|
|
Распопова (Аксенова) Евдокия Павловна родилась в 1922 г. в селе Ариничево
Ленинск-Кузнецкого района. Живет в Абышево. Рассказ записала Тюпина Наталья в
ноябре 1999 г.
Семья у родителей была девять человек. Отец - Аксёнов Павел Степанович
родился в 1900 г. Был сапожником, потом простым колхозником. Они с мамой не
сибиряки, приехали из России. Отец был сирота, с семи лет, как чеховский Ванька
Жуков, жил "в людях". Выучился на сапожника, стал мастером.
Когда ему исполнилось 18 лет, хозяин его, у которого он жил в подмастерьях,
наделил его всем сапожным инструментом, дал денег на корову и на дом. Мама
Анастасия Васильевна была старше отца на 4 года. Для отца её сосватал хозяин
отца, сказав ему, что скоро тебе в армию идти, а твое хозяйство надо сохранить.
Эта девушка, мол, и сумеет его поддержать. Не смотри, что она старше тебя, и что
у неё на глазу бельмо. Они поженились. Отца взяли в армию. Он был в обозе,
сапоги чинил, фронта не видел. А мама в это время жила в работниках, была
кухаркой. Вернулся. Они нарожали семерых детей.
В селе Харьков Лог я окончила 7 классов. Потом поехала в Кемерово учиться на
учительницу. Год проучилась без документов, а потом паспорт получила. Была,
конечно, в комсомоле. Когда учителей стали почему-то брать в армию, нас,
студентов, вместо них, послали в школу. Мне было 17 лет, когда я оказалась
заведующей школой в Машковском районе Новосибирской области. Как раз были первые
выборы в Верховный Совет (12 декабря). Тогда это был праздник. Мы пели песню:
"Мы лучшее платье наденем в двенадцатый день декабря". Почему-то в то время
районо вело политику частого перемещения учителей из школы в школу. На одном
месте работать не давали. Я чуть ли не за год сменила три школы. Проработала 10
лет. Потом переехали сюда, в Абышево.
Коллективизацию я хорошо помню. Отец сначала не пошёл в колхоз. Он работал на
золотом прииске в Харьковом Логу. У них там своя артель была. Артель имела свои
средства, жила самостоятельно и независимо. Как поработали люди, так и жили.
Артель сильно отличалась от коммуны. В коммуну пришли - кто? Да, те, которые
работать не хотели! Лишь бы пожрать, да нажиться! Там были всякие шаромыги. Это
были бедняки. Все знали, что они лодыри!
Они-то и раскулачивали людей. И вовсе не богатых раскулачивали. Это были обычные
крестьяне. Моя мама их сильно жалела. Одна из раскулаченных соседок попросила
мою маму сохранить что-то из своих вещей. Надеялась вернуться. Мама очень
боялась, что её за это сильно накажут. Но взяла. Я хорошо помню те вещи:
домотканные дорожки на пол, полотенца и бараньи шубы. Мы их на полатях спрятали.
Это что, богатство? Нашли богатых! Раскулаченным разрешали брать с собой 16 кг.
на человека. А чего возмёшь на эти килограммы? - Ребятишек надо одеть, продукты
надо взять, инструмент прихватить!
Наших соседей сослали в Нарым. Я не помню, сколько лет прошло, но хозяйка вещей,
оставленных маме, приехала. Муж у неё умер в Нарыме. Она какое-то время жила у
нас. Мама была очень рада, что сумела сохранить её вещи. Я считаю зря,
совершенно зря ссылали этих людей! Никакие они не богачи! Ничего у них в доме не
было лишнего. Всё нажили своим горбом.
А ведь в селе у нас были действительно богатые. Я, например, 4 года училась в
доме, который раньше принадлежал одному из таких богачей. Дом двухэтажный,
много-много амбаров и других построек. В этом доме разместилась не только школа,
но и колхозная контора, клуб. Хозяев, конечно, раскулачили. Куда сослали, не
знаю. Только они не вернулись. Когда их высылали, они не взяли с собой старушку.
Они, видимо, боялись, что она не выдержит дорогу. Ведь сосланные не знали куда
едут. Их нигде, никто не ждал. Да старушка и сама сильно просилась оставить её
на родине. Она потом жила в коморке на первом этаже. Власти, конечно, её не
помогали. Но добрые люди её кормили: кто молока принесет, кто хлеба даст, кто
картошки…
До коллективизации деревня выглядела нормально. Когда провели коллективизацию,
деревню разделили на три части. Одна часть - колхоз "Красный Октябрь" (в ней
потом тятя работал), другая - "Страна Советов", а третья - "Парижская Коммуна".
Церкви в нашем селе не было. Она была в пяти километрах от нас, в селе Красном
Ленинск-Кузнецкого района. Церковь разгромили, когда я училась в пятом классе.
Колокола сняли. Мы ходили смотреть, как её разоряли. Правда, сейчас церковь
опять восстановили. Её когда-то построил купец Пьянов. Богатый был человек! Два
магазина были его, школа его, церковь его. Когда его раскулачили, весь колхоз
разместился в его бывшем хозяйстве.
Мама у нас была верующей, но в церковь никогда не ходила. Молилась дома. А тятя
был неверующим. Но маме, он молиться не запрещал. Да и не молилась она
сильно-то. За стол надо садиться - она перекрестится. Молитвы знала. Ну, а мы
пионерами были, неверующими. Бывало, мать приляжет отдохнуть и говорит нам:
"Дети, давайте я вас молитве научу". А отец сидит, шьет сапоги и скажет: "Мать,
ты чего им головы забиваешь? Пусть лучше стихи учат, арифметику повторяют". Я до
сих пор ни одной молитвы не знаю.
В колхозы вступать заставляли. В деревне у нас были люди, которых называли "никтошками".
То есть, они были никто, никчемные люди. Это те, кто, как у нас тогда говорили,
"доказывал" властям, доносил на людей. Они были предателями.
Был у нас такой Тихон Васильевич. То, что он был глуповатый, знала даже я. Я
тогда училась в 4 классе и обязана была заниматься ликбезом. Я научила буквам
свою старшую сестру. И очень удивлялась, что этот Тихон Васильевич - взрослый
человек не мог никак понять, что понимала даже я, ребенок. Вся деревня знала его
как доносчика. Он сообщал приезжим из района о том, что происходило в деревне,
кто, чем живет, кто, о чем говорит. Мой отец сшил ему сапоги, а под стельку
положил канифоль, чтобы они сильно скрипели. Когда этот Тихон Васильевич шел по
селу, все слышали о его приближении и предупреждали друг друга. Я хоть и
маленькая тогда была, но это хорошо помню.
Вот такие "никтошки" и становились активистами колхозов. За них как бы,
голосовали, но все знали, что их назначили. Тогда выборов не было. Кого
начальство назначит, за того собрание и голосовало. Среди них встречались,
конечно, и честные люди. Председателей присылали из района. Но бывали и
самостоятельные деревенские люди. Когда тятя в 1936 г. вступал в колхоз, как раз
такой человек и был председателем. Мне тогда было 14 лет, и я тоже работала в
колхозе. Сенокос у нас был далеко, под Ваганово. Мы там жили, считай, все лето.
А кухаркой у нас была жена председателя колхоза. Так что, разные были
председатели.
Ещё до колхозов, когда нэп заканчивался (это я теперь знаю, как всё называлось),
в нашей деревне забирали излишки хлеба. Родители потом не раз это вспоминали и
говорили, что свои же деревенские показывали приезжим, где, у кого хлеб спрятан.
Помню, родители часто сетовали на то, что хлеб забирали совсем не из "излишков"
и не только у кулаков. Мол, добро бы, забрали у кулака, который людей нанимал.
Но ведь отбирали последнее у обычного крестьянина, который этот хлеб оставил на
семена или на еду своей семье. Знаешь, миленькая, а чем потом семье питаться,
чем сеять? Последнее выгребали. А кто выгребал?
Вот такие, как Тихон Васильевич, и выгребали. Потом, в 1933 г. голод был из-за
неурожая. Нашу семью он миновал. Отец сапожником был и шил сапоги за два ведра
муки. Деньги не брал, только продуктами. Люди тогда лебеду ели.
В 1937 г. ещё хуже получилось. Ночью приедут на черном вороне и заберут
человека. Вся деревня знала, что он не причём. Это я хорошо помню. Большая уже
была. Никакие это были не враги народа. Посмотришь - ни богатый, ни тунеядец, ни
вымогатель, честный колхозник, а оказывались врагами народа. За что их так,
спрашивается? А я так думаю! - Некоторые люди хотели выслужиться, вот и
доносили. Говорю сейчас об этом и невольно боюсь. Тем более, что ты записываешь
на магнитофон. Может, не надо…? Родители мои никогда о политике не говорили. Они
были неграмотными. Так что, этих слов в нашей семье не было. Ни разу я не
слышала.
Воровства в нашей деревне не было. Я не могу вспомнить ни одного случая, чтобы,
скажем, овечка пропала, или корову увели. Честные люди были. Дома на замок не
закрывали. Выпивать, все выпивали. Но такого, что творится сейчас, никогда не
было. Бывало, человек выпьет, его не видно и не слышно. А сейчас ему обязательно
надо на люди вылезти, покуражиться. Нет! Подожди-ка! Пили безобразно и тогда. Но
не наши деревенские. В колхоз "Парижская коммуна" приехало много людей со
стороны. Вот они-то сразу и принялись гулять, пропивать и прожирать кулацкое
добро. Быстро всё пропили и проели.
Ты про пенсионеров интересуешься. Тогда в деревне стариков много было. Но я
что-то не помню, чтобы они пенсию получали. Паспортов не было. А почему? - не
знаю. Каждый жил за счет своего хозяйства. Но на них всё время какие-то
ограничения были. Например, коровушку держишь, а теленочка - не смей. Столько-то
овечек есть, больше - нельзя. А в городе ещё хуже было. У моей сестры семья
большая была. У них поросенок был. Но держали они его в погребе. Чтобы никто о
нем не знал и не наказал их.
Когда война началась, мужиков на фронт забрали. Тогда, мне кажется, никого не
спрашивали, хочешь - не хочешь. Наверное, желания особого у них не было. Но
никто и не отказывался. Из двух моих братьев один не вернулся, а один всю войну
на "катюше" провоевал. Многие-многие-многие не вернулись.
Где-то сразу после войны нам облегчение вышло. А потом опять всё зажали. Займы
были. Ой-ой-ой! Какие займы были большие! Налоги в войну и после войны страшные
были. Молоко сдай, овчину сдай, яйца, масло… Трудно людям жилось. Черезчур
трудно жили! Есть-то нечего было. Люди пойдут в поле, соберут колоски. А их
плетьми гоняли, судили.
Трудно людям жилось. А в город не уезжали. Да и как уедешь с родной деревни?!
Привык человек трудиться на земле. Земля притягивает человека. От неё его не
оторвешь. Деревня - есть деревня. А потом, в деревне легче прожить. Ведь здесь
куры свои, утки свои, озеро своё. Что тебе в город ехать? Голодовать?
Вот сейчас у меня сын приедет из города, всё деревней налюбоваться не может.
Говорит, что очень бы хотел жить в своем доме, на земле. Мол, кто я там в
городской квартире? Никтошка? Знаешь, тогда в колхозе справно жил тот, кто
работал. Кто работал, тот и ел. А кто не работал, тот и нищий. А сейчас хорошо
живет тот, кто ворует. Не обижайся, я правду говорю.
В деревне много неграмотных было. Хотя, кто такой неграмотный? Вот у нас
председатель колхоза был почти неграмотным. Но он коммунистом был. А во время
войны у нас председатели быстро менялись. Только поставят председателем, его -
на войну, только поставят - на войну. Наконец, поставили пожилого человека. А он
только расписаться и умел. Бывало, пришлют бумагу из района, а он приходит ко
мне, мол, Павловна, прочитай! Я ему прочитаю, объясню… Дети все школу посещали.
До четвертого класса они обязаны были ходить в школу.
Клуб у нас был. Мы там веселились. Наше веселье не походило на нынешнее. Ну, что
нынче дискотека? Задницами трясут, да безобразничают. Соберёмся мы, бывало,
сделаем постановку и поедем с ней в Березово, Подунку, в Васьково, в МТС. Там
нас ждали, встречали. Спасибо говорили. Людям нравились наши представления.
К учителю относились хорошо. Меня никогда не обижали. Ни от одного из своих
учеников я ни разу не слышала: "Ты такая, разъедакая!". Ни колхоз, ни
государство не относились к учителям так плохо, как сейчас. Мой муж работал в
конторе учетчиком, счетоводом. Он обеспечивал семью. Лошадь у него всегда в
руках была. Так что, нам не часто приходилось обращаться с просьбами в
правление. Хозяйство большое никогда не держали. Только для себя.
Тебе, вот интересно, почему деревня до сих не может выбраться из нищеты. Ты,
Наташа, поди, думаешь, - сами люди виноваты? Но я отвечу - правительство. Оно не
даёт жить людям. Правительство не может устроить так, чтобы человек мог жить и
работать нормально. Знаешь что? Ты бы не писала эти слова…
За всю жизнь я нигде не отдыхала. Хотя нет! Один раз я была в санатории в
Васьково. Я тогда сильно простуженная была. Видишь, какая у меня мебель? Это
разве мебель! Нет её! А ты спрашиваешь, через сколько лет после свадьбы мы с
мужем купили мебель. Так всю жизнь и прожили без неё. Что бедно, то бедно жили.
По чуть-чуть скапливали и что-то покупали. Но у других и того хуже было.
В годы нынешних реформ для нас жизнь никак не изменилась. Хорошо хоть пенсию
стали давать вовремя! А то ведь задержки были по три-четыре месяца.
Как жить?
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
Коллективизация
(подборка документов).
|
