ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Макаки в полумраке
Без государства
Против раздора
Свои стишки Тощев-пиит
Покроем Пушкина кроит,
Но славы громкой не получит,
И я котенка вижу в нем,
Который, право, непутем
На голос лебедя мяучит.
Евгений Баратынский
Я говорю о друге
Мне легко говорить о публицисте Владимире Фомичеве: он своими отважными
статьями, очерками, книгами давно и конкретно известен каждому русскому
человеку, кто не потерял чувство ответственности перед днем идущим, перед собою
и перед вечной, святой и гордой обителью наших дедов и отцов, имя которой -
Россия!..
В молодости Владимир Фомичев - журналист, неутомимый и беспощадно честный
газетчик. На Смоленщине. В Сибири. В Москве. Мальчиком, переживший фашистскую
оккупацию, расстрелы, сожжения земляков, он сохранил и нигде не предал совесть,
достоинство, боль за материнскую землю, истерзанную войнами, захватчиками,
измученную и обнищенную собственными добровольными негодяями:
Я жил да жил тысячелетья -
Под стук копыт,
Порывистый глотая ветер
И ставя скит.
Это - поэт Фомичев, да, Владимир Фомичев заявляет, вздохнув и вспомнив
прошедшее. Но о поэте Владимире Фомичеве редко говорят. Публицист Фомичев как бы
зазастил своею русской тенью поэта Фомичева, правда, не менее русского. Русского
- в благородном и необходимом смысле: ведь если человек забывает - кто он, зачем
он среди людей?
Лицо драгоценное вижу,
Что память хранила всегда.
Друг первый!
Ты радостью высшей
Наполнил земные года.
В молодости Фомичев - журналист. Позднее - заместитель заведующего отделом прозы
в знаменитом издательстве "Современник". Еще позднее - Главный редактор "Пульса
Тушина", газеты, невероятно смелой и заботливой, братской - для соседних народов
России, родной и надежной - для русских.
В годы горбачевского и ельцинского предательства Владимира Фомичева даже нагло
оклеветали прорабствующие диссиденты и устремились, в сговоре и подлости,
посадить, а там - о, сколько же они, грабящие СССР и Россию архитекторы
перестройки, истребили патриотов, беззаветных сыновей и дочерей Отчизны?!
Истребили - травлей, петлей, судами, замалчиваниями и прочими иудиными приемами:
А когда я читаю газетку "Пульс Тушина",
крысой горло свободе опять перекушено.
Евгений Евтушенко
Ишь, неприязнь какая! Задергался в стукаческой малярии, поломал ритм и разум
строк: слово на слово наползло, не произнести, а крыса, так у него, получается,
- опять и опять горло, грязное и весьма лживое, перекусывает ему,
политбюровскому выкормышу. Ужели под непроницаемой крышей КГБ вильнопопого
одописца Политбюро, Женю Гангнуса, часто подстерегало крысиное существо и
традиционно кусало?
Почти сохраняя его, Гангнуса, размер и ритм строки, Владимир Фомичев отвечает,
борцу отповедь дает:
Спасибо, любезно-болезный, за мерзость,
За ненавистъ-"крысу" - творенье твое.
Навязанный стиль пусть исполнит свое!
Тебя, старика, драть за чуб бесполезно,
Нет чуба - повырвали жены его.
Всю жизнь ты брехал, словно пес, своевольно,
Кавказца в Кремле то хваля, то хуля,
То Ленина славил - что, страсть холуя?
Поэт Владимир Фомичев, как публицист, как человек, атакующий мерзавцев,
завербованных антирусскими мафиями, не отступил от державных рубежей, не
струсил, не содрогнулся и не унизился:
В нашем крае свирепствуют волки
И творят за разбоем разбой.
Маскируясь
и без маскировки,
И ночной, и дневною порой.
……………………………………
Словно мы в оккупации снова,
Жди удар из любой стороны.
Но за поэтом Владимиром Фомичевым кроме тоски о нормальной народной жизни,
народном уюте и опоре - Малая Родина, легендарная Смоленщина: о край, стучащий
любою травиной в русскую душу! Смоленская Земля - Слава России. Смоленская Земля
- Верность России. Смоленская Земля - Скорбь России. Смоленская Земля - Обелиски
России.
Куда уехать Владимиру Фомичеву? В США - к Евтушенко? Но у Гангнуса нет
Смоленщины. Там не звенит клятва Кутузова в храмах. Там не мыкают седые вдовы
разбойную нужду, кинутую на нас олигархами, демократами, сотоварищами Гангнуса
по его иезутскому депутатству...
Пронзительное ощущение любви, распахнутая встреча с ивой и соловьем, лиричность
стихов-признаний дают возможность передохнуть поэту от черных дум, от ежедневных
мук - где найти счастливый очаг рядового труженика?
Сладостны и улица, и сад,
Если сердце покорилось страсти,
Поменяв на поцелуй напасти,
Переполнившись
влеченьем к счастью,
Если взоры радостью горят.
На пути в поэзию Владимира Фомичева поддержали Михаил Львов и Владимир Цыбин,
Сергей Поделков и земляк Виктор Смирнов, Всеволод Сурганов и Екатерина Шевелева,
Владимир Костров и Юрий Пашков, Николай Денисов и Юрий Никонычев, а я ликую, что
о них, наверное, о каждом, я успел сказать благодарное слово, включая Максима
Замшева, Ивана Голубничего, Евгения Юшина, идущих за нами. Спасибо и Леониду
Ханбекову, издавшему красивую и щемяще лиричную книгу "Лирика" Владимира
Фомичева.
Лирика - в песне. Лирика - в дружбе. Лирика - в грядущем, в завтрашнем дне, а не
склока и разбой, не грабеж и сиротство. Мы, русские, тысячу раз уважение к себе
заслужили и покой к дому своему.
Совесть сибиряка
Отец мой, потомственный лесник, следопыт, иногда упрекал меня: -Ты, сынок, не
агитируй меня за друзей. Я посмотрю в лицо человеку - всё тебе расскажу о нем.
Друзья твои - люди хорошие!- И я умолкал, приводя по десять и по двадцать поэтов
погостить за обедом в нашем дому...
А теперь я гляну в лицо Борису Бурмистрову - ясно: добрый, честный, сильный и
верный поэт у России. А много ли мы о нем пишем?
Вот и роща поредела,
Просветлела даль и высь -
Время сжато до предела,
До предела сжата жизнь.
Ясно. Ничего не пропустит, горького и трагичного, из жизни родного края, родной
страны этот поэт. Чтобы выплеснуть из сердца такие слова и такие строки - надо
запастись пережитым, а пережитое не бывает только грустным или веселым, только
разящим или покорным. Пережитое - космос, где загораются и потухают звезды,
родятся и умирают светила: пережитое - твои отец и мать, ты сам, дети и внуки
твои. Пережитое - русский дом твой, то поднимающий ликующие глаза над миром, то
опускающий их долу…
Сказала, что вышла на миг,
Сто лет с той поры пролетело...
Исчез под водой Материк,
И память, как платье, истлела.
Сказала: вернусь, подожди,
Куплю только в булочной хлеба...
Давно испарились дожди,
От зноя потрескалось Небо.
Остался лишь в памяти лик,
Живу, новый день ожидая...
То солнце проглянет на миг,
То капля падет дождевая.
Я читал это стихотворение жене, зная, что у Бориса Бурмистрова дочь выкрали
"мигранты востока", надругались над ее молодостью и зверски её убили, выбросив
на сибирский мороз из автомобиля. Поэту, сибиряку, как вынести такое? Он ведь -
сибиряк. У нее ведь - мать есть. Он ведь - поэт и воин. Он ведь - защитник семьи
и России. У них ведь - Дом, русский дом, глазастый и приветливый!..
В дни гонений,
вражды
и мытарства
Чудный голос я слышал вдали,
Был вне времени я, вне пространства,
И летел, не касаясь земли.
Над тем стихотворением плакали мы с женою, а над этим - летели, хотя оно и с
поволокой тоски. Но - утверждающее право на свободу и счастье!
Владимира Фомичева, мальчика, чуть не сожгли вместе с мамой, чуть не уничтожили
фашисты, а кто доченьку-красавицу лишил жизни? Кто опустил в русскую ширь туман
кровавый? Почему, скоро уже век, нам, русским, не дают варвары планеты
обустроиться и перестать вслушиваться в непонятны призывы и стуки бесконечных
палачей?
Тяжело, тяжело. Не поднять головы,
Чуть поднимешь, накинутся гады.
И живи так - не выше болотной травы,
Ниже можешь...
могильной ограды.
Мы с женою потеряли старшего сына. Погиб. Очень внезапна гибель. И, читая стихи
из книги "Теплое дыхание зимы" Бориса Бурмистрова, изданной Леонидом Ханбековым,
сибиряком московским, мы утирали слезы. Тяжело и одиноко... Но кто же, кто
творит на Земле исчадие, кто?
Разрушение православных соборов золоченых - лицо Льва Бронштейна. А расстрел
Дома Советов - лицо Ельцина. Окровавленный Ирак - физиономия Буша. Взорванные
дома палестинцев, а сегодня - взорванные дома евреев - лицо Шарона. Лица -
физиономии. Лица - бандитские. Заселяют. Выселяют. Переселяют. Ликвидируют.
Вчера Шарон штыком закалывал грудных палестинских детишек. Сегодня Шарон
вышвыривает еврейских детишек из люлек и квартир. Шароны - без виноватостей.
Шароны - без покаяний. За партзадницей Ельцина Евтушенко ехал на танке в
кровь... Кто он, поэт?
Но поэт - Христос, а не Иуда. Приникнем к стихам Бориса Бурмистрова. Как же не
стыдно и как же не страшно посягать на святые волнения?
Послушай, как почки на веточках дышат...
Хочу тебя видеть, хочу тебя слышать!
Весеннего леса призывные трубы...
Хочу целовать земляничные губы!
Но Владимир Фомичев - не Иосиф Бродский. А Борис Бурмистров - не Евгений Рейн. У
них есть, а у нас же нету опекающего нас Владимира Бондаренко. А тот, что есть,
путает Рейна с Кузнецовым, а Есенина с Высоцким. Одумается - набрасывается на
русского поэта Валерия Хатюшина, злится: мол, Хатюшин - русский поэт, а я кто?
Потому, наверное, много печали в тихих стихах сибирского поэта Бориса
Бурмистрова.
Кто-то бредет по ночным переулкам,
Видно, с бессонницей дружит давно...
В этом пространстве, морозном и гулком,
Слышно - снежинки стучатся в окно.
Валерий Ходулин, туляк, Владимир Фомичев, смоляк, Михаил Шаповалов, волгоградец,
Иван Савельев, москвич, Борис Бурмистров, кемеровец, ну, и к каждому прислонить
по Владимиру Бондаренко? Дудки им... И вообще - зачем русскому народу столько
русских поэтов? Есть же гыгыкающий на сцене Петросян. Талантливейший комик
перестроечной эпохи!.. А Борис Бурмистров унынием занят:
Спит спокойно гордый внук славян,
Родину отдав на поруганье.
Борис, друг мой, Петросян же есть, Петрося-я-ан-н! Ну, чиво ты? Вон сколько
русских за пределами России мыкается?
Молчи, брат, молчи...
У Дома Советов
За день до расстрела Дома Советов Ельциным и его бандитами мы с поэтом Иваном
Савельевым у порога Дома Советов, переживая трагедию России, тихо и нервно
уточняли собственные разочарования и надежды:
-Нет, Иван, мы не победим. У нас мало ума. Вон, послушай, как Горячева
зачитывает имена командиров дивизий и кораблей, приславших телеграммы поддержки?
Она же подставляет их, Ваня!.. Через час их арестуют, вот!
- Валентин, победим! Ведь Ельцин - продолжение Горбачева. А в народах СССР и
России к ним ненависть выше Гималаев. Победим, Валя, победим!
Позже я встретил Ивана Савельева, похудевшего, бледного, горького: - Эх, Валя,
ты, оказалось, прав. Не хочу жить, Валя, какую Родину у нас отбирают мерзавцы?!
- И он отвернул от моих глаз лицо. Да, правильно - в лице душа и смысл
человеческой судьбы видны. Не иначе. Годы прогремели над нашей несчастной
Россией, но русский поэт, прекрасный поэт Иван Савельев не поколебался в
ненависти к предателям, а любовь и верность его к Родине - еще острее, еще
неодолимее и еще победнее!
Не предвидится сна.
Коротаю все ночи без сна я:
Заболела душа -
и поэзия стала больная.
Ей микстуры не дашь,
не излечишь, молясь и стеная:
Заболела страна -
и поэзия стала больная.
Спасибо тебе, брат мой! Ты сказал то, что мучит меня - народ наш заболел, Родина
наша, православная, краснофлаговая, обелисковая, горная, орлиная, черемуховая,
соловьиная, заболела: от взорванных соборов и сбитых с куполов золотых крестов -
тяжко ей дышать. От мародерства Льва Бронштейна и Яши Свердлова, от лагерей и
пыточных камер Ягоды - нет сна у нее и покоя. От звериного визга и рыка Адольфа
Гитлера, дотопавшего через братские могилы наших отцов и братьев до Сталинграда,
- сердце до сих пор стонет у нее. И стон этот я в твоих стихах и поэмах слышу!..
Летит неумирающе Земля
Сквозь звездный шлейф во мраке онемелом...
Куда ушли мои учителя?
Каким душа их мучится пределом?
Учителя наши - Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Блок, Есенин и Маяковский. Учителя
наши - Недогонов и Твардовский, Наровчатов и Орлов, Исаковский и Львов, Ручьев и
Гумилев, Васильев и Федоров, учителя наши - погибшие поэты на праведных дуэлях и
в гвардейских окопах, учителя наши - не коротичи и не гангнусы: они даже в
приятели нам не сгодились!
Смотрю и вижу, как в сиянье звезд
Сергей Есенин с млечного откоса,
Не отыскав отеческих берез,
Комет целует огненные косы;
Как Маяковский, пламя мятежа
Не погасивший, мечется упрямо,
Как блоковская гордая душа
Смирилась у колен Прекрасной Дамы.
Стою у прибывающих могил
И чувствую, едва прикрыв ресницы,
Что Пушкин никуда не уходил
И не уйдет, покамест свет струится.
Молодец!!! Дочитать до конца хочется это стихотворение: оно - о совести о душе
русской, о крыльях орлиных русского витязя, которого не остановить прошлым и
грядущим гитлеровцам! Оно - о звездном русском национальном свете! Пути нашем
звездном! Бессмертии нашем!
Пока горит Полярная звезда,
Что на ресницах у ночей промокла,
Он светом стал, чтоб Муза никогда -
Пока жива Россия - не умолкла.
И потому слышны - недалеки!-
На всех просторах Родины притихшей
Его шаги - воздушные шаги
Поэзии, духовных благ добывшей...
Духовных благ, а не ваучеров Чубайса, не фабрик и заводов, не отчей землицы,
отобранной у народа горбачевско-елъцинскими бандюгами, Земли, овеянной
молитвенным светом обелисков. Русскую Землю - не отобрать!..
Я ценю и защищаю творчество Ивана Голубничего и Максима Замшева, я ценю и
защищаю творчество Евгения Юшина и Александра Дорина. Я ценю и защищаю
творчество Владимира Бояринова и Валерия Хатюшина. Ценю и защищаю, напоминая,
утверждая, восхищаясь творениями Ивана Акулова и Бориса Можаева, Виктора
Астафьева и Константина Воробьева, Федора Абрамова и Ивана Стаднюка. Мне часто
говорит известный поэт, русский патриот Аршак Тер-Маркарьян: "Валентин, что ты
за человек? Ты больше нас всех пишешь об ушедших. Они ведь тебе уже ни в чем не
помогут, а ты не забываешь о них, какой ты благородный, a!..».
Мы ни детей, ни внуков не щадим,
Мы сделаем за водку что угодно.
Мы всенародно лодырей растим,
Трудягу убиваем - всенародно.
Почти - кричит Иван Савельев стихами и поэмами! И я не могу забыть благородства
Бориса Леонова и Виктора Чалмаева, Евгения Осетрова и Виктора Петелина, Олега
Михайлова и Леонида Ханбекова, Сергея Поделкова и Георгия Маркова, Юрия
Бондарева и Михаила Луконина - я обязательно всех назову, всех! - кто
поддерживал и поддерживает нас, поэтов русских: мы - разных поколений люди, мы,
живые и ушедшие, окроплены единой слезою Матери нашей - России! Мы - не те, о
ком сказано Иваном Савельевым!
Беспомощные пасынки Земли,
Вселив в глаза жестокость вместо света,
Теперь вы к Богу, кажется, пришли,
Опомнились. Но с вами Бога нету.
Безбожие - самонадеянность хапуг. Свара - граната ворья и киллера.
Вчера, сегодня и завтра
Главная литературная высота моего поколения - за нашими плечами: мы движемся к
своим семидесятилетиям. И я, возвращаясь к прошедшим времен судьбы,
самоуважительно успокаиваюсь, что сказал не только об Алексаре Прокофьеве и
Владимире Луговском, Сергее Викулове и Егоре Исаеве, Валентине Сидорове и
Евгении Антошкине, Анатолии Парпара и Владимире Фирсове, Алексее Маркове и
Станиславе Куняеве, Петре Проскурине и Александр Проханове, Лидии Сычевой и
Михаиле Крупине, Александре Байгушеве и Владимире Гусеве, Николае Воронове и
Константине Скворцове - о родных уральцах последовательно и щедро! - о Людмиле
Татьяничевой и Зое Прокопьевой, я сказал о Викторе Бокове и Сергее Маркове,
Борисе Корнилове и Владимире Автономове, мучениках Ягодо-Бериевских нацистских
застенков. Имена поэтов, прозаиков и публицистов, уважительно названных мною, я
пронес через годы и годы. Их имена мог я не назвать? Ещё назову Льва Котюкова,
Юрия Баранова и Евгения Юшина.
Кого уважал - уважаю. С кем спорил - спорю. С кем ссорился – ссорюсь. А с кем
помирился - замечательно. И зря Владимир Бондаренко обзывает Валерия Хатюшина
плагиатором, графоманом. Я могу привести разные пример легких путаниц поэтов
среди своих и чужих строк: такая смешная и древняя сказка!.. Пусть Владимир
Бондаренко не только не переносит, но пусть даже ненавидит стихи Валерия
Хатюшина, а куда, куда он денет незыблемо справедливую и неопровержимо русскую
книгу Валерия Хатюшина "Во имя Истины", куда? Редчайшая книга - беззащитная боль
за Россию, за отвагу русскую, распинаемую на просторах русских мерзавцами и
предателями Земли русской!
Но об этой книге - отдельно. Отдельно мы обязаны говорить. И не искать в ее
авторе плагиата и графомании, а восторгаться ею!!!.. В Израиле репрессии 1918 -
1937 годов. Детей, родителей, стариков - гонят из домов отчих. А кто их заселял
не так уж и давно? Шароны. А кто гонит? Шароны, А кто штыками закалывал там
ребятишек палестинских? Шароны. А кто, прикрываясь ныне заботами о
евреях-соотечественниках, уничтожает еврейские дома, сады, очаги жизни? Шароны.
Кто на века размежевал и рассорил пропагандой, грабежами земли, войнами евреев и
палестинцев? Шароны.
Кто сегодня раскалывает единый еврейский народ - на постоянных граждан и
временнопроживающих в стране? Шароны. А кто в 1917 - 1937 снося наши солнечные
храмы? Шароны. А кто казнил донское, кубанское, уральское и сибирское
казачество? Шароны. А кто развалил СССР? Шароны. Кто явился под Сталинград -
вешать, утюжить танками русских? Немецкие, еврейские, японские, русские и
американские шароны, бенладены и басаевы одинаковы.
Дорожная карта в Израиле и в Палестине - завтрашняя карта усобиц и разделов
России. Мало шаронам Ирака? Давай им Афганистан. Давай им Иран. Давай шаронам
Корею. Международная и многонациональная банда бронштейнов и свердловых, даянов
и клинтонов, дудаевых и бушей - наметила сократить население России до 40
миллионов, стравить нас в России с татарами и удмуртами, карелами и башкирами:
противопоставить Церковь Мечети, а Христа Аллаху. И мы терпим. Прощаем.
Увертываемся. Хитрим. Замалчиваемю
Почему кровавый чертополох Израиля перенесен на пространства, занимаемые
народами Земли? Двусторонний терроризм в Израиле стал двусторонним терроризмом
почти в каждой стране. Не так? Золотом церквей православных подавились.
Мудростью мечетей мусульманских отравились. У шаронов - нет Бога. У шаронов -
нет колыбельной. У шаронов - нет смысла судьбы.
И наши писательские драки - погребальная песня самим себе. Взаимные наши
оскорбления и досмотры - бледная копоть от пожарищ, взметенных над селами и
городами, краями и державами шаронами. Убийцами святой Земли.
Горькую исповедь свою я укрепляю прекрасными стихами Михаила Шаповалова,
интеллигентного, благородного, светлого русского поэта:
Вот и кончилась повесть о днях августовских.
Ветром скомкано небо, и тучи лилово-черны.
И, недавний герой, ты один на бульварах московских,
Где в тяжелых крылатках два классика месту верны.
Горизонт ненадежен, и в шорохе листьев угроза,
Пробежала по лужам торопливая рябь...
Десять алых гвоздик и - на платье - медовая роза,
Десять встреч и разлук и внезапный сентябрь.
Память глаз, память рук, память губ, сердца память -
Протестуют!.. И жаждут, и страждут, и ждут.
Но окончилась повесть. Зачем пред собою лукавить?
Ни гвоздики, ни розы свиданий былых не вернут.
Дождь, как преданный друг, разразился потоком участья
Ты убыстрил шаги, но протяжно меж веток звеня
И за плечи обняв - он клянется вернуть твое счастье…
Но возможно ль оно на исходе осеннего дня?
Это - из книги Михаила Шаповалова "Избранное", где его очерки о русских поэтах
соседствуют талантливо и умно с его же стихами. Валерий Хатюшин, Владимир
Фомичев, Борис Бурмистров, Иван Савельев, Анатолий Парпара, Михаил Шаповалов,
Людмила Щипахина, Максим Замшев, Феликс Чуев, Геннадий Серебряков, Тамара
Пономарева, Леонид Ханбеков, Людмила Шикина, Иван Голубничий, Аршак
Тер-Маркаръян, Станислав Золотцев, еще могу назвать десятки русских имен, а
покоя на душе у меня нет!.. Живых и ушедших - делят шароны, а русское слово
принадлежит русскому народу: зачем разрушать его?
В Прибалтике запрещают говорить, петь и плакать на русском языке, в Крыму
запрещают читать Пушкина и Есенина на русском. А наши правящие шароны - в рот
воды набрали. Сучий страх у них!.. А в Израиле Шарон долбит автоматными
прикладами соотечественников - переселяет с земель, отхапанных у палестинцев им
же. И наши шароны под Москвой переселяют соплеменников из Истры: малогабаритно
копируют израильского Шарона.
Называть честных русских врагами России - измена, тренировка себя на "Дорожной
Карте Израиля" перед участием в скорой, подлой и фашистской борьбе, за "Дорожную
Карту России": вспомните завтра мои слова!.. Сергей Михалков - русский. Юрий
Бондарев - русский. Феликс Кузнецов - русский. Валерий Ганичев - русский.
Арсений Ларионов - русский. А что натворили михалковские автоматчики? Шарон
вытеснил соотечественников?
Дело не в Ларионове и не в Бояринове. Дело - в руках Шарона... А следователи -
глухонемые. Прокуроры - глухонемые. Судьи - глухонемые.
Только так
Прав Гусев Владимир Иванович, оберегая московских писателей oт сшибок лбами над
бездной, организованной приватизаторами и грабителями... Мы обязаны добиваться
правды закона и наказания по закону, не сидеть над составлением ягодовских
списков - кто враг, кто друг - среди собратьев.
В сентябре - 85 лет здравствующему Ивану Шевцову, встретившему фашистов на
границе с Белоруссией в июне 1941 года. Приближается 100-летие со дня рождения
Дмитрия Кедрина и Григория Коновалова, не за горами и вековые юбилеи Павла
Васильева и Бориса Корнилова. А наш литзамполит Владимир Бондаренко занят
последовательным преследованием несгибаемого Валерия Хатюшина и одовосславлением
Бродского и Рейна. Спасибо...
На 85-летие Юрия Львовича Прокушева, покоящегося в русской Земле под Москвою,
один Губельманьяк четвероного помочился на его святой крест. А русские литхолопы
"не заметили" запаха барбосьей экспрессии, да ещё удивились робко, когда я
громко назвал негодяйство негодяйством.
Только с Прокушевым боролись мы за романы в ЦК и в Главлите:
"Кануны" - Василия Белова,
"Мужики и бабы" - Бориса Можаева,
"Грабеж" - Ивана Шевцова,
"Братья и сестры" - Федора Абрамова,
"Кончина" - Владимира Тендрякова,
"Касьян Остудный" - Ивана Акулова,
"Былинка в поле" - Григория Коновалова,
"Дон-Жуан" - роман в стихах Василия Федорова.
А беспощадно правдивые и отважные книги Олега Михайлова, Виктора Чалмаева,
Михаила Лобанова, Виктора Петелина, Евгения Осетрова, Сергея Семанова,
Станислава Куняева, Эрнста и Валентина, братьев, Сафоновых, Анатолия Жукова,
Владимира Гусева, да разве всех я теперь назову? Первые книги, давшие авторам
право членов Союза Писателей СССР - Юрия Кузнецова, Сергея Суши, Владимира
Бояринова, Александра Волобуева, Владимира Крупина, Зои Прокопьевой, Рустама
Валеева, Алексея Минькова, Владимира Мирнева, опять: перечислить ли всех мне?..
Если бы мы берегли друг друга?
Нам, русским, о себе подумать пора!
Не надо торопиться разбазаривать честные имена писательские во мгле
подозрительностей. Члены Исполкома МСПС, в большинстве своем, я абсолютно
уверен, — не только не присутствовали, но и даже не слыхивали о заседаниях
Исполкома, посвященных гнусной и воровской распродаже Дома Ростовых,
Исторического здания, принадлежащего Международному Сообществу Писательских
Союзов. Где именной протокол?
Почему бы не опубликовать протокол незаконного заседания? Он же, протокол
таковой, есть. Иначе — как бы продать и перепродать фирмам? А на документе
купли-продажи чьи подписи? Почему не публикуют их, а? Почему Председатель МСПС
Михалков лишь через два года докумекал, что Дом Его Конторы давно загнан за
полцены аферистами? Он что — арендовал себе там кабинет? Что с Ларионовым
стряслось? Что с Главбухом Раисой Захаровной случилось? Почему Ревизионную
Комиссию не известили?
Мы старались, работали, а за спинами нашими вершилась подлость, и мы примиримся?
Нет. Будем советоваться с писателями и разбираться в чудовищном преступлении. С
виновных потребуем компенсации — за позор, за безработные месяцы, за клевету!..
Мы не разрешим помыкать нами.
Надо немедленно созвать “старые и новые” Исполкомы, надо немедленно созвать
“старые и новые” Ревкомиссии. Надо перестать разевать рот на жульнические
побасенки героев раздора. С 1991 года я выступаю за создание Авторитетной
Писательской Комиссии, за контроль и за постоянное главное извещение о
расхищениях наших газет, журналов, домов творчества, издательств, больниц. А мы?
Молчим. И как мы возвратим отобранное?
Я проработал в МСПС два с половиной года. Два — ушли на ликование девяностолетия
Михалкова, а шесть месяцев — на склоки. С чем я вас, мои замечательные собратья,
и поздравляю!..
Почва для склок — ветхость Михалкова.
Распродажа помещений — алкашество Ларионова.
Нищета писателей России — обжорство Кремля.
Вымирание русского народа — гимн Мирового Масонства.
Имя Юрия Прокушева никакому шарону, никакому шахиду не отделить от великого
имени Сергея Есенина. Он - святой человек! Клянусь. Александр Байгушев, бывший
заместитель Главного редактора издательства, авторитетнейшего в России,
"Современник", часто защищает Прокушева и меня от укусов шароновских мышей...
Байгушев - критик, публицист, прозаик, не предал ни Прокушева, ни меня, ни
коллектив: добрый, стойкий, одаренный.
Сергей Суша в романе "Скарабей" подробно рассказал о судьбе нашей. А есть среди
современниковцев, долька малая, есть мыши: поели сытную крупу, а иногда - попили
нашу кровь - и губки сжали. Туда им, выблядкам Шарона, и дорога!.. На многих
своих ровесниках-собратьях по призванию я убедился: трусость - удел
малоодаренных, жестокость - удел самонадеянных, бытовая и творческая хитрость -
стезя понявших быстро личную творческую бездарность. Одаренный поэт - почти
Христос!.. Как вел себя, что говорил? Красота какая в мыслях и фразах? А глубина
и мощь какая образе Иисуса Христа и тысячелетнем пути Его?
Робкий - не вырастет в Анатолия Иванова. Лживый - не станет Василием Федоровым.
Жестокий - не явится Петром Проскуриным. А хитрый - не затмит мудрость и боль
Александра Твардовского.
Я присягаю Уралу, Краю своему Танкоградному! Я становлюсь на колени перед
Россией, мамой седою моей! Я прошу вас, я умоляю вас: вникните, вслушайтесь и
опять вникните в рыдающий голос Некрасова!..
Я рано встал, недолги были сборы,
Я вышел в путь, чуть занялась заря;
Переходил я пропасти и горы,
Переплывал я реки и моря;
Боролся я, один и безоружен,
С толпой врагов; не унывал в беде
И не роптал. Но стал мне отдых нужен -
И не нашел приюта я нигде!
Русский Шарон, точнее, российский Шарон Истринское водохранилище оккупировал
элитными, извините за выражение, особняками и виллами своих соплеменников,
теперь кинул на них милицию. Выселяет. А разрешил им селиться-то он. Армию
Израиля, бросив на выселение соплеменников из сектора Газа, Шарон забыл, что
заселял-то ими палестинскую территорию он. Автоматы – на Истре. Автоматы – в
секторе Газа. Автоматы – в Москве, у ворот Международного Сообщества
Писательских Союзов.
У ворот Союза Писателей СССР. В кабинете Максима Горького и Александра Фадеева.
В кабинете Константина Федина и Георгия Маркова. Виноватые – будут виноваты. Не
названных – назовут.
Но кто же – Шарон?
Разве он – не Мировое Масонство?
И кто – мы?
Разве – не палестинцы?..
Председатель Ревизионной Комиссии МСПС Владимир Фомичев обратился с письмом к
Генеральному прокурору РФ – ускорить расследование оккупации автоматчиками Дома
Ростовых и назвать пофамильно расхитителей писательского имущества. Пологода
продолжается расследование – возня обоюдная…
И – несколько фраз к Бондаренко. Уважаемый Владимир Григорьевич, ты когда
перестанешь сталкивать меня с литераторами: то – с Лидией Сычевой, то – с
Валентином Курбатовым, то – с Вячеславом Огрызко, то – с Владимиром Костровым,
то – и т.д., и т.д… Ты – крупнейший русский поэт, автор поэм о Евпатии Коловрате
и Стеньке Разине, Дмитрии Донском и Емельяне Пугачёве, Игоре Курчатове и Георгии
Жукове!..
Ты – неистовый Виссарион Белинский! Ты – Лев Бронштейн наш! Я ещё беззаветнее
буду тебя обожать, ежели ты отрастишь пейсы: тебе будет легче извиваться между
Россией и Израилем. Проще будет сталкивать лбами евреев и русских, татар и
башкир. Твои статьи – лицо твоё. Не горюй.
Победит Березовский – памятник тебе обеспечен. Не победит – ты, как ельцинский,
не ты, а имя твоё, как ельцинский замызганный полтинник. Будешь кататься по
книжным прилавкам и по карманам: обсчитают – и чёрт с ним, потеряют – туда ему и
дорога!.. Ты, Моисей, любишь водить нас по своим чесночным участкам, а я не
забываю свои поэмы и лирику… Пока.
Ах, ливни детства, вы отклокотали
И отзвенели стаи лебедей, -
Угрюмей путь и необъятней дали,
И горы жизни выше и трудней.
Я их вершины одолеть пытался,
Над прошлым встал, над будущим я встал,
В грозу с орлом над бездной побратался:
Есть храбрецы?
Свободен пьедестал!..
Единственная, верная, святая, -
Ты и отвага, молодость и ты!
Опять, опять звенит лебяжья стая,
Бегут к реке глазастые цветы.
Проснулся день в обители небесной
И свет зари над нами, свет зари,
И вновь орёл парит над гиблой бездной,
И ни о чём ты с ним не говори!..
Ах, годы, горы, за бессмертной синью
Я честен был, наивен и удал,
И никому страданья за Россию
И красоты твоей я не отдал.
Звезда и жизнь, судьба и скалы, скалы:
Я крест Христа сквозь непогодь пронёс, -
О, не вчера ль природа нас ласкала
Ладонями, горячими от слёз?
Благодарю тебя, реку и дали,
И пусть мгновенно счастье у людей,
Но ливни наши не оттрепетали,
Не отзвенели стаи лебедей!..
Учись, Володя, учись русских лебедей провожать, сизых, последних.
2005
Валентин Сорокин. Макаки в полумраке. Очерки. Публицистика. – 496 стр.
М., 2010
Далее читайте:
Валентин Сорокин
(авторская страница).
|
