Ягода Генрих Григорьевич

1891-1938

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Генрих Григорьевич Ягода

«Нарком из завхозов»

Третий по счету руководитель ГПУ Генрих Ягода являл собой совсем иной типаж, даже среди многих коллег по первой ВЧК Дзержинского он во многом выделялся. С Дзержинским и Менжинским по большому счету Генриха Ягоду роднит только большой революционный стаж в ленинской партии. Хотя поначалу, еще до прихода в ленинскую РСДРП, шестнадцатилетний парень из волжского городка Рыбинска Генрих Ягода (Енох Иегуда в дореволюционных документах) успел побывать террористом-анархистом, только после разгрома группы жандармами в 1907 году он примкнул к большевикам.

Парень из Рыбинска

Генрих Ягода, которого в детстве звали на еврейский манер Енохом, родился в тогда еще не «красный день календаря» - 7 ноября 1891 года в провинциальном маленьком городке Рыбинске в большой семье Григория (Гершона) Ягоды и его жены Хаси Мошенсон. Отец будущего наркома НКВД был провинциальным гравером (по другим данным - ювелиром), что было для еврейского населения Российской империи обычной профессией. Как и у Дзержинского, у Ягоды было много братьев и сестер, гибелью некоторых из них и объясняют приход Генриха к большевикам и его жестокость к врагам, поскольку его старший брат Яков Ягода в 1905 году участвовал в баррикадных боях рабочих в Сормове и погиб от казачьей шашки в пятнадцатилетнем возрасте, а младшего его брата Льва Ягоду уже в годы Гражданской войны расстреляли в Сибири колчаковцы.

Юный Генрих Ягода вырос в обстановке ненависти к режиму, характерной для еврейской молодежи в провинциях Российской империи, и в окружении склонных к бунту друзей и родственников - его троюродный брат Яков Свердлов уже тогда создавал на Урале ячейки боевиков РСДРП. И к местным анархистам в пятнадцать лет Генрих потянулся за этой романтикой вооруженной борьбы с режимом, отойдя только после арестов товарищей и выявления работы втянувшего его в эту группу Чемборисова на царскую охранку. Никаких боевых акций в рядах анархистов Ягода совершить не успел, по данным Нижегородской охранки, он только участвовал в подготовке несостоявшегося «экса» в банке Нижнего Новгорода и подозревался в хранении взрывчатки. Эта недолгая история с нахождением Ягоды среди анархистов-«безмотивников» затем аукнулась ему напоминаниями и даже подозрениями в предательстве позднее, когда анархисты из революционных попутчиков превратились в политических врагов для партии Ленина. В большевистском подполье, в отличие от клички среди анархистов Сыч, Ягода получил партийный псевдоним Одинокий - его не слишком общительный и веселый характер уже в юные годы был заметен.

Вообще же о годах жизни Ягоды до революции известно мало, в основном из написанной им самим биографии, где он напирал на работу в подполье и какие-то спрятанные от жандармов шифры, но и здесь ничего конкретного. В большевистской партии он знакомится с популярным писателем Максимом Горьким и становится ему другом. Он работает в подпольной типографии большевиков в нижегородском местечке Сормово, одновременно окончив гимназию. Затем за что-то арестовывается царским сыском, но быстро выходит на свободу - обстоятельства этого первого ареста Ягоды очень туманные. Он переезжает в Москву для партийной работы, где живет по поддельному паспорту на фамилию Кнышевского, поскольку в Москву ему, как иудею, из-за «черты оседлости» путь заказан, здесь в 1912 году вновь арестовывается и высылается под надзор полиции в провинциальный Симбирск. С началом Первой мировой войны Генриха Григорьевича призывают в армию и отправляют рядовым на фронт, где он получает ранение, и свержение царя в феврале 1917 года Ягода встречает уже поправляющим здоровье в Петербурге, успев жениться на Иде Авербах - племяннице видного большевика Якова Свердлова и своей дальней родственнице.

Между этими основными и хорошо известными вехами в его жизни в дореволюционный период зияют заметные черные пятна, когда неизвестно, где он некоторое время был и чем занимался. Похоже, жизнь Генриха Ягоды в это десятилетие между приходом в 1907 году юноши к большевикам и Октябрьской революцией оказалась «затертым файлом», то ли сам Ягода на посту наркома госбезопасности подчистил информацию, то ли постарались партийные историки после объявления его врагом советской власти. Многие исследователи жизни Ягоды вообще сомневаются, что он вступил в партию большевиков официально в 1907 году, а не был просто сочувствующим и не записался в РКП(б) только в 1917 году, приписав себе уже в ВЧК десять лет мифического партийного стажа. Так это утверждает, например, в объемном биографическом исследовании «Нарком Ягода» историк М. М. Ильинский. Проанализировав подробно жизненный путь Генриха Ягоды по архивным документам и воспоминаниям знавших его людей, Ильинский полагает, что Ягода не только до 1917 года не являлся членом партии большевиков, но в идейном плане вообще никогда большевиком не был, марксистско-ленинских идей не разделял, а встал на сторону победившей в революции партии из лично-карьерных соображений.

Завхоз с Лубянки

Внезапно всплыв в ВЧК, он явно воспользовался протекцией своего троюродного брата Якова Свердлова, фактически ставшего правой рукой Ленина в партии после октября 1917 года. Ведь Ягода в ВЧК не со дня ее основания в октябре 1917 года, он тогда был на партийной работе и назначен редактором большевистской газеты «Крестьянская беднота» - сказалась грамотность Генриха Григорьевича и его тяга к общению с творческими людьми типа Горького, как и его уже солидный партийный стаж в РСДРП, по крайней мере по его собственному ощущению. Весной 1918 года Ягода по предложению Свердлова направляется на работу в военную инспекцию Красной армии, выезжает от нее на Юго-Восточный фронт, где в Царицыне знакомится с посланным сюда же комиссаром ЦК Сталиным. Именно это близкое знакомство, позднее как трамплин подбросившее его в сталинском СССР на маршальскую должность наркома внутренних дел, а еще позднее - по крутой горке спустившее в подземелья родной Лубянки, сыграет огромную роль во всей судьбе Генриха Ягоды.

По свердловской рекомендации Генрих Ягода попал в ВЧК сначала на рядовую должность сотрудника Особого отдела и начал здесь с должности завхоза при Дзержинском, к 1920 году уже про-бился в коллегию ВЧК и стал управляющим делами всей ВЧК. А уж после 1922 года Ягода назначен одним из заместителей Дзержинского в ГПУ, фактически правой его рукой и вторым человеком на Лубянке в 1922-1926 годах при все чаще болеющем или занятом другими делами шефе.

Работа в ВЧК в должности начальника управления делами, а фактически лубянского завхоза при Дзержинском, наложила на Генриха Ягоду своеобразный отпечаток. Он многими и в дальнейшем воспринимается скорее как хороший администратор и почти чиновник, нежели как образец типового дзержинца из первой ЧК с горящими глазами и револьвером у пояса. Ягода даже легендарной в ЧК кожанке предпочитает френч, характерный для усидчивых и работоспособных чиновников сталинской эпохи типа Молотова или Кагановича. Если Менжинского, с которым он до смерти Дзержинского в 1926 году делил должности заместителей главы ГПУ, называли «барином» или «аристократом от ЧК», то Ягода скорее типичный чиновник или завхоз, это становится заметно и в его повадках. Хотя это проявилось позднее; придя в ВЧК еще относительно молодым человеком, Генрих Ягода в годы Гражданской войны еще не заматерел так, не озлобился и не очиновнился. На групповой фотографии коллегии ГПУ 1923 года рядом с Дзержинским и Менжинским он еще скромно жмется в углу кадра с несколько растерянно-наивным выражением молодого лица и без своих знаменитых усиков щеточкой. И на нем здесь еще не серый френч, а грубая солдатская шинель с ремнем - рядом с ним Вячеслав Менжинский в галстуке выглядит просто как английский джентльмен.

Ягода не избежал почти обязательных для чекистов при Дзержинском командировок на фронт в Гражданскую войну. В такой поездке на Южный фронт он близко знакомится с тоже недавно направленным в ЧК из ленинского секретариата в Совнаркоме Яковом Аграновым - позднее одним из самых видных членов команды Ягоды в ГПУ - НКВД, которого Ягода сделает в дни наркомства своим первым заместителем на Лубянке. И все равно Ягода не похож на многих чекистов из первой ВЧК; работавшие с ним в ГПУ отмечают его сухость и очень часто недовольный вид, некоторую отчужденность в общении с товарищами по ГПУ. Даже на фотографиях конца 20-х годов этот человек во френче с непроницаемым и худым лицом со щеточкой усов уже почти никогда не улыбается, у него очень жесткий и цепкий взгляд.

Став при больном Менжинском к 1930 году почти полноправным начальником на Лубянке, а с 1934 года и официальным руководителем НКВД, Ягода сохранил казенно-хамоватый стиль обращения к подчиненным, часто скатываясь к крику и матерной брани в своем лубянском кабинете. Похоже, завхозовское начало работы в госбезопасности во многом наложило на Ягоду свой след на всех дальнейших ступенях его карьеры. Полагают, что именно это рассмотрел в нем проницательный Сталин, двигавший Ягоду вверх по лестнице карьеры в ГПУ как очень полезного исполнителя и организатора, из которого можно сделать во главе госбезопасности своего безотказного администратора и не особенно рассуждающего солдата. Считают, что Ягода в конце 20-х годов угодничал перед номинальным своим начальником на Лубянке Менжинским, окружая его роскошью, доставляя ему на дачу дефицит и редкие лекарства для лечения его хворей, а по некоторым данным - и организовывая в качестве сводни какие-то интимные вечеринки для шефа ГПУ и ближайшего его окружения.

Недолюбливавший на партийном Олимпе Ягоду Троцкий презрительно именовал Генриха Григорьевича «усердным ничтожеством», «безыдейным комиссаром Сталина» на Лубянке, такую категорию любящих не революцию, а партийный паек трибун «перманентных революционеров» Троцкий люто ненавидел - а Ягода среди чекистов олицетворял такой типаж. Сам Ягода от-платил Троцкому тем же, последовательно поддерживая в 20-х годах в межфракционной сваре в ВКП(б) линию Сталина против троцкистов, а затем руководя в ГПУ действиями по их разгрому уже силами спецслужбы. Его действительно очень трудно назвать пламенным большевиком, в ГПУ Ягода не любил пафосных революционных речей ни о чем, предпочитая деловые темы для выступлений, он даже в годы наркомства в НКВД предпочитал не ходить на собрания лубянской партячейки, ссылаясь на загруженность профессиональными делами. Нет сомнений, несмотря на приход в РСДРП еще за десять лет до революции, никаким особенно идейным большевиком и марксистом Ягода не был, не был он и фанатиком революции. Это совсем другой тип, гораздо более прагматичный, чтобы быть с ультралевыми или троцкистами. В отличие от Дзержинского, Урицкого или Лациса его и в годы ВЧК не найти среди каких-нибудь ярых «левых коммунистов» и критиков Ленина слева - он в это время управляет делами, а не рвет глотку в теоретических спорах. Неудивительно, что в 30-х годах он связал себя с фракцией «правых» в партии и явно тоже из своего прагматизма, Бухарин с Рыковым ему были ближе, и беды в отступлении вправо от ленинской политики он не видел, в итоге как «правый заговорщик» с ними будучи уничтожен. Впрочем, окажись Ягода с левым уклоном и поставь на Троцкого с Зиновьевым, уничтожили бы его в сталинские репрессии еще раньше. Да и был ли он всерьез идейным «правым», разделяющим идеи Бухарина? По крайней мере, сам Бухарин так не считал, говоря о Ягоде перед арестом своей жене Анне, что считает того просто безыдейным чиновником и придворным интриганом.

Но это в будущем у Ягоды, а пока карьера его в ВЧК шла быстро. По-видимому, управлял делами на Лубянке он хорошо, раз Дзержинский приблизил его к себе и выделил на вроде бы хозяйственной должности и при непохожести на многих лихих «птенцов гнезда Феликса» типа революционных романтиков Петерса или Скрыпника. Слухи о том, что Дзержинский Ягоде не доверял и сторонился его, придуманы задним числом, когда Ягоду нужно было показать пробравшимся в партию мерзавцем, а основателя ВЧК - кристально чистым ленинцем. Ничего об этом не свидетельствует, Дзержинский о Ягоде хорошо отзывается и двигает наверх, из управделами переводит в июле 1920 года на руководящую должность в коллегию ВЧК.

Затем, вместо покойного Свердлова, его двигал уже Сталин, с которым Ягода сблизился, будучи в Гражданскую войну уполномоченным военной инспекции РККА при обороне красными под началом Сталина Царицына. Заместителем Дзержинского в ГПУ Ягода становится в 1923 году взамен переведенного из ГПУ на работу в Наркомат по военным делам Уншлихта. Одновременно Ягода возглавляет в ГПУ очень важный Особый отдел по контролю за Красной армией и военной контрразведке. Смерть Дзержинского делает Ягоду первым заместителем в ГПУ, полномочия его растут год от года, и уже подбирается понемногу вокруг него его команда из чекистов, близких ему по духу или связанных прежними делами.

Став при перманентно больном Менжинском его заместителем, Ягода в начале 30-х вполне уже обосновался в роли первого начальника советской госбезопасности. На нем в это время вся оперативная работа ГПУ, он уже все больше отвечает за кадры на Лубянке, расставляя своих людей. Ягода из-за личной неприязни добивается удаления из ГПУ к 1930 году начальника ИНО Трилиссера, такого же заместителя Менжинского в ГПУ, как и он сам, которого вообще убирают с Лубянки, как подозрительного левака и скрытого троцкиста.

А в 1931 году Ягода в ходе тихой войны на Лубянке двух группировок чекистов, вылившейся после коллективной жалобы на суд ЦК партии уже в громкую свару, побеждает пошедших против него не последних дзержинцев: Евдокимова, Мессинга, Ольского,

Артузова, Воронцова, Вельского. Все они, пошедшие из-за споров вокруг офицерского дела «Весна» в РККА на конфликт с командой усилившегося Ягоды, все почти ультрареволюционеры и выходцы из первой ЧК, все левее по взглядам Ягоды и многих из его сложившегося уже окружения на Лубянке (Прокофьева, Агранова, Шанина, Погребинского, Булатова, Паукера, Лурье и др. - будут в 1937 году на следствии представлены как руководители заговора группировки Ягоды внутри НКВД). Так что здесь в ГПУ отголоски внутрипартийных право-левых споров, только усиленные личной неприязнью людей этих двух лагерей друг к другу и споров вокруг дела «Весна», ставших только формальным поводом к столкновению двух влиятельных группировок в верхушке ГПУ. Ягода побеждает, он ближе к Сталину и понятнее ему. Бунтарей с Лубянки или удаляют, или понижают в должности, а Ягоду по решению ЦК лишь слегка журят за этот скандал, уравновешивая в должности зампреда ГПУ двумя другими заместителями с такими же полномочиями Акуловым и Балицким, которых год спустя Ягода тоже не без интриг потеснит и заменит близкими себе чекистами.

К 1934 году Ягода опять первый заместитель главы ГПУ, считающий себя очень нужным Сталину и потому все больше себе позволяющий, даже в плане личной жизни и удовольствий. Он получает от Сталина ордена, в середине 30-х годов и высший в том СССР орден Ленина получит за постройку руками заключенных Беломорканала. Это главное достижение «хозяйственника» Ягоды в ГПУ в глазах столь же жестко-прагматичного Сталина, к которому он все ближе, как мотылек к манящему огню, не подозревая об опасности сгинуть в его пламени. Впереди у паренька из Рыбинска новый карьерный скачок, уже последний, но он об этом пока не знает.

Первый нарком в НКВД

Назначение Сталиным главой НКВД 10 июля 1934 года Ягода явно воспринял как должное, не подозревая, что начался его путь к эшафоту. А пока на пике своего величия он стал членом ЦК партии, а вскоре и наркомом внутренних дел со званием генерального комиссара госбезопасности, что по тогдашним чекистским званиям приравнивалось к званию маршала в армии, - этот подарок он получил от власти чуть позднее, уже в 1935 году. Ягода вообще носился с идеей объединить чекистов в НКВД в некую сплоченную касту. По его решению было продавлено постановление, что ни один сотрудник ведомства не мог быть арестован и предан суду без санкции его самого как наркома. Бойня 1937 года это все превратит в условность, он сделал свое звание «генерального комиссара госбезопасности» пожизненно дающимся и подлежащим снятию только решением суда - его арест со снятием звания и это не предотвратило.

При этом он живет в Кремле и в фаворе у самого Сталина, на некоторых кадрах кинохроники даже позволяет себе сидеть в присутствии стоящего «вождя народов», совсем не характерный эпизод в тогдашней советской элите. Он щеголяет в специально пошитом для него портным белом кителе генерального комиссара госбезопасности. В 30-х годах он совсем уже не отказывает себе в удовольствиях, в обществе гуляют слухи о пристрастиях наркома НКВД к дорогим заморским винам, к отдыху на пикниках с подобранными девушками легких нравов, о его бурном романе с невесткой Горького, в которую Генрих Григорьевич влюбляется всерьез.

Сталину в это время такой хозяйственник и прагматик в главном кресле на Лубянке нужен. В 1934 году он при назначении начальника единого НКВД выбирал между верным ему членом ЦК партии Анастасом Микояном (при котором Ягода должен был стать заместителем и главным консультантом по специфике чекистской работы) и самим начальником прошлого ГПУ Ягодой. И выбрал все же второго - но оба своим прагматизмом, расчетливостью и послушностью Сталину во многом похожи по типу, отсюда и альтернатива между ними на этом конкурсе в глазах Сталина.

У Ягоды в этих самых глазах Сталина, кроме преданности советской власти и лично генсеку, кроме готовности действовать любыми методами, было еще одно явное достоинство - он был очень работоспособен и аккуратен в документообороте. По-видимому, Иосифа Виссарионовича устраивало и то, что его «Верный Генрих» (так позднее Гитлер звал тезку Ягоды и своего «Ягоду» по имени Генрих Гиммлер) хорошо схватывает его намеки и полунамеки, которыми Сталину все больше нравилось общаться с ближайшими своими соратниками. Но главное то, что Ягода - Хозяйственник с большой буквы. Именно это до начала Большого террора Сталину было очень ценно, еще не нужно было с утра до ночи арестовывать, пытать и стрелять, а огромную систему ГУЛАГ нужно было строить и отлаживать. Ягода и стал «главным инженером» этого сталинского гигантского проекта, а пытать-стрелять позовут других, более для того подходящих.

Говорят, что Ягода не имел в глазах Сталина шансов стать командиром Большого террора потому, что при известном хамстве и безразличии ко многому не был лично жесток, не был любящим кровь садистом. Это довольно сомнительно, скорее Ягоду из кресла и обоймы сталинской команды к Большому террору выбросили не эти его принципы и даже не происхождение его из ленинской гвардии партийцев с дореволюционным стажем, а появившееся недоверие Сталина к нему и близость к группе правых Бухарина в партии.

Правда, в отличие от его наследника в НКВД Ежова о Ягоде действительно нет сведений, чтобы он лично участвовал в допросах с применением пыток или в расстрелах. В книге «КГБ: председатели органов госбезопасности» Леонид Млечин отмечал эту неоднозначность образа Ягоды в посвященной его персоне главе, приводя примеры человечного отношения Ягоды к арестованным. Там Ягода на докладной записке о том, что сотрудник НКВД вывел заключенных в лагере на мороз раздетыми, написал резолюцию: «Где вы находите таких мерзавцев? Женщин на мороз?! Кто позволил?!» Хотя это вряд ли можно считать доказательством человеколюбия наркома Ягоды, такие «гуманистические» резолюции будут позднее выходить в НКВД и из-под пера Ежова или Берии. Хотя он действительно в конце 20-х годов написал несколько циркуляров по ГПУ об усилении надзора за законностью, о наведении дисциплины в рядах ГПУ, об обязанности вежливого обращения с посетителями и собственными подчиненными (сам будучи по от-ношению к своим сотрудникам часто просто первейшим хамом). В 1926 году зампред ГПУ Ягода выступил с инициативой усиления законности в отношении содержания арестованных по делам ГПУ, предлагая сократить сроки содержания под стражей на следствии, а всем содержащим арестованных на следствии больше двух месяцев грозя дисциплинарными карами. В 1928 году Ягода опять пишет начальнику Секретного отдела ГПУ Дерибасу служебную записку: «Вопрос о загрузке наших тюрем опять стоит остро, необходимо применять уже не только меры внушения, но и репрессивные меры к тем нашим товарищам, которые не могут и не хотят понять: содержание в тюрьме человека необоснованно долго ложится на нас пятном. Есть же десятки приказов, запрещающих задерживать более 24 часов, а держат ведь 7 суток и более без оформления». Такие документы из-под пера Ягоды в его архивном наследстве есть, и было бы неверно их не учитывать. Хотя и не ясно до конца, чего же здесь больше: человечного отношения к арестованным, идейного восприятия коммунистической законности, просто заботы о чести мундира ГПУ или все той же тяги чиновника все делать по букве инструкции.

Есть устойчивый слух и о том, что Ягода вроде бы в кругу своих призывал придерживаться не только законов и инструкций, но и ленинских заветов в партии, а излишнее возвышение личности Сталина с конца 20-х годов называл неправильным и нескромным. И будто бы до самого Сталина донесли тогда эти брошенные фразы первого зампреда ГПУ, на что Сталин многозначительно сказал: «Но пока он очень полезен, пусть поработает». Хотя в эту историю не слишком верится хотя бы потому, что Ягоду действительно очень трудно заподозрить в истинном идейном большевизме в душе, да и сам он в своих пристрастиях не очень стремился к завещаемой Лениным скромности в быту, и аскетичности его предшественника Дзержинского в наркоме НКВД и близко не наблюдается.

У Ягоды уже не было интеллигентности Менжинского или суровой харизмы Дзержинского. Этот нервный и худой человек во френче со щеткой усов бывал взвинчен, с подчиненными часто просто хамоват, срываясь на крик при удобном случае и матерный ор в своем лубянском кабинете, был не чужд страсти к интригам даже внутри ГПУ, где к его приходу еще сохранялись остатки заложенного Дзержинским духа чекистского сурового братства. Многих еще в ГПУ поражало его спесивое высокомерие, которое с годами в нем окрепло. Дзержинский не орал на подчиненных, что сгноит их, а Ленин не мог воспитывать Дзержинского словами: «А то в морду дам!», как Сталин, по свидетельствам многих очевидцев таких бесед, завершал часто очередные прения с Ягодой.

В целом недалеким человеком Генриха Ягоду назвать сложно, он действительно любил литературу и дружил с писателями. Хотя это не мешало ему устраивать оргии с любовницами или повесить в бане на своей даче церковные иконы, чтобы голый нарком внутренних дел с гостями с удовольствием палили в них из револьверов, тренируясь в меткости стрельбы. После ареста и расстрела Ягоды на его даче НКВД устроит секретный объект, где в дни Большого террора стреляли уже не по безмолвным иконам, а расстреливали сотнями привезенных сюда по ночам из московских тюрем приговоренных. Расстреляв веру, взялись без жалости за население страны.

Ягода вполне соответствовал типу начальника спецслужбы для зачистки страны, только по воле Сталина он стал больше жертвой, чем исполнителем Большого террора, хотя кровь расстрелов 20-30-х годов и жертв «великой стройки» Беломорканала, за которую Ягода получил свой орден Ленина, лежит и на нем. Все заигрывания Ягоды с интеллигенцией, вся его показная дружба с Максимом Горьким, беседы с Роменом Ролланом, совместные пьянки с советскими поэтами не спасли его от этих обвинений. Посетивший в 1935 году СССР Ромен Роллан, с которым Ягода пытался подружиться, писал позднее, что глава НКВД произвел на него очень двойственное впечатление: у него были очень честные и пронзительные глаза, неплохие манеры и умная речь, но он внушил Роллану какой-то необъяснимый ужас. «Загадочный человек», - резюмировал свое впечатление от Генриха Ягоды француз.

После декабрьского убийства в 1934 году Кирова в Ленинграде Сталин впервые очень резко высказал Ягоде свое неудовлетворение его работой. Затем весь 1935 год Ягода активно руководит НКВД, организует первые массовые аресты оппозиции и категорий «бывших людей», достраивает машину ГУЛАГ, но с началом 1936 года генсек все чаще его критикует и ругает. К тому же вокруг Ягоды образуется понемногу вакуум в советской верхушке, нарком внутренних дел фактически не имеет в сталинском ЦК ни одного друга или союзника: Микоян, Ворошилов, Молотов, Ежов и все другие открыто не желают с ним сближаться и все чаще «кусают» за ошибки. Ягода понемногу напоминает обкладываемого одинокого волка, а поддержки основной массы чекистов в НКВД у него за спиной нет, он и там для многих остался чужаком.

Крах наркома

Когда разгорелся Большой террор и пошли аресты «правой оппозиции», Генрих Ягода оказался обречен, сходки и беседы с Бухариным и Рыковым стали для него приговором. В сентябре 1936 года Сталин с формулировкой о недостатках в работе и с опозданием в раскрытии антисоветских уклонов в партии освободил Ягоду от поста начальника НКВД, заменив его на Лубянке Ежовым.

С этого момента Ягода стремительно полетел по ступенькам партийной карьеры вниз, пока не приземлился в камере следственной тюрьмы как обвиняемый в участии в размашистом заговоре «правых» против Сталина. Сначала следует перевод в наркомы связи для успокоения, что этим все и обойдется. Сталин вроде бы заверял его, что дадут шанс работать и исправлять ошибки перед партией, а налаживание работы связи не менее важно, чем руководство госбезопасностью. Но в начале 1937 года Ягоду снимают и с поста наркома связи. Затем подвергают словесному шельмованию на пленуме ЦК партии, где против него очень резко выступают и многие его бывшие подчиненные из НКВД. 3 апреля Ягода еще на свободе из газеты «Правда» может узнать, что в от-ношении его возбуждено уголовное дело, а на следующий день его арестовывают бывшие коллеги и водворяют в камеру.

Вслед за Ягодой была арестована и позднее расстреляна его жена Ида Авербах, как и ее брат, известный советский писатель Леопольд Авербах, малолетний сын Ягоды отправлен в детдом для детей «врагов народа». Совсем старые родители Генриха Ягоды, еще в 1905 году участвовавшие в большевистской борьбе, отправлены в лагеря, где очень быстро умерли.

Обстоятельства ареста Ягоды еще раз подтвердили, что в 1934- 1936 годах в кресле главы госбезопасности СССР сидел не вполне типичный чекист, чей личный облик резко контрастировал с фигурами Дзержинского и Менжинского. При обыске в его квартире после ареста чекисты нашли массу антисоветской литературы, изъятой ранее и хранимой для личного пользования в нарушение всяких инструкций. Обнаружена там также богатая коллекция порнографических карточек, множество бутылей заморского вида, пластинки с иностранной музыкой, коллекция редких монет, курительные трубки непристойной формы, коллекция холодного и огнестрельного оружия - довольно оригинальный набор для наркома внутренних дел и члена ЦК партии коммунистов.

В камере Ягода быстро раскисает, теряет не только былую спесь, но понемногу и человеческий облик, как вспоминал сидевший с ним в камере арестованный советский писатель Киршон. Он впадал в истерики, страшно кричал по ночам, каялся в разных грехах, утверждал о какой-то своей тяжелой болезни. Из потока бреда бывшего наркома госбезопасности в камере, как свидетельствовал пересказывавший слова Ягоды чекистам Киршон, единственным светлым пятном можно считать прорывающиеся воспоминания Генриха Григорьевича о Тимоше (Надежде Пешковой - невестке Горького), в эту женщину он явно был влюблен, и, возможно, эта последняя сильная любовь не давала ему в тюрьме окончательно утратить облик и вменяемость.

На суде по делу группы «правых» Ягоду вместе с Бухариным и Рыковым сделали главным участником заговора. Уже понявший правила игры и сломленный следствием даже без пыточных методов Ягода признал многие обвинения и практически назвал себя правым заговорщиком, твердо отрицая до конца только нелепое обвинение в работе на иностранные разведки и умоляя в последнем слове сохранить ему жизнь с учетом прошлых заслуг перед партией. Написал он после смертного приговора и прошение о помиловании, которое было отвергнуто. 15 марта 1938 года бывшего наркома и генерального комиссара госбезопасности Ягоду чекисты отвели в подвал и расстреляли. Сталин все же исполнил свою угрозу «набить морду» за ошибки. А развернутый бывшим ведомством Ягоды Большой террор разгорался уже под руководством других людей.

Цитируется по изд.: Симбирцев И. Спецслужбы первых лет СССР. 1923-1939. На пути к большому террору // И. Симбирцев. – Екатеринбург: «Листок», 2021, с. 155-169.

Вернуться на главную стнраницу Ягоды

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС