А.М. Еремину, который
был одним из разработчиков инструкции Департамента полиции, она привела его в
негодование. Возмутился и директор Департамента18.
Нормальные, и даже порой дружеские отношения Заварзина с московскими властями
резко контрастировали со становившимися все более напряженными отношениями с
Департаментом полиции. В июле 1912 года Заварзина перевели в Одессу начальником
жандармского управления. Это не считалось понижением по службе, но в
действительности означало, что пик карьеры остался позади.
Характеризуя Заварзина, Мартынов пишет в публикуемых в данном сборнике
воспоминаниях: «Надо сказать, что полковник Заварзин, несмотря на всю
примитивность своей натуры, недостаточное общее развитие, на, так сказать, “малокультурность”,
все же после четырнадцатилетней службы в жандармском корпусе обладал практикой
розыскного дела». Отдавая должное его профессионализму, Мартынов в то же время
считает, что он был смещен с должности начальника Московского охранного
отделения не только за упущения по проведению в жизнь мероприятий Департамента
полиции, но просто по несоответствию этой сложной должности.
Однако не во всем можно согласиться с Мартыновым. Заварзин действительно звезд с
неба не хватал, но он был трудолюбив и исполнителен, не конфликтовал с
коллегами, знал свое дело и оставил свое отделение Мартынову в отличном
состоянии.
2 июня 1914 года семья Николая II возвращалась из Румынии через Одессу. Эта
поездка царской семьи была запланирована как тайные смотрины наследника
румынского престола. Ходили слухи, что его прочат в мужья старшей великой княжне
Ольге Николаевне. Княжне ничего не говорили об этом, но принц явно не произвел
впечатления не только на Ольгу Николаевну, но и на всю семью.
Встреча императора в Одессе была организована четко. «За отличный порядок в
Одессе во время пребывания Его Императорского величества Николая II и
августейшей семьи» Заварзину было объявлено «Высочайшее благоволение»19.
3 июня 1916 года Заварзин был назначен начальником Варшавского губернского
жандармского управления. Однако, в связи с войной и эвакуацией Варшавского ГЖУ,
он переехал в Петроград. Там он временно прикомандировывается к Петроградскому
ГЖУ и поступает в распоряжение Министерства внутренних дел. Периодически
министерство и Департамент полиции посылают его в командировки по России.
События февраля 1917 года застали его в Петрограде. Как и большинство высших
петербургских чиновников, Заварзин был арестован в первые дни Февральской
революции Чрезвычайной следственной комиссией для расследования действий бывших
министров и прочих должностных лиц. Немногим более месяца он находился в
заключении и вскоре смог уехать из России.
Наиболее подробные воспоминания («Моя служба в Отдельном корпусе жандармов»)
оставил самый молодой представитель этой жандармской когорты — полковник А.П.
Мартынов. Они были написаны позднее, чем это сделали его коллеги; работал автор
над ними с перерывами пять лет (1933—1938). Поэтому, может быть, они более
продуманны, а порой более откровенны в оценках, симпатиях и антипатиях.
Опубликованы они были в 1972 году в США уже после его смерти.
Мартынов родился 14 августа 1875 года в Москве в дворянской семье. Получил
образование в 3-м Московском кадетском корпусе, затем закончил 3-е
Александровское училище по первому разряду. Служил во 2-м Софийском пехотном
полку, потом в 7-м Гренадерском Самогитском полку. В это время его старший брат
Николай уже служил в Корпусе жандармов, и постоянным желанием автора
воспоминаний было также определиться в Корпус жандармов, куда он и был принят в
мае 1899 года.
Весь его жизненный путь до Октябрьской революции — служба в ГЖУ и охранных
отделениях — прослеживается по его воспоминаниям. Поэтому ограничимся лишь
краткими сведениями о нем. Сразу после поступления в Корпус он был определен
младшим офицером в Московский жандармский дивизион. После прохождения курсов
штаба Корпуса жандармов служил адъютантом в Петербургском ГЖУ, в январе 1903
года переведен помощником начальника Петроковского ГЖУ, в феврале 1903-го
вернулся в Петербургское ГЖУ; самостоятельную работу начал в Саратовском
охранном отделении, куда был направлен в июле 1906 года начальником отделения.
После шести лет пребывания на этой должности его переводят (12 июля 1912 г.) в
Москву начальником Московского охранного отделения.
Давая общую оценку работы и деловых качеств Мартынова и ходатайствуя в мае 1916
года о награждении его орденом князя Владимира 4-й степени «вне всяких правил»,
московский градоначальник генерал-майор В.Н. Шебеко писал: «Из первых докладов,
сделанных мне лично полковником Мартыновым о той активной деятельности, которую
чины Отделения проявили и проявляют в деле борьбы с анархией, — я убедился в
личных недюжинных способностях и энергии означенного штаб-офицера, который
постоянно неутомимо лично руководит всеми делами политического розыска в таком
трудном пункте, как город Москва, поддержание порядка в котором отражается на
деятельности революционных организаций всей Империи <...> чины Отделения,
несмотря на подавляющую массу занятий, особенно увеличившихся вследствие
переживаемых родиной обстоятельств, работают охотно с отменным усердием —
благодаря умению полковника Мартынова поселить в среде своих подчиненных дух
стремления к честному выполнению служебных обязанностей. <...> Систематическая и
упорная работа полковника Мартынова в деле борьбы с революционными деятелями при
несомненной наличности выдающихся способностей к розыску и при большой
трудоспособности имели своим последствием полную дезорганизацию московских
подпольных организаций этих деятелей»20.
В первый же день волнений в Петрограде (а они сразу стали известны в Москве)
Мартынов 28 февраля обратился в счетное отделение казначейства Московского
градоначальства с просьбой выдать 10 000 рублей на расходы по охранному
отделению. Деньги были розданы служащим отделения в качестве аванса за март
месяц. В 1918 году его привлекли к уголовной ответственности за этот поступок и
обвинили «в растрате и присвоении вверенных ему по должности казенных денег». Но
все свидетели подтвердили получение денег, что было доказано и финансовой
документацией. Себе же Мартынов оставил 1000 рублей, «удержав их также за счет
содержания своего за март месяц». Его оправдали. В своем заключении от 11 мая
1918 года, подписанном Е.Ф. Розмирович и Н.В. Крыленко, было сказано: «По
обстоятельствам того времени» это вызывалось «простой житейской необходимостью,
ввиду особого служебного положения чинов охранного отделения» и необходимостью
«обеспечить их существование в ближайшее время»21.
Через несколько дней после восстания в Петрограде начались волнения в Москве. 1
марта 1917 года ворвавшаяся в помещение охранного отделения и квартиру
Мартынова, находившуюся в этом же здании, толпа ломала шкафы, картотеки,
выбрасывала на улицу документы и разжигала костры. Горели дела, альбомы,
каталоги, фотографии22. Судя по докладной записке Мартынова от 13 марта 1917
года, его в это время в городе не было, но некоторые считают, что он был в
Москве и даже принимал участие в этой акции. Во всяком случае, при погроме
чувствовалась «своя» рука. Материалы всех подразделений Московского охранного
отделения практически не были тронуты, кроме одного — агентурного отдела, где
хранились материалы агентурных сводок, картотека агентурного отдела, по которой
можно было выявить секретных сотрудников Московского охранного отделения.
Кое-какие фотографии и документы уже потом были взяты из стола начальника
«охранки».
В первые дни марта новая власть разыскивала Мартынова, но, как он потом писал,
ему было сложно вернуться обратно в Москву. По возвращении он написал рапорт,
поданный комиссару Москвы 13 марта 1917 года. Рапорт интересен не только с точки
зрения чисто служебных отношений, но и как документ, содержащий политическую
оценку происходившего. Считая обстановку сложной и особенно сложной для бывшего
начальника охранного отделения, он пишет: «Прежде всего считаю долгом заявить о
моем полном подчинении настоящему правительству и что никаких мер или действий,
могущих нанести ему какой-либо вред, я не предпринимал и никогда не предприму,
с самого начала принятия им власти, прекратив всякую работу вверенного мне
отделения. <...> Должен также доложить, что с последних дней февраля с.г., когда
в градоначальстве не было получено никаких инструкций из Петрограда, но было
определенно известно, что Временное правительство взяло в свои руки управление
страной — всякое противодействие ему только осложняло положение, поэтому я
распорядился по Отделению, чтобы никаких арестов не производили, чтобы те
арестованные, которые числились содержанием под стражей за градоначальником,
были бы освобождены. <...> Глубоко убежден, что ни один из моих подчиненных, как
из офицерского состава, так чиновников и низших служащих, и не стал бы принимать
никаких мер, ведущих к вреду для Временного правительства, так как было
совершенно ясно, что идти против общего желания бессмысленно, вредно и могло бы
создать только крайне нежелательные осложнения, особенно в то тяжелое время,
которое мы все переживаем. Невероятное ослепление, в котором находилась старая
власть, не умевшая слушать тех предостерегающих докладов, которые ей
неоднократно делали, указывавших и на падение престижа династии, и на всеобщее
негодование, ставило в невозможное положение службу при этом режиме»23. Стоит
отметить, что доклады Мартынова внимательно прочитывались непосредственным
руководством, но многие материалы подобного рода складывались министром
внутренних дел Протопоповым «под сукно».
Далее в рапорте Мартынов говорит о своем желании и желании своих подчиненных
уйти на фронт — «вступить на общем основании в действующую армию и своей службой
и в ее рядах и кровно быть действительными защитниками родины и верными слугами
Временного правительства»24.
В начале апреля 1917 года А.П. Мартынов был арестован. Первоначально он
содержался на дворцовой гауптвахте в Кремле, в июне был переведен в Московскую
губернскую тюрьму. Его допрашивали в Комиссии по обеспечению нового строя.
Вопросы касались его непосредственной службы по политическому сыску и
руководству им и секретной агентуры. Свои показания Мартынов оформил в виде
«Записки об организации системы политического сыска». На вопрос о конкретных
секретных сотрудниках, и в частности, о наличии в Московском охранном отделении
агентуры среди военных, Мартынов отвечал устно. «Насколько я помню, — говорил
он, — в Саратовском охранном отделении сыщиков военной агентуры не было, равно
как и не было ее при мне и в Московском охранном отделении. По поводу
представленного мне списка (Мартынову был предъявлен список вспомогательных
агентов МОО, датированный 1911 г. — З.П.) я ничего не могу сказать, тогда я не
служил. От Заварзина военной агентуры я не принял и сам таковую не заводил,
относясь лично к этому отрицательно, считая, что политический розыск из военной
среды бесполезен и может быть доставлен при нужде со стороны»25. Стоит отметить,
что отрицательное отношение Мартынова к учреждению секретной агентуры среди
военных совпало с позицией бывшего товарища министра внутренних дел В.Ф.
Джунковского, который так же резко отрицательно выступал против наличия агентуры
в армии и своим распоряжением упразднил ее26. Однако если Мартынов считал
заведение агентуры в армии делом бесполезным, то Джунковский свое решение
мотивировал этическими соображениями, считая доносительство на коллег и
начальство в военной среде явлением аморальным.
Одной из основных задач Комиссии по обеспечению нового строя, которая
допрашивала Мартынова, было выявление секретной агентуры Московского охранного
отделения. Материалы агентурного отдела были практически уничтожены пожаром,
поэтому списки секретных сотрудников составлялись по косвенным данным, а затем
уточнялись, многое было восстановлено по материалам Департамента полиции, на
допросах офицеров «охранки». Судя по ответам Мартынова, он не скрывал имен тех
агентов, с которыми работал, давал сведения о внешности некоторых сотрудников,
их деловых качествах. Судя по протоколам, он стремился оставить впечатление о
себе как о специалисте, знания которого еще могут быть полезными новым властям.
Обстоятельства для него складывались благоприятно, в том числе и после
Октябрьской революции. В ноябре 1917 года появилась возможность освободиться под
залог. Его жена Евгения Николаевна внесла в Московское казначейство залог в
5000 рублей, и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного
суда Д.П. Евневич подписал постановление об освобождении Мартынова из тюрьмы.
Еще раньше был освобожден сын Александр, арестованный вместе с ним.
Ему, однако, было ясно, что оставаться в России нельзя.
Весной 1918 года Мартынову вместе с семьей удалось бежать на юг. Он вступил в
Белую армию, служил в контрразведке на Черноморском флоте, затем из Крыма выехал
в Константинополь. Вместе с бывшим начальником Московского сыскного отделения
А.Ф. Кошко организовал в Константинополе частное детективное бюро.
В 1923 году Мартынов с семьей переехал в США, где некоторое время работал в
Нью-Йорке по охране банков, контор и т.д. В 1951 году он переехал в Калифорнию и
вскоре умер в Лос-Анджелесе.
«Охрана — русская тайная полиция» — такое название дал своим воспоминаниям
последний директор Департамента полиции А.Т. Васильев. Слово «охрана» в этих
воспоминаниях имело довольно емкий смысл и обозначало как политическую полицию в
целом, так и ее составные части: руководящий орган — Департамент полиции,
губернские жандармские управления и охранные отделения. «Охрана» — это
практически синоним слова «охранка», которое в то время было широко
распространено.
Васильев, единственный из представленных в книге мемуаристов, не был военным и
не принадлежал к Корпусу жандармов. Однако по своим служебным обязанностям он
должен был бороться с силами оппозиции, как и жандармы.
Должность директора Департамента полиции была пиком служебной карьеры Васильева.
В перспективе он должен был стать товарищем министра внутренних дел, но к
Февральской революции 1917 года успел стать лишь исполняющим обязанности
товарища министра. Из всех четырех мемуаристов Васильев занимал самый высокий
пост, находился в центре событий, но оказался менее прозорливым, чем его
сослуживцы. Свидетельством этого могут быть слова, сказанные Васильевым на
аудиенции у императрицы Александры Федоровны в октябре 1916 года при назначении
его на пост директора Департамента. На вопрос императрицы о волнениях он
ответил, что «революция совершенно невозможна в России. Конечно, есть среди
населения определенное нервное напряжение из-за продолжающейся войны и тяжелого
бремени, которое она вызвала, но народ доверяет царю и не думает о восстании», и
далее добавил, что любые выступления будут быстро подавлены.
А.Т. Васильев родился в 1869 году в Киеве. Там же в 1891 году окончил
юридический факультет университета Св. Владимира и поступил на государственную
службу в прокуратуру по Киевскому судебному округу. В 1894 году он был назначен
судебным следователем в г. Каменец-Подольск, а через год перешел на должность
товарища прокурора Луцкого окружного суда. В этой должности Васильев работал
потом в Киеве (1901—1904), затем был переведен в Петербург. В первые годы своей
службы в прокуратуре Васильев занимался в основном уголовными делами, а в
Петербурге работал в тесном контакте с Петербургским ГЖУ, вел наблюдение за
производством дознаний по делам политическим.
В 1906 году Васильев перешел из ведомства Министерства юстиции в Министерство
внутренних дел; он служил в Департаменте полиции чиновником особых поручений
5-го класса. В связи с тем, что в этот период возникли сложности в подборе
руководителей самого ответственного подразделения Департамента полиции — Особого
отдела, он несколько месяцев заведовал этим отделом. Одновременно по
распоряжению товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова и министра внутренних
дел П.А. Столыпина он проводил инспектирование ряда охранных отделений,
учреждений политического сыска.
Занимая должность чиновника особых поручений, он курировал работу Особого
отдела, порой исполняя обязанности вице-директора Департамента полиции. В
Департаменте Васильев проработал два года и вернулся в прокуратуру. В 1908 году
он был назначен в Петербургскую судебную палату, с 1909-го занимал прежнюю
должность товарища прокурора Санкт-Петербургского окружного суда. Через четыре
года Васильев возвращается в Департамент полиции на прежнюю должность чиновника
особых поручений, но уже 4-го класса и исполняет обязанности вице-директора
Департамента полиции по политической части.
Во многом этому возвращению способствовал новый товарищ министра внутренних дел
В.Ф. Джунковский. В своих воспоминаниях он писал: «...я пригласил исправляющим
должность вице-директора по заведованию особым отделом Департамента товарища
прокурора статского советника Васильева. Я его не знал, но мне рекомендовали его
как благородного и честного человека, а кроме того, меня прельстило то, что он
одно время служил уже в Департаменте по политической части, следовательно, был
знаком с механизмом этого дела». Далее Джунковский, правда, дополняет эту
характеристику отнюдь не лестными словами: «Потом мне пришлось весьма раскаяться
в этом назначении, сознать свою ошибку, слишком я поторопился. Васильев оказался
ленивым и мало способным к своей должности и не был чужд отрицательных приемов
охраны, хотя это был человек вполне порядочный»27.
3 ноября 1915 года Васильев был назначен членом Совета Главного управления по
делам печати. Но расстался Васильев с Департаментом всего на год. Новый министр
внутренних дел А.Д. Протопопов питал дружеское расположение к нему и вскоре
после своего назначения пригласил занять пост директора Департамента.
28 сентября 1916 года последовал высочайший именной указ о назначении Васильева.
Это назначение было неожиданным для многих и, судя по свидетельству Васильева,
для него самого. В интервью с журналистами сразу после назначения он сказал:
«Почти всю свою службу я провел в прокуратуре, право и закон являются
единственными руководящими началами. Эти начала, которые я стремился
осуществлять в течение всей предшествовавшей моей службы, я намерен положить в
основание настоящей моей деятельности на посту директора Департамента
полиции. — Во всех частных отдельных случаях я буду с полным благожелательством
относиться к интересам населения, но, конечно, в тех пределах, в которых это
позволит соблюдение государственной пользы. Никакой предвзятости,
тенденциозности у меня нет. На первом плане должно стоять соблюдение высших
государственных интересов и пользы многомиллионного населения Империи».
Судя по отзывам хорошо знавших его людей, Васильев был человеком
благожелательным, опытным юристом, любил консультировать, «натаскивать» своих
коллег. Но в сложных ситуациях на себя многого не брал. В этом плане характерно
его интервью, данное корреспонденту газеты «Колокол» по поводу его планов: «У
меня, директора Департамента полиции, особой программы нет. Вся деятельность
подведомственного мне Департамента сводится к исполнению распоряжений свыше. У
министра, в ведении которого Департамент находится, есть своя программа, и этой
программы должен придерживаться и я...»28
В своих письменных объяснениях, данных Чрезвычайной следственной комиссии, он
выразил свое отношение к работе более определенно: «Я всегда считал, что
Департамент полиции не должен играть какой-либо самостоятельной роли, а должен
служить центром, где сосредоточиваются те или иные сведения, по существу коих
должен так или иначе оперировать лишь министр внутренних дел. Вот почему я
обещал последнему при вступлении в должность: трудолюбие, правдивость и полное
отсутствие каких-либо дел, которые проделывались бы без его, министра, ведома.
Я держался того убеждения, что я являюсь одним из многих директоров центральных
учреждений, что никаких особых преимуществ мне не присвоено и что какую-либо
особую политикою я заниматься не буду, да и не могу, так как не склонен к этому
по складу своего характера. Полагал я, что буду лишь начальником учреждения,
коему я постараюсь привить порядочные начала, и что если такие мои намерения не
будут соответствовать видам и желаниям начальства, то я уйду с должности без
всякого сожаления»29.
Такой взгляд на свои обязанности многое объясняет в деятельности самого
Васильева и подведомственного ему учреждения в месяцы, предшествовавшие
революции.
Эти высказывания звучат тем более неожиданно, что министром внутренних дел в
этот период был Протопопов — лицо, не искушенное в делах Департамента полиции и
в организации системы политического сыска. Историк П. Щеголев писал, что
Васильев выступал вторым лицом, подыгрывал своему министру и, по-видимому,
оказывал ему помощь в использовании Департамента полиции в личных целях. Послать
агента для разведывания, что говорят о министре в правительственных кругах,
перлюстрировать письма лиц, интересующих министра, — вот повседневная работа
директора Департамента полиции при Протопопове30.
Эта характеристика подтверждается высказыванием С.П. Белецкого, бывшего
директора Департамента полиции, затем товарища министра внутренних дел. В своих
показаниях, данных Чрезвычайной следственной комиссии, он писал, что Протопопов
сблизился с Васильевым благодаря Курлову и Бадмаеву. «В Васильеве <...>
Протопопов, как он мне лично передавал, ценил главным образом исключительную
преданность его личным интересам, в жертву которых Васильев в последнее время
принес даже свои старые дружеские связи с П.Г. Курловым»31.
Ходили слухи, что другие товарищи министра не пожелали брать на себя
ответственность — заведование полицией32. В данном случае, очевидно, Протопопов
и не хотел иметь какую-либо фигуру между собой и Васильевым, предпочитая
непосредственный контакт.
В октябре 1916 года газеты сообщали о перераспределении полномочий между
министром внутренних дел и директором Департамента полиции. Если ранее директор
Департамента был подчинен товарищу министра внутренних дел, который заведовал
Департаментом полиции, то теперь — непосредственно министру внутренних дел.
Кроме того, «по особому докладу предполагалось предоставить Васильеву права
товарища министра»33. И действительно, вскоре было опубликовано высочайшее
повеление по данному вопросу: «25 ноября 1916 г. Его Императорское Величество
Всемилостивейше повелеть соизволил возложить исполнение обязанностей товарища
министра внутренних дел по заведованию департаментом полиции на директора
департамента действительного статского советника Васильева, с предоставлением
ему права присутствовать за министра в правительствующем сенате и высших
государственных установлениях, а равно права подписывать бумаги по сему
департаменту и решать текущие доклады сметного и распорядительного характера
Департамента полиции»34.
Февральская революция преподнесла много неожиданностей Васильеву. В первых
числах марта он явился с письмом к М.В. Родзянко в Государственную думу, в
котором писал: «Считаю своим долгом довести до сведения Вашего, что только
сегодня, оправившись после перенесенных событий, я приеду в Государственную
Думу, чтобы передать себя в распоряжение Временного исполнительного комитета
Государственной Думы». В тот же день вместе с письмом он был арестован и
доставлен в Таврический дворец35.
Впоследствии Васильев содержался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.
5 сентября в связи с «болезненным состоянием» был переведен в хирургическое
отделение Петроградской одиночной тюрьмы, а в октябре был выпущен под залог36.
Впоследствии ему вместе с женой удалось выехать за рубеж.
Воспоминания Васильева были написаны во Франции. Последние годы жизни он провел
в «Русском доме» в Сен-Женевьев-де-Буа, где нашли пристанище малоимущие русские
эмигранты Парижа.
Он умер в 1930 году, в год издания своих воспоминаний в Лондоне на английском
языке. Книга была написана по-русски, затем переведена на английский. К
сожалению, русский оригинал найти не удалось, поэтому книга публикуется в
обратном переводе. Очевидно, специфика книги была сложна для английского
переводчика, который не был достаточно силен в российских терминах, касающихся
полиции, и, может быть, не знал всех нюансов и сложностей работы российской
спецслужбы.
* * *
Включенные в книгу воспоминания четырех представителей политической полиции
царской России последних лет ее существования не равноценны по своему содержанию
и объему, в каких-то деталях они дополняют друг друга, в каких-то демонстрируют
разную оценку одних и тех же событий. Без всякого сомнения, подобный «разнобой»
позволяет глубже ощутить сложности и противоречия, включая и противоречия
личного порядка, которые налагали существенный отпечаток на характер и
деятельность сыскных служб.
Все четыре автора говорят об одних и тех же событиях, делах и людях: о методах
работы политической полиции, об отношении к провокации и что они считают
провокацией, об Азефе, Распутине, убийстве Карпова, убийстве Распутина. Но
каждый из них вносит свое видение событий, дополнительные нюансы, свое отношение
к лицам и фактам. В результате читатель получает многомерную, объемную картину
происшедшего.
Рисуя без прикрас и со знанием дела картину местного политического сыска России,
авторы дают возможность читателю увидеть реальных людей и реальные учреждения
этого сыска, а заодно и отбросить примитивные штампы, которые навязывались ему в
недалеком прошлом.
Благодарю О.В. Будницкого, Д.И. Зубарева, Г.С. Кана, К.Н. Морозова, Г.А. Смолицкого,
А.В. Шмелева, М. Шрубу за справки и консультации, а профессора Чикагского
университета Дж. Дейли за копии вышедших за рубежом книг, использованные при
подготовке данного издания.
З. Перегудова
Здесь читайте:
А.П.Мартынов. Моя служба в
Отдельном корпусе жандармов. В кн.: "Охранка". Воспоминания
руководителей политического сыска. Тома 1 и 2, М., Новое литературное
обозрение, 2004.
Заварзин П.П. Работа тайной
полиции. В кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей политического
сыска. Тома 1, М., Новое литературное обозрение, 2004.
Заварзин П.П. Жандармы и
революционеры. В кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей
политического сыска. Тома 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.
Васильев А.Т. Охрана:
русская секретная полиция. В кн.: "Охранка". Воспоминания
руководителей политического сыска. Тома 2, М., Новое литературное обозрение,
2004.
Герасимов А.В.
На лезвии с террористами. В кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей
политического сыска. Тома 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.
Царские
жандармы (сотрудники III отделения, Департамента полиции и др.)
Кто делал две революции 1917 года
"Провокаторы" в
революционном движении
Овченко Ю.Ф.
Московская "охранка" на рубеже веков.
|
