Ширяевец Александр Васильевич

1887-1924

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Александр Васильевич Ширяевец (Абрамов)

Александр Ширяевец.

Ширяевец (Абрамов) Александр Васильевич (2[14].04. 1887—15.05.1924), поэт. Родился в с. Ширяево-Буерак Сызранского у. Симбирской губ. в семье бывшего дворового-крепостного. Учился в земской школе с. Бинарадка Самарской губ., закончил церковно-приходскую школу в с. Ширяево. Проучившись 2 года в Самарском городском училище, будущий поэт вынужден был оставить после смерти отца учебу за отсутствием средств к существованию. В 1905—1922 почтовый чиновник в Средней Азии.

Первые стихи и рассказы Ширяевца появились на страницах ташкентских газет и журнала «Туркестанский курьер».

Уже в ранних стихах, преодолев влияние символистов, поэт обращается к народно-песенной традиции. Восточные мотивы («Пески», «Голодная степь») выдержаны в напряженно-сдержанном тоне, и если этим стихотворениям свойственна созерцательная отстраненность, то стихи, посвященные родному Ширяеву и Волге, исполнены в плясовом ритме, здесь проявился безудержный темперамент поэта, лихость, «разинщина» и «кудеяровщина». В 1912 начинается переписка Ширяевца с Н. Клюевым, который оказал огромное воздействие на поэта своими стихами и письмами.

Стихи Ширяевца произвели сильное впечатление и на С. Есенина, который писал ему: «Извините за откровенность, но я вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения… Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны». Ширяевец, еще не будучи лично знакомым с Клюевым, Есениным, Клычковым и П. Карповым, органически вошел в «крестьянскую кузницу», духовным лидером которой был Клюев. В 1915—17 выходят 4 книги поэта: «Богатырь», «Запевка», «О музыке и любви», «Алые маки». В этих книгах буйствует сказочная, природная русская стихия

(«Есть ли что чудесней / Жигулей хребтов! / А какие песни с барок и клетов! / А какие сказы ходят с голытьбой! / Услыхал и сразу / Закипел гульбой!.. / С озорной волною / В эту синь и ширь! / Добывал бы с бою / Новую Сибирь…»).

Взгляд поэта устремляется и во времена Золотой Орды, и еще дальше — к эпохе половецких набегов на Русь и походам русских князей в Великую Степь

(«Не одна Ярославна заплачет! / Пьет Каяла багряную муть — / Захлебнулась! А птицы маячат — / Жадным клювом бойцов полоснуть…»).

Когда В. Ходасевич упрекнул Ширяевца в том, что в своих песнях поэт воспевает народ, которого «скоро не будет», и советовал ему: «…быт наших стихов уже почти кончен, возврата к нему не будет. Прощайтесь-ка с ним — да и в дорогу!», — Ширяевец ответил ему письмом, которое можно оценить как своеобразный творческий манифест поэта: «И что прекраснее: прежний Чурила в шелковых лапоточках с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила, в американских щиблетах, с Карлом Марксом или “Летописью” в руках, захлебывающийся от открывающихся там истин?.. Ей-богу, прежний мне милее!.. Ведь не так-то легко расстаться с тем, чем жили мы несколько веков! Да и как не уйти в старину от нынешней неразберихи, ото всех этих истерических воплей, называемых торжественно “лозунгами”… Может быть, чушь несу я страшную, это все потому, что не люблю я современности окаянной, уничтожившей сказку, а без сказки какое житье на свете?..» И в последний год жизни Ширяевец подтвердил своими стихами, что эти слова — не декларация, а жизненная, духовная, творческая суть поэта:

«Никогда старина не загаснет: / Cлишком русское сердце мое.. / Позабуду ли песни на Клязьме! / Как я мчался с тяжелым копьем… / Вечевые прибойные клики! / Ветер Волхова вздул паруса! / То палач я, то нищий калика / То с булатом в разбойных лесах… / Не припомню, какого я роду, / Своего я не помню села… / Ускакал я в бывалые годы, / Старь родная меня занесла».

В 1917 он писал: «Я жду, что скажет не фабричная, считающаяся только с Карлом Марксом Русь, а Русь деревенская, земледельческая, и заранее отдаю ей мои симпатии, ибо только в ней живая сила». В 1922 Ширяевец приезжает в Москву, где сталкивается с явным неприятием его творчества еврейскими большевиками. Цензура не пропускает в печать его лиро-эпическую поэму «Мужикослов», а сам он, вступивший поначалу в группу пролетарских поэтов «Кузница», исключается из нее в результате явного творческого несоответствия декларациям группы стихотворным упражнениям ее членов. «Я сын крестьянской полевой Руси, а не той, которая проповедуется в сферах», — отчеканил поэт в письме к П. Я. Заволокину. После долгих мытарств, наконец, вышла в Москве последняя книга стихов Ширяевца «Раздолье».

Куняев С.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru 

Ширяевец (настоящая фамилия Абрамов) Александр Васильевич [2(14).4.1887, с. Ширяево-Буерак Сызранского у. Симбирской губ.— 15.5.1924, Москва] — поэт.

Родители — выходцы из крепостных, приписывались к мещанскому сословию. В связи со сменой рода занятий отца (служащий на известковом заводе, лесной объездчик, предприниматель) и его смертью (1900) детство будущего поэта проходит в разных местах Поволжского края: с. Бинарадка Самарской губ. (здесь он поступает в земскую школу), снова Ширяево (здесь в 1898 оканчивает церковноприходскую школу), Самара (прерывает на 2-м классе городское училище и становится чернорабочим), Ставрополь-Самарский (чуть больше года работает писцом в канцелярии казенного лесничества), снова Самара (безуспешные попытки устроиться на работу в табачный магазин и на железную дорогу).

В 1905 Ширяевец вместе с матерью уезжает по вызову родственницы в Ташкент, становится чиновником почтово-телеграфной службы.

Здесь начинаются и его серьезные занятия поэзией, пробужденные еще детским чтением книг на Волге: «Читал книги, заносимые в село торговцами-лубочниками... Первым прочитанным поэтом был Кольцов, потом Лермонтов... Писать стихи начал еще в Бинарадке, когда мне было лет 9-10» (Автобиография, 1913). Рождение в самой живописной части Волги, среди легендарных Жигулевских гор (место набегов и гульбы Стеньки Разина со своей вольницей) явилось важнейшим стимулом поэзии Ширяевеца: «В междугорье залегло — / В Жигулях мое село. / Рядом — Волга... / Плещет, льнет, / Про бывалое поет...» («Ширяево», 1916). Не случайно и свой псевдоним поэт образовывает от названия родного села.

Дебютировал Ширяевец в 1908 фельетоном в стихах и прозе «Наградная» (газета «Туркестанский курьер»). В 1911 становится одним из авторов (вместе с Л.Порошиным и П.Поршаковым) изданной в Ташкенте конгломератной книги «Стихи», где ему принадлежит раздел «Ранние сумерки». Здесь подает о себе голос основная тема поэзии Ширяевеца — «песни» народной Руси («Пал туман...», «Деревенская», «Непутевая», «Волжская»).

Ширяевец ищет выхода в большую литературу и посылает свои стихи в петербургский еженедельник «Народный журнал», где с конца 1912 начинает печататься. Тогда же отправляет письмо со своими стихами на суд Н.Клюеву, от которого получает помеченный 11 марта 1913 ответ: «Мне очень радостны все Ваши слова и выводы, и я всегда буду любить Вас, как любил заочно по песням в народном журнале. Вы очень мне близки по духу и по устремлению к песне» (Клюев Н. Сочинения. Мюнхен, 1969. Т.1. С.186). Подобным же образом посылаются стихи И.Бунину и С.Городецкому, также ответившим молодому поэту полным признанием его таланта. Вскоре в своем обзоре текущей поэзии «Девять книг» Городецкий уже писал о Ширяевеце «Судя по его вещам мы в его лице имеем новую поэтическую силу, идущую прямо с земли, как Клюев и Клычков... Его песни не могут не петься. В них мы опять имеем то драгоценное совпадение форм искусства, лично народного и нашего литературного, которое так поразило всех в Клюеве... Талант волжского певца силен и несомненен» (Речь. 1914. 10 марта).

Жизнь Ширяевеца проходит между тем в чуждой его романтической душе казенной обстановке. Тоску одиночества скрашивает переписка с Клюевым, ставшим для него непререкаемым авторитетом, и с другом-поэтом П.Поршаковым. Стремление к расширению круга литературных единомышленников приводит Ширяевеца к знакомству (заочному) с проживающим тогда еще в Москве С.Есениным, которому — как секретарю журнала Суриковского литературно-музыкального кружка «Друг народа» — попадают присланные Ширяевецем стихи. 21 янв. 1915 Есенин отвечает Ширяевецу чрезвычайно доброжелательным письмом, положившим начало их переписке и затем дружбе: «Извините за откровенность, но я Вас полюбил с первого же мной прочитанного стихотворения <...> Вы там вдалеке так сказочны и прекрасны» (Есенин С. ПСС: в 7 т. М., 1999. Т.6. С.61-62). Вскоре Есенин становится для Ширяевца «своеобразным поэтическим идолом — неким эстетическим эталоном той национальной словесной стихии, которая жила и в душе самого Ширяевца» (Тартаковский П.— С.22).

Тем временем в Ташкенте Ширяевец печатается в сборнике «Под небом Туркестана» (1914), а затем уже выпускает полностью авторские книги стихов «Богатырь» (1915), «Запевка» (1916), «О музыке и любви» и «Алые маки» (обе — 1917). Основная тема поэзии Ширяевца — народные вольнолюбивые настроения, образ Руси с ее душевной широтой и удалью. Стих подчеркнуто ритмизирован и носит плясовой характер («Черемуха», «На чужбине», «Масленица», 1914; «Гусляр», «Бурлак», 1915; «Девичья», «Святки», 1916). Обилие эмоциональных рефренов пронизывает песенную лирику. Ширяевец пишет о сильных характером героях из народа: отчаянных девушках, бурлаках, запорожцах, Стеньке Разине с его голытьбой. Под стать им и пейзаж, такой же неуемный, буйный, влекущий вдаль, к другой жизни: высокие кручи, волжские дали, волны, темные ночи и грозы.

В жизни современной деревни Ширяевца привлекает главным образом только то, в чем выплескивается наружу все талантливое и размашистое. О своем взгляде на крестьянский мир он писал В.Ходасевичу (7 янв. 1917): «Скажу кое-что в свою защиту. Отлично знаю, что такого народа, о котором поют Клюев, Клычков, Есенин и я, скоро не будет... И что прекраснее: прежний Чурила, в шелковых лапотках, с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила, в американских штиблетах, с Карлом Марксом или "Летописью" в руках, захлебывающийся от открываемых там истин?.. Ей-Богу, прежний мне милее!.. Знаю, что там, где были русалочьи омуты, скоро поставят купальни для лиц обоего пола, со всеми удобствами, но мне все же милее омуты, а не купальни... Ведь не так-то легко расстаться с тем, чем жили мы несколько веков!» (Ходасевич В. Есенин // Русское зарубежье о Есенине. М., 1993. Т.1. С.67).

В стихах Ширяевца образ старины («стари») предстает то затухающим — «Тускнеет твой венец алмазный» («Волге», 1921), то вполне исполненным надежды на неугасимость света прошлых веков: «Эх, Бинарадка старая — прощай! / Смотри, не угашай костров былого!..» («Старая Бинарадка (1894-1897)», 1922); «Никогда старина не загаснет. / Слишком русское сердце мое!» (цикл «Складень», 1922).

Своим заочным знакомством с Клюевым, Есениным, а затем и Клычковым Ширяевец решительно утверждается на путях новой, идущей от самых народных глубин поэзии и прочно вписывается в круг «крестьянской купницы». Даже в его внешности, подобно всем им, проступала прежде всего крестьянская (а отнюдь не чиновничья) сущность; современнику он запомнился по-мужичьи «скупоречивым, вдумчивым, широкоплечим увальнем, парнем в картузе и огромных яловых сапогах» (Фомин С. Ширяевец и Есенин // Красная нива. 1926. №22). Вместе с другими новокрестьянскими поэтами он печатается в одних и тех же изданиях («Ежемесячный журнал», «Голос жизни», «Современник» и др.), входит заочно в литературную группу «Краса» и литературно-художественное общество «Страда».

С «крестьянским уклоном» принимает Ширяевец и революцию 1917 (в письме к Поршакову от 31 марта 1917): «Чудеса! Много криков, лозунгов и прочего, кое от чего начинает тошнить, но я жду, что скажет не фабричная, считающаяся только с Карлом Марксом Русь, а Русь деревенская, земледельческая, и заранее отдаю ей мои симпатии, ибо только в ней живая сила» (Автобиографии. Письма. Стихотворения. С.433). Не принимает он и наметившуюся вскоре после октябрьского переворота установку на литературу как на средство выполнения политического заказа.

И после революции Ширяевец по-прежнему остается певцом Волги. Родившись и проведя детство на ней, он в дальнейшем был всю жизнь отделен от нее безводным Туркестаном. Хотя Ширяевец и посвятил Туркестану книгу стихов «Край солнца и чимбета» (1919) и поэтический цикл «Бирюзовая чайхана» (1924), Волга навсегда становится для него недостижимым краем мечты и счастья.

В мае 1921 к Ширяевцу в Ташкент ненадолго приезжает Есенин, а в следующем году он сам, оставив Туркестан, переезжает в Москву, где поселяется в Доме писателей на Тверской улице. Сразу же вступает в литературное объединение пролеткультовских поэтов «Кузница», из которого через год исключается за недостаточную «пролетарность» его творчества. Не предпринимая дальнейших попыток связать себя с какой-либо литературной группой, Ширяевец избирает путь упорного и сосредоточенного поэтического труда в суровом одиночестве, подальше от шумихи и витийства литературного «российского вавилона», осуждая, в частности, Есенина за имажинизм. Печатается в журнале «Красная новь», «Красная нива», в альманахе «Недра», в газете «Московский понедельник» и др. Выходят книга детских стихов «Узоры» (1923) и последняя итоговая книга «Раздолье» (1924). В поэзии Ширяевца московского периода заметен отход от песенной лирики к эпосу, что дает о себе знать в поэмах «Мужико-слов» (1921, издана отдельной книжкой в 1923) и «Палач. Песенный сказ» (1924); а в циклах «Поминальник» (1922) и «Складень» (1924) Ш. попытался запечатлеть мир прошлого, народную судьбу. Отдает он и некоторую дань т.н. «нови» (стихи о красноармейце, поэма о работнице и проч.).

Умирает Ширяевец от неожиданно случившегося воспаления мозга. Глубоко потрясенный его смертью, Есенин посвятил ему одно из своих лучших стихотворение позднего периода «Мы теперь уходим понемногу...» (1924).

А.И.Михайлов

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П - Я. с. 723-726.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Волжские песни. М., 1928;

Избранное. Куйбышев, 1961;

Песня о Волге: стихи. Куйбышев, 1980;

Автобиографии. Письма. Стихотворения // Cahiers du Monde russe et sovietique. XXVI (3-4). Juildec. 1985. P.425-444;

«Русь в моем сердце поет!..» // Наше наследие. 1988. №9;

Стихотворения и поэмы. Ставрополь, 1992 (в кассете «Потаенный сад. Новокрестьянские поэты»);

Из переписки 1912-1917гг.// DeVisu. 1993. №3.

Литература:

Благой Д. Материалы к характеристике Сергея Есенина (из архива поэта Ширяевца) // Красная новь. 1926. Кн.2;

Львов-Рогачевский В. Александр Ширяевец (А.В.Абрамов): критико-биографический очерк// Ширяевец А. Волжские песни. М., 1928;

Земсков В., Хомчук Н. Есенин и Ширяевец// Русская литература. 1962. №3;

Сиволапов В. Из поэтического наследия А.Ширяевца // Вопросы русской литературы. Львов. 1971. Вып.1(16);

Тартаковский П. Свет вечерний шафранного края... (Средняя Азия в жизни и творчестве Есенина). Ташкент, 1981;

Киселева Л. К творческой биографии А.Ширяевца // Вопросы русской литературы. Львов. 1984. Вып.2(44);

Михайлов А. [Вступ. статья] // Ширяевец А. Стихотворения и поэмы. Ставрополь, 1992;

Голендер Б. Сидело солнце в бюрюзовой чайхане // Звезда Востока. Ташкент, 1996. №1. С.178;

Баранов В. Матери и Волге мой последний взгляд: 110 лет со дня рождения поэта А.Ширяевца // Русское эхо. Самара. 1997. №4. С.215;

Орлицкий Ю. А.Блок и А.Ширяевец // Шахматовский вестник. Солнечногорск. 1997. Вып. 7. С.173;

Савченко Т. Есенин и Ширяевец // Столетие Сергея Есенина. М., 1997. С.293;

Молько А. «Машет солнце платочком пуховым...» // Имена и судьбы. Самара, 2001. С.149.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС