|
|
Баянова Евдокия Владимировна родилась в 1923 г. в д. Подъяково Щегловского
района Кемеровской области. Живет там же. Рассказ записал Лопатин Леонид в
августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").
Родители приехали в Сибирь из России ещё до моего рождения. Детей у родителей
было пятеро, я - третья. Отец был на германской войне. Пять лет пробыл у немцев
в плену. Он рано остался сиротой и с шести лет работал батраком у богатых.
Женился, нажил хозяйство - лошадь, две коровы, овцы, сенокосилка, плейтон.
До колхозов у нас была своя пашня, где сеяли пшено, гречку, овес. Мы тогда
хорошо жили! У нас был большой амбар. Так он всегда полон был. Мы не были
богачами, были и справнее хозяйства. Только коллективизация разорила и нас, и
их.
До колхозов, бывало, отец летом на себя поработает, все заготовит, а зимой пьёт,
гуляет. Он у нас трудолюбивый был, кадушки хорошие делал. Помню, продаст на
базаре кадки, приедет домой, ставит четверть самогона на стол. Половину выпивает
и засыпает. Проснется, вторую часть выпьет, опять заснет. А потом - за работу…
Тогда в каждом доме самогон делали. Мужики любили выпить, но и поработать тоже.
Как поработал, так и погулял.
Когда началась коллективизация, хорошая жизнь закончилась. Амбар наш стал
пустовать. Отец все продал и вступил в колхоз в 1931 г. Он говорил, что всё
равно отберут, да ещё сошлют на Север. Которые из деревенских не вступали в
колхоз, у тех отбирали нажитое и ссылали. Хоть богатый, хоть бедный - значения
не имело. Главное, что в колхоз не вступили. Так мою сестру с мужем сослали.
Сосланным срок давали. Многие не возвращались. А вот сестра вернулась.
Кулаки в колхоз вступать не хотели. Они ведь богато жили, люди на них работали.
Правду сказать, разные кулаки были - кто плохо платил за работу, а кто и хорошо.
Они, сказывали, поля колхозные травили, поджоги устраивали.
Наша мама работала в колхозной огородной бригаде. Очень уставала. Я с десяти лет
помогала ей поливать. Каждой колхознице в бригаде надо было полить примерно 30
соток огурцов. А воду носили на коромыслах из речки - тоже не ближний свет.
Идешь, где подъем, где спуск… Не бабья это работа - ведра таскать в такую даль.
А потом домой пешком примерно километра два топать. В 13 лет я уже в поле
работала самостоятельно, варила пахарям: к 4 часам утра чай сделаю, к 9 часам -
завтрак, к 2 часам дня - обед. В нашем колхозе была своя свиноферма, поэтому
пахарям на обед мясо давали.
А с 14 лет я на лесозаготовки поехала. На колхоз давалось задание по заготовке
леса, и каждая колхозная семья обязана была кого-то отправить работать на
лесозаготовках. Лес готовили для государства или еще для кого, не знаю. В мае
начинался лесосплав и по месяцу, а когда и больше, жили на лесосплаве. Не ездить
на лесозаготовки было нельзя. За это судили. Раньше за любой невыход на работу
судили. Судили и за то, что мало трудодней выработал на лесозаготовках. А их
надо было иметь не меньше 120 в год. Судили за это даже после войны.
У меня тогда уже было двое ребятишек - 5 лет и 8 месяцев. Их оставить не с кем,
ясли закрыли. Так меня чуть не посадили, уже и повестку прислали на суд. Так,
спасибо, секретарь сельсовета дала мне справку, что у меня двое детей. Мне
пришлось эти трудодни вырабатывать уже в поле. Я уходила на работу, а ребятишек
закрывала на замок. На пятилетнюю дочку оставляла восьмимесячного сына. Пока на
работе - сердце не на месте.
Кроме лесосплава и работы в поле мы еще строили дорогу на Барзас. И ничего за
это не получали. Кажется, не получал за нашу работу в лесу и на дороге и колхоз.
Мы работали на государство бесплатно. Нам ставили палочку - трудодень. А на этот
трудодень должны были давать зерно. Считалось, что, кто больше заработает
трудодней, тот больше и зерна получит. А на самом деле, все получали по
чуть-чуть. И по полученным продуктам не особенно было заметно, как ты работал.
Хорошо, что еще сам ничего не должен оставался колхозу или государству! А то,
бывали случаи, люди работали, работали, а с них за что-то высчитывали, и они
оставались ни с чем.
У нас, в колхозе, хлеба всегда плохо рождались. А когда урожай хороший случался,
то его куда-то увозили, и до колхозников он не доходил. В самые лучшие времена
нам на трудодень выдавали 2-3 кг. А после войны, уже когда у нас совхоз был,
давали 3 кг. зерна и 2-3 рубля на трудодень.
Урожайность зависела от председателя. Хороший председатель - хороший урожай,
плохой председатель - плохой урожай. Куда они хлеба сплавляли, мы,
дураки-колхозники, ничего не знали. Может, государству сдавали, может,
продавали, а может, еще куда девали, не знаю.
У нас председатели очень часто менялись. Председатель год-два побудет, наживется
и уедет. Потом другого присылают. Один председатель у нас толковый был. Он после
уборки норму хлеба сдал государству, а остальное - роздал людям по трудодням.
Так его, бедненького, посадили.
У нас все председатели приезжие были, все партийные. Бригадирами становились
партийные односельчане, либо их присылали. Было так: в партию вступил - можешь
начальником стать. Моему мужу предлагали вступить в партию, говорили: "Андрей
Иванович, вступай в партию, в начальники пробьешься".
Я закончила 4 класса в Подъяково, а чтобы дальше учиться нужно было за 14 км.
ходить в Щегловку. Поэтому учиться, прекратила. К тому же по хозяйству дел
много. Поэтому у нас многие только по 4 класса и окончили.
В мою молодость мы гуляли, бражку пили, плясали, песни пели. Драки, конечно,
случались, но как-то поспокойней было, чем сейчас. Хотя милиционера у нас не
было в деревне. В Щегловке милиционер был. Он и к нам иногда приезжал, что-то
проверял. Воровства не было, друг у друга не воровали. Правда, была у нас одна
семья - коров и коней воровала. Когда мы их разоблачили, они бросили это дело.
Миром обошлись.
У нас даже Кедровый бор не охранялся от шишкарей. У каждого хозяина была своя
делянка в бору. Наступало 20 августа, и все на своих подводах ехали бить шишки.
Приезжали на условленную поляну, а там председатель красным флагом давал сигнал,
разрешающий сбор шишек. И каждый собирал шишки на своей делянке. Колхоз шишки не
забирал. Если кого-то поймают с добычей до боя шишек, то его ссылали в Томск.
Оттуда люди не возвращались, погибали. Говорят, до колхозов обходились и без
председательского разрешения на бой. Мужики и так шишкарили только в
установленный срок. И никто не надзирал за ними.
В то время был "Закон о колосках", сажали по нему страшно. Мама моя в 70 лет на
плейтоне работала, принесла отходы домой, ей за это дали год отработки. Ее
напарницу отправили в Кемерово на годичный срок. Колхозникам пенсии не было
никакой. Мама прожила 105 лет, ей стали выплачивать по 8 рублей уже в конце
жизни. Хотя она осталась одна без мужа в 40 лет и подняла нас.
Налоги у нас были огромными. С одной овцы две шкуры сдать нужно было, потому,
что она, ягненка приносила. Яйца, мясо, молоко - все нужно было сдать. Чтобы
никто не знал, что я держу овечку, я выпасала её тайком ночью, а днем прятала в
стайке. Днем намотаешься, устанешь, а ночью ещё и овечку пасешь. После смерти
Сталина Маленков такие налоги убрал. Мы сразу задышали легче - овечек, поросят
завели. Сталин с Берией такое в стране творили, что невозможно! Насмерть людей
уничтожали. У нас многие так считают.
А сейчас один переворот за другим. Как Горбачев пришел к власти, так нет в
стране порядка. Разворовывают страну. Теперь, вот, нет ни бензину, ни керосину.
И то сказать, раньше тоже не лучше было. Советский Союз другим странам помогал,
а мы сами голые да босые ходили и вечно голодные. Зачем спрашивается?
Проклятие какое-то над страной!
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
Коллективизация
(подборка документов).
|
