ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
ОПЫТ О НЕРАВЕНСТВЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ РАС
Фото с сайта
http://www.xpomo.com/
КНИГА ПЕРВАЯ
Предварительные соображения; определения; изложение
естественных законов, управляющих общественным порядком
ГЛАВА VII. Христианство не
создает и не изменяет цивилизаторские способности
Из всех аргументов по поводу институтов и климатическо-географического
положения выделю один, который, по правде говоря, мне следовало поставить
впереди всех остальных, но не потому, что я считаю его самым сильным, а из
уважения к фактору, на который этот аргумент опирается. Если справедливы
предшествующие выводы, тогда напрашиваются два следующих утверждения:
во-первых, большинство человеческих рас вообще не способны цивилизоваться
без смешения с другими; во-вторых, не только такие расы не обладают
внутренней движущей силой для того, чтобы подниматься по лестнице прогресса,
но и любая внешняя сила не в состоянии оживить их врожденную бесплодность,
независимо от возможностей этой силы. Здесь, конечно, сразу возникает
вопрос: выходит, христианство не может освещать путь всем нациям?
Получается, что есть народы, обреченные на то, чтобы никогда не узнать
учения Христа?
Некоторые авторы отвечают на этот вопрос утвердительно. При этом они
беспардонно противоречат Евангелию, отрицая совершенно особый характер
нового закона, предназначенного для всех людей без исключения. Такое мнение
есть повторение «местнической» доктрины евреев. Я нисколько не расположен
согласиться со сторонниками этой идеи, осужденной Церковью, и готов
признать, что все человеческие расы наделены одинаковой способностью войти в
христианскую семью. В этом смысле речь не идет о первоначальных грехах или о
каких-то помехах, заключающихся в природе рас, и неравенство здесь тоже ни
при чем. Как бы ни хотелось этого некоторым ученым, религии на земле вовсе
не распределяются по географическим зонам вместе с людьми, исповедующими их.
И нет истины в том, что христианство должно доминировать от такого-то до
такого-то меридиана, а начиная от определенной границы до каких-то пределов
вступает в свои права ислам, а дальше — буддизм или брахманизм, между тем
как шаманистам и фетишистам достанется то, что осталось.
Христиане живут на всех широтах и во всех климатических зонах. Об этом
убедительно свидетельствует статистика, разумеется, неполная. Монголы кочуют
на равнинах срединной части Азии, дикари занимаются охотой на кордильерских
плато, эскимосы ловят рыбу во льдах Арктики, а китайцы и японцы умирают под
бичом угнетателей. Факты не оставляют никаких сомнений на сей счет. Но те же
факты не дают оснований смешивать в кучу, как это обычно делают,
христианство, способность всех людей признать его истины и проповедовать его
за веты и совершенно другую способность — способность той или иной расы
осознать насущную необходимость совершенствования социального порядка и
пройти этапы, необходимые для того, чтобы подняться на уровень, называемый
«цивилизацией»: речь идет как раз о том уровне, который служит мерой
неравенства человеческих рас.
В прошлом веке утверждали, разумеется без всяких на то оснований, что
доктрина отречения, которая составляет главную часть христианства, по своей
природе совершенно противоположна социальному прогрессу, и что люди, чьей
высшей целью должен быть отказ от всего земного и устремление всех желаний к
небесному Иерусалиму, не годятся для того, чтобы служить интересам этого
мира. Этот аргумент опровергается несовершенством человеческой природы.
Никто и никогда всерьез не опасался, что человечество откажется от мирской
жизни, и как бы настоятельно ни звучали рекомендации и советы, очевидно, что
они не возымели действия. Кроме того, христианские заповеди представляют
собой мощный социальный инструмент в том смысле, что они смягчают нравы,
способствуют благотворительности, осуждают любое насилие, призывают к разуму
и предоставляют душе почти неограниченную власть, что в конечном счете идет
во благо плоти. В силу метафизической природы своих догматов религия
призывает дух к восхождению, между тем как благодаря чистоте своей морали
она стремится вырвать его из болота слабостей и пороков, пагубных для
материального прогресса. В отличие от философов XVIII в., мы склонны назвать
христианство цивилизаторской силой, но здесь следует соблюдать меру, ибо
преувеличение такой роли может привести к серьезным ошибкам.
Христианство является цивилизатором до тех пор, пока делает человека более
мягким и разумным, и в то же время оно исполняет эту роль только
опосредованно, т. к. не ставит целью применять мягкость и разумность к
земным делам и не пытается исправить социальный порядок, при котором живут
неофиты, каким бы несовершенным он ни казался. Главное для него — убрать
все, что вредит здоровью души, а остальное неважно. Ему безразлично, что
китайцы носят халаты, а эскимосы ходят в шкурах, что первые едят рис, вторые
китовый жир, и оно совершенно не интересуется тем, что они ведут свою особую
жизнь. Если образ жизни этих людей служит ему на пользу, хрис тианство будет
его поощрять, но не станет изменять привычки и обычаи, которые застало у
обращенного народа, или способствовать переходу от одной цивилизации к
другой, поскольку оно выше всех и любых цивилизаций. Примеров тому
предостаточно, и я буду говорить о них, но сначала мне хотелось бы
признаться в том, что мне всегда была непонятна современная доктрина,
которая настолько отождествляет закон Христа С интересами нашего мира, что
утверждает, будто бы в обиход вошла некая христианская цивилизация.
Нет сомнения в существовании цивилизации языческой, брахманской,
буддистской, иудаистской. Существовали и существуют общества, которым
религия служит основой, дала форму, сформировала законы, обозначила границы,
указала опасности; такие общества живут только по более или менее явным
предписаниям теократической доктрины, и их невозможно представить без веры и
ритуалов, а вера и ритуалы немыслимы без народа, который их создал. По этим
правилам строилась вся античность. Легальная терпимость — изобретение
римской политики — и система ассимиляции и слияния культов как результат
декадентской теологии появились в язычестве не очень давно. Однако пока оно
было юным и сильным, на земле бьшо столько же Юпитеров, Меркуриев, Венер,
сколько городов, а ревнивый бог признавал лишь своих. Таким образом, каждая
такая цивилизация образуется и развивается под эгидой конкретного божества.
Культ и государство связаны настолько тесно, что оба несут ответственность и
за добро и за зло. И если в Карфагене находят политические следы культа
Тирского Геракла, то нетрудно спутать влияние доктрины жрецов с политикой
суфетов и направлением социального развития. Я также не сомневаюсь в том,
что соба-коголовый Анубис, Исида Нейтская и Ибис научили жителей долины Нила
тому, что они знали и умели; но самое крупное новшество, которое принесло на
землю христианство, — это образ действий, совершенно отличный от методов
предшествующих религий. У тех были свои народы, у христианства своего не
было: оно обращено ко всем людям, и богатым и бедным, но прежде всего оно
получило от Святого Духа всеобщий язык 1),
чтобы разговаривать с каждым на языке его страны и объявлять о новой вере по
средством образов, наиболее понятных для каждой нации. Оно пришло не для
того, чтобы изменить внешний облик человека или материальный, мир, а для
того, чтобы пожалеть его. Оно претендовало только на внутреннюю суть. В
одной апокрифической книге, чтимой за ее древность, говорится: «Пусть
сильный не чванится своей силой, а богатый своим богатством, а тот, кто
хочет прославиться, прославлен будет в Господе». Сила, богатство, власть —
ничего не стоят в нашем законе. Ни одна цивилизация, каковой бы она ни была,
не проявляла своих привязанностей или своего превосходства, и только исходя
из вытекающих последствий этот закон был назван «католическим»,
универсальным, т. к. он не принадлежит ни одной цивилизации, не проповедует
ни одну форму земного существования и ни одну из них не отрицает.
Доказательства этого безразличия к внешним формам социальной жизни, к самой
общественной жизни во множестве встречаются, прежде всего, в канонических
книгах, затем в писаниях отцов Церкви, далее в рассказах миссионеров с
незапамятных времен по день сегодняшний. Главное, чтобы вера пронизывала
человека, чтобы во всех своих поступках человек ничем не оскорблял
религиозных заветов — все прочее в глазах закона не имеет значения. Что
значит для обращенного форма его жилища, покрой его платья, система
правления, степень деспотизма или свободы? Какая разница, кто он: рыбак,
охотник, рабочий, мореплаватель, солдат? Разве что-нибудь может помешать
человеку — будь он англичанин, турок, житель Сибири, американец, готтентот —
увидеть свет христианства и принять его? Повторяю: это самое главное, а
прочее неважно. Дикарь способен сделаться таким же убежденным верующим, как
и самый правоверный прелат из Европы. В этом заключается выдающееся свойство
христианства, которое придает ему такую притягательность, и не стоит лишать
его столь ценного качества только ради того, чтобы угодить излюбленному
принципу нашего времени и нашей страны, а именно: искать всюду, даже в самых
святых вещах, материальную пользу.
Церковь существует уже восемнадцать столетий, в ее лоно пришло немало наций,
и у всех она сохранила существовавшую политическую систему. В самом начале,
в окружении античного мира, именно в этом со стояла главная ее идея. Иногда
ее даже упрекали за избыток терпимости в этом плане (например, отношение
иезуитов к китайским церемониям). И мало кто замечает, что она никогда не
настаивала на том, чтобы верующие восприняли какой-то один тип цивилизации.
Она приспосабливается ко всему, даже к лачугам; там же, где встречается
упрямец, не желающий понять Пользу убежища, всегда найдется терпеливый
миссионер, который сядет рядом с ним на голые камни и постарается вложить в
его душу основные принципы спасения. Следовательно, христианство несет
цивилизаторскую функцию совсем не в обычном смысле; христианство может быть
воспринято самыми разными расами без ущерба для их привычек и независимо от
их способностей.
Христианская вера возвышает душу величием своих догматов и питает дух своей
человечностью. Но это происходит лишь в той мере, в какой душа и дух
способны возвыситься и впитать новые идеи. Она не ставит целью
распространять свой гений и внушать свои идеи тому, кому их недостает. Ни
гений, ни идеи вовсе не обязательны для спасения. Напротив того,
христианская вера обращена скорее к слабым и униженным, нежели к сильным.
Она дает только то, что хочет получить взамен. Она удобряет почву и ничего
не создает; она поддерживает, помогает и ничего не отбирает; она принимает
человека таким, какой он есть, и помогает ему идти по жизни: если он хромой,
она не заставит его бежать. Много ли среди святых людей ученых? Нет, совсем
мало. Сонм праведников, чьи имена и память чтит Церковь, включает в себя
главным образом людей, известных своей добродетельностью и набожностью, тех,
кто обладал гением в делах небесных и кому его недоставало в делах земных;
когда мне указывают на святую Розу из Лимы, почитаемую под именем Бернарды,
святую Зиту, которой молятся как святой Терезе, всех англосаксонских святых,
большую часть ирландских монахов и египетских отшельников, и эти легионы
мучеников, которые выделились из толпы наподобие яркой молнии, чтобы вечно
сиять во славе наравне с самыми мужественными защитниками веры, с ее самыми
учеными проповедниками, я повторяю еще раз: христианство не является
цивилизатором в узком обыденном смысле этого слова, а поскольку оно требует
от каждого человека лишь то, что тому дано, оно и от каждой расы требует
только то, на что она способна, и не собирается поставить ее на более
высокую ступень в политической структуре народов земли, чем та, которая
принадлежит ей по праву способностей. Вследствие этого я не могу принять
эгалитарный аргумент, который путает возможность принять христианскую веру
со способностью к интеллектуальному развитию. Большинство племен Южной
Америки, например, уже несколько веков находятся в лоне Церкви и при этом
остаются дикими и далекими от европейской цивилизации, которая
осуществляется на их глазах. Я не удивляюсь тому, что на севере нового
континента чероки большей частью обращены в нашу веру усилиями методистов,
но я был бы весьма удивлен, если бы эта народность создала, разумеется,
сохранив свою первобытную чистоту, одно из государств или штатов
американской конфедерации и имела хоть какое-то влияние в конгрессе. И я
нахожу вполне естественным, что датские лютеране и моравы открыли эскимосам
глаза на религиозный свет, но не менее естественно и то, что эти неофиты
оставались абсолютно в том же социальном состоянии, в каком пребывали
прежде. Наконец, в заключение скажу следующее: нет ничего необычного в том,
что шведские лапояне находятся в состоянии варварства, хотя несколько
столетий назад им принесли спасительные доктрины Евангелия. Я искренне
считаю, что все эти народы смогут породить и, возможно, уже породили немало
личностей, замечательных своей набожностью и чистотой нравов, однако я не
представляю, что из их среды могут выйти ученые теологи, военачальники,
способные математики, искусные художники — словом, представители элиты,
численность и преемственность которой составляют силу и значение ведущих
рас; еще меньше я верю, что редкое появление таких гениев, нетипичных для их
народов и для пути развития последних, приведет к тому, что эти народы
двинутся к прогрессу под их руководством. Посему будет необходимо и
справедливо, если христианство совершенно отступится от такой задачи. Если
все расы в равной степени способны осознать и использовать преимущества
христианства, это не значит, что оно должно делать их похожими друг на
друга: можно смело заявить, что его царство, в том смысле, какой я здесь
вкладываю, следует искать в другом мире.
Несмотря на вышесказанное, я боюсь, что некоторые мужи, привыкшие в силу
естественной приверженности к идеям времени судить о достоинствах и заслугах
христианства через призму предрассудков нашей эпохи, исходят из неточных
понятий и, соглашаясь в целом с моими аргументами, придают определяющее
значение косвенному влиянию религии на нравы, нравов на институты, а
институтов на социальную систему. Эти люди полагают, что хотя бы за счет
личного влияния подвижников веры они могут существенно изменить политическую
ситуацию обращенных и их представления о материальном благополучии.
Например, они скажут, что эти апостолы, выходцы из более развитой нации,
нежели та, которой они несут веру, приходят к мысли реформировать чисто
человеческие привычки своих неофитов, одновременно совершенствуя их
моральные установки. Когда они имеют дело с дикарями, с отсталыми и
невежественными народами, они пытаются научить их полезным вещам и показать,
как бороться с голодом посредством сельскохозяйственных трудов и
инструментов, которые они привозят. Затем эти миссионеры идут еще дальше и
учат туземцев строить более надежные жилища, разводить скот, управлять
водоемами — либо сооружать дамбы против наводнений, либо рыть ирригационные
каналы. Постепенно они прививают им вкус к умственным упражнениям, учат
пользоваться алфавитом, а иногда, как это случилось с чероки, создать свою
письменность, о чем пишет Причард в своей «Естественной истории человека».
Наконец, они добиваются поистине выдающихся успехов, и туземное население
начинает имитировать нравы учителей и заводит, как, например, те же чероки
или криксы, жители южного берега Арканзаса, стада домашних животных и даже
черных рабов для работы на плантациях.
Я специально выбрал два диких народа, которые считаются наиболее развитыми;
я не хочу вступать в спор со сторонниками эгалитаризма, но, наблюдая эти
примеры, прихожу к выводу, что трудно представить себе более убедительные,
которые говорят о неспособности некоторых рас выйти на дорогу, не внушенную
им их первобытной природой.
Вот перед нами два племени, изолированные от многих других, уничтоженных или
вытесненных белыми поселенцами, и мы видим, что эти племена в корне
отличаются от остальных, потому что они ведут родословную от аллеганийской
расы, которой приписывают остатки древних памятников, обнаруженных к северу
от Миссисипи. Уже сейчас в голове тех, кто провозглашает равенство между
чероки и европейцами, существует некоторое смятение и замешательство,
поскольку их главный аргумент заключается в том, что ал-леганийские
народности близки к англосаксам только тем, что они сами стоят выше
остальных рас Северной Америки. Кроме того, посмотрим, что случилось с этими
двумя избранными племенами. Американское правительство отобрало у них землю,
на которой они жили, и придумало договор, чтобы заставить их переселиться на
другую территорию. Там под надзором военного министерства и под руководством
протестантских миссионеров этим туземцам волей-неволей пришлось
приспособиться к их нынешнему образу жизни. Некоторые авторы даже
утверждают, что численность чероки увеличивается, и приводят в
доказательство такой факт: когда их посетил путешественник Адаир, у чероки
насчитывалось 2300 воинов, а сегодня численность племени достигает 15 тысяч
душ, правда, включая 1200 черных рабов; при этом добавляют, что их школы,
как и церкви, управляются миссионерами, что эти миссионеры, будучи
протестантами, почти все женаты и имеют детей или слуг с белым цветом кожи,
а также что-то вроде советников и служащих из европейцев, знатоков ремесел;
исходя из этого, весьма трудно сказать, действительно ли имело место
увеличение их числа, зато без труда можно констатировать сильное давление
европейской расы на своих учеников 2).
Неспособные вести войну, лишенные земли, со всех сторон окруженные
невероятной американской мощью, а с другой стороны, обращенные в религию
своих властителей, причем, как я полагаю, добровольно, третируемые с
мягкостью своими духовными наставниками и убежденные в необходимости
трудиться по примеру своих учителей, хотя бы для того, чтобы не умереть с
голоду, туземцы могут сделаться земледельцами. Им остается усвоить идей,
которые каждодневно практикуются вокруг них.
Как же низко надо низвести умственные способности даже самой чахлой ветви
человеческого рода, чтобы умиляться при виде того, что имея терпение и умело
играя такими свойствами человеческой натуры, как гурманство и воздержанность
в пище, удается научить полулюдей-полуживотных тому, что не было заложено в
их инстинктах. Когда сельские ярмарки заполнены учеными зверями, которых
заставляют выделывать разные трюки, стоит ли удивляться тому, что люди,
подвергнутые суровому воспитанию и изначально лишенные всякой возможности
избежать его, научаются исполнять те функции цивилизованной жизни, которые в
диком состоянии они могли бы, в конечном счете, понять и воспринять, даже не
имея желания практиковать их? Ведь это равносильно тому, что поставить этих
людей гораздо ниже собаки, наученной играть в карты, или лошади,
разбирающейся в гастрономии! Так, из желания превратить случайные факты в
аргументы, свидетельствующие о разумности тех или иных рас, появляются
подобные доказательства, нелицеприятные для тех, в пользу которых они,
якобы, выдвинуты.
Я знаю, что очень эрудированные и ученые люди положили начало такой
неумеренной реабилитации, заявив, что между некоторыми человеческими расами
и большим отрядом обезьян не существует четких различий, если не считать
нюансов. Поскольку я, безусловно, отвергаю это оскорбление, мне будет
позволено сказать следующее: в моих глазах человеческие расы неравны, и
вместе с тем я не думаю, что хоть одна из них близка к животным. Самое
последнее племя, самая неразвитая разновидность человеческого рода способна,
как минимум, к подражанию, и если взять даже бушмена, можно развить у него,
или его сына, или в крайнем случае внука, достаточно умственных способностей
для того, чтобы он мог научиться сложному ремеслу. Но следует ли из этого,
что нация, к которой принадлежит этот человек, может создать цивилизацию,
подобную нашей? Считать так — значит рассуждать поверхностно и делать
поспешные выводы. Есть большая разница между навыками в ремеслах и
искусствах, явля ющихся продуктами какой-то цивилизации, и самой
цивилизацией. Тем не менее миссионеры-протестанты, единственное звено,
связывающее племя обращаемых дикарей с цивилизаторским центром, пытаются
выполнить эту непосильную задачу. Но могут ли они вложить в головы
подопечных социальные науки? Я в этом сомневаюсь, и если вдруг порвется
связь между американским правительством и духовными наставниками в случае с
племенем чероки, то через несколько лет мы увидим на фермах аборигенов
совершенно новую ситуацию — результат смешения белых поселенцев с
краснокожими.
Часто упоминают негров, научившихся музыке, негров, которые служат в банках,
которые умеют читать, писать, считать, танцевать и разговаривать не хуже
белых; ими восхищаются и делают вывод, что эти люди способны на все! И
одновременно с восхищениями и выводами те же самые авторы удивляются
контрасту между нашей цивилизацией и цивилизацией славянских народов. Они
скажут, что русские, поляки, сербы, хотя они и ближе к нам, чем негры,
цивилизованы только частично; они будут утверждать, что у славян только
высшие классы разделяют наши мысли и идеи, в основном благодаря примеси
английской, французской, немецкой крови, и не преминут отметить врожденную
неспособность масс влиться в систему западного мира, хотя эти массы приняли
христианство много веков назад, а некоторые даже раньше нас! Итак,
существует большая разница между подражанием и убеждением. Подражание не
всегда предполагает существенный разрыв с социальным наследием, а настоящее
присоединение к какой-нибудь цивилизации происходит тогда лишь, когда народ
оказывается в состоянии прогрессировать сам по себе без посторонней помощи.
Вместо того, чтобы умиляться способности дикарей управлять каретой или
читать, если их этому научили, пусть покажут нам хоть одно место на земле,
где жители веками сосуществуют рядом с европейцами и где идеи, институты,
нравы наших наций были бы настолько хорошо усвоены вместе с нашими
религиозными доктринами, что там наблюдается такой же естественный прогресс,
как в Европе; пусть покажут хоть одно место, где печатный станок дает такие
же результаты, как у нас, где наши науки совершенствуются, где наши открытия
находят новое применение, где наша философия порождает новую философию,
новые политические системы, искусства, книги, статуи, картины!
Ну да ладно, я не настолько требователен и привередлив. Я уже не требую,
чтобы вместе с нашей верой чуждый нам народ впитал в себя все, что
составляет нашу индивидуальность; я допускаю, что он может ее отвергнуть и
выбрать для себя другой для подражания пример. Пусть так! Но пусть мне
покажут такой народ, который в тот момент, когда он осознает душой
истинность Евангелия, в следующий понимает, что его земное существование
также ничтожно и неправильно, какой была совсем недавно его духовная жизнь;
пусть я увижу, как он сам по своему желанию создает для себя новый
социальный порядок, исходя из собственных идей, бывших до сих пор
бесплодными, и переосмысливая чужой опыт. Я жду, когда это произойдет —
пусть только такой народ отыщется. Но, увы, пока ни один даже не пытался это
сделать. Ни в одной исторической эпохе не существует нации, пришедшей к
европейской цивилизации в результате принятия христианства, ни единой,
которую это выдающееся событие привело к самостоятельному развитию.
Но зато я вижу в обширных землях Южной Азии и в некоторых районах Европы
государства, которые образовали несколько групп, представляющих различные
религии. Вражда рас будет неизменно существовать рядом с враждой культов; и
отличить ставшего христианином патана от обращенного индуса так же легко,
как сегодня отличают русского из Оренбурга от кочевников, также принявших
христианство, среди которых он живет. Повторю еще раз: христианство не есть
цивилизующая сила, и оно сто раз право, что таковым не является.
Примечания
1) Деяния Апостолов, II, 4,8,9,10,11.
2) Я не собираюсь вступать в дискуссию с
Причардом, но хочу сослаться на Токвиля, который в своей блестящей книге «О
демократии в Америке» так пишет о чероки: «Быстрому усвоению индейцами
европейских привычек способствовали метисы. Не забывая предков, не
отказываясь полностью от диких обычаев своей расы, метис формирует
естественную связь между цивилизацией и варварством. Всюду, где много
метисов, дикари постепенно изменяют свое социальное устройство и свои
нравы». К этому Токвиль прибавляет, что даже будучи метисами, а не
аборигенами, в скором времени чероки и криксы все равно исчезнут под
натиском белых.
Далее читайте:
Гобино, Жозеф
Артур де (биография).
Чемберлен Х.С.
Арийское миросозерцание.
Чемберлен Х.С.
Славяногерманцы.
Чемберлен, Хьюстон
Стюарт (Chamberlain), (1855-1927), биографические материалы.
Н. Мальчевский.
От История и метаистория
(о книге Х.С.Чемберлена "Основания 19-века").
|
