ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Коллективизация: свидетельства очевидцев
Рейник Елена Малофеевна
Рейник Елена Малофеевна родилась в 1904 г. в д. Мояны Яшкинского района
Кемеровской области. Живет в п. Яшкино. Рассказ записал правнук Тризна Евгений в
марте 1999 г.
В нашей семье было шесть детей: три брата и три сестры. Работать начинали с
малых лет. Помогали родителям. Мы знали, что работаем на себя, и поэтому на
трудности никто не жаловался. Хозяйство у нас было среднее: четыре коровы, пять
лошадей, свиньи, овцы, куры. Сколько их было точно, я не помню. Но помню, что
отец со старшим братом успевали всё сделать не только в своем хозяйстве, но ещё
нанимались на какую-нибудь работу к тому, кто был побогаче нас. Дом у нас был
большой, добротный. В общем, жили небогато, но и не бедно. Никогда не голодали.
Почитали стариков. Старшим в доме всегда был только мужчина. Даже, если он был
ещё мальчишкой (если не было из мужиков никого старше). С ним советовались, у
него просили разрешения что-то сделать.
Я тоже работала с утра до вечера: то водила лошадей по борозде или сеяла зерно,
то хлопотала по дому. Хлеб жали вручную. Вечером кормила скотину, доила коров.
Летом драла лён и коноплю. Из конопляных зерен толкли масло. Лен вымачивали в
реке, потом его обрабатывали и делали одежду.
Отца и старшего брата забрали на германскую войну. Они там и погибли. Нам было
очень трудно! Но ничего, выжили! Работать приходилось пуще прежнего. Но, как
говорится, глаза боятся, руки делают.
О революции узнали через два года, когда уже шла гражданская война. Брат ушел
воевать за красных. Больше я его не видела. Когда к нам в деревню пришел Колчак,
мать нас укрыла в лесу. Часть скотины нам удалось увести с собой в лес.
Остальное - забрали эти бандюги. Тогда почти вся деревня разбежалась. Наши дома
пограбили. Слава Богу, хоть не сожгли. Когда они ушли, мы зажили почти как
прежде. Затем я вышла замуж и переехала в другую деревню, Еловку.
У нас была коммуна. Её названия я не помню. Но жили мы там хорошо. Нам с мужем в
коммуне удалось даже новый дом справить. Коммуна состояла из 25 дворов. Туда
вошли хозяева со средним достатком. Те, кто был зажиточным, в коммуны не вошли.
Бедняков в нашей деревне не было вообще. Земли мы объединили свои, да ещё брали
в наём у зажиточных, потом зерном отдавали. Работали сообща. Лодырей в нашей
коммуне не было. Мы на коммуну даже две грузовых машины купили. Машины работали
на березовых дровах (тогда бензиновых не было). Бревна пилили на небольшие
чурочки, снимали бересту, кололи на мелкие поленца, сушили на специальной печке.
Как проедет наша машина, так вся деревня в дыму стоит. Мы на этих машинах много
грузов возили. Всё - помощь лошадям.
Наша коммуна просуществовала лет пять или шесть. А потом большевики коммуну
распустили. Стали нас в колхоз сгонять. Они говорили, что колхоз - это дело
добровольное. А сами с ружьями приходили и всё забирали. В колхоз беднота
отовсюду съезжалась. Им-то терять нечего было. А у кого хозяйство было, не
торопился его отдавать.
Наш колхоз сначала назывался имени Бляхера или Блюхера. Говорили, что это
генерал какой-то. А затем переименовали в колхоз имени Мичурина. В колхозе сразу
стало трудно работать. Мы ведь и раньше не ленились! Но здесь всё было
организовано так, что лошадей и быков заморили голодом. Машины, что у нас были в
коммуне, быстро разломались, так как за ними смотреть стало некому. Телеги и те
стали ломаться, так как были на деревянном ходу, не ремонтировались, а новые не
покупались.
Председателем у нас был какой-то рабочий из города. Он земли раньше, видать, и в
глаза не видел. Но ни с кем не советовался. Всё и пошло прахом. Несмотря на то,
что мы работали много: летом - с утра до ночи в поле, а зимой нас отправляли лес
валить. Работа на лесоповале - хуже смерти. А весной трудились на лесосплаве.
До колхозов у нас кулаки, конечно, были. Это была всего одна семья, которая жила
в нескольких дворах. Но они не задавались, всегда с нами здоровались. У них были
такие же машины, что и у нас в коммуне. Но телеги у них были на железном ходу.
Лошади - добротные, породистые. Земли у них было много. Пастбища - отдельные.
Они даже молотильную машину себе купили. Для нас это чудо какое-то было. Всей
деревней ходили смотреть, как она работает. Мы-то вручную молотили. Потом они за
плату для всей деревни молотили.
А как колхоз образовали, богатство у них и отобрали. А самих мужиков тут же за
деревней расстреляли. Потом их тела в одну яму сбросили и землёй засыпали. А нам
сказали, что их богатство на темноте и крови нашей сколочено. Но мы-то знали,
что они работали много, вот и разбогатели. А потом один их тех, кто
расстреливал, как-то в лес пошёл и сгинул. Искать его никто не пошёл. А другому
- ночью брюхо вилами пропороли. Виновного так и не нашли.
Помнишь, Женя, как три года назад ты возил меня в родную деревню. Там осталось
только два фундамента. Остальное - травой поросло. Даже кладбища деревенского не
смогли сыскать. Как тут не заплакать?! От речки Мояны остался небольшой ручей в
полтора метра шириной. Но вода в ней такая же чистая и прозрачная. Не удалось
нам найти и деревню Еловку, где наша коммуна стояла.
А ведь это родина моя!
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Далее читайте:
Россия в 20-е годы
(хронологическая таблица).
Основные события 1929 года
(хронологическая таблица).
|
