Никита Муравьев |
|
1793-1886 |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
М.И. Муравьев-АпостолВоспоминания и письма
Портрет М.И. Муравьева-Апостола прислал В СИБИРИ1-го октября 1827 года я выехал из Форт — Славы 1). Меня привезли в Шлиссельбургскую крепость; на другой день из каземата отвезли на гауптвахту, где уже был Ал. Бестужев (Марлинский) 2). Солдаты возились с кандалами, которые, мы предполагали, были приготовлены для нас, но вскоре показался комендант, объявивший нам обоим высочайшую милость, по которой избавляемся от работ и поступим прямо на поселение в Сибири. На Тихвинской станции ждал нас Корсаков (масон), находившийся на службе при министре кн. Александре Ник. Голицыне и которого я встречал иногда в доме графини Чернышевой. Он упросил меня принять в виде ссуды 600 руб. на путевые издержки. Живое соболезнование его о постигшей нас участи глубоко тронуло меня, я чувствовал, что отказом я бы его оскорбил, к тому же ни я, ни спутник мой Бестужев не имели с собою вовсе денег. Оказанную нам тогда услугу свято храню в памяти по сию пору. Таких добрых людей немного, о них с радостью вспоминаем. Сестра моя, Екатерина Ивановна Бибикова, обнадежена была от имени государя обещанием свидеться со мною перед отправкой моей в Сибирь. Если бы ей дали возможность проститься со мною, не пришлось бы нам нуждаться в посторонней помощи. Фельд'егерь вез нас через Ярославль, Вятку, Пермь и Екатеринбург. Тут остановились мы у почтмейстера, принявшего нас с особенным радушием. После краткого отдыха в зале открылись настежь двери в столовую, где роскошно накрыт был обеденный стол. Собралось все семейство хозяина, и мы, после двухлетнего тяжкого и скорбного заточения, отвыкшие уже от всех удобств жизни и усталые от томительной дороги, очутились нежданно — негаданно посреди гостеприимных хозяев, осыпавших нас ласками и угощавших с непритворным радушием. Осушались бокалы за наше здоровье, и хотя положение // С 57 наше не предвещало нам радостей, но тронутые нежданным участием добрых людей, вовсе нам чуждых, мы забыли на час свое горе и от всей души заявили признательность свою за необъяснимое для нас радушие приема. Федьд'егерь, довезший нас до Тобольска и доложивший губернатору о нашем приезде, отправился обратно в Петербург просить нового назначения. По распоряжению губернатора нас поместили на квартире полициймейстера Алексеева. Губернатор оказался известный писатель, мой давнишний знакомый, Дмитрий Ник. Бантыш — Каменский, бывший правителем канцелярии у князя Репнина, при котором я четыре года состоял ад'ютантом. Он обошелся со мной также дружески, как и в былое время, заставляя меня тем забыть о грустном моем положении; беседовал со мною откровенно и без всякой натяжки, но вероятно, не желая меня огорчить, скрыл от меня назначенное мне место ссылки, и точно. Вилюйск, куда закинули меня судьба в лице петербургских распорядителей, помещается на краю света. Любезности губернатора был я обязан снятием с меня каким-то местным живописцем портрета для доставления его в Москву к сестре моей. Знавшие меня с давних пор губернаторские сестры, Анна и Екатерина Ник., из которых первая была очень дружна с княгиней Репниной, часто заходили к полициймейстеру Алексееву для свидания со мной. Погостивши в Тобольске около трех недель, пустились мы далее к востоку в сопровождении уже не фельд'егеря, а квартального из местной полиции. В Красноярске представились губернатору, известному автору романа «Семейство Холмских», у которого встретили весьма благосклонный прием 3). По дороге из Тобольска нас все время смущало неисполненное желание догнать ехавших перед нами товарищей наших, в числе коих находились двое братьев Бестужевых, Николай и Михаил 4). Нетерпение Марлинского видеться с ними оборвалось на мне. Наш официальный спутник, приняв в соображение особое ко мне расположение тобольского губернатора, обращался почтительно ко мне на всякой станции с вопросом: желаю ли я отдохнуть, или приказать закладывать лошадей. Из этого Ал. Бестужев заключил, что от меня бы зависело уговаривать квартального доставить нам возможность повидаться с его братьями; но узнав от нашего пестуна, что ему строжайше предписано не с'езжаться на станциях с опередившим нас поездом, и жалея его, я не решился вводить его в искушение. Разногласие это не раз возбуждало между нами горячие прения, не расстроившие, впрочем, нисколько наших дружеских отношений. При его впечатлительности и страстной натуре Ал. Бестужев одарен был любящим сердцем, с редкою уживчивостью. За несколько станций до Иркутска случился эпизод, характеризующий существовавшие отношения между населением я мелкими чиновниками. Известный // С 58 но всей губернии богатый крестьянин Анкудинов содержал лошадей на нескольких почтовых станциях. Вздумалось нашему квартальному ударить одного из ямщиков; узнал об этом Анкудинов, ростом и дородством сущий богатырь, вступился за своего рабочего и, осыпая упреками блюстителя порядка, оспаривал у него право давать волю рукам и не стесняясь высказал ему, что не будь этих господ, — указывая на нас, — с которыми он едет, расправился бы с ним по своему; квартальный смиренно выслушал нравоучение и тем дело кончилось без всяких последствий. В конце ноября мы прибыли в Иркутск поздно вечером и остановились у крыльца губернаторского дома, где нас об'яло звуками бального оркестра. Мы тут долго ожидали распоряжения начальника губернии, наконец, выскочил на крыльцо какой — то вспотевший от танцев чиновник и приказал вести нас в острог. Отворилась дверь внутреннего арестантского помещения, и я, не переступая порога, успел только заметить, что там нас ждут Алексей Петрович Юшневский и Спиридов 5), как вдруг чувствую, что меня кто-то обнял и лобызает; это был не кто иной, как часовой, стоявший с ружьем у дверей. Я признал в нем рядового Андреева, переведенного из старого Семеновского полка на службу в Сибирь, вследствие разгрома, постигшего этот славный полк. Не раз случалось мне, как расскажу после, испытать на деле всю привязанность солдат к своим прежним офицерам 6). Не без утешения бывает и самая горькая доля. На другой день подоспели к нам двое Бестужевых. Николай и Михаил, Ив. Дм. Якушкин, Антон Петрович Арбузов и Ал. Ив. Тютчев 7). Пожаловал к нам губернатор и после краткого приветствия извинился перед Ал. Бестужевым и мною, что нас по ошибке заключили в острог, на том основании, что мы избавлены от работ, и хотя мы просили его не разлучать нас с товарищами, он, ссылаясь на какой-то закон, приказал поместить нас на квартиру. Горько показалось нам неуместное смягчение участи нашей. Мы узнали от Цейдлера, что Над. Ник. Шереметева писала к нему, прося известить ее о прибытии Ив. Дм. Якушина в Иркутск 8). // С 59 После трехдневного пребывания в Иркутске мы с Ал. Бестужевым отправились, в сопровождении молодого казачьего урядника, к месту своего назначения. Первый городок, встреченный нами на пути, был Киренск, при устье Кирени, впадающей в Лену; тут виделись с Валерианой Голицыным и артиллеристом Веденяпиным, незадолго до того водворившимся в нем. Дальше по Лене проехали через Витим, где поселены были М. А. Назимов и Ник. Фед. Заикин; за этим городком по Лене следует город Олекминск, куда сосланы были Андреев и Чижов, Ад. Ник., мичман 9). 24-го декабря, накануне Рождества, наконец, добрались до областного города Якутска, где пришлось мне расстаться с дорогим спутником моим, Ал. Бестужевым, которому Якутск назначен местом заточения. Только тут узнал я, что ссылаюсь в Вилюйск. До 6-го января пробыл я с Ал. Бестужевым, а в день Крещения сели мы верхом с урядником на почтовых лошадей и отправились в путь далее к северо-западу. Из Якутска выехали во время крестного хода на Иордань и, проехавши с лишним 700 — верстное расстояние добрели до Вилюйска, на берегу реки Вилюя, значительного притока реки Лены. Путешествие это верхом, при расстоянии между станциями 90 — 100 верст, к удивлению моему, вынес бодро и без утомления. Может быть, способствовало к тому покойное английское седло, принадлежавшее областному начальнику г. Мягкову, который был так обязателен, что не только предложил мне воспользоваться его седлом до Вилюйска, но и разрешил служившему у него молодому чиновнику, брату вилюйского комиссара, сопутствовать мне до места назначения для свидания с братом. Он же позаботился снарядить меня надлежащим костюмом, на заячьем меху, с ног до головы, против грозного мороза, с коим предстояла мне отчаянная борьба. В'ехали в Вилюйск в первом часу ночи и явились к комиссару Михайлову, должность и власть которого те же, что и у наших исправников. Для наблюдения за порядком вверенного ему обширного края, ему приходилось беспрестанно об'езжать огромные пространства, тем более что подвластные ему якуты живут отдельными семьями, разбросанными на огромное расстояние. // С 60 Вилюйск нельзя было назвать ни городом, ни селом, ни деревней; была впрочем, деревянная двухэтажная церковь, кругом которой расставлены в беспорядке и на большом расстоянии друг от друга якутские юрты и всего четыре деревянные небольшие дома, в которых помещались — комиссар Михайлов, местный врач г. Уклонский, купец, торгующий мехами, и приказчик его. Пришлось мне поместиться временно у последнего, пока не купил себе юрты у тамошнего хорунжего, выпросившего с меня 300 р. ассигн. Юрты эти — четырехугольные строения из крупных лиственных бревен, крыша деревянная, пол досчатый и образует двухсаженный квадрат; в моей юрте пристроены были небольшие сени. Осенью, до наступления морозов, стены снаружи обмазываются густым слоем глины, смешанной с пометом, а в начале зимы обкладываются снегом на сажень высоты. В чувале, как зовется безобразный татарский камин, дрова горят целый день и над крышею выведена дымовая труба, которая закрывается снаружи на ночь. Отверстие для пяти окон в моей юрте закладывается льдинами. Устройство это так разумно приспособлено к суровому климату той северной широты, что в своей юрте я не ощущал холода в самые жестокие морозы, тогда как жившие в вышеупомянутых домах жаловались настужу. Зимой день так короток и ледяные окна доставляют такой тусклый свет, что по необходимости приходится весь день сидеть со свечкой. Летом льдины заменяются рамами со стеклами. Там проживал столяр, пробывший несколько лет в каторге и отпущенный по неспособности к работе в «пропитанные», как принято называть тех, которым предоставляют право передвижения для приискания себе способов жизни. Он, как сказывал мне, имел несчастье в пьяном виде и в порыве гнева нанести жене своей удар, от которого последовала ее смерть. Он был силы необыкновенной и без слез не мог вспоминать о любимой жене. Не раз за побег из тюрьмы был наказан плетьми, но в ту пору вел себя безукоризненно и в горькой доле своей никого не укорял, кроме самого себя; был замечательно честен и бескорыстен, в чем я убедился, расплачиваясь с ним за заказанные ему рамы к окнам, кровать, стол и стулья. В доказательство его нравственных достоинств мне сообщили следующее. Находился он несколько лет в услужении у якутского чиновника, который, вышел в отставку, умер, оставя сына сироту и к тому же идиота. Отец, умирая, поручил сына попечению слуги своего, назначив его опекуном над оставшимся имуществом. Он с этим несчастным идиотом жил в одной юрте комиссара Михайлова, бывшего вечно в раз'ездах. Я редко сего последнего видел, но по отношению ко мне и по отзывам жителей я с удовольствием признал в нем порядочного человека. Его при мне еще перевели на должность казначея в Олекминск, о чем сильно горевали якуты, собиравшиеся подать просьбу о том, чтобы оставили у них «Мишу» 10). Тотчас по прибытии моем, он вручил мне 1.000 р., доставленные по почте из Иркутска, куда сестрой моей отправлены были из Москвы. Почта приходила к нам лишь каждые два месяца. Из Якутска в Вилюйск почтовую суму возили верховые казаки, находящиеся в команде у комиссара и по очереди дежурившие у него. Вот по какому случаю я познакомился // С 61 с казаком Жирковым: по приезде в Вилюйск, ночью, ступивши за порог комиссаровского дома, я впотьмах оступился и чуть было не упал. Оказалось, что у самого порога лежал 16 лет мальчик, сын дежурившего казака; я тут упрекнул его в беспечности к сыну, но сожаление, выказанное мною к незавидному положению этого мальчика, тронуло отца его, Жиркова, который с тех пор оказывал мне всевозможные услуги; он таскал мне дрова и воду, закупал мясо, жене отдавал стирать мое белье и на ночь лазил на крышу закрывать трубу чувала; в этом чувале я сам готовил себе суп, а о жареной говядине или дичи заботилась для меня жена Жиркова. Не нуждаясь в собеседниках, я легко свыкся с одинокою жизнью в своей юрте. Были у меня книги и я занялся изучением английского языка. Разрешенная мне переписка с родными была для меня большим утешением. Во всякую погоду выходил я ежедневно пройтись по воздуху не для удовольствия, а из опасения лишиться вовсе способности передвижения. Воротившись раз с своей гигиенической прогулки, застал у себя нежданных гостей: три якута, скрестивши ноги сидели на полу и грелись у чувала; они не обратили на меня никакого внимания. Как ни странно показалось мне такое бесцеремонное посещение, я счел долгом выказать свое гостеприимство и отрезал им по большому ломтю ржаного хлеба, до которого они очень лакомы. За мое угощение они даже и головой не кивнули, преспокойно, не торопясь, с'ели хлеб, не проронив ни крошки, и потом вышли из юрты, не удостоивши меня не только легким поклоном, но даже и взглядом, как будто кроме них никого в юрте не было. Хотя и забавным показалось мне обращение со мною этих дикарей, но я вывел из него заключение в их пользу. Они без спросу вошли в юрту погреться, потому что сами не воспретили бы никому воспользоваться их чувалом; за хлеб не благодарили, полагая, что я угощением своим подчиняюсь вошедшему в силу закона обычаю, а поклона не отвесили мне, не бывши со мною знакомы. Такое игнорирование принятых у нас правил общежития, изобличая первобытную простоту нравов, окупается вполне редкими качествами: они крайне правдивы и честны, лукавства в них нет и воровства они не знают. В моем отсутствии они даже из любопытства ни до чего не прикоснулись. Когда стало показываться весеннее солнышко, отсутствующее всю зиму, и под лучами его стал с изумительной быстротой, в конце мая, таять снег. я несказанно порадовался близкому возвращению теплых дней; хотя и предупредили меня, что летом комары одолевают, но я, уже давно знакомый с ними, нисколько этим не опечалился. Наступило, наконец, дето, и пришлось мне убедиться, что это настоящий бич, уподобить который можно лишь с египетскими язвами при Фараоне. Страсть моя к купанью в реке заставила меня пренебречь всеми благими предостережениями; я пустился на отчаянный подвиг и в борьбе с насекомыми признал себя побежденным; не только что о купании и думать не приходилось, но даже из юрты нельзя было носа показать. Целые тучи комаров огромного размера облипают вас с ожесточением. Якуты надевают от них маски, плетеные из конских грив. В юрте от них спасаются посредством дыма от навоза. Ставится корчага с угольями, в нее всыпают кусками высушенную глину с пометом, которым осенью обмазывают снаружи юрту. Курение это, далеко не благовонное, не прекращается ни днем, ни ночью, благо чувал служит вентилятором, без которого пришлось бы задохнуться от дыма. Изобилие насекомых легко об'ясняется самым местоположением Вилюйска. // С 62 В нескольких саженях от реки на невысоком холме, недоступном разливу вешней воды, возвышается церковь, посреди нескольких десятков юрт, с придачей четырех скромных домиков; кругом все бор с одними хвойными деревьями и болотистой почвой. По ту сторону реки опять бор непроходимый. Полей не видать, хлеба не сеют, овощей не разводят по той простой причине, что лето, хотя и нестерпимо знойное, продолжается не более шести недель. Поспевают лишь в изобилии ягоды в лесу, малина, смородина, морошка, которые приносили мне труженики якуты, и трава, растущая в прогалинах и доставляющая запас сена на всю зиму, для нескольких коров. У меня была своя корова, которую Жирков помещал в своей юрте. Я отважился садить картофель и попытка моя увенчалась полным успехом. Вздумал я посеять и просо, быстрый всход которого меня порадовал, но мороз не дал ему доспеть. Отсутствие всяких овощей составляет ощутительное лишение и недостаточно вознаграждается, изобилием дичи и рыбы. Областной начальник Мягков был так добр, что прислал мне, в виде лакомства, огромного размера туяз, по нашему бурак, из березовой коры, с замороженными щами. Вид давно забытой капусты, напомнил мне родину и былое время. Высказанные мною столь неприглядные условия местности, находящейся по календарю на 63° — 45° северной широты, заставляют заключить, что Вилюйск существует единственно в виду сбора ясака и добывания купцами пушного товару у якутов. Когда истощится эта отрасль промышленности, Вилюйск должен опустеть, как мало способный к оседлой жизни. Много лет после того прочел я в газетах, что близ Вилюйска открыты золотые прииски, вследствие чего он должен был во многом измениться, а приезд туда рабочих поселенцев несомненно вредно повлиял на нравы дикарей. Постройка церкви свидетельствует о благом намерении обратить дикарей в христианскую веру. Но, сколько я мог заметить, мало в том успели, хотя при храме находятся три священника. Якуты соблюдают некоторые обряды, сохраняя при том заветное суеверие предков. Церковь была построена в царствование императрицы Екатерины. Приставленные к ней три священника мало пеклись об исполнении своего миссионерского призвания. Раз'езжали они верхом по далеко раскинутой пастве и возвращались с собранными у якутов ценными мехами, составляющими весь их доход и единственный способ пропитания. Пришлось мне с нетерпением ожидать конца лета и от души порадоваться наступлению холодных утренников, предвещавших возвращение вожделенной зимы. Простой народ называет Сибирь студеным, ледяным краем, ради его жестоких морозов, но кто пожил на крайнем севере, тот благословляет этот спасительный мороз, доставляющий ему продолжительный отдых после мучительного лета. Кроме постоянных моих занятий: чтения, изучения английского языка и письменной корреспонденции с родными и с товарищами я, в виде развлечения, могущего принести пользу и другим, выдумал учить детей грамоте. Ко мне стали ходить двое мальчиков: сын тамошнего приказчика и внук одного из священников, родители коих обрадовались предложению моему учить их детей. // С 63 По неимению в этой глуши часов, пришлось придумать забавный способ для определения классного времени, Я над своей юртой выкидывал флаг, служивший знаком, что я жду своих учеников, и они на этот немой зов немедля являлись с своей книгой. Из числа тамошних моих знакомых, не могу не вспомнить о местном враче Уклонском, воспитаннике московского университета, выпущенном с золотою медалью. Он, кроме латинского языка, знал и французский, а потому мог пользоваться находившимися у меня французскими книгами. Русская же литература тогда, вследствие непомерной цензурной строгости, неспособна была удовлетворить любопытства мыслящего человека. Жалкое было положение этого образованного и способного врача, брошенного в эту глушь, не имевшего при себе ни аптеки, ни фельдшера в помощники, не имевшего возможности приложить к делу приобретенные им знания. Да хотя бы и доставлены ему были надлежащие способы к врачеванию, пришлось бы ему несколько сот верст об'ехать верхом, чтобы навестить больного. Скука и праздность съедали его и заставили его прибегнуть к обычному у нас способу утешения: он пристрастился к вину до такой степени, что порой был неузнаваем. Зашел раз к нему, я ужаснулся, застав его в бессознательном состоянии, и признаюсь, понимая его безвыходное положение, не стало бы духа осудить его. Он возбуждал лишь глубокую жалость во всех, кто его знал и способен был оценить его добрые качества. Я, впоследствии, живя в Ялуторовске, с удовольствием услышал, что он переведен был в Иркутск и получил место соответственно его познаниям и искусству. Раз зашел ко мне наш комиссар. Я заметил, что он имеет мне что — то сообщить, а между тем не высказывается. Вследствие настоятельной просьбы моей не скрывать от меня полученной им вести, он предупредил меня, что дошедший до него слух несомненно встревожит и огорчит меня. Ему писали из Якутска, что в Иркутске пронесся слух, будто товарищи мои, заключенные в Читинской тюрьме, силою вырвались из острога и бежали. Само собою разумеется, до какой степени смутил и огорчил меня его рассказ. Вспомнив о задушевных друзьях и близких моих родственниках, находящихся в числе читинских узников, я впал в несказанную тоску. Хотя я и силился успокоить себя тем, что слухи эти ложны и преувеличены, но, с другой стороны, приняв в соображение тяжелую участь, постигшую людей в том возрасте, когда кипят страсти, чувствуется избыток сил душевных и самое отчаянное предприятие кажется осуществимым, я приходил к горькому заключению, что в этих слухах есть и доля правды. Благодаря Бога, недолго длилось мучение и скорбь моя. Вскоре узнали, что поводом к этим слухам послужила весть о случившемся в Нерчинских рудниках покушении каторжных к побегу и вооруженному восстанию. Во главе предприятия находился Сухинов, разжалованный офицер Черниговского полка. Цель его была добраться до Читы и освободить заключенных там политических узников. Заговор был открыт и Сухинов, приговоренный судом к смертной казни, повесился в тюрьме 11). // С 64 По вскрытии реки несколько оживляется пустынный Вилюйск; к берегу пристают расшивы (огромного размера барки с одной мачтой), нагруженные мукой, солью и вином. Расшивы эти строятся в селе Качуге, на Лене, в 200 верстах от Иркутска 12), спускаются по Лене до Якутска, снабжая провиантом находящиеся на пути города, тянутся потом вверх бичевою до Вилюйска, крайнего пункта их плавания. Прибытие этих расшив не мало и меня порадовало. Они доставили мне из Якутска, отправленные по моей просьбе Алекс. Бестужевым, все с'естные припасы и домашнюю посуду, лишение коих во всю зиму было для меня очень чувствительно. Раз зашел ко мне в юрту высокий и красивый мужчина, приветствуя меня громким возгласом: — Здравия желаю, ваше высокородие! Это был разжалованный унтер — офицер лейб-егерского полка. В бытность мою в Петербурге случился побег арестантов, посредством подкопа в губернское управление, где они содержались. Представившийся мне поселенец находился тогда в карауле и в числе других судим был за оплошность и сослан в Сибирь. Прибыв к нам на расшиве, он счел долгом навестить бывшего офицера Семеновского полка, вспомнив, что я бывал у знакомых мне офицеров в их казармах. Этот заслуженный воин был в строю и участвовал в войнах 1812, 1813 и 1814-х годов. В конце зимы якуты пригоняют оленей для продажи. Тут раскупают их и доставляют всюду, где ездят на оленях. В Якутске больше употребляется езда на собаках, для которой в каждом дворе держат их целые стаи. Проведши там несколько дней, я слышал по ночам наводящий тоску вой их, выражающий жалобу на жестокий мороз и голод. Кормят их сушеной рыбой, которая там ни почем: не только Лена, но и Вилюй изобилуют лучшею рыбою. Ловятся осетра, стерляди, налимы и сиги — на якутском языке мегас. Надеясь покинуть рано или поздно неприглядный Вилюйск, я вздумал воспользоваться пребыванием моим в этой глуши, чтобы принести ему какую-нибудь пользу. Прилегающее к селу кладбище не было огорожено и поэтому // С 65 доступно нашествию не только домашних животных, но и хищных зверей, скрывающихся в окрестном бору. На этот предмет я предложил жителям составить подписку, и общими силами нам удалось построить прочную бревенчатую ограду. В 1829 году, в. марте месяце, поразило меня неожиданное появление в моей юрте лейтенанта норвежского флота Дуэ, приветствовавшего меня на французском языке в этой страшной глуши. Я, беседуя мысленно 13) с сестрою, на письмо которой отвечал, слышал, что кто — то вошел в юрту, но не обернулся, чтобы взглянуть на вошедшего. Вдруг слышу за спиной у себя: «M-r Mouravieff, il y a longtemps que j'ai faim et soif de vous voir» 14). С первых слов его я признал в нем образованного человека и порадовался случаю побеседовать с умным европейцем и узнать от него о том, что делается на белом свете. Вот какими судьбами очутился он в Вилюйске. Снаряжена была норвежским правительством ученая кругосветная экспедиция, которая, пробравшись из Петербурга через всю Сибирь до Иркутска, поручила лейтенанту Дуэ спуститься по Лене, к северу для определения точного пункта магнитного полюса и, оставив его в Сибири, сама доехала до Охотска, откуда морем, пробороздивши два океана, Тихий и Атлантический, воротилась восвояси. Дуэ пробыл три дня в Вилюйске, и эти дни мы почти что безразлучно провели вместе. Он дивился стряпне моей и моему кулинарному искусству. Я ему обязан представившимся случаем ознакомиться с тамошним шаманством. Он снабжен был открытым листом, в коем предписывалось всем местным властям оказывать ему всякую помощь и исполнять его требования. Наслышавшись о шаманах, он желал бы видеть хотя одного, но совестился обеспокоить меня, призвавши его в мою юрту. Я просил его распоряжаться моей юртой как бы собственной. Случай видеть шамана представился очень легко: новый комиссар, заменивший Михайлова, в угождение Дуэ, велел привести в Вилюйск знаменитого в округе чудесника. Надо заметить, что появление шамана в Вилюйске считалось небывалым происшествием, потому что им строго воспрещено показываться там, где есть церковь. Его сопровождала толпа нескольких десятков якутов, оберегающих его от всякой беды. Вечером впустили его в мою юрту и с ним несколько якутов. Он сел на пол, поджавши ноги, и надел на себя род тюники, сплетенной из сыромятных ремней и обвешанной разными побрякушками, которые при всяком его движении трещали и звенели. Тюника эта, с узкими рукавами, в обтяжку, плотно облегала к телу, так что он ничего не мог скрыть под нею. Длинную косу свою он распустил вдоль плеч и, ударяя палкой в большие бубны, стал вызывать разных духов, приставленных кто к воздуху, кто к водам, кто к лесам (казак Жирков, говоривший по-якутски, об'яснял нам все, что сказывал шаман), потом принялся он стонать и жаловаться, что медведь грызет его внутренности. Не переставая колотить в бубны, усиливая и учащая удары, он стал метаться во все стороны, а по мере усиливавшегося страдания голова его, с поднятыми вверх волосами, начала кружить над шеею с возраставшею // С 66 быстротою, доводившею его до какого — то исступления. Потом, как бы вследствие невыносимой боли, он поднялся и стал ходить по юрте, жалобно стеня. Вдруг показалась выступающая у него изо рта настоящая мохнатая медвежья лапа, которая сжималась, будто придавливала что — то когтями, и, наконец, исчезла из глаз мгновенно. Широкая эта лапа, чтобы выйти наружу, до безобразия растягивала ему рот. Тем и кончилось представление. Появление изо рта этой движущейся лапы и быстрое ее исчезновение ничем не могли мы об'яснить и, не разделяя мнения тех, которые приписывают этого рода явления присутствию злого духа, мы должны были признать в этом шамане искуснейшего из фокусников. Упоминая о моих зимних прогулках, я забыл рассказать о случившемся раз со мною. Шагах в тридцати от меня завидел я якута, не двигавшегося с места, но указывавшего мне рукою на поставленный на дороге берестовый бурак, по сибирскому туяк. Я никак не мог догадаться, чего хочет от меня якут с обращенной ко мне мимикой. Не мало удивился я и пожалел о бедном якуте, когда узнал потом, что он одержим проказой, и что, не смея даже приближаться к людям, в почтительном расстоянии от них умаливает их покормить его. И всякий по усердию своему и по достатку спускает в этот туяк, кто молоко, кто похлебку, кто кашицу пли рыбу, а кто и черный хлеб, составляющий там предмет роскоши. Тяжело, грустно подумать об отчаянном положении подобного отверженца из общества людей и невольно укоришь себя в том, что жалуешься на судьбу свою, забывая о многих бездольных горемыках Появление проказы между якутами об'ясняется всеми условиями их быта: и климат, и нищета, и отсутствие всяких гигиенических понятий способствуют к развитию накожных болезней, превращающихся в этот страшный недуг при более слабом организме. Они не знают ни белья, ни бани, и шуба их прикасается к голому телу. Я узнал, что не один, а несколько человек страдают проказой и прозябают скученные в одной юрте 15). Жирков, как было сказано выше, держал корову мою у себя в юрте, но в случае перевода его по службе куда — либо в другое место корова моя лишилась бы приюта; во избежание чего я придумал запастись другой юртой, в которой поместилось бы якутское семейство с обязательством ухода за скотиной и содержания ее в той же юрте, как вообще у тех из них, у которых есть домашний скот. Начал я строить другую юрту. Работа подвигалась медленно, так что по истечении нескольких дней я узнал, что и ямы для постановки столбов не выкопаны. Вздумалось сходить посмотреть, чем занимаются мои землекопы, и я убедился, что они нисколько не виноваты в замедлении постройки. Земля оттаивает летом лишь на несколько вершков, глубже того грунт никогда не отмерзает, так что им приходилось киркою и топором откалывать землю, уподобившуюся камню. По случаю этой постройки я неожиданно наткнулся на редкую находку. Якуты, копавшие землю для постановки столбов, отрыли челюсть мамонтовой телушки, как они выражались, величиною, по крайней мере, в полтора аршина. Мне вздумалось предложить ее Дуэ, который с радостью принял этот подарок, намереваясь поместить его в музей норвежской столицы, в память поездки его в сибирские тундры, и // С 67 упомянуть при том о случае, доставившем ему такую ископаемую редкость, а также о лице, пожертвовавшем ему эту находку. Заметив, какую Дуэ придает ценность всему, что придется ему вывезти к себе в Норвегию из дальней дикой Сибири, я отдал ему парку (так назыв. самоедский костюм), пожертвованную мне тобольским губернатором Бантыш — Каменским. Этот самоедский костюм состоит из двух шуб, сшитых из оленьего меха; особенность верхней шубы состоит в том, что шапка и рукавицы с шубой составляют одно целое. К этому придал я еще целый мешок сердоликов, собранных мною во время моих прогулок по берегу Вилюя. Некоторые из них были замечательной величины. Река во время разлива выбрасывает их на берег. Подарки мои привели его в восторг, и он не мог надивиться моей щедрости. Я тут же сообщил ему к сведению о существующем в нескольких верстах от Вилюйска соляном источнике. Весной и в начале зимы струя соленой воды образует бьющий из земли фонтан в несколько футов вышины, из которой добывается превосходного качества горная соль. К источнику приставлен караул, оберегающий казенную собственность. Пришлось мне расстаться с приятным собеседником, о пребывании которого в Вилюйске я всегда с удовольствием вспоминаю. Судя по письму Дуэ ко мне из Якутска в мае месяце, я убедился в живом и дружеском участии, какое принимал он в моей судьбе, равно и всех моих товарищей, поселенных вдоль по Лене, с которыми он успел сблизиться. Бестужев, Андреев, Веденяпин, Чижов, Назимов, Загорецкий 16), Заикин — все его полюбили, а последний, бывши хорошим математиком, по просьбе его взялся проверить сделанные им астрономические исчисления. Он радовался о предстоящем моем переезде в Бухтарминск, первое уведомление о котором я получил от Алекс. Бестужева, надеясь свидеться со мною еще в Сибири, в чем он не ошибся. Я по пути встретил его в Иркутске и потом в Красноярске. В этом письме он сообщает мне следующие выведенные им числовые данные, которые я записал. Широта Вилюйска равняется 63° 45' 22,5. Отклонение магнитной стрелки к востоку 0° 7' 5. Наклонение 76° 45' 9. Приняв исчисление степени магнитной силы в Якутске 1,689, Дуэ выводил ее для Вилюйска — 1,759. Доехав до Олекминска и желая доставить развлечение товарищу нашему Андрееву, Дуэ пригласил его совершить вместе с ним поездку вдоль берега Олекмы, где между прочим, находятся значительные залежи слюды, употребляемой на севере вместо стекол в оконных рамах. Об этой экскурсии уведомил меня письмом несчастный Андреев, о плачевной кончине коего упомянуто выше. Поводом к назначению пограничного города Бухтарминска новым для меня местопребыванием был следующий сообщенный мне случай. Сестра моя, Ее. Ив. Бибикова, встретившая случайно у графини Лаваль 17) M. M. Сперанского, известного учредителя сибирского управления, и заговорив с ним о Сибири, // С 68 услышала от него такое увлекательное описание климата к местности Бухтарминска, что решилась подать на высоч. имя прошение о переводе меня в этот город, хотя я, переписываясь с нею, не раз упрашивал ее не беспокоить никого просьбами о переводе меня в другое место. Я как — то свыкся с своим положением, так что и уединение мое было мне не в тягость, и при том я считал благоразумнее не напоминать правительству о себе. Но сестра, осведомляясь о моем житье — бытье, не могла вынести мысли, что в продолжение всей зимы окна в моей юрте заменялись льдинами; она из этого одного заключила, что положение мое должно быть невыносимо, и сочла своею обязанностью вырвать меня оттуда даже против моего желания. Я знал, что Чернышев 18) и Ал. Бестужев давно уже просили дозволения вступить на службу рядовыми в кавказскую армию. Наконец, пришло о том разрешение, и Чернышев уехал первый, а накануне моего прибытия в Якутск увезли и Бестужева. Как только сообщил мне местный комиссар о полученном им предписании отправить меня в Иркутск, я наскоро уложил в чемодан белье, платье и книги, юрту же со всею хозяйственною утварью, равно и корову, предоставил в полную собственность казака Жиркова; выстроенную же мною юрту отдал прокаженным, нуждающимся в более просторном помещении. Распоряжение это я совершил законным порядком, подписав о том об'явление в комиссаровской канцелярии. Копия с моей дарственной записи вручена была Жиркову, заявления восторга и признательности которого много меня порадовали. В первых числах июня, сколько помнится, в сопровождении наряженного ко мне казака, пустился я верхом по дороге в Якутск. Услужливый и преданной мне Жирков счел долгом проводить меня до первой станции. Под'езжая к Якутску, 11-го июня, доехали мы до какого — то озера, простирающегося на 7 верст. Не видя на нем лодки и узнав от казака, что об'ехать озеро нам нельзя, я не мог понять, как мы верхом пустимся в воду, и тут узнал от него, что под водою, всего в два вершка глубиною; лед продержится во все лето, и так крепок, что хоть пушку по нем вези. Доехавши до Якутска, я с прискорбием узнал, что нетерпеливо ждавший меня А. Бестужев выехал накануне с урядником, присланным за ним. Пришлось мне для отдыха пробыть два дня в этом жалком городке, в котором, к сожалению, никого знакомых не имел. Прежний областной начальник Мягков, который в 1827 году был так обязателен и внимателен ко мне, перемещен был на другую должность 19). // С 69 От нечего делать я вздумал ознакомиться с местностью и зашел в монастырскую ограду, где кладбище прилегало к церкви, и заметил на одной гробнице надпись в несколько строк. Я прочел эту надгробную эпитафию, и стихи мне так понравились, что я тут же их списал. Стихи, написанные, как я впоследствии узнал, А. Бестужевым, помещаю здесь: Неумолимая, холодная могила Якутск, 1828 года. Скончались Михалевы. Из Якутска, в сопровождении хорунжего, отправился дальше, вверх по Лене, бичевой, в небольшой почтовой лодке, на с'едение комарам, до Качуги, где мы сошли на берег, чтобы на колесах доехать до Иркутска. По пути остановились на последней станции перед Киренском, в доме зажиточного крестьянина, желавшего угостить меня на славу; стол покрыт был скатертью безукоризненной белизны, приборы серебряные, стаканы и рюмки бемского стекла. Я счел долгом предупредить его, что он ошибается, если принимает меня за чиновника, что я не что иное, как сосланный государственный преступник; на это он возразил мне с поклоном, что очень хорошо знает, кого имеет удовольствие принять у себя в доме, и что он рад дорогому гостю. Я узнал от него, что он при Екатерине был сослан на каторгу и в силу милостивого манифеста, изданного по случаю рождения вел. кн., впоследствии императора, Александра Павловича, выпущен на поселение и водворен на пустынном берегу Лены на том месте, где со временем выстроилась целая деревня, населенная его сыновьями и внуками. Счастливый случай вывел в люди беспомощного одинокого поселенца; иркутский купец спускал по Лене расшиву, нагруженную мукой; на пути застала его зима, принудившая его пристать к безлюдному берегу, где он обрадовался встретить живого человека, которого просил принять и сберечь его ценный груз. Поселенец не употребил во зло оказанного ему доверия и в целости возвратил доверителю сбереженные и муку, и судно его. В знак признательности купец тот сделал его комиссионером своим по торговле хлебом, что доставило ему способ опериться, а впоследствии и разбогатеть. Я при этом вспомнил о спорном вопросе между мною и Дуэ; он отстаивал необходимость смертной казни, мною всеми силами опровергаемой; я признал рассказ моего хозяина веским аргументом в пользу моего мнения и, записав слышанное мною, просил хозяина передать Дуэ мою записку, когда на возвратном пути лейтенант остановится на станции. В Иркутске остановился я у Ад. Ник. Муравьева, занимавшего должность полициймейстера. Сосланный в Сибирь также по делу 14-го декабря, он пожелая // С 70 вступить на службу и вскоре после того получил место исправляющего должность губернатора в Тобольске. Кроме существовавшего между нами родства, я с малолетства знал его и имел случай оценить его во время походов 1812, 13 и 14 годов, в которых оба мы участвовали; жена его, рожденная кн. Шаховская, и две свояченицы последовали за ним в Сибирь, доставляя ему тем утешение в семейной жизни 20). Г. Г. Лавинский, к которому пришлось мне являться, подал мне совет проситься на Кавказ, как бы в признательность за оказанную мне царскую милость, облегчившую мою участь после приговора верховного суда 21). Не последовал я его совету потому, что, страдая от раны в ноге, полученной под Кульмом, я в пехотные солдаты не годился. Гостивши у Муравьева, я имел случай познакомиться с профессором, находившимся во главе норвежской ученой экспедиции, снаряженной по его инициативе, и часто нас посещавшим; иностранной фамилии его я, к сожалению, не могу припомнить. По вечерам собирались гости, составлявшие высший круг иркутского общества. Раз как — то сел за фортепиано ловкий и элегантный молодой человек; к удивлению моему, я узнал, что это был иркутский купец Баснин. В то время богатое купечество составляло местную аристократию и по образованию и обхождению далеко опередило купцов, встречавшихся нам по ту сторону Урала. Торговля наша с Китаем, заключающаяся в обмене чая и шелковых материй на наши сибирские меха, добываемые у якутов за бесценок, доставляла в конце прошлого и начале нынешнего века огромную наживу, тем более, что находилась в руках небольшого круга торговых фирм, не допускавших конкуренции со стороны московских купцов. При этих — то благоприятных условиях основались в Иркутске // С 71 и в Нерчинске богатые торговые дома, в которых старики, скоро убедившись в пользе образования, не щадили ни денег, ни забот для воспитания детей. В Иркутске я пробыл 6 недель. А. Н. Муравьев не отпускал меня, а я так приятно проводил время в кругу доброго семейства, что охотно согласился с ним, что на новое место ссылки всегда вовремя поспею. Отправился я в сопровождении полицейского чиновника Соболевского, получившего впоследствии место городничего в г. Кургане Тобольской губернии. Он рассказал мне в доказательство неустрашимости, с какою А. Н. Муравьев преследовал воровство и грабеж, следующий его подвиг до сведения его дошло, что в Иркутске скрывается шайка разбойников, грабивших прохожих и проезжих в темные осенние вечера и ночи. Личный состав полиции был ненадежен. Узнав, что притон разбойников — в каком — то подвале, он, ночью, взяв с собою Соболевского, пошел в указанный ему дом и застал врасплох шайку в полном сборе, делившую добычу. Его появление так их поразило, что они тут же повинились, полагая, что полициймейстера сопровождает военная сила. Они с места не тронулись, пока Соболевский не привел солдат, проводивших их в острог. В Красноярске застал я лейтенанта Дуэ, ехавшего обратно в Петербург, и навсегда с ним простился. Томск, следующий город по пути, славился уже тогда своим торговым значением, хотя далеко не представлял того богатства и роскоши, до каких дошел впоследствии, ради золотопромышленников, поселившихся в нем, как в устроенном пункте, посреди приисков. Доехали до Омской крепости, местопребывания областного начальника. Генерал Сен — Лоран, бывший дивизионным начальником в Полтаве, сын французского эмигранта, воспитывавшийся в I — м кадетском корпусе, до того обрусел, что французского языка вовсе не знал. Он против воли был назначен управлять Омскою областью, хотя область эта была мало населенною. Он рассказывал Степ. Мих. Семенову 22), о котором дальше будет речь, что когда он умаливал государя не назначать его на должность, к которой он вовсе не способен, он получил // С 72 следующий ответ: «Ты хорошо командовал дивизией, значит, можешь и краем управлять, это дело не мудреное. Я был дивизионным начальником, а пришлось управлять целым государством и притом, как видишь, не хуже другого». Сен -Лоран пользовался на службе прекрасною репутацией; он слыл человеком отлично — храбрым, честным, правдивым и всеми был любим. Во время войны 1812, 13 и 14 годов он командовал Егерским полком. Меня он принял как нельзя более ласково 23). При нем были дочери его, взрослые девицы, воспитывавшиеся в Смольном монастыре в одно время с сестрами моими: Анной Ив. Хрущевой и гр. Еленой Ив. Капнист. Из Омска доехали до Усть-Каменогорска, где я нашел Стен. Мих. Семенова, недавно туда прибывшего и занимавшего должность писаря в канцелярии коменданта де - Лианкура. О судьбе, его постигшей, имею рассказать многое, нелишенное интереса, но сперва необходимо кое — что сказать об оригинальной личности де - Лианкура, француза — эмигранта, командовавшего у нас некогда полком, но когда в 1805 г. пришлось ему выступить в поход против французов, он отказался участвовать в войне против соотечественников, и потому был назначен комендантом в Усть - Каменогорск. Там он женился на казачке, которую называл «Матрон Иванов», не подчиняясь нисколько правилам русской грамматики и не заботясь об изучении русского языка. Чиновников, являвшихся к нему, он приветствовал всегда весьма лаконически следующим образом: «рюмку водки и пошел вон!» Много мне передавали про его странности. Образованный по старому методу, он читал на память стихи из Виргилия и Горация, а дочерей своих не учил и грамоте на том основании, что им в Сибири придется выйти замуж за дураков, как он выражался. На одной из его дочерей женился впоследствии советник тобольского губ. правления. На счет военной формы он позволял себе странные отступления; сшил себе мундир вместо зеленого из синего сукна потому только, что какой-то купец принес ему в дар кусок такого цвета сукна. Здоровьем был так крепок, что в зиму ходил в летней шинели. На знакомство был далеко не притязателен. У него был список всех жителей с обозначением дня их именин. Он являлся к ним в тот день и говорил, что пришел отведать у них именинного пирога. Раз ему доложили о появлении какого-то татарина Муратки. Он засуетился и велел его арестовать, вообразив себе, что это бежал я, Муравьев, из Бухтарминска. Все это доказывает, как неразборчивы были у нас в назначении полковых командиров и комендантов в начале нынешнего века. Чужестранцев так высоко ценили, что допускали командовать полком людей, вовсе не знавших русского языка. О товарище моем Степане Михайловиче Семенове, о котором в появившихся доселе записках не упоминается, считаю не лишним передать, что знаю. Бывший доцент моск. университета, он был одно время воспитателем молодого кн. Никиты Трубецкого, младшего брата нашего Сергея Петровича 24); // С 73 потом поступил в канцелярию министра народ. просвещения и духовных дел кн. Ал. Ник. Голицына. Следующий случай свидетельствует о доверии к нему министра. До государя Александра Павловича дошла весть об убийстве, случившемся в Курской губ., в коем молва обвиняла местную помещицу и приходского попа. Граф Аракчеев уверял государя, что по следствию они признаны непричастными к делу, тогда как кн. Голицын утверждал, что следствие ведено было неправильно. Известно, что между этими двумя любимцами царя существовало соперничество в преданности его особе. Чтобы разрешить возникший между ними спор, государь предложил им послать каждый от себя доверенное лицо для раскрытия истины. Выбор кн. Голицына пал на Семенова, которого он предупредил, что, зная его честность, он уверен, что отвергнет всякого рода подкуп, но что в таком случае он предостерегся бы от отравы. Семенову пришлось во время следствия питаться яйцами и чаем с булками, им же самим на базаре купленными. По следствию подозреваемые оказались подлежащими суду, и князь Голицын высоко ценил услугу Семенова, доставившего ему победу над Аракчеевым. Сен — Лоран, вступив в управление Омскою областью, очутился, по словам его, как в лесу. Не имея никакого понятия ни о порядке гражданского делопроизводства, ни о состоянии края, не имея при себе человека сведущего, на которого мог бы положиться, он, при своей добросовестности, тяготился своим положением и не скрывал его. Кто-то, сжалившись над ним, надоумил его призвать к себе из Усть-Каменогорска Ст. Мих. Семенова, причастного к делу 14-го декабря, но не лишенного ни чина, ни звания и не по суду, а лишь административным порядком назначенного исправлять в Сибири должность канцелярского служителя. Сен — Лоран тотчас выписал его и вскоре убедился, что он приобрел в нем дельного и в высшей степени честного помощника. В 1829 г. знаменитый Александр Гумбольдт отправился в Сибирь с целью исследовать естественные богатства обширного края, и из Петербурга было предписано, по высочайшему повелению, всем местным правителям, отряжать чиновников для сопровождения ученой знаменитости. Сен-Лоран назначил Семенова, который и сопутствовал Гумбольдту по всей Омской области. По возвращении его в Петербург, на вопрос императора Николая, насколько он доволен своим путешествием, Гумбольдт, между прочим, желая угодить, отозвался с похвалою о его чиновниках и выразил удивление, что даже в Сибири сопровождавший его оказался человеком высокообразованным. Государь, узнав, что восхваленный чиновник был Семенов, сделал выговор Сен — Лорану, а Семенову велел довольствоваться должностью канцелярского служителя Северного общества. С. П. был назначен на день 14 декабря 1825 года диктатором и верховным распорядителем восставших войск; но обычная воинская доблесть к храбрость С. П. на этот раз изменили ему, и он провел весь день в самом нелепой малодушном укрывательстве от своих товарищей, а наконец искал спасения от неизбежного ареста в доме австрийского посла графа Лебцельтерна, женатого на сестре жены Трубецкого, графине Лаваль, и потерявшего свой пост в Петербурге в значительной степени вследствие этой истории; преданный суду, проявил при допросах малодушие и был из числа самых болтливых подсудимых; осужден по 1 разряду; жена последовала за ним в Сибирь (воспета Некрасовым в «Русских Женщинах»), где и умерла в 1854 году; скончался в Москве в 1860 году; оставил записки декабриста, // С 74 вследствие чего тот возвратился опять в Усть - Каменогорск, а впоследствии в г. Туринск, Тобольской губ. По расстроенному здоровью Семенов просил дозволения приехать в Тобольск посоветоваться с медиками. Тут губернатор Повало-Швейковский, заслуженный моряк, сблизился с ним и воспользовался опытностью его по делам администрации. Затем кн. Горчаков, желая иметь его при себе, вызвал его в Омск, куда переведено было главное управление Западной Сибири, назначил его начальником отделения и поручил ему рассмотреть дела, решенные Талызиным в бытность последнего омским областным начальником, которого кн. Горчаков, не успевши распознать, назначил губернатором в Тобольск. Это тот же Талызин, которому Ал, Петр. Ермолов, которого он был ад'ютантом, говаривал, что не сдобровать ему. Семенов, просмотревши дела, решенные Талызиным, отозвался о них неодобрительно, указавши в них явное отступление от закона, чем нажил себе в Талызине непримиримого врага. Последний стал писать в Петербург, что Западною Сибирью управляет государственный преступник. Из III — го отделения сообщили этот донос кн. Горчакову, который испуганный показал это письмо Семенову. Впрочем, сам Горчаков давал повод этим слухам: раз у себя за столом он упрекал служащих при нем в распространении молвы, будто Семенов всем управляет у него, на что Семенов заметил князю, что делая, выговор Попову, заведывавшему приказом о ссыльных, он прибавил, что выговор исходил не от него, а от Семенова, чем сам подтвердил носившийся слух. Надо сказать, что Горчаков, вполне доверяя Семенову, призывал его к себе по несколько раз в день, совещаясь с ним по делам всех 4-х отделений, так что бедному Семенову, больному и уже пожилому человеку, становилась не по силам, в чем он сознавался Горчакову, не раз упрашивая его отпустить его на покой в Тобольск, где бы он мог занять скромную должность советника губернского правления. При этом случае он возобновил свою просьбу, которую кн. Горчаков охотно уважил, желая доказать тем, что напрасно его подозревают в Петербурге способным подчиняться влиянию кого бы то ни было. Прослуживши несколько лет в Тобольске, Семенов, после краткой болезни, скончался там на руках любивших его товарищей по ссылке. Все Тобольское общество, и знатные, и малые люди, любовь и уважение которых он заслужил, проводили гроб его до кладбища. Я прибыл в Бухтарминск после приезда Гумбольдта. Меня привез туда, казачий офицер и рядовой казак. Комендант Федор Степанович Шевнин приказал отвести мне квартиру у казака Щербакова, имевшего свое хозяйство. Я условился с ним, чтобы он меня кормил. Бухтарминск стоит при впадении реки Бухтармы в Иртыш. В Усть - Каменогорск ездят оттуда на пароме по Иртышу. Недалеко от Бухтарминска был расположен штаб 8-го казачьего полка; командовал им Евграф Иванович Иванов. Ожидали приезда Сен-Лорана. Комендант Маков, старый, заслуженный воин и человек отлично добрый, страдал недугом, известным у нас под именем запоя. Жена его при одной мысли, что Сен-Лоран застанет мужа ее в нетрезвом виде, приходила в отчаяние, предвидя от того гибельные последствия для своего мужа. Зная наши хорошие с ним отношения, она упросила меня понянчиться с ним и во что бы то ни стало отрезвить его. Пришлось мне целую ночь возиться с ним и, несмотря на его мольбы, жалобы, ругательства // С 75 и даже угрозы, я продержал его до утра без капли водки. Когда поступил новый таможенный начальник Крок, сменивший Шевнина, он предложил мне перейти к нему на казенную квартиру, каковою он пользовался. Я имел с ним общий стол, разделяя поровну расходы по хозяйству. Его сменил Макаров, пригласивший меня, к себе на именины. Во время обеда прибежал сосед мой с известием, что казака моего потребовали к следователю на допрос, что дверь настежь открыта и никого не осталось в квартире. Следствие наряжено было по случаю доноса плац — ад'ютанта Стражникова, относившегося ко мне недоброжелательно за то, что я не вел с ним знакомства; он обвинял начальника за то, что он назначил мне казака в прислугу 25). Следствие обнаружило разные незаконные действия ад'ютанта, который и был отставлен от службы. Впоследствии он ослеп. Оставляя Бухтарминск, я заходил к нему проститься; его раскаяние искренно тронуло меня. Спустя два года, я купил дом у отставного чиновника Зелейщикова. У него от паралича отнялся язык; он пришел ко мне и на аспидной доске умолял меня о помощи. Ему пришлось ходить ко мне каждый день, и мое лечение (магнетизм) было настолько действительно, что он стал говорить. С 1815 года я стал знакомиться с магнетизмом, читая все, что о нем писалось. Первый опыт мой был над моим камердинером, который во время ясновидения просил у меня ревеню (он страдал постоянно от тошноты). Покойный брат мой Сергей, бывший сложением крепче меня, безуспешно его магнетизировал. Известный бородинский герой H. H. Раевский 26) многих излечил посредством магнетизма. Больной сын его, А. Н., не признававший целебной силы магнетизма, по моей просьбе согласился испытать его действие. Я ему помог, но он упросил меня не говорить о том отцу его. Известно, что государь Александр Павлович, не жалуя Раевского, отнял у него командование корпусом, высказав, что не приходится корпусному командиру знакомиться с магнетизмом. В Бухтарминске я вообще много лечил и многим помогал, пользуясь указаниями лечебника Каменецкого. У чиновника Зелейщикова лошадь рассекла копытом щеку кучеру, — он обратился ко мне за помощью; я приложил пластырь к ране я она скоро зажила. Тот же чиновник, вообразив меня искусным врачом, просил меня помочь соседке его, старой казачке, сыновья коей находились на службе и у которой пальцы на ногах отваливались, пораженные гангреной. Бог помог мне и ее вылечить, прикладывая уголь к ранам. Кроме того, убедившись, что она страдает худосочием, я доставлял ей свежую пищу вместо тухлой соленой рыбы, которою она по бедности питалась, и тем успел восстановить ее здоровье. Порадовавшись этому успеху, я сообщил о том сестре моей. // С 76 Из III-го отделения поступил запрос к Г. - Г. Вельяминову о причинах беспомощного положения жителей, одержимых болезнью. Бухтарминский комендант, в виде оправдания себя, доложил, что мое лечение об'ясняется интимными отношениями моими с одной солдаткой. Г. - Г. Вельяминов предписывает оштрафовать меня двухнедельным домашним арестом. В квартире моей был поставлен часовой с ружьем, которого каждые два часа сменял ефрейтор. Ко мне хаживал старый семеновский солдат, переведенный в Сибирский батальон, Ермолай Алексеев, услужливый и редкой честности. Я говорил о нем с бригадным командиром Литвиновым, навещавшим меня всякий раз, как бывал в Бухтарминске. Он командовал некогда батальоном в лейб-егерском полку. По распоряжению свыше начальникам предоставлялось право служивших несколько лет беспорочно нижних чинов переводить из Сибири на место их родины. Литвинов представил Ермолая к переводу, в Тверскую губ., но в главном штабе вместо Тверской губ. назначили его в город Бийск, чем на много верст отдалили его от родины 27). Причина тому та, что Алексеев, как старый семеновский солдат, лишался всякой льготы и считался в опале. // С 77 Примечания:1) Воспоминания эти были в 1883 году продиктованы автором своему товарищу по ссылке, декабристу А. П. Беляеву, и были опубликованы в «Русской Старине» (1886 год, № 9). Форт-Слава— крепость в Финляндии, куда М. И. Муравьев-Апостол и еще несколько декабристов были заключены после приговора Верховного Уголовного суда.
2) Ал. Ал. Бестужев, известный декабрист; оставил записки-воспоминания о Грибоедове; в делах тайных обществах есть его письма к Николаю I, политического содержания; опубликованы в сборниках: А. К. Бороздина—«Из писем и показании декабристов», П. 1906, и М. В. Довнар-Запольского—«Мемуары декабристов», К. 1906. Прославился в 30-х годах, как романист, под псевдонимом Марлинский.
3) Дмитрий Никитич Бегичев (1786—1865), автор романа «Семейство Холмских», выдержавшего три издания (1832—1841 гг.); с 1830 по 1836 г. воронежский губернатор; принимал участие в судьбе. А. В. Кольцова.
4) Н. А. и М. А. Бестужевы, братья А. А.Бестужева-Марлинского, декабристы, принимавшие видное участие в восстании 14 декабря 1825 года; оставили записки об этом; Н. А. Бестужев был вообще богато-одаренный человек, автор занимательных «рассказов старого моряка», хороший художник, оставивший много акварельных портретов декабристов.
5) А-й П. Юшневский—один из главных распорядителей тайного общества на юге; изданы сибирские письма его и жены, последовавшей за мужем в ссылку. Мих. Матв. Спиридов, майор, сын сенатора, по матери внук историка кн. M. M. Щербатова, член южного общества; осужден по I разряду; умер в Сибири за два года до амнистии.
6) С восстанием Семеновского полка в 1820 году (см. выше Воспоминания автора об этом) тесно связано имя Серг. Ив. Муравьева-Апостола, принимавшего горячее участие в судьбе пострадавших солдат; собственно солдаты его роты и были главными участниками восстания. М. И. Муравьев-Апостол вышел из Семеновского полка в 1818 году, но солдаты сохранили о нем любовную память, так как он вместе с братом Сергеем был главным виновником фактической отмены телесных наказаний в Семеновском полку по возвращении армии из Франции.
7) A. П. Арбузов, лейтенант гвардейского экипажа, член северного общества; приговорен по I разряду; умер в Сибири в 1843 году. Ал-й Ив. Тютчев, член общества Соединенных Славян; осужден по II разряду; умер в Сибири накануне амнистии, в январе 1856 года.
8) Ив. Богд. Цейдлер — иркутский губернатор с 1821 по 1835 год. H. H. Шереметева—теща И. Д. Якушкина и графа M. H. Муравьева-Виленского, тетка знаменитого поэта Тютчева, друг Гоголя и писателей-славянофилов.
9) Кн. Вал. Мих. Голицын, камер-юнкер, член Северного общества; осужден по 8-му разряду на поселение в Сибирь на 20 л., переведен на Кавказ в 1829 г. умер в 1859 г. в Москве; герой романа Д. С. Мережковского «Александр I-й». А-й Вас. Веденяпин, член общества Соединенных Славян, осужден по 11-му разряду, умер в 1847 г. в России. М. А. Назимов, член Северного общества, осужден но 8-му разряду—на поселение в Сибирь, был на Кавказе (с 1837 г.) рядовым, умер во Пскове в 1888 г.—87 л. от роду. Н. Ф. Заикин— член Южного общества, осужден но 8-му разряду, умер в 1833 г. в Сибири; посвятил М. И. Муравьеву-Апостолу стихи (в сборнике М. М. Зензинова «Декабристы», М. 1907 г.). А. Н. Андреев, член Северного общества, осужден по 8-му разряду, умер в Сибири в 1831 г. (см. ниже). Ник. Ал. Чижов, лейтенант, член Северного общества, осужден но 8-му разряду, с 1842 г., переведен в Россию, где умер в 1843 г.; писал стихи; одно его большое стихотворение «Нуча» (из Якутской жизни) было напечатано в 1832 г. в «Моск. Телегр.» Н. А. Полевого с полным именем автора, что вызвало большой переполох в III отделении.
10) Так называли якуты комиссара (прим. автора).
11) Имеется в виду история поручика Александрийского гусарского полка Ив. Ив. Сухинова, одного из самых решительных участников восстания Черниговского полка в январе 1826 года. Об этой истории и об упоминаемой здесь драме в Нерчинских рудниках (1828 года) см. выше в воспоминаниях автора о Черниговской истории и в примечаниях к ним.
12) В этом селе случилось впоследствии несчастие, поразившее всех. В нем находился на поселении товарищ наш Репин, бывший гв. Финляндского полка капитан. Андреева из Олекминска вез хорунжий в Иркутск. На пути Андреев ночевал у Репина. Ночью вспыхнул пожар в доме, в котором оба и сгорели. Наряженное следствие ничего не открыло: был ли пожар следствием неосторожности или поджога. Мир праху вашему, бедные товарищи, безвременно почившие мученическою смертию! (Прим. автора). Ник. Петр. Репин, один из образованнейших офицеров своего времени, член Северного общества, осужден по 5-му разряду. Андр. Ник. Андреев, член Северного общества, осужден по 8 разряду; поселенный в Олекминске, где он не мог найти средств к жизни, Андреев просил о разрешении ему поступить в услужение к частным лицам для снискания себе пропитания, но в этом ему было отказано; разрешено было, однако, перевести его в Верхнеудинск, где в материальном отношении было легче жить; по пути он остановился на ночлег. У товарища своего Репина, в комнате которого они оба в ночь на 28 сентября 1831 года сгорели. Следствие, для ведения которого приезжал туда губернатор И. Б. Цейдлер, не открыло злого умысла, но среди декабристов осталось убеждение, что здесь был поджог с целью ограбления государственных преступников.
13) А беседовал М. И. с нею даже мысленно, только по-французски, как по-французски переписывался с родными и друзьями.
14) «Господин Муравьев, уже давно я жажду вас видеть».
15) Колония прокаженных существует и в наше время близ Вилюйска.
16) Ник. Ад. Загорецкий—офицер генер. штаба, член Южного общества, осужден но 7 разряду, в 1838 г. переведен на Кавказ рядовым, в 1843 г, произведен в офицеры, умер в Москве в 1885 году. Об остальных сказано выше.
17) Графиня Ал. Григ. Лаваль (рожд. Козицкая), теща декабриста кн. С. П. Трубецкого.
18) Граф Зах. Григ. Чернышев, ротмистр Кавалергардского полка, член Северного общества, осужден по 7 разряду, в 1829 году переведен рядовым на Кавказ, в 1833 году произведен в офицеры, в 1856 году разрешено выехать за границу, умер в Риме в 1862 году; в Сибирь последовала за своим мужем, декабристом Никитою Мих. Муравьевым, сестра Чернышева, Александра Григорьевна, умершая там же.
19) Начальник Якутской области Н.Мягков был переведен с этой должности лишь в 1831 году, а во время описываемой поездки, в 1829 г., М. И. Муравьев-Апостол не видел его потому, что Мягков находился по делам службы в раз'ездах по области. О Вилюйской жизни М. И. см. ниже его письмо к сестре Е. И. Бибиковой от начала 1832 года.
20) Ал. Ник. Муравьев, старший сын известного основателя училища колонновожатых H. H. Муравьева и старший брат M. H. Муравьева-Виленского, H. Н. Муравьева-Карского и А. Н. Муравьева (духовного писателя), полковник, герой Отечественной войны; основатель Союза Спасения, первого тайного общества, из которого вышло движение декабристов, и редактор устава Союза Благоденствия, разветвившегося после 1820 года на Северное и Южное тайные общества; еще до этого разветвления тайного общества и расширения его революционных задач отошел, преимущественно под влиянием своего брата Мих. Ник., от общества, а после ареста в 1826 году проявил совершенное и искреннее раскаяние; поэтому хотя и осужденный по 6 разряду был сослан в Сибирь без лишения чинов и дворянства, а в феврале 1828 года был назначен городничим в Иркутске, проходя и дальше административную службу по министерству внутренних дел; однако в 1839 году уволен без прошения от должности архангельского губернатора в связи с делом о неповиновении крестьян Ижемской волости; в конце 1856 года был назначен нижегородским губернатором и в этой должности оказал огромное содействие освобождению крестьян, побудив нижегородское дворянство, вопреки господствовавшим там крепостническим стремлениям,— просить царя об уничтожении рабства (об этой стороне деятельности А. Н.—см. очерк В. Г. Короленко «Легенда о царе и декабристе»); жена А. Н., рожд. княжна П. М. Шаховская, последовала за ним в Сибирь и после ее смерти он женился на сестре ее, кн. M. M. Шаховской.
21) Мих. Вас. Лавинский—генерал-губенатор Восточной Сибири; он вместе с подчиненным ему городничим А. Н. Муравьевым вел упорную борьбу с известным архиепископом иркутским Иринеем (Несторовичем), церковная деятельность которого всегда вызывала недовольство гражданских властей; в 1831 году в этой борьбе одержала верх гражданская власть, главным образом вследствие сношений А. Н. Муравьева с центральной синодальной властью, где он имел давних друзей по своей прежней склонности к мистицизму.
22 Стен. Мих. Семенов— незаурядная личность среди декабристов; происходя из духовного звания, окончил Московский университет, где получил в 1816 году степень магистра этико-политических наук и намечался в профессора; глубоко образованный человек и прекрасный оратор, постоянно выступал на публичных диспутах в университете и приводил начальство в сильное смущение, ловким наведением беседы на тему о вреде самовластья и о пользе республиканского строя; последовательный сторонник французских энциклопедистов и конституционалистов XVIII века, был деятельнейшим участником Северного общества и вместе с Ив. Ив. Пущиным руководил московским отделением его; привлеченный к следствию, отроге проводил на допросах систему отрицания и полнейшего незнания, а на очных ставках, благодаря своим ораторским способностям, умело разбивал неблагоприятные для него показания менее ловких товарищей; последствием этого была для него ссылка в Сибирь на службу без предания суду; в Сибири он выделялся своими дарованиями, и, вопреки наставлениям сверху, местная власть отличала и выдвигала С. М.; однако, он неохотно содействовал этим видам начальства, а всем поведением и образом жизни старался не выделяться из круга своих бывших товарищей — заговорщиков, с которыми продолжая дружеские сношения; встретившийся с ним в Сибири Ал. Гумбольдт был в восторге от сибирского чиновника и похвалил его в Петербургских сферах, что вызвало порицание начальству Семенова и приказание убрать его в глушь Сибири; умер в Тобольске в 1852 году.
23 В своих ежемесячных сообщениях царю Сен-Лоран подчеркивал отличное поведение государственного преступника Муравьева-Апостола и содействовал облегчению его положения.
24 Кн. Сергей Петрович Трубецкой, герой Отечественной войны, основатель Союза Спасения, основоположник Союза Благоденствия, главный деятель и директор.
25 Про бухтарминские неприятности М. И. смотреть ниже в письмах к И. А. Вельяминову, генерал-губернатору Западной Сибири, и к сестре.
26 Ник. Ник. Раевский— внучатный племянник кн. Гр. Ал. Потемкина; тесть декабристов кн. С. Г. Волконского и М. Ф. Орлова, единоутробный брат декабриста В. Л. Давыдова, отец Пушкинского «Демона» А. Н. Раевского и одного из ближайших друзей великого поэта— H. H. Раевского, героя Кавказских войн и покровителя сосланных на Кавказ рядовыми декабристов.
27 После восстания Семеновского полка в 1820 году все солдаты его прежнего состава были разосланы в Кавказский корпус и в другие армейские части с предписанием не давать им спусков и не повышать их по службе (как и бывших их офицеров), а также не давать им отставки; разнеся но армии дух недовольства, бывшие семеновцы явились лучшими, сознательными и бессознательными, помощниками офицеров-членов тайных обществ и после 1825 года подверглись особенно ожесточенному преследованию правительства; о Семеновской истории см. выше воспоминания автора под этим заглавием.
Печатается по кн.: Декабрист М. И. Муравьев-Апостол. Воспоминания и письма. Предисловие и примечания С. Я. Штрайха. Издательство «Былое». Петроград — 1922. В настоящей сетевой публикации использована электронная версия книги с сайта http://www.dekabristy.ru/ Гипертекстовая разметка и иллюстрации исполнены в соответствии со стандартами ХРОНОСа. Здесь читайте:Муравьев-Апостол Матвей Иванович (1793-1886), участник войны, декабрист. Муравьев-Апостол Сергей Иванович (1796-1826), участник войны, декабрист, брат Матвея. Муравьев-Апостол Ипполит Иванович (1806-1826), участник восстания Черниговского полка, брат Матвея и Сергея. Декабристы (биографический справочник). Участники наполеоновских войн (биографический справочник). Союз благоденствия (справочная статья и "законоположение союза"). Движение декабристов (список литературы). Источник и литература:Конституция Никиты Муравьева (документ). Белоголовый Н.А. Из воспоминаний сибиряка о декабристах. Русские мемуары. Избранные страницы. 1826-1856 гг. М., 1990. "Русская Правда" П. И. Пестеля. Нечкина М.В. Декабристы. Нечкина М.В. Декабристы. Гл. Конституция Н. Муравьева. Румянцев В.Б. И вышли на площадь... (Взгляд из XXI века).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах:
|