Петр Каховский - Николаю I

1826 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Письма Петра Григорьевича Каховского

к Императору Николаю Павловичу и генерал-адъютанту Левашеву

Госуд. Архив. 28/8 I, Л. 90-102.

I

Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь!

Согретый пламенной любовью к отечеству, одна мысль о пользе оного питает душу мою. Надеюсь, Вы простите меня, что еще раз осмеливаюсь беспокоить Ваше Превосходительство письмом моим. Небезызвестно Вам, сколь много благосостояние Государства зависит от внутреннего в нем управления. Чиновники, облеченные доверенностью монарха, должны быть неусыпными стражами закона; одно строгое наблюдение оного мирит граждан и водворяет спокойствие. Отсутствие закона и справедливости всегда и везде были причиной бедствий народов. В государстве под властью самодержавной часто целые области страдают не от злонамерения правителей, в них постановленных, но от неопытности и неблагоразумия оных. Ничто столь сильно не оскорбляет и не раздражает граждан, как нарушение прав, данных им их монархами и освященных временем.

Дворянство Российское Высочайше дарованной ему грамотой, чиновники гражданские, многими постановлениями и между прочим Учреждением о Губерниях - освобождены от всякого ареста. Только по уголовному преступлению дворянин арестован быть может. Несмотря на все узаконения, господа генерал-губернаторы и гражданские губернаторы присваивают себе власть арестовывать дворян, говоря в оправдание свое: «Почему дворян не арестовывать, в полках офицеры арестовываются; неужели лучше отдать под суд, чем посадить на гауптвахту». - Они забывают, что сила не в аресте, но в нарушениях права. Отдать под суд еще не значит осудить. Но быть наказываемым прихотью лица равного, - ибо перед законом мы все равны, - вопреки данных прав, есть обида нестерпимая; хотя бы и одному лицу нанесенная, но в нем все общество оскорблено ей.

Генерал-губернатор Смоленска, князь Хованской, не только арестовывает дворянами избранных чиновников; но хотел арестовать дворянина, живущего в деревне, отставного майора Гринева, и за что же: Гринев содержит лошадей на одной из почтовых станций в губернии, адъютант князя Хованского, приехав на сию станцию, имея подорожную на две лошади, взял три; за третью не заплатил прогон и с самого места погнал лошадей во весь дух, на одном скачке, не удержась на телеге, упал с нее и расшибся; но телега не была опрокинута. Приехав в Смоленск, нажаловался ген.-губернатору, что на станции, содержащейся Гриневым, ямщики не умеют править. Князь Хованской приказал вытребовать Гринева в город и чрез гражданского губернатора велел посадить его на гауптвахту. Губернатор на сие не решился, просил князя Хованского, чтобы он сам или чрез своего чиновника арестовал Гринева. Тогда Хованской одумался и приказал губернатору сделать Гриневу строгий выговор, а ямщика в губернской почтовой конторе наказать. Где справедливость и правосудие? Чем виноват был Гринев и чем виноват ямщик? Можно ли так жестоко терзать честолюбие, убивать права и сжимать свободу? Мало сего! Кн. Хованской чиновников Смоленской губернии отвозил на гауптвахту в Калугу. В Белоруссии несколько дворян были арестованы за то, что не сняли, встретясь с ним на улице, шляпу. Князь Хованской, слыша на себя повсеместный ропот дворян, возвратясь со встречи покойного Государя Императора, из города Белой, хвалился, будто бы доносил Его Величеству, что сажает дворян на гауптвахту, и будто Государь одобрил его поступки. Дворяне с стесненным сердцем переносят обиды, им делаемые, но чтобы они не чувствовали их, кто может то подумать. Клянусь, я от многих дворян слышал, они говорили мне со слезами: «Вот до каких времен мы дожили, что и губернаторы в силах отнимать у нас права наши и располагать нами по произволу своему. Пусть лучше Государь отнимет от нас права, нам данные; пусть издаст указ, что Он дает власть генерал-губернаторам и губернаторам нас арестовывать, нам легче будет повиноваться, чем терпеть насилия от равных себе.» - Это ропот убитых горестью, глубоко почувствовавших всю тяжесть своего положения. Куда прибегнуть, где искать защиты бедному дворянину, не имеющему никаких связей, никаких свобод? Если законы не ограждают от насилия сильного, то естественно человеку самоуправление; но какие ужасные могут произойти из того следствия!

Имея счастье говорить с Милосердным Государем, Его Величеству угодно было сказать мне: зачем я не писал покойному Императору о известных мне неустройствах? - многие, очень многие писали, но не внимали им. Хорошо не упомню, кажется, в Ярославле, дворяне, отягощенные губернатором частыми переменами, вводимыми им для поправления дорог, в проезд Государя, придя представляться Его Величеству, хотели подать просьбу от всего сословия на притеснения, сделанные губернатором. Губернатор, зная то, предупредил Государя, что дворяне буду на него жаловаться, за усилия, сделанные им для поправления дорог, и Император, выйдя к дворянам, изволил сказать: «Я благодарил вашего губернатора за примерную исправность дорог, он сказал мне, что вы ему в том много содействовали и мне приятно изъявить вам мою благодарность». - Что осталось дворянам? - молчать, терпеть и кланяться! Сие происшествие довольно везде известно. Генерал-адъютант барон Дибичь был тогда в вояже с Его Величеством и должен хорошо знать сей случай.

Вашему Превосходительству, как помещику, конечно известно, сколь повинность дорожная отяготительна. Легко часто делать новые планы и модели, но приводить их в исполнение не всегда возможно и разорительно. Сколько раз дороги были переделываны, сколько тысяч верст изрыто и перерыто; в летние месяцы, когда нужно обработывать поля, земледельцы отрываются на поправку дорого и нивы их пустеют. Почему один раз навсегда не дадут образца? Почему не разделяют дороги на равные участки по числу душ и не поставят меты, кому какой участок надлежит поправлять? Почему не запретят губернаторам вводить свои выдумки? Покойный Государь Император некоторые и одобрял; посылал губернаторов из вверенных им губерний в другие - смотреть и учиться, как делать дороги.

Дорожная повинность, одна превышающая все прочие земские повинности; потому на нее и нужно обратить особенное внимание; ни от одной столь много не терпит народ, как от оной. У нас не соображаются ни с климатом, ни с обычаями: покатые дороги на манер шоссе теперь прокладываемые, красивы на взгляд, но не удобны. Зимой делаются раскаты, наши обозники и земледельцы не имеют саней с подрезами, без подрезов сани раскатываются и возы бьются. Позвольте, Ваше Превосходительство, еще несколько слов сказать мне о неудобстве допустить господ генерал-губернаторов и гражданских Губернаторов арестовывать дворян и гражданских чиновников. Во всех присутственных местах дела решаются на большинстве голосов, исключая Губернское Правление, но и там хотя исполняется предложение губернатора, но мнения советников идут на ревизию в Сенат и иногда бывает, что мнение советника, отринутое губернатором, утверждается Сенатом. Если же допустить право губернаторам арестовывать чиновников, то за каждое противное им мнение они будут сидеть на гауптвахтах; голоса ни к чему не послужат и тогда дела решать будут одни губеонаторы. При этом у нас существует до сих пор еще явно не отмененный закон:«без суда никто да не накажется». Блаженной памяти Императрица Екатерина II, Мудрая Законодательница наша, дала право Дворянству из среды своего сословия избирать для себя судей. Благодетельное учреждение выборов, столько лет хранимое, наконец преувеличенною властью губернаторов упало. Никто из дворян не хочет баллотироваться, очень немногие и приезжают на выборы. Кто пожелает служить, когда теперь исправник по учреждению хозяин уезда, цензор нравов, блюститель благоденствия и порядка, генерал-губернаторами, губернаторами, даже их чиновниками помыкается, как гончая собака и по произволу их, скачет из одной губернии в другую на гауптвахту. Добрую цель доброй Государыни заменило зло! Теперь на выборы не съезжаются дворяне, а их привозят; один кто-нибудь из помещиков, вздумая сделать себя предводителем, набирает стаю подручников, наперед расположит им все должности и привозит их баллотировать себя; съедутся, пошумят в зале собрания, если случится им несколько человек противников, и по условному порядку разложа другу шары, - едут в уезд собирать оброки. Когда отымется самоуправительная власть у генерал-губернаторов и губернаторов, то выборы скоро по прежнему восстановить можно. Конечно, на превый раз Правительство должно сему содействовать: дворяне, уже несколько лет потеряв права свои, по доброй воле на выборы не съедутся. Полагаю весьма полезным постановить в неприменную обязанность каждому дворянину, живущему в губернии, имеющему не менее пятидесяти душ в своем управлении, безоговорочно приезжать к выборам, исключая больных, которые предварительно должны представить законное о болезни свидетельство. В случае неисполнения взыскивать с виновного, с каждой души, во владении его находящейся, по двадцати пяти рублей штрафу, в ползу человеколюбивых заведений. Сия строгая мера понудит дворян съехаться; при большом съезде партии разрушатся и будут балотироваться люди достойные. Помещик, имеющий 50 душ, легко чрез три года в четвертый может приехать в губернский город на неделю для выборов.

Большие суммы денег истрачиваются на жалование генерал-губернаторам и на содержание их штатов. Признаюсь, сколько ни старался вникнуть, никак не мог понять, к чему служат вновь восстановленные генерал-губернаторы, во внутренних губерниях государства. Пользы от них нигде не заметил; ровно везде видел и слышал, что они тяготятся лично собой как лишней бесполезной властью и раздорами с гражданскими губернаторами губерний. Дела от них, как и из губернских правлений поступают в сенат, да и можно ли одному лицу допустить решать их? Если генерал-губернаторы учреждены для нового образования присутственных мест в Губерниях, то выбор сделан весьма неудачно: и отличный дивизионный начальник может быть весьма плохим генерал-губернатором.

Большая часть упущений в судопроизводстве у нас наказывается пенями. Считаю сие не только бесполезным, но и вредным: часто бывает, что чиновник, отправленный для исследования какого-нибудь происшествия, наперед делает себе расчет: если он незаконно произведет следствие, сколько у него вычтут из жалования, и сколько за то он может получить от виновного. Ежели получает более, чем заплатит пени, то ничем не рискуя и производит следствие в пользу оного. Подобных следствий в Государстве без конца, потому у нас одно дело и следуется несколько раз; через что ужасное замедление в отправлении дел, жестоко страдает невинность и часто вознаграждается лишь убытками.

Достойно удивления, какие дела наказывают пенями: в одной из уголовных палат один мещанин был ею осужден: наказан кнутом и сослан на каторжную работу. Жена мещанина просила Сенат, на уголовную палату, за неправильное решение дела ее мужа. Дело поступило в Сенат; два года прошло, как уже мещанин на каторге; Сенат нашел его невинным. И что же, как наказаны осудившие невинного столь жестоко? уголовная палата оштрафовала 500р. пени с губернатора, утвердившего решение, и с чиновников палаты, в пользу мещанина, за понесенные им убытки, взыскано 2000р.; дело сие опубликовано, - и только! ( о сем деле указ Сената может видеть в Московских Ведомостях 1824 года).

От судопроизводства зависит много безопасность лиц и имуществ; справедливое судопроизводство успокаивает граждан и дает твердую опору Престолу. Не знаю, что мешает правительству образовать у нас уголовные палаты по примеру, как существуют оные во Франции и в Англии. В уголовные палаты никогда не поступают дела казенные, в них судятся одни граждане. Почему же не допустить присяжных и не основать суд на совести, а осуждение на законе?

Недоимки казны с каждым годом увеличиваются; причина тому ясно видима: налоги умножаются, способы же народу для приобретения умалились. Без внешней торговли скоро придем в такое положение, что ничего не в силах будем платить в казну. Денег в обороте мало; многие губернии уже несколько лет в трое более от себя выплачивают денег, чем принимают к себе, - баланс потерян.

Государство наше не мануфактурное, мы не довольствуемся одними своими изделиями; внутренней торговли у нас нет; будучи земледельческим государством и не сбывая произведения земли нашей, мы совершенно обнищали и не можем нести тяжелых повинностей. Если до сих пор уплачивали их, то какими изнурительными средствами! Сколько дворянских имений заложено в казне, верно более половины всех их. Казна сделавшись всему откупщиком (даже самих театров!), еще более сжала возможность к приобретению способов частным лицам уплачивать повинности государства. Справедлив ли налог винный? Он не есть налог косвенный, он налог прямой, падающий на всех лиц и все состояния. За что отнято у дворян право курения вина для собственного обихода? Справедливо ли: дворянин на своем собственном заводе, из собственного хлеба выгнав вино, должен его продать в казну по два рубля за ведро; в иных губерниях и менее, но нигде не более трех рублей. И для своего употребления должен им проданное вино покупать в казне, по осьми рублей ведро. Не то же самое, что если бы хлеб, собранный с наших полей, превращенный в муку и нами спеченный, не позволяли нам есть, а по назначенной цене мы должны бы были продать его в казну и уже купя у нее в четыре раза дороже той цены, за которую ей продали, тогда бы только получали позволение им утолить наш голод? На вино делаются подряды, но господа вице-губернаторы так исправно торгуются, что подрядчикам остается одна выгода, оборот в деньгах, и употребя на завод большие суммы, невозможно его доставить не разорясь.

Увеличенный пошлины на гербовую бумагу весьма отяготительны; затрудняют бедным людям доступ к правосудию. Что прежде сего можно было писать на простой бумаге, то нынче должно писать на рублевом листе. Сколько есть людей, для которых рубль составляет большую сумму денег?

Выгоды казны совершенно несогласны с выгодами народа. Для казны может быть полезна запретительная система, но для народа убийственна; ею он лишен столь необходимой ему внешней торговли. Все откупы прибыльны казне, и очень видимо вредны народу. Все налоги, возлагаемые казной, ей прибыльны и иссушают источник богатства народного. Займы, казной сделанные в иностранных государствах для нее выгодны, она не несет тягости долга; но для народа, уплачивающего оные тяготительны. Скуп казной в портах нашей звонкой иностранной монеты для нее выгоден, но отнюдь не народу. Наконец все тарифы, таможни, гильдии, цехи полезны казне и обременительны народу. Казна все отнимает у граждан, не оставляя им ничего, кроме тягости и нищеты. Жадная, ненасытная, все выгоды присваивает себе и ничем не хочет поделиться. Может ли таким образом существовать Правительство и могут ли под его тяжким бременем народы благоденствовать? Правительство, удерживающее власть свою страхом, а не любовью подвластных ему народов, не может быть ни сильно, ни счастливо.

Восстание 14-го Декабря есть следствие причин, мною изложенных. Вижу, Ваше Превосходительство, что Высочайше учрежденный Комитет прилагает великое усилие открывает всех членов тайного общества. Но большой от того пользы для правительства произойти не может. Мы не составлялись в обществе, но совершенно готовые в него лишь соединялись. - Начало и корень общества должно искать в духе времени и положения, в котором мы находимся. Я с немногими членами общества был занком и вообще думаю, число их невелико. Но из большого числа моих знакомых, не принадлежащим никаким тайным обществам, очень немногие были противного со мной мнения. Смело говорю, что из тысячи молодых людей не найдется сто человек, которые бы не пылали страстью к свободе. И юноши, пламенея чистой, сильной любовью к благу отечества, к истинному просвещению, делаются мужами.

Народы постигли святую истину, что не они существуют для правительства, но правительства для них должны быть устроены. И вот причина борений во всех странах; народы, почувствовав сладость просвещения и свободы, стремятся к ним; правительства же, огражденные миллионами штыков, силятся оттолкнуть народы в тьму невежества. Но тщетны их всеусилия: впечатления, раз полученные, никогда не изглаживаются. Свобода, сей светочь ума, теплотвор жизни! была всегда и везде достоянием народов, вышедших из грубого невежества. И мы не можем жить подобно предкам нашим, ни варварами, ни рабами.

Но и предки наши, менее нас просвещешшые, пользовались большею свободою гражданственности. При царе Алексее Михайловиче <отце Петра I> еще существовали в важных делах государственных, великие соборы, в которых участвовали различные сословия Государства. В царствование его их было пять. Петром I-м, убившем в отечестве все национальное, убита и слабая свобода наша. Она сокрылась наружно и жила внутри сердец граждан добрых; медленны были успехи ее в государстве нашем. мудрая Екатерина II-я несколько ее распространила. ЕЕ Величеством уже был задан вопрос Петербургскому Вольному Экономическому Обществу: о пользе и следствиях свободы крестьян в России. Великая благодетельная мысль обитала в сердце любимой народом Государыни. И кто из русских без умиления прочтет наказ, Ею данный; он один собой искупает все недостатки того времени и веку тому свойственные.

Император Александр многое обещал нам; он, можно сказать, исполински двинул умы народа к священным правам, принадлежащим человечеству. Впоследствии он переменил свои правила и намерения; народы ужаснулись, но уже семена проросли и глубоко пустили корни. Последняя половина прошлого столетия и события нынешнего века столь богаты различными переворотами в правлениях, что мы не имеем нужды ссылаться в века отдаленные. Мы свидетели великих происшествий. Образование Нового Света, Северо-Американские Штаты своим устройством подвигнули Европу к соревнованию. Они будут сиять в пример и отдаленному потомству. Имя Вашингтона! друга, благодетеля народного пройдет из рода в род; при воспоминании его закипти в груди граждан любовь к благу и отечеству. Революция Франции, столь благостно начатая, к несчастью наконец превратилась из законной в преступную. Но не народ был сему виною, а пронырства дворов и политики. Революция Франции сильно потрясла троны Европы и имела на правления и на народы оной еще большее влияние, чем самоё образование Соединенных Штатов. Владычество наполеона, война 1813 и 1814 годов, в которую соединились все народы Европы, призванные монархами, воспламенненые воззванием к свободе и гражданскому бытию. Посредством чего собраны несчетные суммы с граждан, чем руководились войска? Свободу проповедовали нам и манифесты, и воззвания, и приказы! Нас манили, и мы, добрые сердцем, поверили, не щадили ни крови своей, ни имуществ. - Наполеон низринут! Бурбоны, призванные на престол Франции, покоряясь обстоятельствам, дали конституцию народу храброму, великодушному! и присягнули ему забыть все прошлое. Монархи соединились в Священный Союз; составились конгрессы, возвестили народам, что они съезжаются для совещания о уравновешивании классов и водворении политической свободы. Но скоро цель конгрессов открылась, скоро увидели народы, сколь много они обмануты. Монархи лишь думали об удержании власти неограниченной, о поддержании расшатавшихся тронов своих, о погублении и последней искры свободы и просвещения. Оскорбленные народы потребовали обещанного им принадлежащего, - и цепи и темницы стали их достоянием! Цари преступили клятвы свои, конституция Франции нарушена в самом своем основании: Мануэль, представительнарода, из палаты Депутатов извлечен жандармами! Свобода книгопечатания <книготеснения> утеснена, войска Франции против желания ее резали законную вольность Испании. Карл Х, забыв присягу, данную Людовиком XVIII, вознаграждает эмигрантов и обременяет для того народ новыми налогами. В выборы депутатов вмешивается правительство, и в последнем выборе в числе депутатов только тридцать три человека не состоят на службе и жаловании короля, все прочие принадлежат министрам. мужественный, твердый народ Испании, отстоявший кровью своей независимость и свободу отечества, спас королю и трон и честь, им потерянную; всем самому себе обязанный, принял на престол свой Фердинанда; король присягнул хранить права народные. Император Александр I еще в 1812 году признал конституцию Испании; впоследствии она была утверждена всеми монархами Европы. Фердинанд скоро забыл благодеяния народные, нарушил клятву, нарушил права граждан, своих благодетелей. Восстал народ на клятвопреступника, и Священный Союз забыл, что Испания первая стала против насилий Наполеона; и Император Александр презрил признанное им правление, сказав, что в 1812 году обстоятельства требовали, чтобы он признал конституцию Испании! И Союз содействовал, что войска Франции обесславили себя вторжением в Испанию. Арестованный Фердинанд, в Кадиксе был приговорен к смерти; он призывает Риеги, клянется вновь быть верным конституции, выслать войска Франции из пределов отечества и просить о сохранении себе жизни. Честные люди бывают доверчивы. Риеги приказанием его схвачен, арестован, отравлен и полумертвый святой мученник, герой, отрёкшийся от престола, ему предлагаемого, друг народа, спаситель жизни короля, по его приказанию на позорной телеге, ослом запряженной, везён через Мадрид и повешен как преступник. Какой поступок Фердинанда! чье сердце от него не содрогнется? Народы европы вместо обещанной свободы увидали себя утесненными, просвещение сжатым. Тюрьмы Пьемонта, Сардинии, Неаполя, вообще всей Италии, Германии наполнились окованными гражданами. И судьба народов стала столь тягостной, что они пожалали время прошлое и благословляют память завоевателья Наполеона! - Вот случаи, в которых образовались умы и познали, что с Царями народам делать договоров невозможно. Противно рассудку винить нации пред Правительством. Правительство, не согласное с желанием народа, всегда виновно; ибо в здравом смысле закон есть воля народная. Цари не признают сей воли, считают ее буйством, народы своей вотчиной, стараются разорвать самые священные связи природы. Давно ли мы, русские, не смели написать и произнести слово «отечество»; в царствование Императора Павла I-го оно было запрещено, - слово «государство» заменяло его, и полковник Тарасов, не ведая запрещения, упомянув в одном письме к Императору, - отечество, сидел за то в крепости. Я не думаю, чтобы и сами цари, в глубине сердца своего не сознавали себя виноватыми! От кого же зависит примириться им с народами? пусть дадут свободу законную, чтобы народы не стремились буйно к ней; кровь братий драгоценна для граждан добрых. Цари могут удержать поток ее, и народы благословят их.

Мы, русские, внутри своего Государства кичимся, величая себя спасителями Европы! Иноземцы не так видят нас; они видят, что силы наши есть резерв деспотизму Священного Союза. Пруссия, нами возвеличенная; но Пруссаки не любят нас, они говорят: «Штыки ваши мешают взять нам обещанное, принадлежащее. Ваши военные формы, ваши приемы, ваши маневры душат нас». В последнем они не правы: Пруссии обязаны мы и прочие государства Европы страстью монархов к разводам и учению солдат. Фридрих Великий, будучи великим Государем, был и страстным капралом; от него перешла страсть сия и распространилась.

Силезия и часть Саксонии, отторгнутая от доброго правления Короля Саксонского, ропщут и на нас и на правительство Прусское. Ограбленное королевство Саксонское может ли быть довольно союзниками? Зарейнские области Пруссии ждут лишь удобной минуты свергнуть иго, их утесняющее. Дряхлая глыба Австрии столь ненадежна, что малейший ветр способен разнести ее. Держава, составленная из клочков разноплеменных народов, ненавидящих правление свое и не любящих друг друга, может ли быть прочной? Венцы, варвары среди просвещенной Европы, гордятся своим мнимым преимуществом и старшинством; равно ненавистны, как немцам, так и иноплеменникам. Бедная, раздробленная, обнищалая Италия оплакивает горе свое и жаждет соединения. Франция еще несколько богата и счастлива; но честолюбие ее обижено и тайное желание мщения гнетет ее. Несчастная испания! в ней опять водворяются права святой, благодатной инквизиции, и изнеможенный народ согбенно тащит бревна сооружать костер для своего сожжения. Гле же, кого спасли мы, кому принесли пользу? за что кровь наша упитала поля Европы? Может быть, мы принесли пользу Самовластию, но не благу народному. Нацию ненавидеть невозможно, и народы Европы не русских не любят, но их Правительство, которое вмешивается во все их дела и для пользы царей утесняет народы.

Университеты Германии довольно чувствуют и помнят Коцебу и Стурзу! (Коцебу - немецкий литератор на службе правительства России; убит студентом - Прим. С.А.) Коцебу постигло достодолжное возмездие. Стурдза ушел от оного; он был вызываем к оправданию университетами в Германию и не устыдился объявить, что все им писанное было не от него, но по повелению Правительства нашего.

Некоторое время Император Александр казался народам Европы их миротворцем, и очарование исчезло! Сняты золотые цепи, увитые лаврами и тяжкие, ржаыве железные давят человечество. Обманутая Англия, истощившая свои гинеи для уничтожения запретительной системы, умильно смотрит на Святой Союз!

Единоверные нам греки, несколько раз нашим Правительством возбуждаемые против тиранства магометанского, тонут в крови своей; целая нация истребляется и человеколюбивый Союз равнодушно смотрит на гибель человечества! - Сербы, верные наши союзники, стонут под игом безчеловечия Турецкого; Черногорцы, не дающие никому войск своих, столь усердно нам служившие во время кампании флота нашего в Средиземном море под начальством адмирала Синявина, забыты, покинуты на произвол судьбы. Одинаковое чувство одушевляет все народы Европы и сколь ни утесненно оно, но убить его не возможно: сжатый порох сильнее действует! и пока будут люди, будет и желание свободы. Некая тишина лежит теперь на пространстве твердой земли просвещенной Европы, но кто знает, чему она предвозвестница? не гремит оружие, но умы действуют! Народы не пошатнулись, твердо идут вперед к просвещению, несмотря на все заклепы, жажда сведений распространяется и находит источники к утолению. Строгая цензура со всеми способами полиции и таможни, никак и нигде не может остановить ни ввоза книг, ни внутренних сочинений, и стоит только какое сочинение запретить, то оно сделается для всех интересным и даже писанное разойдется пл рукам. Во Франции запретится книга и в самом скором времени в России она явится. Разумноженное шпионство доказывает лишь слабость Правительств и что они сами чувствуют, сколь они не правы пред народами. Посредством шпионства прекращаются ли толки и суждения? Меры берутся против мер, и утончаются способы скрывать желания, действия и надежды.

У нас молодые люди при всех скудных средствах занимаются более чем где-нибудь; многие из них вышли в отставку и в укромных своих сельских домиках учатся и устраивают благоденствие и просвещение земледельцев, судьбою их попечению вверенных. Часто в отдаленной от столицы области встретишь человека с истинным образованием ума и сердца. Новая возникающая отрасль, наши юноши, с какой жаждой, с каким рвением разрывают завесы, скрывающие истины, и в глыбь их проникают. Сколько встретишь теперь семнадцатилетних молодых людей, о которых смело можно сказать, что они читали старые книги. В устроенных учебных заведениях просвещение весьма тускло; откуда же почерпывают они свои сведения в силе духа времени! Пора танцев, балов, острых слов прошла; в беседах болтание заменяется рассуждением. так учились и учили древние: не имея книг, имели смысл, рассудок, примеры, взор наблюдательный и убедительное карсноречие истины.

Несправедливо донесли Вашему Превосходительству, будто бы при восстании прошлого 14-го числа Декабря месяца кричали: да здравствует конституция, и будто народ спрашивал, что такое конституция, не жена ли Его Высочества Цесаревича? Это забавная выдумка! Мы очень знали(?) бы заменить конституцию законом и имели слово, потрясающее сердца равно всех сословий в народе: свобода! Но нами ничто не было провозглашаемо, кроме имени Константина.

Хитрость и обман свойство рабов, самое тяжкое бремя, гнетущее земледельцев наших, образовало их; некоторым из них, чтобы сохранить для себя что-нибудь от насилия помещиков, нужно прибегать к изобретатениям вымысла и хитрости. Во внутренних губерниях Государства имения, принадлежащие богатым помещикам, пользуются довольною свободою, хотя и зависят совершенно от владельцев своих, но образованное дворянство не гнетет себе подобных и земледельцы управляются мирскими сходками. Я был на многих из сих совещаний, маленьких республик! Сердце цвело во мне, видя ум и простое убедительное красноречие доброго народа русского. О, как хорошо они понимают и обсуждают нужды свои! на сих сходках, я в превый раз слышал изречение из наказа Великой Екатерины. Пусть обуянные своекорыстием враги родной страны, враги добра смеются с неправильного выговора или с неловких оборотов в обращении наших добрых землепашцев; но я без пристрастия говорю, зная народ Франции и народ России, отдаю преимущество и во правах и в образовании нашим. Пусть кто поспорит со мной, я уличу и готов доказать правду слов на самом опыте. Не лепечут наши красноречивого вздора; но в рассуждениях ум русский ясен, гибок и тверд.

Происшествие 14-го числа, бедственно для нас и конечно должно быть горестно для сердца Государя Императора. Но события сего числа для Его Императорского Величества счастливы. Должно же было когда-нибудь обществу открыть свое действие и едва ли когда-нибудь оно было бы столь опрометчиво, как в сем случае. Клянусь Богом, я желаю благоденствия доброму Монарху! Дай Бог, чтобы он залечил раны нашего отечества и соделался другом и благотворителем народа. Слава завоевателя гремит в потомстве, оглушает честолюбивых и редко, очень редко благословляется, но память законодателя, просветителя подданых - священна и столь любезна и драгоценна народам, что и изустным преданием сильна перейти из рода в род и самоё благоденствие и польза народная красноречиво говорят о них.

Исчез обряд судить народу умерших Царей своих до их погребения. Но история предает дела их на суд беспристрастного потомства. Не все историки подобны Карамзину, деяния века нашего заслуживают иметь своего летописца Тацита. Кто знает, может быть, и есть он, но таится в толпе народа, работая для веков и потомства. Он возвестит им истину и благословения и проклятия потомков обнаружат дела, поразят и украсят Венценосцев!

Я хотел писать к Его Императорскому Величеству, но не зная ни форм, ни принятых выражений, прибегаю с покорнейшею просьбою к Вашемк Превосходительству. Совершенно уверен, благородное сердце ваше бьется любовью к отчечеству. Прошу Вас: ежели найдете письмо сие стоящим, доведите его до сведения Государя Императора. Надеюсь, Его Величество простит смелость выражения, я не говорю иначе, как чувствую, не скрываю чувств моих, и зачем сыну отечества скрывать правду от отца его, тем более считаю нужным говорить Доброму Государю всю правду, зная, что ни одно Государство столь скоро не способно к восстанию, как наше. Народ, не имеющий никакой собственности, ни прав, не имеет, что терять, алчет приобретения и всегда готов к возмущению. Сия истина основана на вековых опытах и в нашем Государстве бессмысленный казак Пугачев, что произвести мог?

В воле Государя Императора прогневаться за чувства и выражения мои. Желаю пользы, не ищу себе ни спасения, ни льготы, и если бы еще хотел жить, то для того, чтобы увидеть счастье сограждан, ожидающих его от Милосердного своего Монарха.

С чувством отличного почитания и совершенной преданности честь имею быть

Вашего Превосходительства

покорнейший и преданнейший слуга

Петр Каховский

1826 году,

февраля 24-го дня.

Госуд. Архив. 28/8 I, Л. 103-106,24 февраля 1826 г.

II

Счастлив подданый, слышавший от своего Монарха :«Я сам есть первый гражданин Отечества». Дай Бог, чтобы отечество было у нас в совокупности с Государем. Я, желающий блага моей милой родине, благословляю судьбу, имея случай излить чувства и мысли мои пред Монархом моим, обещающим быть отцом отечества. Красноречие чуждо мне, одна истина, святая истина будет руководить мною.

Проехав от севера на юг Россию, старался вникнуть в положение различных классов людей; отовсюду слышал ропот на Правительство и правителей, им постановленных. Покойный Император, объезжая области, встречал всюду радость и приветствие, но были ли они искренны? Клянусь Богом, нет! Некоторые помещики, получа при встрече Его крест или иной подарок, обольщались, и тягость вся падала на бедных крестьян; налог удушающий неимоверный обходился на душу по 50р.

Подушный оклад не велик, потому с первого взгляда подати могут казаться умеренными: но когда вникаешь, что казна всему откупщик, то ясно видишь, что народ обременен налогами, которые не только разрушают капиталы, но и добываемы быть не могут, что и доказывают сами недоимки.

В 1812 году нужны были неимоверные усилия; народ радостно все нес в жертву для спасения отечества. Война кончена благополучно, Монарх, украшенный славою, возвратился, Европа склонила пред ним колена; но народ, давший возможность к славе, получил ли какую льготу? Нет! В мирное время налоги еще увеличились. Есть налоги, которые мы вдвойне выполняем, например, подорожный: мы платим по 25 копеек с души на дороги и сами их починяем и вновь делаем.

Внешняя и внутренняя торговля притеснением, монополиею и частыми тарифами убита. Капиталисты наши обанкрутились, и какая осталась торговля, то и та перешла в руки иностранцев. Много способствовала к упадку торговли и ко всеобщему разорению в государстве запретительная система, которая нигде не может быть полезна, тем более вредна в отечестве нашем. Чрез нее капиталисты наши остались без оборота: я разумею капиталами все то, что имеет ценность. Кому неизвестно, сколько прежде сего отпускали мы из своих продуктов заграницу, и что отняла у нас система запретительная?

Отчего нет у нас справедливости в судопроизводстве? 1-ое, законы не ясны, не полны и указ указу противоречущи.2) Никто из служащих не дорожит своим местом, если оно не прибыльно, гражданская часть унижена, жалованье совершенно недостаточно для насущного пропитания; но секретарь, получающий 200р. в год, - проживает тысячи. Все это знают, все это видят, и Правительство равнодушно терпит. Не значит ли это поощрять преступления и водворять разврат? 3) Медленное отправление справедливости уже не есть справедливость! у нас же дела тяжебные длятся ап<п>еляциями десятки лет, и очень часто справедливость вознаграждается лишь убытками.

Далек я, чтобы оправдывать лен<н>ость, нерадение и беспечность дворянства русского. Но со всем тем нельзя не заметить, что тому причиной есть явное предпочтение, делаемое Правительством всем иностранцам без разбору. На этот раз я укажу только на Корпус инженеров водяной ком<м>уникации, там все офицеры, перешедшие к нам из иностранной службы, находятся на жалованьи огромном; но пользы от них мало, или, лучше сказать, нет никакой. Все работы производятся инженерами русскими, куда же были употреблены иностранцы, везде работы были не успешны до того, что граф Воронцов принужден был для работ в Одессу просить именно инженеров русских. Иностранцы в Корпусе инженеров хорошие теор<ет>ики, но что мешает отправлять наших русских молодых офицеров вояжировать? они могли бы наблюдать работы, изучиться, и быть собственностью оточества. Издержки для этого не превышали бы теперешних издержек на жалование иностранцам. Я заметил инженеров, чтобы ближе указать делаемое предпочтение Правительством иностранцам. - Мне мало известны способности государственных людей, но как ревностному сыну отечества простительно надеяться, что у нас конечно нашлись бы русские заместить места государственные, которыми теперь обладают иностранцы. Очень натурально, что такое преобладание обижает честолюбие русских и народ теряет к Правительству доверенность.

Для водворения прав законных необходимо нужно просвещение. Чтобы доказать, сколь старались погасить его, достаточно напомнить один случай, постигший Петербургский Университет, в котором за недоказанное преступление разогнаны лучшие профессоры. Книги, печатанные несколько лет тому назад, по высочайшему повелению, - впоследствии были строго преследованы не только цензурою, но и полициею.

Вот причины, Великодушнй Государь, отторгнувшие меня от моего Монарха.

Желаю верить, что Вы, Государь, облегчите участь народа русского, Вышним промыслом Вам вверенного.

Государь! Я не умею, не могу и не хочу льстить; со вчерашнего вечера я полюбил Вас, как человека, и всем сердцем желаю любить в Вас моего Монарха, Отца отечества.

Вы ко мне милосерды, Ваше великодушие меня обезаруживает, вы умели уже несколько меня привязать к себе. Но Государь? Что я? 50 миллионов ждут вашей благости, ждут от вас своего счастия. Какое попроще для вашей славы, для Вашего величия! Государь! Вы заслуживаете любовь, если будете искать ее. Слава Богу, Вы не презираете именем русского! Я заметил, как сказали Вы: «Кто может сказать, что я не русский?!» - Так, Государь, Вы русский! Любите народ свой, а народ будет боготворить в Вас отца своего.

Вот истинное желание Вашего верноподданого и преданного к Вашему Императорскому Величеству

Петра Каховского.

Государь! Я сделался пред Вами преступником, увлекаясь любовию к отечеству. Я никогда не мог принадлежать никакоиу обществу, ибо никогда ничего не желал себе; я принадлежу благу общему и всегда готов запечатлеть любовь мою к человечеству последней каплей крови моей. Намерения мои были чисты, но в способах, вижу, я заблуждался. Не смею просить Вас, простить мое заблуждение; я так растерзан Вашим ко мне милосердием. Я не способен никому изменять; я не изменял и обществу, но общество само своим безумием изменило себе.

Государь! верьте, я не обману Вас! могу ошибиться, но говорю, что чувствую: невозможно идти против духа времени, невозможно нацию удержать вечно в одном и том же положении; зрелость дает ей силу и возможности; все народы имели и имеют свои возрасты. Благодетельные правители следовали по течению возмужалости духа народного и тем предупреждали зло. Государь! От Вас зависит устроить благоденствие наше, мы Вам вверены; я отдаюсь Вам, я Ваш. Есть Существо, проницающее в изгибы сердец человеческих, Оно видит, что я говорю истину, - я Ваш! и благом отечества клянусь, я не изменю Вам.

Мне собственно ничего не нужно, мне не нужна и свобода, я и в цепях буду вечно свободен: тот силен, кто познал в себе силу человечества. Честному человеку собственное убеждение дороже лепета молвы. Я не говорю за себя: Государь! есть несчастные, которых я увлек, спаси их, Великодушный Монарх! Спаси детей твоих, клянусь, они чисты.

Желал бы еще раз, Государь, говорить с Вами. Мне дорого благоденствие отечества, я не ище беспорядков и крови. Положитесь на меня, не обману Вашу ко мне доверенность.

Госуд. Архив. I. В., N 11, Л. 55-58

III

Всемилостивейший Государь!

Судьба моя решена и я безропотно покоряюсь, какой бы не был произнесен надо мною приговор. Жить и умереть для меня почти одно и то же. Мы все на земле не вечны; на Престоле и в цепях смерть равно берет свои жертвы. Человек с возвышенной душой живет не роскошью, а мыслями - их отнять никто не в силах! и я, приговоренный к каторге, лишусь ен многого: если тягостна, то одна разлука с милыми моему сердцу.

Государь! не о себе хочу говорить я, но о моем отечестве, которое, пока не остановится биение моего сердца, будет мне дороже всех благ мира и самого неба. Хочу говорить о собственной Вашей пользе, о пользе человечества.

Намерения тайного общества открыты; мы были заговорщики против Вас, преступная цель была наша: истребить всю ныне Царствующую фамилию и хотя с ужасным потоком крови основать правление народное. Успеть в первом мы весьма легко могли; людей с самоотвержением было достаточно. Я первый за первое благо считал не только жизнью, честью жертвовать пользе моего отечества. Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую минуту наслаждения - не все ли равно? Но что может быть слаже, как умереть, принеся пользу? Человек, исполненный чистотою, жертвует собой не с тем, тчобы заслужить славу, строчку в истории, но творить добро для добра без возмездия. Так думал и я, так и поступал. Увлеченный пламенной любовью к родине, страстью к свободе, я не видал преступления для блага общего. Силы заговорщиков мне мало известны, и сознаюсь, я, безрассудно предавшись порыву чувств, был готов на все, но, слава Богу, не сделался цареубийцей. Слава Богу, что Ваше Величество не поверили Якубовичу, не подъехали к каре мятежному; может быть, в исступлении я бы первый готов был по Вас стрелять. Ни в чем не запираюсь, душа моя пред Вами открыта! в трехмесячное заключение я не ожесточился. Нет, Государь, напротив милосердие к врагам Вашим смягчило меня. Свободно размыслить, я еще благословляю судьбу за ее промысел. Мы могли и были сильны истребить Вас, но теперь я ясно вижу, что мы не были сильны основать порядок правления и причинили бы лишь бедствие отечеству. Я не мог бы радоваться Вашей беспорочной гибели, меня влекла не жажда крови и не мщение. И пишу к Вашему Величеству не из боязни наказания: я мог быть врагом Вашим, но подлецом быть не могу и ни из чего не стану говорить иначе, как чувствую.

Государь! что было причиной заговора нашего? Спросите самого себя, что как не бедствие отечества? Добрый Госудаоь! я видел слезы сострадания на глазах Ваших. Вы человек, Вы поймете меня! Можно ли допустить человеку, нам всем подобному, вертеть по своему произволу участью пятидесяти миллионов людей? Где, укажите мне страну, откройте историю, - где когда были счастливы народы под властью самодержавной, без закона, без прав, без собственности. Ах, Государь, злодеи те, злодеи и Вам и нам, которые унижают в глазах Ваших человечество или обвиняют народ пред одним лицом. Выдавливающие из других сносят и на себе давление, оно легко им: они оперлись на грудь народную. как Вы думаете, Государь, если бы Вас не стало, из окружающих теперь Вас много ли нашлось бы людей, которые истинно о Вас пожалели. Превыкшие искать лишь выгод своих скоро забывают и благодетелей и благодеяния. Взгляните на перевороты правлений и Вы согласитесь со мной. Кто не предан всей душой пользе отечества, тот никого и ничего не может любить кроме своей выгоды.

Цари самовластные много благотворят в частности, и Покойный Император много раздавал денег, орденов, чинов; но составляет ли это пользу общую? Отнимается у ста людей последний кусок хлеба, чтобы бросить его в гортань ненасытного. Нет, Государь! не в частности надо благотворить, но благотворить всему народу, и правление будет счастливо, покойно и безмятежно. Взгляните на состояние народное, что есть у нас! Безопасность лиц и собственности ничем не ограждена, совершенное отсутствие закона и справедливости в судопроизводстве, тяжкие налоги, взымаемые не с приобретений, но разрушающие капиталы, убытки торговли, сжатое просвещение, задушенная свобода - вот наше богатство, наше достояние. Государь! станьте частным лицом в Государстве нашем и спросите самого себя: что бы Вы произвели на нашем месте, когда бы подобный Вам человек мог располагать Вами по своему произволу, как вещью.

Император Александр много нанес нам бедствия, и он собственно причина восстания 14 декабря. Не им ли раздут в сердцах наших светочь свободы, и не им ли она была после так жестоко удавлена, не только в отечестве, но и во всей Европе? Он помог Фердинанду задавить законные права народа Испании и не предвидеть зла, тем причененного всем тронам. С тех пор Европа в один голос воскликнула: нет договора с царями! Государь! отдаюсь на Вас, обманывал ли когда народ царей и не всегда ли он был им обманываем? В войну с Наполеоном, что цари не обещали и кто же из них что исполнил?

Простите, Ваше Величество, я буду совершенно откровенно говорить: искренность моя есть мое к Вам усердие. Вы были Великим Князем, мы не могли судить о Вас иначе, как по наружности: видимые Ваши занятия были фрунт, солдаты, и мы страшились иметь на Престоле полковника. Поверьте, не солдаты составляют силу и опору тронов, и те обманываются, которые думают, что можно оградить себя штыками. Нет, Добрый Государь! ради Бога, ради блага человечества, собственного Вашего блага, оградите себя и отечество законом. Вас предстоит славное поприще! Дайте права, уравновесьте их и не нарушайте; водворите правосудие, откройте торговлю, не иссушайте бесполезно источники богатства народного, покровительствуете истинное просвещение, и Вы соделаетесь другом и благотворителем народа доброго. Кто может подумать, чтобы народ наш не был одарен всеми способностями, принадлежащими и прочим нациям? Государство, несколько столетий просвещенное христианской религиею, имеющее сношения с иноземными народами равно как с своими братьями, никак не может быть в невежественном состоянии. Ошибаются те, которые полагают, что алтарь - опора трона Вашего. 14 декабря доказало противное. Нет, самая христианская религия научает нас правам людей; ей не чуждо право естественное, оно сокрыто в ней. Государь, вы один можете не только в отечестве, и во всей Европе переменить систему правления, спасти троны и равно принести пользу и царям и народам. очень понимаю, что крутой переворот к самому добру может произвести вред. Государь, не сжимайте просвещение, спешите водворить правосудие в судопроизводстве - оно успокаивает граждан. Пусть народ будет ребенком на помочах в руках Ваших. Добрый Государь! Вы - русский, Вы любите отечество, - что же есть славнее для Вас, как не развернуть способности народа Вашего! Страна та будет счастлива, где просвещение сделается следствием свободы законной. Покойный Император, быстро двинул умы к правам людей и вдруг, переменив свои правила, осадил их и тем произвел у нас все заговоры и скопища.

Милосердный Государь! займитесь внутренним устройством Государства; отсутствие закона - ужасный вред для нас, вред физический и моральный. Служба заменилась прислугою, общая польза забыта, своекорыстие грызет сердца, и любовь к отечеству уже для иных стала смешным чувством.

Я о многом писал к Генерал-Адъютанту Левашеву, прося его, если он найдет стоящим, довести оное до сведения Вашего Императорского Величества. Может быть, мои мнения не правы и незрелы, я не имею больших познаний, все богатство мое лишь любовь к родине.

Простите, Великодушнй Государь! что я преступник и смею еще просить Вашей милости. Увлеченный чувствами, я делал открытие о тайном обществе, не соображаясь с рассудком, но по движению сердца, к Вам благодарного, и может то сказал, чего бы не открыли другие члены оного. Я преступник пред Вами, преступник пред обществом, пред людьми несчастными, мной в него принятыми. Легко погибнуть самому, но быть причиной гибели других - мука неистерпимая. Я, растерзанный, у ног Ваших умоляю, Государь! Спасите несчастных! Свобода обольстительна; я, распаленный ею, увлек офицеров лейб-гвардии гренадерского полка поручиков Сутгов<ф>а, Панова, подпоручика Кожевникова, прапорщика Жеребцова и генерального штаба прапорщика Палицына. Коллежский секретарь Глебов знал о существовании тайного общества, но не принадлежал к оному. Все сии люди имеют семейства, отцов, матерей, и я стал их убийцею. Не зная меня, они были счастливы. Государь, вы сами отец, Вы человек! Посудите страдание несчастных, невинных семейств. Обманутый Рылеевым, я и их обманывал. Я злодей ужасный, всему причиною; пусть на мне кончатся их мучения, а они, исполненные благодарностью, могут быть полезны Вам, отечеству и заслужить свое неблагоразумие. Спасите их, Великодушнй Государь! Я умру, благословляя милосердие Вашего Императорского Величства.

Может быть, выражения мои не приличны, Государь, и дерзок поступок, что осмелился писать к Вашему Величеству. Простите мне то: я не рожден у дворя и последовал движению сердца.

Вашего Императорского Величества

верноподданый Петр Каховский.

1826г. марта 19 дня

Госуд. Архив. I. В., N 11, Л. 59-62

IV

Всемилостивейший Государь!

Россия не в столице, народ ее не заключается у двора, и я полагаю, что для Государя, тем более самодержавного, не бесполезно знать общее о нем мнение. Внутренее управление Государства не может быть чуждо гражданам оного: из его правления происходит мнение и о правителе. Я решаюсь высказать пред Вашим Величеством молву общую о покойном Государе Императоре.

С 1810 г. по 1822 год доходы казны возросли в четыре раза более, посему можно представить, сколь сильно налоги увеличились; но долг государственный не только не уменьшился, но еще чрезмерно умножился. Курс денег наших упал, и раубль превратился в двадцать пять копеек. Были необходимые и непредвиденные расходы, их невозможно ничему иному приписать, как обстоятельствам времени, но двенадцать уже лет существует мир и в продолжение сего времени налоги и долги не уменьшились, а увеличились. К чему отнести сие, кому оное неизвестно и какое из сего сделать заключение?

Каждый добрый гражданин желает, чтобы правительство было сильно и богато, но и правительство должно стараться раскрыть всевозможные средства народу для приобретения, а сего и нет у нас: умножают налоги и сжимают способы промышленности. Откуда же взять возможность уплачивать увеличенные повинности? Если я получаю с моего капитала десять процентов, для меня не тяжело заплатить из них в казну и четыре процента, но если капитал мой мертвый, то налог и полупроцентный для меня убийствинен; он разрушает мое достояние. Частные люди не могут управлять балансом Государства: мы лишь видим, что он у нас потерян - страдает и разоряется.

В двадцатилетнее царствование покойного Императора было время и смутное, но большая часть оного было время мирное. Кончилась война с Наполеоном, мы все надеялись, что Император займется внутренним управлением в государстве, с нетерпением ждали закона постановительного и преобразования судопроизводства нашего; ждали, - и что ж? Через двенадцать лет лишь перенилась форма мундиров гражданских! В продолжение двадцатилетнего царствования, Его Императорское Величество ни разу не удостоилось своим присутствием Сенат. Может быть, занимаясь в своем кабинете делами, Император находил излишним председательствовать в верховном правительствующем месте Государства, но неужели, будучи верховным правителем и судьёю, полезнее было бывать каждый день у разводов, чем когда-нибудь посетить главное правительствующее место и судилище народное?

Ни одно чувство столь сильно не действует на народ, как зрение - и сего достаточно, Чтобы Государю обратить более внимания на часть гражданскую. Кто причиною, что войска наши доведены до возможного видимого совершенства? Ничто иное, как особенное к ним внимание Государей. Но устройство армий менее составляет для благоденствия Государства, чем устройство части гражданской. мы много потеряли от преимуществ, данных классу военных людей перед чиновниками гражданскими: все лучшее, образованнейшее дворянство, по манию царя, стремится в военную службу, а бедная юстиция остается на произвол людей, алчущих лишь своей прибыли и ни мало не пекущихся о пользе общей. Обратить все внимание на устройство армий и не заниматься устройством государства я нахожу столь гибельным для Государя и отечества, как для человека частного, обратившего все его внимание на одежду и наружность свою и не старающегося о образовании внутренних своих качеств.

Покойный Император, объезжая области государства, вникнул ли где в состояние народное? Нет, он смотрел лишь войска. Местное начальство старалось представить Его Величеству все в лучшем виде, чем есть оно на самом деле; в некоторых городах целые улицы заносились заборами, чтобы скрыть лачуги бедных жителей от взора Императора. Были частные лица за ничто, за притворное приветствие награждаемы, а несчастный народ во всех тех местах, где проезжал Его Императорское Величество, разорялся тяжкими земскими повинностями. И общее негодование громко говорило во всей России: Император занимается лишь солдатами, играет ими, как игрушкой, не печется о благосостоянии нашем, тратит сотни миллионов на армии, бесполезным содержанием в мирное время миллиона войск иссушает источники богатства народного. У нас нет закона, нет денег, нет торговли, - что составят для нас штыки внутри Государства? Они не прокормят нас, мы чрез них голодаем. Что винить министров? Они что значут? У нас правление самодержавное. Государственный Совет - игрушка! Мы знаем мнения, с которыми соглашаются и которые отвергают. Государь не подчинил себя ему, а посредством учреждения оного сжал лишь власть Сената. Поездки на конгрессы какую принесли нам прибыль? Разве только то, что деньги наши вывозят из отечества. Мы не можем страшиться внешних врагов, но у нас внутренние враги терзают Государство: отсутствие закона, справедливости, убыток торговли, тяжкие налоги и повсеместная бедность.

Вот мнения и общие жалобы; и сие говорят истинно добрые граждане и не заговорщики. Покойному Императору какой-то злой гений оклеветал его добрый народ; он разлюбил нас и в людях благонамеренных видел карбонариев; раздражился сам и нас вооружил против себя. Его Величество не хотел достойно ценить нашу к нему привязанность, он много имел случаев испытать ее, но ни во что вменил наше усердие и развязал узел, соединявший его с народом. Точно, в последние годы своего царствования, уже он не пользовался столь много любовью, прежде к нему бывшей. Народ не изменился, но Его Величество, впоследствии переменил свои правила, убил наши надежды и самую гордость народную. Для Русского больно не иметь нации и все заключить в одном Государе. Кто сличит образ правления первых лет его царствования с последними годами, тот в одном и том же Император найдет совершенно различных двух людей.

Пропуская очень многое и очень важное, я не могу не остановиться на несчастном случае, постигшем л.-гв. Семеновский полк, не входя в разбор, что было причиною его восстания; но Высочайшим приказом офицеры полка были оправданы и лишь за слабое смотрение за нижними чинами на оставлены в Гвардии. Но по переводе их в армию тайно отняты у них права, данные дворянскою грамотою, и никто из них не выпускается в отставку. И те, которые, основываясь на дворянской грамоте, просили себе отставку, отставлены от службы по неспособности и по слабости ума. Таковое скрытое преследование не есть ли явное мщение? Оным раздражаются не одни пострадавшие, каждый имеет связи, родство и дружбу; да и посторонние люди не иогут быть равнодушны; что сегодня постигло одного, завтра другой того же должен опасаться.

Правительство не в силах ничего скрыть от общего внимания; изречения Государей, произносимые в кабинетах в кругу самых близких людей, в непродолжительном времени делаются известны во всем пространстве государств. И общий удел властителей, что судят их строже и менее им прощают, чем людям частным.

Государь! я не враг Ваш; я не распространяюсь о чувствах моих к особе Вашего Величества, но я страстно люблю мое отечество; счастие оного тесно связано с судьбой Вашей, и я не могу не желать Вам пользы, когда каждая минута Вашей жизни служить для моей родины или благом или бедствием. Дай Бог, чтобы Ваше Величество были счастливы в выборе людей, Вас окружающих, - они Вам необходимо нужны. Вы видели слезы и о покойном Императоре, сердца русские не злобны. Конечно, многие плакали по принятому правилу плакать о смерти Государя в присутствии Его Наследника, или страшась потерять со смертью Его свом выгоды; но я не сомневаюсь, что были люди и истинно огорченные. Не гневайтесь, добрый Государь, во мне нет злого умысла, намерения мои чисты и считаю, что иногда полезно Монархам от поданных своих слышать истину. Доложу Вашему Величеству, что весть о смерти Императора Александра поразила людей либеральных и благонамеренных. Можно сказать, при сем известии общие слова были: «Вот в каком мы положении, что и Императора Александра жалеть должны»! Так, Государь, мы равно страшились всех Его Наследников, - причина сему вам должна быть известна; я только доложу Вам, что и самые люди к Вашему Величеству преданные не оправдывают в Вас страсти к фрунту. Сие занятие Государей наших в глазах всего народа уже сделалось ненавистно. Самые войска чрезмерно тяготятся им и ужасно ропч<щ>ут. При учении солдат иногда вырываюися такие изречения, которые, распространясь по Государству, вооружают сердца и умножают ропот. Ваше Величество! если бы Вы знали, сколь много Вы повредили себе в общем мнении сим занятием. Обиженное честолюбие успокоить трудно - и какие вести, какие слухи носились по Государству!

От Вас зависит теперь судьба пятидесяти миллионов людей, и я усердно желаю, Государь, чтобы вы предпочитали приятное полезному (sic!). Льстецы придворные редко скажут правду; им страшен гнев, и милость царская дороже пользы общей. У нас они большею частью иностранцы в Государстве; проживая весь век свой в столице, в роскоши, когда им было обратить внимание на положение народное и зачем? Они верно получают свои оброки и берут награждения. Они говорят, что покойный Император весьма много занимался делами. Я с ними согласен, что Его Величество занимался управлением Государства; но смело говорю, что не занимался устройством оного: мне неизвестны предположения, я сужу о вещах, как есть они; в двадцатипятилетнее царствование многое можно бы было привести в исполнение, но в продолжение сего времени финансы, торговля, судопроизводство - самые крупные опоры Государства расстроены. Дай Бог, чтобы Вы, Милосердный Государь! основали благоденствие народное, властвовали не страхом, а любовью, и тогда верно отечество будет счастливо и покойно. Народ устрашить невозможно, а привязать к себе легко. Вспомните, Государь, Ярослава Великого: он любил народ Новгородский, и друзья его охотно простили ему ошибки и радостно для блага его ему жертвовали и кровию своей, и достоянием. Еще сердца граждан не остыли, и лишь бы Правительство не считало их тварями ничтожными, видело бы в них людей, не отделяло выгод своих от пользы общей, было с ним исренно, и они всегда готовы в добром Государе чтить отца своего и благодетеля.

Чувствую сам, что письмо мое смело. Бог свидетель, что во мне нет дерзкой мысли оскорбить Ваше Величество, и одно желание пользы обладает мной. Я в воле Вашей; Вы сильны, Государь, можете приказать сделать со мной все, что Вам угодно. Говорю Вам истину, исполняю святую обязанность ревностного гражданина и не страшусь за нее ни казни, ни позора, ни мучительнейшего заключения.

Всемилостивейший Государь,

Вашего Императорского Величества

верноподданый Петр Каховский.

Апреля 4 дня

1826 году.

Печатается по книге: «Из писем и показаний декабристов. Критика современного состояния России и планы будущего устройства», под ред. А.К. Бороздина. - С.-Петербург, Издание М.В. Пирожкова, 1906.

Электронная версия текста перепечатывается с сайта Анны Самаль "Виртуальная энциклопедия декабристов" - http://decemb.hobby.ru/

Здесь читайте:

Николай I Павлович (биографические материалы).  

Каховский Петр Григорьевич (биографические материалы).  

Россия Николаевской эпохи (введение в проект)

Основные события эпохи (хронологическая таблица) 

Лица Николаевской эпохи (именной указатель)

Библиография

Исторические источники эпохи

Из записок Николая I   (документ)

Переписка Николая и Константина (документ).

Башилов Борис. Русская Европия к началу царствования Николая I. Религиозные, политические и социальные результаты 125-летней европеизации России.

Башилов Борис. Враг масонов № 1. Масоно-интеллигентские мифы о Николае I.

Декабристы (биографический справочник)

Нечкина М.В. Декабристы. 

Движение декабристов (Список литературы)

Румянцев В.Б. И вышли на площадь...  (Взгляд из XXI века)

Русский литературный анекдот XVIII-начала XIX вв.  Николай I и его времена, Николай I и его времена (продолжение).

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ