ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
ОПЫТ О НЕРАВЕНСТВЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАС
Фото с сайта
http://www.xpomo.com/
КНИГА ПЕРВАЯ
Предварительные соображения; определения; изложение
естественных законов, управляющих общественным порядком
ГЛАВА XIV
Продолжение доказательств умственного неравенства рас.
Различные цивилизации взаимно отталкиваются.
Смешанные расы создают смешанные цивилизации
Если бы человеческие расы были равны, история предстала бы нашему взору в
виде очень впечатляющей, совершенной и славной картины. Тогда расы, будучи в
равной мере умными и устремленными к своим истинным интересам, в равной мере
способными найти способ побеждать и торжествовать, с самого первого дня
творения наполнили бы землю роем процветающих и — что самое главное —
возникших одновременно цивилизаций. В ту же эпоху, когда древнейшие
санскритские народы создавали свою империю и покрывали — посредством религии
и меча — Южную Индию посевами, городами, дворцами и храмами, когда первая
империя ассирийцев украшала долины Тигра и Евфрата величественными
сооружениями, когда колесницы и конница Немрода завоевали соседние народы,
на африканском побережье, где живут негры с прогнатическим строением головы,
появилось бы разумное и развитое общество, обладавшее большими средствами и
возможностями.
Кельтские путешественники принесли бы на западную оконечность Европы, наряду
с остатками восточной мудрости первобытных времен, все необходимые элементы
великого общества и наверняка бы встретили среди иберийских народов,
распространенных в те времена в Италии и на островах Средиземного моря, в
Галлии и Испании, достойных соперников, богатых, как и они сами, древними
традициями, искусных во всех областях человеческой деятельности.
Тогда объединенное человечество гордо шагало бы по земному шару, сильное
своим общим разумом, создавая повсюду похожие друг на друга общества, и по
прошествии некоторого времени все нации стали бы одинаково оценивать свои
потребности и возможности, одними глазами смотреть на природу, завязали бы
тесные контакты между собой, которые столь необходимы и выгодны для
прогресса и цивилизации.
Некоторые племена, в силу злосчастной судьбы оказавшиеся в суровых
климатических условиях, в тесных ущельях скалистых гор, на побережье
покрытых льдом морей, в бескрайних степях, обдуваемых холодными ветрами,
были бы вынуждены дольше бороться с негостеприимной природой, чем
обласканные судьбой народы. Но в конце концов и эти племена, будучи
наделенными таким же разумом и такими же способностями, не замедлили бы
найти средства сгладить суровость климата. Они обязательно употребили бы
разумную активность, какую мы сегодня наблюдаем у датчан, норвежцев,
исландцев. Они сумели бы укротить строптивую почву и сделали бы ее
плодородной. В горах они, как, например, нынешние жители Швейцарии,
пользовались бы выгодами скотоводства, или, по примеру жителей Кашмира,
прибегли бы к возможностям промышленности; а если бы их страна оказалась
безнадежно бесплодной, а ее географическое положение безысходно
неблагоприятным, они смогли бы понять, что земля велика, что в ней много
долин и равнин, и тогда они оставили бы свою родину и отправились на поиски
мест, где их разумная деятельность принесла бы плоды.
Тогда нации, в равной степени просвещенные и богатые — одни за счет
коммерции, благодаря морским гаваням, другие за счет сельского хозяйства,
процветающего на плодородных просторах, третьи за счет промышленности,
четвертые — благодаря удачному местоположению, — словом, все нации, несмотря
на временные разногласия и войны, к сожалению, неотъемлемые от человеческой
природы, очень скоро договорились бы о совместной жизни на земле. Близкие
друг к другу цивилизации кончили бы тем, что объеди нились, образовав
всеобщую конфедерацию, предмет вековых мечтаний. И не существовало бы
никаких препятствий на этом пути, если бы все расы были наделены одинаковыми
умственными способностями.
Впрочем, нарисованная картина абсолютно фантастическая. Первые народы,
достойные так называться, были издавна объединены идеей общности, которая
никогда не приходила на ум варварам, жившим по соседству. Они мигрировали из
мест своего первоначального обитания и на своем пути встречались с другими
народами, вернее племенами, которые так и не сумели осознать идею
цивилизации, навязанную им пришельцами. Опровергая мысль о равенстве рас,
способные к цивилизации народы вначале создавали свой общественный порядок
на совершенно разных основах, затем многое перенимали друг от друга. Для тех
групп, которые не были движимы внутренним порывом, сила примера ничего не
значила. И испанцы, и галлы видели, как по соседству с ними финикийцы,
греки, карфагеняне строят цветущие города. Но ни испанцы, ни галлы не стали
копировать нравы и систему правления этих славных торговцев и
мореплавателей, а когда пришли римляне, победители смогли преобразовать
покоренные земли только посредством колонизации. Что касается кельтов и
иберийцев, они доказали, что цивилизация возможна только при смешении крови.
Посмотрим, в какой ситуации оказались американские племена. Рядом с ними
появился народ пришельцев, который стремится увеличить свою численность,
чтобы стать сильнее. По их рекам взад-вперед проплывают тысячи судов. Они
знают, что сила их хозяев несокрушима. У них уже нет никакой надежды на то,
что чужаки уйдут с их родной земли. Они поняли, что весь огромный континент
сделался добычей европейцев, и им остается лишь наблюдать за тем, как чуждые
им институты делают жизнь человека независящей от количества дичи или рыбы.
Покупая водку, одеяла, ружья, они понимают, что даже их примитивные желания
были бы легче удовлетворены в рамках нового общества, которое приглашает их,
оплачивает их труд и называет аборигенов помощниками. Но они отказываются,
они предпочитают уединение и уходят все дальше в глубь страны. Они бросают
все, даже кости своих предков. Они знают, что вымрут, но какой-то
таинственный ужас удерживает их в плену неодолимого отвращения, и,
восхищаясь силой и превосходством белого человека, их сознание, вся их
натура, их кровь, в конце концов, противятся даже мысли о том, чтобы иметь
что-либо общее с белыми.
В испанской Америке аборигены испытывают меньшее отвращение к пришельцам.
Дело в том, что метрополия с самого начала оставила покоренные племена под
управлением их собственных касиков и не пыталась их цивилизовать. Им
разрешили сохранять древние обычаи и законы; от них требовали лишь обращения
в христианство и определенную дань. То есть колонизации по сути не было, а
угнетение выражалось в форме прихотей и капризов завоевателей. Вот почему
индейцы испанской Америки не столь несчастливы и продолжают жить, тогда как
их северные соседи, оказавшиеся под властью англосаксов стремительно
вымирают.
Следует заметить, что колонизацию не воспринимают не только дикари. В
настоящее время мы видим красноречивые тому доказательства в Алжире, где
французы реализуют свою политику доброй воли и филантропии, а также в Индии
и Батавии, где цивилизаторами выступают англичане и голландцы. И это самые
яркие примеры и доказательства того, насколько несходны и неравны между
собой человеческие расы.
Если рассуждать только исходя из варварской натуры некоторых народов и
считать это варварство изначальным и врожденным, тогда придется отказать им
в наличии всякой культуры, однако такое мнение не является бесспорным.
Многие дикие народности сохранили следы более просвещенного прошлого, нежели
их нынешний образ жизни. Есть племена, даже весьма кровожадные, которые
имеют непонятные и сложные для нас традиционные порядки, что касается
вступления в брак, наследственности и политического управления, а их
ритуалы, лишенные сегодня всякого смысла, уходят корнями в некую систему
более высокого порядка. В качестве примера можно привести краснокожие
племена, кочующие на угрюмых безлюдных просторах, где, как полагают, некогда
жили аллеганийцы. Или другие народы, обладающие прикладными знаниями, явно
заимствованными у кого-то другого — например, жители Марианских островов.
Они пользуются ими, так сказать, машинально, не задумываясь над их
происхождением.
Таким образом, встречаясь с народностью, пребывающей в состоянии варварства,
стоит присмотреться к ней внимательнее Чтобы не впасть в ошибку, рассмотрим
несколько примеров.
Существуют народы, которые попадая в сферу деятельности родственной расы, в
какой-то степени подчиняются ей, принимают некоторые новые для себя правила
и усваивают некоторые знания; затем, когда господствующая раса начинает
исчезать — либо в результате давления, либо за счет полного слияния с
покоренным народом, — последний почти полностью утрачивает приобретенную
культуру, в особенности ее принципы, и сохраняет то немногое, что он смог
понять. Впрочем, такая ситуация возможна только между народностями, близкими
по крови. Так действовали ассирийцы по отношению к халдеям, сирийские и
египетские греки по отношению к грекам Европы, иберийцы, кельты, иллирийцы
по отношению к идеям древних римлян. А если чероки, катавбасы, маскогеи,
семинолы, начезы и им подобные племена сохранили некоторые следы
аллеганийской цивилизации, я не склонен, исходя из этого, считать, что они
являются прямыми потомками родоначальников расы; из этого следует, что
какая-то раса могла быть цивилизованной и перестала быть таковой, я бы
сказал, что если какое-то из перечисленных племен этнически еще близко стоит
к древнему преобладающему типу, так только через опосредованную и побочную
связь, без которой чероки впали бы в полное варварство. Что касается
остальных, менее одаренных народностей, они представляются мне лишь фоном
чужого населения, покоренного и присоединенного силой, на котором когда-то
зижделся социальный порядок. Следовательно, нет ничего удивительного в том,
что эти социальные осколки сохранили — впрочем, так и не поняв их, —
привычки, законы, ритуалы, созданные другими, более способными народами,
хотя они не смогли понять их значимость и их секрет и видели в них только
предмет суеверного уважения. Это, например, относится к остаткам
механических ремесел. То, что сегодня вызывает наше восхищение, может быть
плодами деятельности развитой расы, которая давно исчезла. А иногда их
происхождение уходит в эпохи, еще более отдаленные. Все, что относится к
горнорудному делу иберийцев, аквитанцев и бретонцев с Касситеридских
островов, берет начало в Верхней Азии, откуда предки западных народов
когда-то принесли секреты этой науки в процессе переселений.
Наибольший интерес среди полинезийцев вызывают жители Каролинских островов.
Их мастерство в ткачестве, их резные барки и страсть к мореплаванию и
коммерции являются той демаркационнай линией, которая отделяет их от
пелагийских негров. Не составляет труда обнаружить исток их талантов. Они
обязаны этим малайской крови, попавшей в их жилы, а поскольку эта кровь была
далеко не чистой, этническое наследие они сохранили, но не смогли его
усовершенствовать, а скорее наоборот — оно с каждым годом хиреет
Таким образом, если у иного варварского народа встречаются следы
цивилизованности, это не служит доказательством того, что этот народ
когда-то был цивилизованным. Он жил под властью родственного ему, но
превосходящего его по развитию, племени, или, имея такое племя своим
соседом, он робко и покорно учился у него. Нынешние дикие расы таковыми были
всегда; рассуждая по аналогии, можно сделать вывод, что дикари останутся
дикарями, пока не исчезнут с лица земли.
Результат этот неизбежен, когда два типа, между которыми отсутствует всякое
родство, оказываются в активных отношениях; лучшей демонстрацией этого может
служить судьба полинезийцев и американских аборигенов. Итак, из
вышеизложенного вытекает следующее:
1. Нынешние дикие племена всегда пребывали в таком состоянии независимо от
среды, в которую они попадали на своем историческом пути, и такими они
останутся всегда.
2. Чтобы дикая нация могла выдержать даже временное пребывание в
цивилизованной среде, нация, созда ющая такую среду, должна происходить из
более бла
городной ветви той же расы.
3. Это же условие необходимо для того, чтобы разные цивилизации могли даже
не смешаться, чего, кстати, никогда не бывает, но просто в достаточной
степени измениться в результате контакта друг с другом, взаимно обогатиться,
сотворить другие цивилизации,
состоящие из их элементов.
4. Цивилизации, вышедшие из рас, совершенно чуждых друг другу, могут лишь
соприкасаться поверхностным образом, но никогда не проникнут друг в друга и
всегда останутся взаимоисключающими. Поскольку последний пункт требует
дополнительного разъяснения, остановимся на нем подробнее.
Многочисленные конфликты были причиной общения персидской цивилизации с
греческой, египетской цивилизации с греческой и римской, римской цивилизации
с греческой, затем цивилизация нынешней Европы вошла в соприкосновение с
другими мировыми цивилизациями нашего времени, в частности с арабской.
Отношения греческого разума с персидской культурой были настолько же
разнообразными, насколько навязанными внешними обстоятельствами. Прежде
всего большая часть эллинского населения — самая богатая, если не самая
свободная — была сосредоточена в городах сирийского побережья, в колониях
Малой Азии и Понта, которые, быстро объединившись с государствами великого
царя, находились под контролем сатрапов и до некоторой степени сохранили
свою сущность. Со своей стороны, независимая континентальная Греция
поддерживала очень близкие отношения с азиатским побережьем.
Но слились ли эти две цивилизации? Всем известно, что нет. Греки считали
своих могущественных противников варварами, возможно, и последние отвечали
им тем же. Политические нравы, форма правления, специфика искусств, размах и
внутренний смысл общественного культа, частные нравы народов, смешанных друг
с другом, тем не менее так и остались разными. В Экбатане основой основ была
единоличная наследственная власть, ограниченная некоторыми традициями, но в
сущности абсолютная. В Элладе власть была поделена между массой мелких
суверенов. Правление, аристократическое у одних народов, демократическое у
других, монархическое у третьих, тираническое у четвертых, являло собой — в
Спарте, Афинах, Македонии — самую причудливую смесь. У персов культ
государства, больше напоминающий первобытные принципы первородства,
отличался той же тенденцией к единству, что и власть правительства, и
опирался на моральные и метафизические устои, не лишенные глубины и
основательности. У греков символизм, основанный на разнообразных проявлениях
природы, довольствовался тем, что воспевал формы. Религия оставляла
гражданским законам заботу о совести, а вера, выполнив обязательные ритуалы
и воздав должное условному богу или герою, полагала свою миссию законченной.
Эти ритуалы, почести, боги и герои менялись через каждые полмили. Если же в
некоторых храмах, например в Олимпии или в Додоне, поклонялись не одной из
сил и не одному из элементов природы, а самому космическому принципу, такое
единство лишь подчеркивало раздробленность, поскольку практиковалось оно в
отдельных местах. Кстати, оракул из Додоны и Юпитер-Олимпиец происходят из
чужих культов.
Что касается обычаев, нет нужды напоминать, до какой степени они отличались
от персидских. Для молодых, богатых, сластолюбивых и космополитичных людей
считалось позором принять образ жизни противников, которые были по-иному
жизнелюбивы и утонченны, чем эллины. Вплоть до эпохи Александра, т. е. в
течение славного периода греческого могущества — периода великого и
плодотворного, — персы, несмотря на свое превосходство, не могли приобщить
греков к своей цивилизации.
С приходом Александра этот факт получил неожиданное подтверждение. Когда
Эллада покоряла Персию Дария, казалось, что вся Азия станет греческой, тем
более, что победитель, пришедший однажды ночью в неистовство, позволил себе
такие сильные агрессивные действия против местных памятников, что в них без
труда можно было бы усмотреть столько же презрения, сколько ненависти.
Однако поджигатель Персеполиса вскоре изменил свои взгляды, да так
радикально, что в его планах можно было усмотреть желание просто-напросто
подменить собой династию Археменидов и царствовать как его предшественник
или как великий Ксеркс, включив Грецию в число своих владений. Вот так
персидская социабельность должна была поглотить эллинизм.
Но несмотря на весь авторитет Александра ничего подобного не случилось. Его
генералы и солдаты не пожелали видеть своего предводителя в длинных
развевающихся одеждах, с митрой на голове, в окружении евнухов, т. е. не
захотели, чтобы он отрекся от своей родины. И он умер. Некоторые из его
сторонников пытались осуществить его планы, однако были вынуждены отступить.
В самом Деле, почему им удалось создать этот гибрид, это государство на
азиатском побережье, включающее греческие колонии в Египте? Потому, что их
подданные представляли собой пеструю смесь из греков, сирийцев, арабов, у
которых не было иного выбора, кроме как пойти на культурный компромисс. Но
там, где расы оставались по своему составу различными, такого не произошло.
Каждая страна сохранила свои национальные нравы.
Еще один пример. До последних дней римской империи смешанная цивилизация,
которая преобладала на всем Востоке, включая континентальную Грецию той
поры, оставалась скорее азиатской, чем греческой, потому что в людях было
больше первой крови, чем второй. Правда, надо признать, что мышление приняло
эллинистические формы. Но нетрудно обнаружить в мысли той эпохи и тех стран
восточный фон, который оживляет все, что принадлежит Александрийской школе,
например, унитаристские доктрины греко-сирийских юристов. Таким образом
сохраняется пропорция, что касается количества соответствующих кровей:
превосходство за преобладающим количеством.
Прежде чем закончить эту параллель в отношении контакта между цивилизациями,
добавлю несколько слов об арабской культуре в сравнении с нашей.
Нет никаких сомнений во взаимном отталкивании цивилизаций. Наши предки,
жившие в средние века, имели возможность воочию видеть достижения и чудеса
мусульманского государства и не гнушались посылать своих детей на учебу в
школы Кордовы. Но в Европе не сохранилось ничего арабского за исключением
тех стран, где осталось немного измаелистской крови; брахманская Индия
преуспела в этом не больше, чем мы: под властью магометан она успешно
выстояла, несмотря на все их усилия.
Сегодня наша очередь действовать на развалинах арабской цивилизации. И мы
сносим их с лица земли, мы не в состоянии использовать их для себя. А между
тем эта цивилизация сама не была «чистокровной» и поэтому была менее
прочной. Арабская нация, невеликая числом, ассимилировала расы, покоренные
ее саблей. Поэтому мусульмане — исключительно перемешанное население — имели
смешанную цивилизацию, элементы которой идентифицировать нетрудно. Известно,
что ядром победителей до Магомета не был пришлый или незнакомый народ. Его
традиции были хорошо знакомы и хамитам и семитам, от которых он ведет свою
родословную Он имел тесные отношения как с финикийцами, так и с евреями. В
его жилах текла кровь и тех и других; он служил для них торговым посредником
между Красным морем, восточным побережьем Африки и Индией. По отношению к
персам и римлянам он выполнял ту же роль. Многие арабские племена принимали
участие в политической жизни Персии при Арсасидах и сыновьях Сассана, в то
время как один из его принцев — Оденат — назначил себя цезарем, одна из его
дочерей — Зенобия, дочь Амру, правительницы Пальмиры — покрыла себя славой
среди римлян, а один из его представителей-авантюристов, Филипп, даже носил
императорскую пурпурную мантию. Итак, эта смешанная нация, начиная с самой
ранней античности, никогда не переставала поддерживать отношения с
могущественными народами, окружавшими ее. Она участвовала в их повседневной
деятельности и, наподобие тела, наполовину погруженного в воду, наполовину
остающегося под солнцем, она тянулась одновременно к передовой культуре и
варварству.
Магомет придумал религию, как нельзя лучше соответствующую идеям своего
народа, в котором идолопоклонство было весьма распространенным, но и
христианство, искаженное еретиками и иудаистами, имело немало сторонников.
Религиозная тема пророка из Кореша представляла собой такую смесь, что
согласие между законом Моисея и христианской верой — кстати, эта проблема
всегда тревожила самых первых католиков и всегда присутствовала в сознании
восточных народов — было здесь более сбалансированным, нежели в доктринах
нашей Церкви. Это была приманка, имеющая соблазнительный аромат, впрочем,
любая теологическая новинка имела шанс завоевать поклонников среди сирийцев
и египтян. Чтобы увенчать построенное здание, новая религия предстала перед
людьми с саблей в руке, что явилось еще одной гарантией успеха для масс, не
имеющих тесных связей и проникнутых ощущением бессилия.
Вот так ислам вышел из своих пустынь. Высокомерный, неизобретательный и с
самого начала на две трети подчиненный греко-азиатской цивилизации, он
находил на востоке и юге Средиземноморья многочисленных новобранцев, уже
готовых воспринять такую сложную смесь. По мере распространения ислам все
больше пропитывался этой смесью От Багдада до Монпелье он распростер свой
культ, заимствованный у Церкви, у Синагоги, в искаженных традициях Геджаза и
Йемена, так он проповедовал свои персидские и римские законы, свою
греко-сирийскую и египетскую науку, свою администрацию, с самого первого дня
отличающуюся терпимостью, что вовсе неудивительно, когда в государственном
теле отсутствует единство. Неправы те, кто удивлялся быстрому прогрессу
мусульман в смысле утонченности нравов Основная масса этого народа
просто-напросто изменила привычки, и народ этот стал почти неузнаваем, когда
начал играть роль апостола или радетеля на мировой арене, где уже давно не
знали его под древними именами. Разумеется, в этот конгломерат столь разных
рас каждая вносила свой вклад в общее процветание. И все же — кто именно дал
главный толчок, кто поддержал порыв пусть и не столь долговременный? Не кто
иной, как небольшая группа племен арабского происхождения, вышедших из самой
сердцевины полуострова, которые дали не ученых, но фанатиков, солдат,
победителей и наставников
Арабская цивилизация была не чем иным, как греко-сирийской цивилизацией,
омоложенной, обновленной дыханием гения — довольно кратковременным, но более
свежим — и трансформированной персидской примесью. Построенная таким
образом, открытая многим влияниям, она не укладывается ни в одну социальную
формулу, имеющую иное происхождение; но и греческая культура не сочеталась с
римской, столь ей родственной, которая много веков оставалась замкнутой в
пределах одной империи. Здесь неоспорима невозможность для цивилизаций,
созданных чуждыми друг другу этническими группами, когда-либо смешаться друг
с другом.
Когда история четко установит этот непреодолимый антагонизм между расами и
их культурными типами, станет очевидно, что различие и неравенство коренятся
в глубине этих составных отталкиваний, а поскольку европеец не сможет
цивилизовать негра, поскольку он в состоянии передать
мулату лишь часть
своих способностей, а этот мулат, имеющий в жилах кровь белой расы, не
создаст потомство, способное воспринимать что-либо большее, нежели культура
метисов, пусть и устремленная к идеям белой расы, я считаю себя вправе
заявить о неравенстве умственных способностей различных рас.
Повторю еще раз, что речь вовсе не о том, чтобы скатиться к методике, столь
милой, к несчастью, для энтологов и, по крайней мере, смехотворной. Я не
собираюсь рассуждать о моральной и умственной ценности отдельно взятых
индивидов.
Что касается моральной ценности, я полностью и целиком вывожу ее за рамки
вопроса, когда констатирую способность всех человеческих обществ в должной
мере осознать значение христианства. Когда речь идет об умственной
способности, я абсолютно отвергаю аргументацию, заключающуюся в следующем:
всякий негр бездарен 1). Иначе, следуя такой логике, мне пришлось бы
признать, что всякий европеец умен, но упаси меня Бог от такой глупости.
Не думаю, что сторонники равенства рас поспешат показать мне тот или иной
отрывок из той или иной книги миссионера или путешественника, откуда
следует, что некий йолоф оказался искусным плотником, готтентот стал добрым
семьянином, кафр умеет танцевать и играть на скрипке, а бамбара знает
арифметику.
Я признаю все, что можно рассказать чудесного в этом смысле, что касается
самых талантливых дикарей. Я отрицаю чрезмерную глупость, хроническую
бездарность даже среди самых нецивилизованных племен Я даже пойду дальше
моих оппонентов, потому что я не сомневаюсь, что немалое число негритянских
вождей по силе и обилию идей и мыслей, по мощи духа и интенсивности активных
способностей превосходит средний уровень, коего могут достигнуть наши
крестьяне, даже наши вполне грамотные буржуа-горожане. Подчеркну еще раз,
что мои рассуждения строятся вовсе не на зыбкой почве отдельных личностей
или индивидов Мне кажется недостойным для науки ограничиваться такими
мелкими аргументами. Если Мунго-Парк или Ландер вьщали какому-то негру
удостоверение о наличии ума, кто мне поручится, что другому путешественнику,
встретившему того же одаренного типа, не придет в голову совершенно
противоположное мнение? Впрочем, оставим эти ребяческие упражнения и сравним
не отдельных людей, а группы. Только когда мы определим, в чем способны или
не способны группы, в какой мере они осуществляют свои способности, каких
умственных высот они достигают и какие другие нации управляют ими, начиная с
исторических времен, вот тогда можно будет обсуждать детали и выискивать
причины, почему лучшие представители какой-нибудь расы стоят ниже, чем гении
другой. Затем, сопоставив способности простых людей всех типов, можно
решать, в чем эти способности равны, а в чем нет. Эта трудная и деликатная
работа должна продолжаться до тех пор, пока вопрос о расах не прояснится с
максимально возможной точностью и, возможно, с применением математических
методов Я не уверен, можно ли вообще получить неопровержимые результаты в
этой области и можно ли, отложив в сторону общие факты, собрать воедино все
нюансы, определить, осмыслить и классифицировать внутренние пласты каждой
нации и ее индивидуальные характерные признаки. В этом случае можно будет
без труда доказать, что активность, энергия, умственные способности наименее
одаренных представителей господствующих рас превосходят умственные
способности, энергию, активность представителей других рас.
Итак, мы видим человечество, разделенное на две четко отличающиеся друг от
друга и очень неравные части или, лучше сказать, на ряд категорий,
подчиненных друг другу, где степень умственного развития обозначает уровень
или ступень.
В этой обширной иерархической структуре есть два важных фактора, постоянно
действующих на каждый ряд. Речь идет о следующих факторах — вечных причинах
того движения, которое сближает расы и стремится их смешать: приблизительное
сходство основных физических признаков и общая способность выражать ощущения
и мысли голосовыми модуляциями.
Я слишком много говорил о первом из этих феноменов, который пытался
заключить в его истинные границы.
Теперь следует обратиться ко второму и посмотреть, какие существуют
отношения между этнической силой и богатством языка: иными словами, надо
выяснить, принадлежат ли самые богатые языковые идиомы самым сильным расам,
а в противном случае надо понять и объяснить эту аномалию
Примечания
1) Самое крайнее суждение о меланийских народностях, возможно, исходит от
одного из патриархов эгалитаризма Вот как Франклин характеризует негра «Это
животное, которое чрезвычайно много ест и столь же мало трудится».
Далее читайте:
Гобино, Жозеф
Артур де (биография).
Чемберлен Х.С.
Арийское миросозерцание.
Чемберлен Х.С.
Славяногерманцы.
Чемберлен, Хьюстон
Стюарт (Chamberlain), (1855-1927), биографические материалы.
Н. Мальчевский.
От История и метаистория
(о книге Х.С.Чемберлена "Основания 19-века").
|
