Н. Я. Данилевский

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

На сайте В Сети

На первую страницу

ФОРУМ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Н. Я. Данилевский

Война за Болгарию

Н. Я. Данилевский.

1

Чего мы вправе благоразумно желать от исхода настоящей войны

Во многих органах печати, и притом самых достойнейших, также как и в публике, слышится мнение, что настоящая война есть решительная, что она должна положить желанный конец так называемому Восточному вопросу, периодически тревожащему спокойствие Европы и нарушающему правильный ход ее мирного развития. Признаюсь, я никак не могу разделять таких радужных надежд, не могу даже убедить себя, чтобы надежды эти были действительно радужные. В их радужности заставляет меня сомневаться то, что, при таком взгляде, самый предмет Восточного вопроса до крайности умаляется.

Восточный вопрос, по подробно мною изложенному и, думается мне, доказанному мнению, есть огромный исторический процесс, заложенный еще во времена древних Греции и Рима, — процесс о том, должно ли Славянское племя, — член Арийской семьи равноправный с племенами: Индийским, Иранским, Эллинским, Латинским и Романо-германским, создавшими каждое свою самобытную культуру, — оставаться только ничтожным придатком, так сказать прихвостнем Европы, или же в свою очередь приобрести миродержавное значение и наложить свою печать на целый период Истории.

Самое величие вопроса, понимаемого в таком смысле, уже достаточно показывает, что настоящая война, сколько бы она ни была успешна, разрешить его не может. Разрешит его целый период борьбы не против Турции только, и борьбы не одним только военным оружием.

Но настоящая война есть первый приступ к этому решению, — первое явление последнего акта великой драмы, и эта слава принадлежит ей неотъемлемо, потому что она есть первое сознательное действие Русского народа и Русского государства во имя освобождения порабощенного Славянства. Это высокое значение останется за ней во всяком случае, независимо даже от самого ее успеха.

Если настоящая война есть первый шаг к решению Восточного вопроса, то все дело в том, чтобы шаг был сделан правильный и действительно поступательный, — облегчающий в будущем и приближающий решение той всемирно-исторической задачи, которой дано название Восточного вопроса, — название в географическом смысле может быть и неправильное, подобно множеству других названий, но уже общепринятое, установившееся и которого нет надобности, да нет и возможности переменить.

Несколько лет тому назад я посвятил целую книгу всестороннему рассмотрению Восточного вопроса, как в культурном, так и в политическом отношении; теперь я намерен сказать несколько слов только о последнем, не только потому, что политическая сторона дела поглощает собою общее внимание, но и потому, что, по глубокому моему убеждению, политическая сторона есть основание, на котором может быть возведено культурное здание, а не наоборот, как многие думают. В доказательство достаточно указать на тот факт, что нигде и никогда культурное развитие не предшествовало утверждению политической самобытности народа. Но, кроме того, само воздействие политических событий на народное сознание огромно. Лучшим для сего доказательством может послужить то влияние, которое имело время Сербской войны на расширение Славянского самосознания, как у нас в России, так и в других Славянских землях. События, деятельная историческая жизнь — не в примере могущественнейшие проповедники, чем самые даровитые личности. Не увенчавшийся успехом подвиг Черняева[1] более подвинул Славянское самосознание, чем годы самой талантливой и деятельной литературной пропаганды.

Решение Восточного вопроса в политическом смысле может быть выражено весьма краткою формулою: независимость и единство Славянства. Но зато только одна эта формула и разрешает его. Независимость без единства ослабит Славянство, сделает его игралищем посторонних интересов и интриг, вооружит части его друг против друга; единство без независимости лишит его свободы, широты и разнообразия внутренней жизни. Итак:

1). Государственная самостоятельность каждого Славянского племени. Будет ли при этом одно Великосербское, одно Великочешское государство, или отдельные государства Сербское, Черногорское, Хорватское, Словинское, Чешское, Словацкое и т.п., это может составить весьма важный временный практический вопрос; но в общих целях Славянского мироустройства это довольно безразлично при соблюдении второго условия:

2). Чтобы все Славянские единицы, крупные или мелкие, составляли твердый союз, как между собой, так и с Россией.

3). Этот союз должен быть скреплен общим обладанием Цареградом и проливами.

4). В этот союз должны быть включены и те неславянские или правильнее, не чисто славянские элементы, которые вкраплены в славянское тело, как Румыния, Греция и Венгрия, или точнее Мадьярия — ибо под Венгрией разумеется искусственный конгломерат земель, составлявших корону Св. Стефана.

Одно изложение политической стороны задачи уже показывает, может ли настоящая война иметь своим предметом — полное и окончательное разрешение Восточного вопроса.

Может ли, по крайней мере, получить решение хотя бы одна Турецкая часть вопроса? Так же нет, потому что такая попытка повлекла бы за собою общеевропейскую войну, которой все стараются избежать и к которой мы едва ли достаточно приготовлены.

Чего же нам, после этого, разумно желать и ожидать от настоящей войны? Это также может быть выражено весьма короткою формулою: разрушение всех преград, как нравственных, так и материальных, разделяющих северо-восточное Славянство. — Россию, от Славянства юго-восточного и всех прославленных народов, населяющих Балканский полуостров. Эта формула может служить безошибочным критерием выгодности, или невыгодности тех политических комбинаций, которые должны проистечь из настоящей войны.

Первый шаг по этому пути на половину уже сделан. Румыния стала независимым государством. Независимость эта, однако, обоюдоострый меч. Независимая Румыния может быть клином вбитым в Славянское тело, она может продолжать и в пространстве и во времени ту пагубную для Славянства роль, которую имело, и до сих пор имеет, вторжение Угров в равнины Панонии. Но независимая Румыния может быть и мостом, соединяющим северо-восток и юго-восток Славянства. Для этого представляется два средства. Или Россия должна быть возвращена, за соответствующее вознаграждение в Бессарабии, Придунайская окраина, отнятая у России по Парижскому трактату, также как и острова Дунайской дельты, отошедшие от России вовсе не к Румынии, как бы следовало, а непосредственно к Турции; или же вся Румыния с присоединением к ней островов дельты должна вступить с Россиею в тесный неразрывный союз, и таким образом сделаться первым звеном будущего восточного христианского союза. — Первым путем достигается только отрицательный результат, то есть Румыния делается безвредною для России и Славянства; возможность ее служить для нас препятствием сокращается в известной мере. — Напротив того, вторым путем достигается прямая и непосредственная польза для обеих сторон: Румыния связывается с нами неразрывными узами взаимных выгод и услуг. — Румыния, по объявлении ее независимости, будет конечно государством самостоятельным, но никак еще не государством цельным, законченным, то есть объединяющим в одно политическое целое всю Румынскую народность. Этого может она достигнуть впоследствии только при помощи и содействии России, и эта надежда должна и может служить основанием той дружественной связи, которая соединит оба государства и народы, и без того уже связанные как родством религиозным и в значительной степени племенным, так и воспоминаниями прошедшего.

Если воссоединение с Россией Дунайского побережья, или, что еще гораздо лучше, тесный союз Румынии с Россией составляют условия, при которых независимость Румынии становиться выгодною для нас политическою комбинацией; — то независимость эта получила бы совершенно противоположный характер, если бы из Румынии было образовано нейтральное государство, нечто вроде южной Бельгии. Это было бы стеною, крепостью, воздвигнутою между двумя половинами Славянства, разделяющею то, что соединила природа связями самого высокого характера — единством веры и племенным родством; крепостью, охраняемою совокупными усилиями всей Европы. Это было бы вторым исправленным и дополненным изданием Парижского трактата 1856-го года, изданием, выпущенным к тому же в свете на наше собственное иждивение, нашими трудами, усилиями, издержками и даже ценою нашей крови.

Нейтрализация Румынии, столь вредная для интересов России и Славянства, была бы не менее гибельна для самой Румынии, ибо лишила бы ее всякой исторической будущности. Нейтральными , то есть, осужденными на политическую бездеятельность, — могут быть лишь искусственно, дипломатически, а не исторически, созданные государства, которым не соответствует никакой народности. Так, есть Бельгийское государство, но нет Бельгийского народа. Бельгийцы — или Французы, или Фламандцы, и, следовательно, должны бы быть распределены между Францией и Голландией. Такие государства могут в значительной степени пользоваться материальным благосостоянием, но не могут жить политическою жизнью; лучше сказать, самое существование их куплено ценою политической смерти. Но на свете существует Румынский народ, и он имеет право на политическую жизнь; имеет право образовать не только независимое, но и цельное, полное национальное государство, и, следовательно, не имеет права на нейтральность, на политическое самоубийство.

За Румынским следует Болгарский вопрос. Собственно ужасы и страдания[2], вынесенные несчастным Болгарским народом, вынудили Россию к войне[3]; ибо, если бы все дело ограничивалось устройством Боснии и Герцеговины, лежащих в углу Турции, Порта едва ли бы выказала такое упрямство, как по отношению к Болгарии, занимающей самую средину Европейской Турции и доходящей почти до ворот Цареграда.

Если до войны и во избежание ее можно было довольствоваться разными улучшающими полумерами; то, конечно, после усилий, которых стоили России и желание сохранить мир, и самая война, — Болгария должна получить по меньшей мере полную внутреннюю независимость, то есть стать в такие же отношения к Турции, в каких находились к ней, после Андрианопольского мира, Сербия, Молдавия и Валахия. При сем, как само собою разумеется, должна она быть свободною от всякого постоя Турецких войск, и следовательно, укрепления по линии Дуная и в Балканах должны быть упразднены, дабы рушились материальные преграды, разделяющие северо-восточное Славянство от юго-восточного.

Конечно, трудно определить границы Болгарии к югу; но в точном определении их нет и особенной важности. Только границею этою никоим образом не могут служить Балканы, так как хребет этот есть самое сердце Болгарии. По крайней мере, многострадальные окрестности Софии, Татар-Базарджика, Филиппополя, Сливно-Ямболя, хотя бы до Бургасского залива, должны войти в состав свободной Болгарии. Она купила это право кровью и невыносимыми муками.

Гораздо вреднее и опаснее преград материальных: укрепленных речных долин и горных хребтов — преграды нравственные, и всеми мерами должно озаботиться, чтобы не воздвиглись такие преграды между Славянскими народами, вследствие самой освободительной войны. Все Славяне Балканского полуострова сослужили свою службу Славянству: Герцеговинцы и Босняки, начав геройское восстание, доселе не побежденное, устояв против всех ужасов истребительной войны и против всех успокоительных искушений дипломатии; Болгары своим мученичеством; Черногорцы своими победами; Сербы своею может быть неблагоразумною, но отважною решимостью поднять знамя славянской независимости, рискуя самим существованием своим. Не должно забывать, что именно Сербы с их славным русским вождем подняли и дух Русского народа. Поэтому никто не должен остаться обделенным. Всякому деятелю должна быть воздана мзда его. Между Сербиею, оставшеюся без вознаграждения в виду увенчания успехом дипломатической игры Румынии, а вероятно и Греции, — и Россиею может возникнуть та нравственная преграда, то взаимное отчуждение, которое без сомнения постараются всеми способами расширить главные недоброжелатели Славянства — Англия и Австрия.

Австрия, говорят нам, не желает возникновения вдоль границ ее объединенного славянского государства — старинное и жалкое сознание своей несостоятельности! — Но пусть так. Уважим Австрийскую бережливость. Но если ни одной пяди земли не будет прибавлено к Сербии вдоль Савы, а к ней будет присоединена, хотя бы на вассальном праве, также многострадальная старая Сербия, какое основание будет иметь Австрия жаловаться на нарушение ее интересов? С таким же точно правом могла бы она претендовать и на естественный прирост населения в Сербском княжестве.

Австрия не может стерпеть, чтобы на ее границах образовалось Славянское государство в два с половиной миллиона населения. Но ведь такое же количество, и даже значительно больше, может пропитать Сербское княжество и в теперешних своих границах. Не выселять же из него жителей, превышающих определенную Австриею норму!

Справедливость к княжеству, к самой старой Сербии, ко всему Сербскому народу, равно как и общие интересы Славянства — одинаково требуют присоединения старой Сербии к княжеству, хотя бы, в успокоение Австрии, и под условием сохранения, до поры до времени, Турецкого вассальства.

Черногория должна выйти из войны, в которой принимала, и до сих пор принимает, деятельное и славное участие, вполне обеспеченною в своем существовании и по возможности увеличенною и усиленною. Южная Герцеговина, хотя бы только до реки Наренты; северная Албания с Подгорицею, Гусинье с Скутарийским озером хотя бы до реки Дрины; морское прибрежье с Специею и Антивари — вот на что, по крайней мере, имеет право Черногория.

Самую затруднительную задачу составляют Босния и Герцеговина, в виду противодействия Австрии справедливому устройству этих стран. Если бы северо-западная часть их, преимущественно населенная католиками, и отошла к Австрии, с этим еще бы можно было помириться, так как вероятно самому католическому населению такое присоединение не было бы неприятно. Но остальные части Боснии и Герцеговины, ежели они уже не могут быть присоединены ни к Сербии, ни к Черногории, — должны бы составить отдельное вассальное владение Турции.

Что касается Греции, то от нее зависит принять участие в борьбе и получить законно ей принадлежащую долю: Фессалию, Эпир и часть Македонии; но странно требование, чтобы другие с крайними пожертвованиями и усилиями таскали для нее каштаны из печки.

После греческого восстания двадцатых годов, в котором Славяне Турции не принимали участия — они ничего и не получили, когда Греция, при содействии же России, отвоевала свою независимость, и если не приобрела всего ей следовавшего по справедливости, то благодаря ее же друзьям Англичанам, с которыми она так любит советоваться и на которых возлагает свои надежды.

Таким образом Балканские Христианские народы получили бы им должное; будущая судьба их была бы устроена и упрочена.

Но необходимости еще выполнение некоторых особых условий в видах вознаграждения как России за ее жертвы, так и самих Христианских народов Турции за перенесенные ими страдания. Собственно, в вознаграждение военных издержек России, ей должен быть уступлен турецкий броненосный флот, который сделается для Турции бесполезною тяжестью, и часть Азии, — по крайней мере Каре и Батум.

Но особенную важность, кажется мне, имеет следующее обстоятельство. С самой Крымской войны Турция заключала за границею огромные займы, не для улучшения своего внутреннего состояния, а для подготовки к борьбе с Россией, сильнейшего угнетения своих христианских подданных, и мотовства султанов. Справедливо ли будет возложить эту тяжесть, частью на те христианские народы, которые получат полную или вассальную самостоятельность, частью же на те, которые, будучи спорадически рассеяны по Турции, останутся, во всяком случае, под ее непосредственною властью? Не значило ли бы это заставлять платить невинного страдальца за орудия пытки, которыми его терзают?

Из этого только один, пожалуй не легальный, но справедливый выход — банкротство Турции.

Не гораздо ли справедливее в самом деле, чтобы поплатились те, кто, частью из алчности, частью из прямой вражды к России и Славянству, снабдили Турцию денежными средствами, для ее беззаконных целей, нежели те, которые несли цепи, сковываемые и заклепываемые этими самыми займами? — Не справедливее ли, чтобы наказан был делавший зло, а не потерпевший от него?

Ежели правительства Англии и Франции поощряли своих подданных давать в займы деньги турецкому правительству, если они, хотя только косвенно — своим влиянием, гарантировали эти займы, то пусть и ответят за это; но Россия не должна допускать, чтобы этот беззаконный долг лег бременем на освобождающиеся от ига народы, чтобы турецкое угнетение продолжало тяготеть над ними из глубины прошедшего. Само собою разумеется, что исключение из этого должен составить долг железнодорожный, так как он послужить в пользу тех стран, через которые были проведены железные пути.

Таким образом, Россия, не присоединив себе ни пяди турецкой земли, по крайней мере в Европе, достигнет своих высоких священных целей. Все Славянские и христианские народы Балканского полуострова получат, по меньшей мере, ту степень политической независимости, которая дозволит им беспрепятственно развивать свое внутреннее благосостояние. Ни один не выйдет обиженным, обделенным, но, получив должное вознаграждение за свои жертвы, усилия и страдания — будет ясно видеть, что все это достигнуто при братской помощи России, вопреки противодействию значительной части Европы. Нравственная связь между Россиею, Славянскими и прочими христианскими народами Балканского полуострова сохранится, укрепится, усилится и восстановится там, где события последних двадцати лет ее ослабили или расшатали; материальные преграды, их разделяющие, также рушатся. А между тем, Россия не возьмет Константинополя, не овладеет проливами, не присоединит к себе ни клочка Турецкой территории в Европе; то есть, не нарушится ни одного из тех условий, которые Европа, и в особенности Англия, считает необходимыми для сохранения так называемого равновесия на восток.

Конечно, на этом мы не можем успокоиться. Мы должны будем впоследствии заботиться, чтобы иметь в освобожденных народах не простых доброжелателей, но сильных организованных союзников, могущих при случае оказать нам действительную помощь и содействие к достижению общих дальнейших целей. Это будет уже делом благоразумия нашей последующей политики.

Что касается самой Турции, то, лишенная европейского кредита, флота, Дунайских и Балканских крепостей, и тех подданных, соками которых она питалась, ей не останется ничего иного, как, отбросив мечты о невозвратимом внешнем величии, предаться исключительно заботам о своем возможном еще внутреннем благосостоянии, и подчиниться вполне влиянию России. Только тогда и те христианские подданные Порты, которые хотя спорадически, но в большом числе рассеяны по ее владениям, и которые не могут быть освобождены иначе, как с совершенным разрушением Турецкого государства, найдут действительно покровительство в влиянии России. Только тогда и само это политическое влияние перестанет быть обманчивым призраком, а перейдет в область действительных фактов.

Политическое влияние для дипломата то же, что победа или завоевание для воина, что энергичная, всепроникающая, всем руководящая администрация для правителя: его слава, его торжество, цель всех его стремлений. Однако, не смотря на все действительные жертвы, которые приносились Россиею для приобретения этого влияния в Турции, оно разлеталось как мыльный пузырь всякий раз, когда в нем встречалась настоящая надобность.

После Андрианопольского мира это дипломатическое влияние в Константинополе сделалось постоянною целью русской политики на востоке. Ему были принесены в жертву много интересов более положительного свойства, например 12 миллионов червонцев неуплаченной контрибуции. Оно достигло своего апогея после помощи, оказанной султану против Мегмета-Али[4], в Хункиар-Скелесском договоре; и что же? — менее чем через двадцать лет, все это влияние, столькими жертвами и усилиями купленное, окончилось, под напором французских и английских интриг, оскорблением самых священных интересов России, с очевидным ущербом для самой Турции, потому что этим же оскорблялись и религиозные интересы большинства ее Христианских подданных, что, как известно, и повело к Восточной войне. Неудивительно, что в те времена приписывалась такая важность дипломатическому влиянию; ведь тогда господствовала, и у нас может быть более чем где-либо, Меттерниховская школа, — это порождение самого дипломатического из государств.

Но и еще раз повторилось дипломатическое преобладание России в советах Порты. Оно процветало еще в начале прошедшего года. Когда обыкновенная дипломатическая интрига не могла совладать с ним, — была пущена в дело революция, направленная несравненно более против русского влияния, чем против несчастного Абдул-Азиса, и опять — самые скромные требования России были отвергнуты, что опять привело к войне. Политическое влияние тогда только прочно, когда нет сил ему противиться.

Конечно, Англия будет всеми мерами противодействовать такому исходу, — но как же может она ему воспрепятствовать?

Относительно Мандвичевых или Маркизских островов, относительно дальних заморских стран, Мыса Доброй Надежды, Чили, Явы, Суматры, пожалуй Японии — Англия очень сильное и грозное государство; но относительно материковых стран Европы, западной Азии, Америки, где она встречается с могущественными континентальными державами, могущество Англии не более как мираж, отсвечивающий явления давно-прошедшего.

Конечно, Англия захочет себя вознаградить за усилившееся влияние России. Ну пусть и вознаграждает, только не на материке Европейской Турции и не у Кавказских и Черноморских окраин Малой Азии, потому что оттуда мы ее прогоним, а если угодно в Египте, где это до нас не касается, или в Кандии, это будет в известном смысле для нас даже не безвыгодным, потому что раскроет глаза Греции на то, где и кто ее истинные друзья и доброжелатели.

Конечно, желала бы вознаградить себя и Австрия. Но чем? Присоединение сколько-нибудь значительной части граничащих с нею Славянских стран, если бы даже мы могли это допустить, встретить сильное сопротивление со стороны Венгерской половины монархии, опасающейся усиления Славянского элемента. Если бы, со всем тем, Австрия решилась, очертя голову, явно стать против России, препятствуя ей в достижении ее справедливых целей, в сущности ни мало не подавляющих законных интересов этой державы, — тогда дело вступило бы в новый фазис, на сцену истории выступило бы второе явление последнего действия восточной драмы, и пошел бы другой разговор, который еще нет надобности теперь начинать.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Черняев Михаил Григорьевич (1828-1898) русский военный и общественный деятель, генерал-лейтенант (1882). В 1876 г. главнокомандующий сербской армией. Противник военной реформы Д. А. Милютина.

[2] Имеется в виду страшная резня христиан, устроенная переселенным турецким правительством в Болгарию кавказскими горцами, прозванными башибузуки (головорезы).

[3] Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

[4] Махмет-Али (Мухамед-Али) (1769-1849) правитель Египта. Перестал повиноваться турецкому султану Махмуду II и начал против него войну. Султан был вынужден обратиться за помощью к императору России Николаю I, после чего русские войска высадились на азиатском берегу Босфора и преградили путь египетской армии. Тогда же между Россией и Турцией был заключен договор в местечке Хункиар-Скелесси (Ункер-Искилесси), по которому Россия обязывалась оказывать Турции военную поддержку, а Турция, по требованию России, закрывать проход иностранных кораблей через проливы.

«Русский мир, 1877, 2 авг. № 207.

Здесь печатается по кн.: Николай Яковлевич Данилевский. Горе победителям. - Москва, "Алир", ГУП "Облиздат", 1998. с. 54-66

Электронная версия перепечатывается с сайта http://orel.rsl.ru/nettext/russian/danilevskii/bolgar/bolgar1.htm

Здесь читайте:

Данилевский Николай Яковлевич (1822-1885), русский публицист и социолог.

Данилевский Н. Я. Горе победителям!

Данилевский Н. Я. Россия и франко-германская война. Дополнение к книге "Россия и Европа".

Данилевский Николай Яковлевич Происхождение нашего нигилизма.

Дебольский Н.Г. О начале народности (критика Данилевского).

Дебольский Н.Г. Начало национальностей в русском и немецком освещении (критика Данилевского).

Ильин Н.П. Трагедия русской философии:

Введение.

Глава 1. "Ложь одиссеев".

Глава 2. Доминанта русской национальной философии: принцип самосознания

Глава 3. Работники одиннадцатого часа

Глава 4. О понятии "религиозной философии". Двуликий Янус позитивизма

Глава 5. Крест познания. О русском типе христианской философии

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах: www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС