|
|
Благовещенская (Позднякова) Мария Гавриловна родилась в 1910 году в с.
Грязное Курской области. Живет Кемерово. Рассказ записала правнучка
Благовещенская Ольга в марте 2000 г.
Семья наша состояла из отца, матери и 14 детей. Жили мы дружно, уважали отца,
берегли мать. В 19 лет я вышла замуж за такого же деревенского парня, какими
были все у нас в деревне, в 1931 году родила сына.
Коллективизация ассоциируется с насилием и бесправием, никто не спрашивал мнение
народа, всех "сгоняли" в колхозы. В деревне люди издавна привыкли работать
сообща, часто на 2-3 семьи, имели общую мельницу, где каждый занимался тем, что
у него получалось лучше всего, а коллективизацию с радостью восприняли немногие.
Родители были против коллективизации, хотя старались молчать - боялись за семью.
Её проводили бедняки, то есть, это, прежде всего, лодыри. А таких людей, которые
не хотели работать, всегда было много. Но в деревне, несомненно, были и
середняки, которые активно трудились на своем хозяйстве, продавали излишки
урожая. Такие-то семьи, прежде всего, и подвергались раскулачиванию. Наша семья
относилась как раз к таким: мы имели корову, лошадь, держали поросят, исправно
обрабатывали землю, зимой ткали и пряли. Хотя нельзя сказать, что жили богато,
но в достатке. Нас все-таки раскулачили: отобрали скот и всё имущество.
Насильно, без разбора.
Отец так переживал, что вскоре умер от сердечного приступа. Отношение
односельчан к кулакам было неоднозначным. Работящие люди кулаками их не считали,
а бездельники желали, чтобы раскулачивание проходило более жестоко. Со стороны
властей к раскулачиваемым применялись всевозможные жесткие репрессивные меры.
Всех, кто сопротивлялся раскулачиванию, выселяли в "Соловки", на Колыму и в
другие отдаленные места. Так, мою сестру с семьей выселили на север. В чем были
одеты, в том и, с голой душой, отправили этапом. Двое ее детей умерли по дороге
от голода и мороза.
Долгое время после коллективизации деревня оставалась крайне бедной. Но в период
пика коллективизации это выразилось наиболее остро.
Для вовлечения в колхозы применялись добровольно-принудительные методы.
Бездельники шли добровольно, так как понимали, что за счет колхоза будут всегда
иметь пропитание, а работяги не желали, чтобы за счет их труда жили другие люди.
Они ясно представляли, что колхоз грозит общей уравниловкой. Поэтому противников
коллективизации сгоняли в колхоз силой.
Конфискации подлежало все: скот, имущество. Их дома брали под сельсоветы. При
такой ситуации не обходилось без возмущений. Но это моментально подавлялось
властями. А такие факты скрывались от народа. Противников коллективизации
бесшумно арестовывали и ссылали. А люди узнавали об этом лишь по слухам.
Сведения о выселенных, конечно, поступали, но они были далеко не радостными.
Власти внушали людям, что коллективизация проходит замечательно. А жизнь людей
вот-вот наладится.
Активистами колхозов становились те, кто безгранично поверил в пропаганду.
Бывало, доходило до фанатизма. Чаще это были легкомысленные люди, которым все
равно терять было нечего.
Председателя колхоза выбирали из активистов, которых знала вся деревня и,
который пользовались авторитетом у вышестоящих властей. Чаще председателями
становились люди хорошо знавшие крестьянское дело и умевшие влиять на селян. Но
к председателям отношение людей сначала было настороженным.
Одежда, быт и пища крестьян до и после коллективизации мало чем изменились и
оставались скудными. К столу подавался чугунок картошки с капустой и изредка
мясом. Правда, только до коллективизации каждый член семьи имел кусочек сахара к
чаю. В колхозах уже этого не было.
Рабочий день колхозника был от зари до зари, без механизированного труда. Что
заработал по трудодням, то и получал. Но эти деньги измерялись копейками, а
часто и этих копеек не было вообще.
Воровство колхозного добра процветало. Люди считали, что в колхозе "все не мое",
поэтому и воровали. До сих пор помнится закон о "колосках" и "горсти гороха",
когда людей сажали в тюрьму за подобранный в поле колосок или стручок гороха, в
то время как нация погибала от голода. Дома же в деревне на замки не закрывали,
потому что закрывать было нечего - бедность. Другой причиной было то, что у
людей было сознание совести и вера в Бога. Это ни то, что потом, когда перестали
верить в Бога вообще и потеряли совесть.
В деревне всегда были пьяницы. Несмотря на пропаганду трезвости, после
коллективизации, от этой вредной привычки мужчин отучить так и не удалось,
женщины же не пили ничего и считали пьянство позорным.
Мечта о роспуске колхоза у некоторых оставалась. Это были люди, умеющие
организовывать свой труд самостоятельно и желавшие иметь собственное дело.
Другие же наоборот восхищались созданием колхозов, так как их больше устраивало
жить в колхозе, как за каменной стеной, ни о чем не думать, ни за что не
отвечать.
Многих односельчан, наших друзей, знакомых вскоре назвали врагами народа и
репрессировали. Людей забирали неожиданно, и большинство из них уже не
возвращались. Обстоятельства и факты тщательно скрывались. У одной нашей соседки
забрали мужа, и только через несколько лет она узнала, что его вместе с другими
врагами народа согнали в заброшенную шахту и погребли заживо под землей. Все
понимали, что людей чаще всего забирали без вины, но никто не протестовал, все
молчали. Из-за страха за жизнь.
Был голод. В 1931-33 годах голод коснулся и нас. Взрослые приберегали скудную
пищу детям, а сами "пухли" от голода. Это обстоятельство заставило нас покинуть
центральную Россию и переехать в Кузбасс, где мы спаслись благодаря картофелю и
другим местным овощам. В военные же годы в Сибири голод не коснулся моей семьи,
так как работали на заводе и стабильно получали хлеб по карточкам, а все
остальное выращивали на подсобном хозяйстве.
В колхозе долгое время пенсионеров не было - работали все. Никто не учитывал
стаж работы. Не было никаких социальных пособий. Люди не имели даже паспортов,
чтобы не смогли уехать из села в город.
Когда началась война не все охотно пошли добровольцами на фронт. Украинцы,
жители центра России часто пытались отсидеться дома. Сибиряки же понимали всю
важность участия в войне и с большим желанием шли на фронт, так как менее
избалованы и более ответственны. Даже по статистике из погибших на полях
сражения Великой Отечественной войны большая часть - сибиряки.
После войны жить стало лучше только тогда, когда восстановилось государство в
целом. Хотя по-прежнему были высокие налоги, ограничения на ведение личного
хозяйства. Например, на семью нельзя было иметь больше одного поросенка,
невзирая на количество человек в семье. Ограничения доходили до абсурда, но
приходилось мириться и с этим.
Жизнь была тяжела, но люди оставались жить в селе, потому что были две причины.
Во-первых, они были прикованы к земле теми условиями, которые создали власти.
Во-вторых, молодежи рассказывали о замечательной сельской жизни, необходимость
поднимать сельское хозяйство. Они добровольно не покидали деревни.
С установлением советской власти образование было объявлено обязательным для
всех. Учиться пошли многие. За счет вечерних школ и училищ учиться, смогли не
только дети, но и взрослые, поэтому уровень образования населения резко возрос.
Единственным недостатком было то, что в деревне обычно не было десятилетней
школы, а учиться в райцентр, детей не отпускали родители, да и на учебу времени
у людей оставалось немного, так как нужно было работать в колхозе.
Преимуществом послеколлективизационного времени стало то, что начали учитываться
духовные потребности населения: появилось множество сельских клубов с кружками
художественной самодеятельности, "избы-читальни". Данные изменения с радостью
были восприняты крестьянами.
Только борьба с церквями никого не устраивала. У глубоко верующего населения
вдруг насильно отобрали вещественное воплощение веры. Но сама вера в Бога у
большинства семей осталась такой же нерушимой. Церкви же закрывались, потому что
власть видела в них непосредственную себе угрозу. Ведь при социализме не должно
быть другой веры, кроме как в партию и светлое социалистическое будущее. Да и
сами священники восставали против советской власти.
О политике и Сталине в семье разговоров не было. Так как любой разговор мог быть
подслушан, и по 58 статье за лишние слова ненароком можно было угодить в тюрьму.
Сталина в душе уважали за его желание построить цветущее государство. Но боялись
ещё больше.
Нищету в колхозе называли одним словом - голытьба. Хорошо в колхозе жили
руководители и механизаторы.
Наша жизнь началась в деревне, но постепенно все мои братья и сестры все-таки
переехали в город, где легче жить. В городе живут их дети и внуки.
В том, что деревня не может выбраться из нищеты до сих пор, я считаю, виновата
бездарность руководителей. Мы умеем работать, но не хотим. Нужен умный
талантливый человек, который смог бы этот труд организовать.
Вся жизнь моя прошла только в работе. За границей я не была ни разу, да о ней мы
многие десятилетия и не знали. На курорты тоже не ездила - не было возможности.
Мебель, телевизор, машинка у нас постепенно появились. Но даже эти необходимые
вещи мы наживали долгие годы.
Я отрицательно отношусь к закрытию заводов в последние годы. Жаль людей, которые
не могут найти работу. Появилась возможность открыть свое дело. Но и на этом
пути множество препятствий.
Сейчас человек обрел свободу. Но он далеко не всегда может себя реализовать,
найти свое место в обществе.
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
|
