|
|
Семибратова Анна Андреевна родилась в 1925 г в селе Рохмановка Пензенской
области. Рассказ записал Бугаенко Борис в марте 1998 г.
Жили шесть братьев со своими большими семьями в большом, добротном доме. Было
у нас три коровы, три лошади. Земли было достаточно. Выращивали рожь, просо,
овощи. А еще был огромный яблоневый сад. Трудились от зари до зари. С
ребятишками оставался старый дед Василий, который следил за ними, приучал к
труду. Старая бабушка готовила на всю семью.
За стол садилось около сорока человек. Пища была простая, крестьянская. Но семья
не голодала, так как все отличались трудолюбием. Выращивали лен, сами ткали
холст (в семье был ткацкий станок). Из полученной ткани женщины шили одежду. У
каждой женщины в семье была праздничная одежда из шелка: кофты, которые
назывались "рукава", сарафаны, а у мужчин - сатиновые косоворотки, кафтаны,
которые покупались от продажи излишеств хозяйства.
Жили спокойно, сытно. Но тут в тридцатые годы начались волнения, взрослые начали
перешептываться. Мне было шесть лет, и я чувствовала, что что-то должно
произойти. Затем я увидела, что пропали семьи дяди Василия и дяди Кирилла. Когда
я спросила у мамы, куда они девались, она сказала, что уехали в город. На вопрос
"почему?", она ответила, что пришла какая-то советская власть. К нам приходили
наши соседи Манушкин и Российский и сказали, что всех будут раскулачивать.
Поэтому братья и поразъехались.
Мой отец Андрей ночью всех нас тайно собрал, посадил в сани и увез на станцию.
Мама сказала, что мы едем в Сибирь. Маленький братик Петя убежал назад в село.
Его кое-как догнали. Я спросила у мамы, куда нас везут, она ответила, что не
знает. А папаня сказал, что мы едем в Топки, и там у нас родня. Впервые увидели
паровозы. Ехали долго, многое испытали.
Въехали в большую деревню Топки. Дошли до небольшого домика, постучали. Сказали,
кто мы такие, и нас впустили. В домике была кухня, маленькая комната и печь.
Багаж наш был беден, все несли в руках. Хозяйка усадила нас за стол и поставила
большую чашку горячей картошки и соль. Мы начали есть. В этой семье мы прожили
неделю, а потом нашелся более близкий родственник, который жил в просторной
землянке, и принял нас десять человек.
Прожили в чужой землянке два года. Ели в основном картошку, которую выращивали в
поле, овощи. За это время построили свою землянку, перебрались туда. Папаня стал
работать на стройке. Образование у него было начальное, но трудолюбие и смекалка
сделали свое дело, его поставили прорабом. Позже приобрели свой маленький дом,
жить стало полегче. Старшая сестра пошла работать на почту.
Я в 1933 году пошла учиться в первый класс. Вначале учиться было трудно, так как
я говорила на диалекте. Много было насмешек со стороны местных жителей, но к
концу первого класса я стала одной из лучших учениц. Папаня наставлял нас, чтобы
мы хорошо учились, "вышли в люди". Мы его слушались.
Так было до 1941 года. Однажды летом пошли в лес, настроение было отличное:
хорошо отдохнули, набрали красивые букеты цветов. А когда вернулись, узнали, что
началась война…
И без того трудная жизнь стала еще труднее. Хлеб стали продавать по карточкам,
по 300 гр. на иждивенца. Питание было до того скудным, что еле таскали ноги. Я
училась в восьмом классе. И нас постоянно гоняли в поля за мерзлыми овощами. Для
того, чтобы не умереть с голоду, приходилось собирать мерзлую картошку, сушить
ее, толочь в ступе и выпекать лепешки. Но учились с большим старанием, верили в
будущее. Постоянно слушали радиосводки с фронта. До сих пор в ушах звучит голос
Левитана. Все верили в победу, верили Сталину.
В 1943 году я окончила с отличием десять классов, и сразу пошла работать
учителем младших классов. Учиться дальше я не могла, так как на иждивении у меня
находилась мама и две сестры. Папани не было, он на фронте простыл и умер. Я
сдала экстерном в педучилище Кемерово, и без экзаменов поступила в Кемеровский
учительский институт на заочное отделение. После его окончания до пенсии
проработала учителем русского языка и литературы.
Две сестры пошли по моим стопам, но я их учила в Кемеровском пединституте уже на
дневном отделении. Профессия учителя пользовалась огромным авторитетом у
населения. Каждый, даже пожилой человек, идя по улице, снимал головной убор и
кланялся. И не думала, что доживу до таких времен, когда учителя будут вынуждены
бастовать.
Сегодняшнее правительство не думает ни о детях, ни о стариках, ни об
интеллигенции.
Даже в послевоенные годы жизнь улучшалась день ото дня. Отменили карточки, цены
на продукты и товары снижались, все стало доступно. Люди много смеялись, пели,
танцевали. Вера в Сталина была святой. Его смерть стала потрясением, шоком. Ни
одному советскому вождю народ не верил так, как ему. И только после его смерти,
после разоблачения культа личности, стало ясно о его "политике", лагерях,
ссылках.
Добровольное бегство нашей семьи в Сибирь - это та же ссылка.
Невозможно равенство, к которому вели революционеры. Тунеядец и пьяница! - Живи
плохо! Но если ты всю жизнь учился, честно работал, но живешь не совсем хорошо,
то это неправильно. Каждое поколение в нашей многострадальной стране после
революции говорило: "Наши дети будут жить иначе, лучше".
Я прожила много лет. И пришла к выводу, что ни одно поколение у нас не жило
достойно.
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
Коллективизация
(подборка документов).
|
