Волостнов Михаил Николаевич

1955-2001

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Михаил Николаевич Волостнов

Волостнов Михаил Николаевич [17.10.1955, д. Шестая речка, Татарская АССР — 24.7.2001, Набережные Челны] — прозаик.

Родился в многодетной семье: мать воспитывала семерых детей. Отец — фронтовик, инвалид Великой Отечественной войны, «первый грамотей на деревне», по выражению писателя. Окончив среднюю школу (1972) и радиотехническое училище в Казани, работал радиомехаником на часовом заводе в Чистополе, с 1979 — на КамАЗе в Набережных Челнах, там же инженером-радистом во дворце культуры «Энергетик». Был участником литературного объединения «Орфей» при городской писательской организации, публиковался в местных газетах и журналах «Аргамак». Не поступив в 1983 в Литературный институт им. Горького, оставил мысль о высшем гуманитарном образовании, но не о творчестве. Первое крупное сочинение писателя-самоучки «Несусветное в Поганочках» (1987-92, опубл. 1995) принесло известность Волостнову, он был приглашен стать слушателем Высших литературных курсов при Литературном институте в Москве; в 1996 принят в СП России. В том же году молодой автор стал лауреатом международной лит. премии «Москва-Пенне» в номинации «Новое имя в литературе». По окончании ВЛК в 1997 вернулся в Набережные Челны, зарабатывал на жизнь ремонтом бытовой техники, продолжал писать. Отдельные рассказы публиковались в «Литературной России», «Роман-газете», в журнале «Москва», «Литературная учеба».

В 1999 посетил Валдай, где решил в дальнейшем обосноваться. Замыслу этому не дано было осуществиться: Волостнов трагически погиб в июле 2001, во время поездки к родственникам в Татарстан.

По словам писателя, сочинял он столько, сколько себя помнил, художественному мастерству учился более всего у русских народных сказок, затем у отечественной литературы, начиная с протопопа Аввакума. Особое место отводил творчеству Н.В.Гоголя, из современников выделял В.Шукшина, Ю.Казакова, В.Белова, Ф.Абрамова, А.Кима. Волостнов признавался своеобразном творческом соперничестве с Г.-Г.Маркесом. Личность писателя Волостнова в значительной степени определена и его общением с духовной литературой.

Первый роман Волостнова «Несусветное в Поганочках» (напечатан малым тиражом в казанском частном издательстве в 1995), жанр которого автором обозначен как «философия русского фольклора», критика назвала встречей с новым словом (Переяслов Н. Жизнь журналов). Н.Переяслов высоко оценил своеобразный «фольклорный» стиль писателя, отнес его произведение к «мистической ветви» российской прозы, представленной сочинениями В.Одоевского, Н.Гоголя, Ф.Сологуба, С.Клычкова. Роман последнего «Чертухинский балакирь» особенно близок поэтике Волостнова (Переяслов Н. Инфернальные акценты российской прозы). Сам Волостнов, говоря о своем творчестве, не был склонен к определению «мистическое», настаивал на понятии «несусветное», под которым подразумевал расхожие фольклорные сюжеты о колдунах, ворожеях, потаенных местах, волшебных камнях («В какой-то момент мы с книгами поменялись ролями...». С.4).

Народные легенды, былинки, предания и поверья «скрещены» в прозе Волостнова с реалистической канвой. Небыль не отделена границей от были, поскольку является реальной частью жизни в сознании простого народа — главного действующего лица романов и рассказов В. Фольклорная стихия, обращенная к основам человеческой жизни: интересам рода, семьи, — мифологизирует изображаемую действительность, выводит ее из сферы обыденного, случайного, делает знаковой, метафоричной. Обнаруживая связь в типологии героев, повествовательной манере (обращение к сказовым формам, вставным притчам и легендам) с классической мифопоэтической традицией и «деревенской прозой», В. черпает материал не столько из литературных, сколько из собственных источников: истории, услышанные в Степа-новке, образ этой деревни и ее обитателей служат писателю прототипами. Например, прототипом «Поганочек» послужило местечко Поляночки.

Так же и с городом Авсень, который располагается при д.Матрешки,— топос, определивший заглавие, пространство и сюжетно-композиционное построение другого эпического произведения Волостнова — романа «Авсень при Матрешках» (Роман-ж. XXI век. 2001. №5). Автор подчеркивает: не деревня при городе, а город при деревне, «ибо в деревне-то и происходит что-то настоящее, вечное и... таинственное» («В какой-то момент мы с книгами поменялись ролями...». С.4). Противостояние цивилизации, накладывающей темный отпечаток на человеческую душу, и природного, полного чудес, поэзии, целительной силы космоса, включенное в более широкую парадигму «смерть и бессмертие», составляет идейно-тематический центр романа, как и в большинстве произведений Волостнова.

Действие начинается в послевоенное время: в 1955 молоденький солдат Павел Звонарев, отслуживший в армии, возвращается в родную д.Матрешки к своей невесте Тане. Путь Павла лежит через г.Авсень, где ему суждено откопать из могилы заживо похороненную красавицу Фросю, которая станет его женой и приобщит к городской жизни. Путешествующий солдат, мертвая царевна, свадьба, приворотное зелье, искание клада в ночь на Ивана-Травника, змейка с венцом на голове — вполне узнаваемые сказочные персонажи и атрибуты, которые соседствуют в романе с такими реалиями, как засекреченный завод в Авсене, куда поступает на работу Павел, партийные собрания, увлечение молодежи магнитолой. В последних, «современных» главах, возникают уголовный мафиозный мир, оружие массового уничтожения, ученые-генетики, создающие нового голема-клона. Вместе с тем нарастает апокалиптическая тема, предстающая у Волостнова в духе язычески-христианского народного видения.

Содержание произведения организовано пространственно-смысловой оппозицией. Город Авсень — место, где совершается техническая революция с ее жертвами, «разрушением земли и духа семьи». Воплощает эту идею в романе директор завода Ирен Давидович Абрамов, который мечтает воздвигнуть над Авсенем стеклянный колпак и оградить тем самым город будущего от неподвластных человеческому разуму проявлений стихии. Это утопическое намерение, напоминающее хрустальные дворцы Чернышевского, обретает символическое звучание в свете того, что Авсень в восточнославянской мифологии — ритуальный персонаж, персонифицирующий начало года, весенний солнечный цикл и приумножение плодов земных. Призыв «Авсень!» (как и «Коляда!») используется в закличках, обращенных к благодатным силам природы, от которых хочет отъединить людей Ирен Давидович. В противоположность этому уклад жизни в деревне Матрешки сохраняет (правда, уже не такую прочную) связь с древними традициями предков. Хранитель вековечных ценностей в романе, пчельник Онисим Ворохов угощает мужиков медовухой и делится заповедями своего деда. Эти «беседы» — вставные притчи в романе, со своим особым афористичным языком, просторечиями и глубинной народной мудростью: «Гляди, Ониська, на Самобраный Угор, как вырастешь, зря не ходи, не зарься, своим трудом живи, а то и рассудка-то лишишься <...> В Предсказании сказано, что придет время и оскудеет Самобраный Угор, и, придет время, будет он в пламени палимом, и, придет время, будет на месте Угора ямище-болотище смрадное...» («Авсень при Матрешках». С.16). Здесь речь идет об утраченном земном рае, когда Самобраный Угор питал всякого пришедшего к нему. Но возникли в народе зависть, жадность, соперничество, стали люди истреблять друг друга, и исчезло волшебство. Даровое богатство, обернувшееся нечистой силой, соблазняет человека, разрушает его дом, губит его бессмертную душу.

Белый дом, он же Кремль и Собор Един Православный, техника, ракеты и пришествие апокалиптических всадников — все это причудливо складывается у Онисима в единую картину мира, но не закрывает от него главной правды о собственном месте и назначении в этом мире: «...а мужик как копал огород лопатой сто лет тому назад, так и до сих пор копает и еще сто лет вперед будет копать» (Там же. С.12). Таким образом, не на трех китах и не техническом прогрессе земля держится, а на сельском труженике и его лошаденке. Ту же идею, но иным языком высказывает поп Захарий: с гибелью аграрной России может погибнуть и весь мир.

Защитой от «злыдней поганых» служит у Волостнова Живое Слово. Истинное и нетленное, хранится оно в изустных молитве, песне, заговоре, как душистый мед в сотах. Другое спасительное начало в худож. мире писателя — любовь. Даже неразделенная, она дает человеку силу, единит его с природой. Тема любви у Волостнова неизменно получает поэтическое воплощение. Оставленная женихом Таня в романе «Авсень при Матрешках» является взгляду случайных прохожих дивной красоты русалкой, плещущейся в серебряной ряби реки. Стиль ее причитаний сродни плачу Ярославны, с характерными для фольклора синтаксическим параллелизмом, устойчивыми эпитетами, обращением к небесным силам. Лиризмом пронизана сцена любовного свидания Павла и Фроси: «Мир был живой, в чувствах, в волнении», героине кажется, что «голова кружится» не у нее, «а у самой вселенной». Писатель активно вводит в повествование поэтические приемы, что заставляет говорить об особом типе его прозы. Автор отчасти сам дал ответ на этот вопрос, сказав, что не может сделать выбор между «скрипкой-поэзией» и «гоголевской симфонией», поскольку для него «настоящая проза — это тоже поэзия» («Я не стыжусь, что почти ничего не читаю». С.8).

Проблематика и поэтика романов имеет продолжение в малой прозе Волостнова. К теме утраты человеком своего Дома (сквозной в литературе XX в.) писатель обращается не только в «Авсене при Матрешках». «Что ни дом — следы саморазрушения»,— пишет В.Румянцев о рассказе «Кумажа». Героев манят «не рассыпными миллионами, а крошечными суммами, на которые разве что хлеба купишь. Но и такой соблазн опасен русской душе». (Румянцев В.— С.90). Разрушительно для русского Дома, хранимого добрым Духом, и столкновение с современной наукой, неразумно стремящейся все подвергнуть логическому анализу — об этом рассказ «И тут оставайся, и с нами пойдем...».

Произведения В. называют сентиментально-романтическими. У Волостнова, безусловно, присутствует идеализация простой деревенской жизни, незамысловатой любви-привязанности, как в рассказе «Илья Лукич и Марья Карповна» (1996), написанном в духе гоголевских «Старосветских помещиков». При этом Волостнов заговорил о новой, неизвестной литературе XIX в. и не столь очевидной даже в «деревенской» прозе минувшего столетия проблеме — о «предкатастрофических перекрестках всех без исключения столиц» («Шведский овес и валдайская Майка». С.130). В лирико-философской миниатюре «На все четыре стороны» (1998) состояние мира уподоблено прорванной плотине. Героя-повествователя интересует не сама трагедия, а ее последствия: что будет, когда вода схлынет, куда нас вынесет — вечный неразрешимый вопрос на Руси.

Критика, не высказавшая на данный момент определенного мнения относительно того, к какому жанру следует причислить произведения Волостнова (рассказы или сказки), едина в приятии творчества талантливого автора, безвременно ушедшего из жизни. Небольшое по объему наследие Волостнова, которое еще предстоит собрать и опубликовать, занимает свое особое место в литературном процессе конца XX — начала XXI вв.

О.Г.Третьякова

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 416-419.

Далее читайте:

Румянцев В. Прерванная сказка. Михаил Волостнов как рассказчик // «Здравствуй, племя младое, незнакомое...»: Статьи новых русских критиков. М., 2002. С.90-94.

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Несусветное в Поганочках (по мотивам деревенских побасенок): роман. Казань. 1995;

Илья Лукич и Марья Карповна: рассказ // Литературная Россия. 1996. 22 нояб. №47;

На все четыре стороны: рассказ // Литературная учеба. 1998. Кн.3;

И тут оставайся, и с нами пойдем...: рассказ // Москва. 2000. №11;

Я нарисую твой портрет: рассказ // Московский железнодорожник. 2001. №8;

Авсень при Матрешках: роман // Роман-журнал. XXI век. 2001. №5;

Шведский овес и валдайская Майка: рассказ // Наш современник. М. 2001. №12;

Милава. Кумажа. Байник да Банниха. И тут оставайся, и с нами пойдем...: рассказы // «Здравствуй, племя младое, незнакомое...»: Антология рассказов молодых писателей России. М., 2002.

Литература:

Я не стыжусь, что почти ничего не читаю: [Беседа А.Тер-Маркарьяна с писателем М. Волостновым] // Литературная Россия. 1996. №47. С.8;

Люсый А. Хронотопы нецепного пса. Метаморфозы в рассказе Михаила Волостнова «На все четыре стороны» // Литературная учеба. 1998. Кн.3. С.20-21;

Столкнулось будущее с прошлым, как с ледоколом самолет... Литературные журналы в ноябре // НГ Ехlibris. 2000. 30 нояб.;

В какой-то момент мы с книгами поменялись ролями...: [Разговор с писателем / беседовала М. Ганичева] // Роман-журнал. XXI век. 2001. №5. С.4;

Переяслов Н. Жизнь журналов // День литературы. 2001. №9;

Вавыкин О. Убит на взлете // Литературная Россия. 2001. 27 июля;

Переяслов Н. Инфернальные акценты российской прозы: Биографическая справка о писателе;

Румянцев В. Прерванная сказка. Михаил Волостнов как рассказчик // «Здравствуй, племя младое, незнакомое...»: Статьи новых русских критиков. М., 2002. С.90-94.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС