Полонский Яков Петрович

1819-1898

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Яков Петрович Полонский

Век девятнадцатый – мятежный, строгий век –
Идет и говорит: «Бедняжка человек!
О чем задумался? бери перо, пиши:
В твореньях нет творца, в природе нет души…

Полонский Яков Петрович (1819/1898) — русский поэт. Творчество включает стихи (преимущественно любовного и пейзажного свойства), поэмы и повести. С 1886 г. — член-корреспондент Петербургской АН.

Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь / Т.Н. Гурьева. – Ростов н/Д, Феникс, 2009, с. 225.

Полонский Яков Петрович (1819 - 1898), поэт. Родился 6 декабря (18 н.с.) в Рязани в небогатой дворянской семье. Учился в Рязанской гимназии, по окончании которой поступил на юридический факультет Московского университета. В студенческие годы начинает писать и публиковать свои стихи в

"Отечественных записках" (1840), "Москвитянине" и в студенческом альманахе "Подземные ключи" (1842). Дружит с А.Григорьевым, А.Фетом, П.Чаадаевым, Т.Грановским, И.Тургеневым.

В 1844 выходит первый сборник стихов Полонского "Гаммы", обративший на себя внимание критиков и читателей.

После окончания университета жил в Одессе. Там им был опубликован второй сборник "Стихотворения 1845 года".

В 1846 Полонский переезжает в Тифлис, поступает на службу в канцелярию и одновременно работает помощником редактора газеты "Закавказский вестник". Находясь в Грузии, Полонский обращается к прозе (статьи и очерки по этнографии), публикуя их в газете.

Грузия вдохновила его на создание в 1849 книги стихов "Сазандар" (Певец), в 1852 - исторической пьесы "Дареджана Имеретинская".

С 1851 Полонский жил в Петербурге, время от времени выезжая за границу. Сборники стихов поэта (1855 и 1859) были доброжелательно встречены разными критиками.

В 1859 - 60 был одним из редакторов журнала "Русское слово".

В общественно-литературной борьбе 1860-х Полонский не принимал участия на стороне какого-нибудь из лагерей. Он защищал поэзию "любви", противопоставляя ее поэзии "ненависти" ("Для немногих", 1860; "Поэту-гражданину", 1864), хотя и признавал невозможность любви "без боли" и жизни вне проблем современности ("Одному из усталых", 1863). В эти годы его поэзия подвергалась резкой критике со стороны радикальных демократов. И.Тургенев и Н.Страхов защищали от нападок самобытный талант Полонского, подчеркивая его "поклонение всему прекрасному и высокому, служение истине, добру и красоте, любовь к свободе и ненависть к насилию".

В 1880 - 90 Полонский был очень популярным поэтом. В эти годы он вернулся к темам своей ранней лирики. Вокруг него объединяются самые разные писатели, художники, ученые. Он очень внимателен к развитию творчества Надсона и Фофанова.

В 1881 выходит сборник "На закате", в 1890 - "Вечерний звон", проникнутый мотивами печали и смерти, размышлениями о мимолетности человеческого счастья.

С 1860 и до 1896 Полонский служил в Комитете иностранной цензуры, в Совете Главного управления по делам печати, что давало ему средства для существования.

Я.Полонский умер 18 октября (30 н.с.) 1898 в Петербурге. Похоронен в Рязани.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

Полонский Яков Петрович (6[18].12.1819—18[30]. 10.1898), поэт. Родился в Рязани в небогатой дворянской семье. Окончил Рязанскую гимназию (1831—38). В 1838—44 учился на юридическом факультете Московского университета. Печататься начал в 1840. В студенческие годы сотрудничал в «Москвитянине», в альманахе «Подземные ключи» (1842). Первый сборник стихов — «Гаммы» (1844). По окончании университета Полонский жил в Одессе, где опубликовал «Стихотворения 1845 года», получившие отрицательный отзыв Белинского. В 1846 Полонский — на службе в Тифлисе, где сблизился с Н. Ф. Щербиной, М. Ф. Ахундовым. По грузинским впечатлениям написана книга стихов «Сазандар» (1849). В Грузии Полонский начал писать прозу (статьи и очерки этнографического содержания, близкие к натуральной школе) и драматические произведения («Дареджана Имеретинская», 1852). С 1851 Полонский жил в Петербурге, выезжая иногда за границу.

В 1859—60 Полонский — один из редакторов журнала «Русское слово». В 1860—96 Полонский служил в Комитете иностранной цензуры, в Совете Главного управления по делам печати. Сотрудничество в «Современнике» и «Отечественных записках», выход в свет сборников стихов 1855 и 1859, шуточной поэмы-сказки «Кузнечик-музыкант» (1859), высоко оцененной Тургеневым, — все это привлекло к Полонскому внимание критики. В общественно-литературной борьбе 60-х Полонский не примыкал ни к одному лагерю. Защищал в своих стихах поэзию «любви», противопоставляя ее поэзии «ненависти» («Для немногих», 1860, «Поэту-гражданину», 1864, «Блажен озлобленный поэт…», 1872), но и признавал невозможность любви «без боли» и жизни вне проблем современности («Одному из усталых», 1863, «И в праздности горе, и горе в труде…», 1865). Полонский написал пьесу «Разлад», в которой одобрял политику правительства по отношению к польскому восстанию 1863 (опубл. в «Эпохе», 1864).

В к. 60-х в стихах Полонского появляется гражданская тема: «Миазм» (1868), «В альбом К. Ш.» (1871), «Слепой тапер» (1976), «Узница» (1878), «Старая няня» (1881); их основные мотивы восходят к поэзии Некрасова. В лирике Полонского отразились колебания поэта между «тревогами сердца» и «гражданственными тревогами». Старания Полонского отвечать запросам времени были восприняты критикой лишь как проявление эклектической природы его таланта. И. Тургенев защищал Полонского от упреков в несамостоятельности и эклектизме.

В 80—90-е в поэзии Полонского преобладают религиозно-мистические настроения. Сборник стихов «Вечерний звон» (1890) проникнут мотивами смерти, мимолетности человеческого счастья; в гипертрофированном виде здесь развились и раньше присущие Полонскому образы ночных видений, снов, галлюцинаций. Тем не менее именно в это время к Полонскому пришло признание читателей. Некоторую роль в сплочении культурных сил России имели литературные собрания («пятницы») Полонского.

Поэтику Полонского отличают широкое обращение к разговорному языку, отмеченная Тургеневым смесь «простодушной грации» и «свободной образности языка» (напр., «От зари роскошный холод проникает в сад» из стихотворения «Качка в бурю», 1850, поразившего юного А. А. Блока); свободное выражение чувств лирического героя, как бы размышляющего вслух («система вопросов и ответов» — «Не мои ли страсти…», 1850, «В глуши», 1855, «Неизвестность», 1865, «Откуда?!», 1871); использование сюжетно-новеллистической композиции («Финский берег», 1852, «Смерть малютки», 1854, «Женщине», 1859, «У двери», 1888); привлечение сказочных и мифологических образов («Солнце и месяц», 1841, «Бэда-проповедник», 1841, «Агарь», 1855, «Орел и голубка», 1887). Лучшие стихи Полонского — лирические: «Дорога» (1942), «Зимний путь» (1844), «Последний разговор» (1845), «Затворница» (1846), «Ночь» (1850), «Песня цыганки» (1853), «Колокольчик» (1854) и др. С лирическими стихами, близкими народной песне и цыганскому романсу, связано влияние Полонского на раннего Блока. Жанровый диапазон творчества Полонского широк: он писал поэмы и пьесы (в стихах и прозе), рассказы, повести, очерки, публицистические статьи, мемуары, романы («Дешевый город», 1879 и «Крутые горки», 1880—81). Критика отмечала близость его прозы, особенно в малых жанрах, к стихам. Опыт создания Полонским либретто для оперы «Кузнец Вакула» (1872) по повести Н. В. Гоголя «Ночь перед рождеством» (муз. П. И. Чайковского, пост. 1876) интересен как первая комическая трактовка гоголевского сюжета, утвердившаяся в русской оперной музыке 70—80-х. В числе неоконченных произведений Полонского — роман «Признания Сергея Чалыгина», многотомная история человеческой души (написана только часть, посвященная детству героя и событиям эпохи декабризма, опубл. 1867); исторические поэмы «Келиот» (1874) и «Братья» (1868—70); автобиографический роман в стихах «Свежее предание» (1861—62), среди персонажей которого — Белинский и Камков (поэт И. П. Клюшников). Менее удавались Полонскому сатирические и эпические произведения в стихах. Ок. 75 стихотворений Полонского положено на музыку (П. И. Чайковский, А. С. Даргомыжский, С. И. Танеев, С. В. Рахманинов и др.). Народными песнями стали «Песня цыганки», «Затворница».

Э. П.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа.

И.И. Ясинский про Я.П. Полонского

Еще живя в Чернигове, я вошел в сношения, как начинающий поэт, с Полонским, который был тогда редактором только что возникшего журнала «Пчела». Мое стихотворение было принято и напечатано, что было, конечно, молодому стихотворцу лестно, и именно потому, что принял Полонский.

Муза Полонского была мне знакома, разумеется, с детства, так как его стихотворениями изобиловали школьные хрестоматии. В особенности популярна была его детская поэмка «Солнце и месяц» 676, а в доме у нас распевали, да и везде, деревенские барышни за четырехногим фортепьяно романс его — «Под окном в тени мелькает русая головка» 677. Помню, большая поэма Полонского «Собаки» была напечатана в «Отечественных записках» 678, и критика порядочно издевалась над его длинными бытовыми поэмами, а он защищался против нападок критиков, выставляя всю прогрессивность своей лиры и указывая на полное тождество проводимых идей с идеями Писарева 679. Считал он себя подлинным сыном 40-х годов, примкнувшим к движению шестидесятовцев.

Приехавши в конце 70-х годов в Петербург, я узнал, что поэт Полонский служит в цензуре, правда в иностранной, что считалось не столь позорным, и что он уже в больших чинах, уже — генерал. На одном литературном вечере я увидал его высокую фигуру, опирающуюся на костыль. Мне до сих пор неизвестно, почему хромал Полонский 680; знаю только, что он был долгое время в Тифлисе и прекрасно описал его 681. Когда потом, уже в XX веке, мне пришлось быть в этом городе во время войны, я поражен был необыкновенно точным рисунком и живописью, с какой Полонский изобразил столицу Грузии. И то сказать, что она не особенно, должно быть, изменилась с 40-х годов, с тех пор, как там служил Полонский.

Я лично познакомился с ним на квартире у Минского. Приехав из Киева, я остановился у Минского, и часов в 11 утра к нему приехал с визитом Яков Петрович. В общем разговоре я напомнил ему о том, что я был, так сказать, поэтическим крестником его, и он сейчас же вспомнил мое стихотворение и пожалел, что ему скоро пришлось выйти из «Пчелы» как редактору, иначе он придал бы этому журналу совсем другой характер. Он очень удивился, когда я сказал ему, что в провинции в большом ходу некоторые его романсы.

— А я, представьте себе, даже и не знал, что положен на музыку! Надо будет добыть, пойду по магазинам и спрошу.

Тут он пригласил меня заходить к нему и сказал, что у него приемы по вечерам и что пятницы Полонского уже известны в литературном мире 682.

В течение многих лет потом я бывал у Якова Петровича на углу Бассейной и Знаменской 683. Квартира его помещалась в пятом этаже, и он ежедневно, отправляясь на службу в цензурный комитет, имел мужество взбираться по крутым маршам вверх, опираясь, как Байрон, на свой знаменитый костыль.

По пятницам у него собиралось много народу, все больше литераторы и музыканты; часто бывал Рубинштейн. Концерты Полонского были всегда изысканны, с самыми последними музыкальными новостями можно было познакомиться прежде всего у него. Певцы, пианисты и пианистки исполняли лучшие отрывки из Вагнера, Сен-Санса и Грига, тогда только что пробивавших себе дорогу в русском обществе, причем Вагнер трактовался иными критиками как варвар 684.

За большим столом пили чай, а в промежутках между музыкальными номерами беседовали о литературных явлениях дня. Постоянным посетителем вечеров Полонского были, между прочим, Леонид Майков, историк литературы; Страхов, глубокий мыслитель в области, которая была уже чужда новому поколению, почти метафизик; художник и романист Каразин; Соловьев Михаил Петрович, впоследствии ставший грозным начальником печати, а до 90-х годов сотрудничавший в «Вестнике Европы» как эстет и художественный историк, знаток византийских древностей и интересный миниатюрист-иллюминист. Он показывал образчики своих произведений. Великолепно расписанное им Евангелие он хотел преподнести царице и, должно быть, преподнес.

Этот Соловьев, однажды заговорив о византийских золотых эмалях, вовлек меня в беседу об этом предмете, о котором я имел тогда некоторое представление, благодаря коллекции, которую собирал французский артист Михайловского театра Мишель. Да, кстати, я знал и кое-какую литературу по этому предмету. По-видимому, Соловьев возымел обо мне преувеличенное представление как о знатоке византийского искусства. Бывало, увидит меня и сейчас же начинает толковать об эмалях, так что я стал избегать его.

Появлялись на пятницах Полонского Аполлон Майков, поэт Козлов, Плещеев, Арсений Голенищев-Кутузов. Из женщин-писательниц заглядывала Панаева-Головачева, автор «Трех стран света» 685 и сотрудница Некрасова. Вторая жена Полонского Жозефина Антоновна занималась скульптурой, и ей принадлежал памятник Пушкину, поставленный в Одессе 686, не могу сказать, чтобы хороший, впоследствии, кажется, разрушенный.

Сам Полонский, пока шумели, пели, играли и спорили гости в большом зале, просиживал в кабинете, где стоял полусумрак, курил крепкие сигары, пил чай и кому-нибудь из любителей поэзии читал свои, еще не вышедшие в свет стихотворения, загробным певучим голосом, в той манере, которая теперь, в последнее время, вошла опять в моду. По словам Полонского, Пушкин также читал свои стихотворения нараспев.

Когда взошла звезда Чехова, Полонский увлекся им, стал посвящать ему свои произведения 687, но Чехова, хотя он и бывал у него, я никогда не встречал на пятницах Полонского. Большим почитателем пятниц Полонского был поэт Случевский, редактор «Правительственного вестника» и занимавший ешще какую-то большую должность в Конюшенном ведомстве 688. У него из-под обшлага сюртука всегда выглядывали крупные звезды. Хотя к нему молодежь уже относилась как к истинному поэту, и, помню, в журнале «Весы» Валерия Брюсова его особенно выделили на фоне старых поэтов как предшественника декадентской лирики 689, но все-таки я никак не мог забыть его стихотворений, напечатанных им когда-то в «Русском вестнике» в начале 60-х годов 690. Там в стихах он позволял себе такие сокращения, как «на стрже» вместо «на страже» (ходят журавли на стрже) 691.

Случевский был доктор философии, гейдельбергский студент 692; и старался быть с молодыми литераторами, посещавшими Полонского, как можно любезнее и проще, предлагал тосты за их здоровье и называл их товарищами.

Разумеется, Виктор Бибиков, милый вездесущий юноша, не преминул поразить Полонского знанием наизусть всех его стихотворений. Думается, он не пропускал ни одной пятницы, раньше всех приходил и позднее уходил.

Однажды Полонский, уже уставший, простившись со всеми гостями, сидел у топившегося камина и слегка дремал. Бибиков пришел последним пожать ему руку. Полонский взял его руку и зажал в своей, да и заснул. Бибиков из благоговения к поэту не решился выдернуть свою руку. Так он простоял около получаса. Вошла Жозефина Антоновна укладывать мужа в постель, увидела, что он держит за руку Бибикова, и вскричала:

—           Боже мой, да он вас забыл в руке!

Вообще забывчивостью и рассеянностью Полонский славился. Ему ничего не стоило за чайным столом в вазочку с вареньем погрузить окурок сигары.

У Майкова за ужином Полонский, которому что-то не понравилось, встал с своего места и начал благодарить гостей за честь, которую ему оказали, посетивши его.

—           Но только извините, пожалуйста, за плохой ужин, — вообразив, что Майков у него в гостях, а не он у Майкова, заключил Полонский, — в особенности извиняюсь перед Аполлоном Николаевичем, что ничем мы не могли угодить ему. Он так ни до чего и не дотронулся. В другой раз ужин будет гораздо лучше, я сам присмотрю.

Кстати, еще анекдот о Полонском. Когда был его юбилей 693, царь пожелал видеть его. В назначенный день напялил он генеральский мундир и отправился представляться. Был он не один, с несколькими такими же счастливцами. Их выстроил церемониймейстер, и вошел царь, прямо направившись к Полонскому, обращавшему на себя внимание высоким ростом и костылем.

—           Позвольте узнать вашу фамилию? — спросил царь.

Полонский растерялся и забыл свою фамилию. Он беспомощно пожал плечами и сказал:

—           Вы извините, ваше величество, никак не могу припомнить, — и указал на свой лоб, — вертится, вертится, а вот хоть убейте, — и потом, обратившись к церемониймейстеру: — Доложите, пожалуйста, его величеству, как меня зовут.

—           Это известный поэт, ваше величество: Яков Петрович Полонский! — доложил церемониймейстер.

Царь «милостиво» улыбнулся.

—           Очень приятно, я с детства знаю вас. Не окажете ли честь мне и моему семейству позавтракать с нами?

С придворной точки зрения это была неслыханная милость. Полонский, однако, ответил:

—           Нет, покорно благодарю, ваше величество, я только что позавтракал, а дважды обременять желудок не имею привычки.

—           Ну, как вам угодно, — отвечал царь.

—           Экая ты телятина! — сказал ему Аполлон Майков, когда узнал об этом ответе царю.

—           Что делать, вообще я глуп, — признался Полонский.

Глупость он считал для поэта вообще достоинством.

Я как-то был у Полонского, когда к нему в кабинет вошел, отдуваясь, полный и очень пожилой человек с красным носом, по-видимому, страдавший сильнейшим насморком.

—           Фет! — вскричал Полонский. — Здравствуй, красавец, а я только что перечитывал твои стихи! До чего ты очарователен, неподражаем и глуп, — и он бросился обнимать старого друга.

В 1887 году Полонский приехал в Киев и провел у меня целый день, с утра до позднего вечера. Это было летом, стояла чудесная погода. Благоуханный воздух, тополевые бульвары, южное солнце ободрили старика, подняли его нервы, он как-то вдруг помолодел, и костыль не помешал ему исходить со мною пешком чуть ли не весь город. У Софийского собора встретили мы синеглазую девочку лет 14-ти.

—           Смотри, какая прелесть! — вскричал он и тут же сказал экспромт в честь ее красоты.

Я понадеялся на память и не записал тогда очень красивое восьмистишие, которым разрешился поэт.

Пешком взобрались мы и на Андреевскую гору, уже когда заходило солнце. С Андреевской горы вообще дивный вид на Днепр и заднепровские дали. Внизу расстилался Подол, тоже живописная часть города с зеленеющей Приоркой, где когда-то жили художники и мастера, выписанные Ярославом Мудрым из Византии.

—           Как все ново, когда смотришь на природу с таких пунктов, каких я еще не наблюдал. Такое впечатление, как помните, когда в первый раз, в детстве, вдруг слетит завеса с пейзажа, перед тем незаметного для вас. Да вот вам способ, кстати, как аспиранту живописи увидеть под новым углом зрения хотя бы солнечный закат. Встаньте к нему спиною, — и Полонский встал спиною, — теперь нагните голову до самой земли, вот так.

Он нагнулся, и шапка слетела с его плешивой головы.

—           И смотрите между ног на облака и на все!

Я последовал его примеру.

—           Не правда ли, волшебство?

—           В самом деле, что-то прекрасное, — отвечал я.

Так мы простояли около полуминуты на Андреевской горе. Никто нас не увидел, а то осмеяли бы.

Когда Полонского хоронили, собрались в церковь все его пятничные друзья, но еще больше было генералитета, и среди провожавших его прах появился великий князь Константин Константинович в звездах и в голубой ленте; а Случевский, возвращаясь с похорон, предложил всем поэтам, бывавшим у Полонского, перенести пятницы к нему и продолжить их в честь покойного 694.

Пятницы Случевского уже не носили, однако, такого торжественно-литературного характера, какой был присущ пятницам на углу Знаменской и Бассейной. Не было обаяния старины, не было того литературного воздуха.

От Полонского не пахло генералом, чиновником он был, можно выразиться, по недоразумению. Трудно было прожить стихами, и пришлось так или иначе служить, но поэтическая физиономия Полонского совершенно заслоняла собою его мундир, да и тот был съеден молью, и надевал он его дважды: первый раз, когда явился к царю, и второй, когда отправился на тот свет. Случевский же преимущественно был чиновником, хотя он и томился жаждой поэтических лавров.

На вечерах у Случевского первую скрипку играл обыкновенно Фофанов 695, впрочем, бывал и читал свои стихи Брюсов696, и появлялись Бальмонт 697 и Сологуб. Музыкальная часть была упразднена. Много было начинающих поэтесс с прелестными лицами и слабыми стихами. Высоченный сын Случевского, печатавший свои статьи под псевдонимом Лейтенант С., иногда оживлял общество рассказами о Японии.

Когда Случевскому участники его пятниц сделали ужин по истечении года в ресторане «Малый Ярославец» 698, Фофанов, которому предложено было прочитать стихи Случевского, встал, порвал приготовленное заранее произведение и произнес ругательное слово.

—           Ну какой же это поэт, — заголосил он, — кого мы чествуем, хотел бы я знать? Тайного советника, уродовавшего художественное слово всю свою жизнь!

Фофанова стали останавливать со всех сторон, но Случевский засмеялся и попросил им не мешать. Он подошел к Фофанову и предложил выпить на «ты».

—           На «ты» я не могу с тобой выпить, — сказал Фофанов, — я уже тебя обругал как следует, но все же товарищем тебя я не могу признать. Ты не поэт, а сапожник!

Вечера Случевского еще не закончились, они давались еще и в следующие годы, но постепенно падали, все меньше и меньше посещались и наконец угасли 699.

Молодые поэты «вечеров Случевского» стали издавать под редакцией Лихачева журнальчик «Словцо», также не имевший успеха, и только о сборнике «Денница» 700, изданном этим кружком, можно упомянуть с некоторым одобрением.

Кстати отмечу, что один фельетонист, бывавший на вечерах Случевского, метко назвал этот кружок «клубом взаимного восхищения».

Поэтические вечера в память Полонского были легализованы и возобновились в скором времени 701, не имея, однако, постоянного пристанища. Поочередно они кочевали из дома в дом, собираясь то у Авенариуса, то у меня на Черной речке, то у поэтессы Кильштет 702, то у Соколова. Членами этого кружка были, между прочим, Гумилев, Ахматова, Сологуб, Бальмонт, Городецкий, Фидлер, Быков, Случевская, Хвостов, Блок 703, Каменский, Аничкова, Соловьева-Аллегро, Вишневский-Черниговец и многие другие. Чтобы вступить в кружок, надо было уже иметь свою книгу стихотворений или же пользоваться общим признанием. Почти все поэты, жившие в Петербурге, входили в наш кружок. Я был избран председателем 704.

Справедливость требует сказать, что хотя мы обязаны были строго относиться к плодам нашей музы, но и этот кружок можно было бы назвать также «клубом взаимного восхищения». Был это последний кружок поэтов, дотянувших свое бытие до революционного перелома. Его можно помянуть, во всяком случае, добрым словом. На его собраниях было весело, все чувствовали себя непринужденно, по-товарищески, и, может быть, на некоторых из начинающих поэтов он все же оказал благотворное влияние.

Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010, с. 356-363.

Примечания

676         Это стихотворение было опубликовано в № 1 «Отечественных записок» за 1841 г.

677         Цитируется первая строка стихотворения Полонского «Вызов» (1845), положенного на музыку несколькими композиторами.

678         Ошибка: поэма Полонского «Собаки» была опубликована в журнале «Пчела»: Я.П. Собаки: Юмористическая поэма // Пчела. 1875. Т. 2. № 2, 3, 6; отд. изд. — СПб., 1892.

679         Речь, вероятно, идет о статье Полонского «Прозаические цветы поэтических семян» (Отечественные записки. 1867. № 4), где он, в частности, писал: «В своих статьях г. Писарев является невольным популяризатором именно всего того, что когда-то во дни юности писалось мною» (С. 715). Ясинский неточно трактует отношение Полонского к Писареву. Статья «Прозаические цветы...» была резко полемичной: Полонский выражал несогласие с писаревским отрицанием исторической преемственности в литературе и культуре.

680         В июне 1859 г. поэт упал с дрожек и повредил себе ногу.

681         Полонский жил в Тифлисе с 1846 по 1851 г. Город описан им в стихотворном очерке «Прогулка по Тифлису» (1849) и повести «Тифлисские сакли» (1853).

682         О «пятницах» Полонского см.: Смиренский В. «Пятницы» Полонского // Прометей. 1972. Т. 9. С. 303—305; Опочинин Е.Н. Яков Петрович Полонский и его пятницы // Среди великих. М., 2001. С. 319—334.

683         Я.П. Полонский жил на Знаменской улице, 26 (ныне — ул. Восстания), начиная с 1883 г. и все 1890-е гг.

684         О рецепции Вагнера в России см.: Bartlett R. Wagner and Russia Cambridge, 1995; Рихард Вагнер и Россия / Ред.-сост. Э. Махрова, Р. Поль. СПб., 2001.

685         Роман «Три страны света» (Современник. 1848. № 10—12; 1849. № 1—5; отд. изд. — СПб., 1849) написан А.Я. Панаевой совместно с Н.А. Некрасовым и И.И. Панаевым.

686         Памятник Пушкину в Одессе был открыт 16 апреля 1889 г. О Ж. Полонской см: Фонякова Н.Н. Скульптор Ж.А. Полонская // Тургеневский сборник: Материалы к Полному собранию сочинений и писем И.С. Тургенева. Л., 1967. Т. 3. С. 279—292.

687         А.П. Чехову посвящено стихотворение Полонского «У двери» («Однажды в ночь осеннюю...») (впервые — Север. 1888. № 13).

688         В 1874 г. Случевский был назначен чиновником особых поручений при министре государственных имуществ (подробнее см.: Стечькин Н.Я. К.К. Случевский как поэт незримого // Рус. вестник. 1904. № 11. С. 361); в ведении Министерства государственных имуществ находилось тогда и Государственное коннозаводство. В 1880 г. Случевский получил чин действительного тайного советника. В 1891 г. он стал главным редактором газеты «Правительственный вестник».

689         Вероятно, имеется в виду статья В. Брюсова «Поэт противоречий» (Весы. 1904. № 10. С. 1—5). Ср.: «Все мировоззрение Случевского исполнено тех внутренних противоречий и противоборствий, не примиренных между собой сил, несоглашенных хоров, диссонансы которых образуют иногда, как бы случайно, неожиданную, как бы не узнанную гармонию. Среди любимых мыслей Случевского была одна — о том, что Зло, злое начало, всегда предстает в одежде добродетели, говорит о честности, праведности, святости. Не смея прямо поклониться Злу, он смеется над Добром» (цит. по: Брюсов В. Среди стихов. М., 1990. С. 123).

690         Ошибка мемуариста. Случевский не печатался в «Русском вестнике» в 1860-х гг.

691         Неточно воспроизводится строка из стихотворения К. Случевского «В поле борозды, что строфы..», опубликованного впервые в «Русском вестнике» (1883. № 10. С. 853). Ср.: «В поле борозды, что строфы, / А рифмует их межа, / И по ним гуляют дрофы, / Чутко шеи настр'ожа!».

Мемуарист подразумевает то «небрежение» законами языка и стихосложения, которое было присуще ранним стихам Случевского. Ср.: «Неправильное ударение, неожиданное введение в русский стих французского апострофа, столкновение несовместимых согласных и усечение не вмещающихся в строку слов — все здесь говорит о борьбе с языком, борьбе не всегда победоносной» (Сахаров В. И. Заповедный труд (Константин Случевский: поэзия и судьба) // Случевский К. Стихотворения. М„ 1984. С. 13.).

692         В Гейдельбергском университете К.К. Случевский слушал лекции в 1860, 1862, 1864—1865 гг., в 1865 г. получил там степень доктора философии.

693         По-видимому, имеется в виду 50-летие литературной деятельности Полонского, торжественно отмечавшееся в 1887 г.

694         Первый поэтический вечер у Случевского состоялся 1 октября 1898 г. См.: Смиренский В. К истории пятниц К.К. Случевского // Рус. литература. 1965. № 3. С. 216—226; Сапожков С. «Пятницы» К.К. Случевского (по новым материалам) // Новое литературное обозрение. 1996. № 18. С. 232—281.

695         К. Фофанов часто бывал на «пятницах» в течение первого года их существования, а затем посещал вечера лишь изредка (см.: Смиренский В. Указ. соч. С. 221).

696         В.Я. Брюсов впервые посетил К.К. Случевского 11 декабря 1898 г. См.: Брюсов В.Я. Дневники. Автобиографическая проза. Письма. М., 2002. С. 70—71.

697         О литературных контактах К.Д. Бальмонта и Случевского см.: Тахо-Годи Е. Константин Случевский: (портрет на пушкинском фоне). СПб., 2000. С. 325—332.

698         «Малый Ярославец» — ресторан в Петербурге (ул. Большая Морская, 8)

699         Вечера на квартире Случевского проходили по 1903 г.

700         О содержании этого издания см.: Сапожков С. «Пятницы» К.К. Случевского. С. 261.

701         После смерти Случевского (25 сентября 1904 г.) участники кружка решили продолжить заседания в форме «Вечеров Случевского». В разное время Ф.Ф. Фидлер, Ясинский и Н.Н. Вентцель были председателями этого кружка.

 «Собрания, проводившиеся ежемесячно (с октября по май), носили интимный характер. <...> Одни читали (каждый приблизительно по три стихотворения), другие обменивались впечатлениями. Затем собравшимся предлагался ужин, который нередко затягивался до утра <...>. В марте 1908 года бьш поднят вопрос о легализации "Вечеров Случевского", и 17 апреля Кружок получает официальный статус. Председателем легализованного Кружка избирается поэт Ф.В. Черниговец-Вишневский (через год его сменил Н.Н. Вентцель)» (Азадовский К.М., Тименчик Р.Д. К биографии Н.С. Гумилева (вокруг дневников и альбомов Ф.Ф. Фидлера) // Рус. литература. 1988. № 2. С. 174).

Последнее собрание кружка состоялось 4 ноября 1917 г. у баронессы Таубе (Софьи Николаевны Аничковой). См. ее воспоминания: Аничкова С. (баронесса Таубе). Загадка Ленина. Из воспоминаний редактора. Прага, [1935]. С. 8—11.

702         К творчеству Килыитет, не принадлежавшей к какому-либо литературному направлению, Ясинский в 1910 г. относился с симпатией: «Г-жа Веселкова-Кильштет — поэтесса, дарование которой не только нельзя отрицать, но и надо признать незаурядным. Ее стих — звонок, красив и прост. <...> от песен поэтессы, посвященных милым мелочам усадебного быта, веет лиризмом хорошего тона» (Чуносов М. [Ясинский И.]. Новые книги (М.Г. Веселкова-Кильштет. Песни забытой усадьбы. СПб.) // Новое слово. 1912. № 4. С. 157).

703         Поэзию Блока Ясинский в начале 1910-х гг. оценивал высоко, хоть и назвал его в рецензии на «Собрание стихотворений» 1912 г. «начинающим поэтом». См.: Чуносов М. [Ясинский И.]. Александр Блок. Книга I, II и III. М, 1912 // Новое слово. 1912. № 9. С. 155. См. также рец. Ясинского на 3-ю книгу «Собрания стихотворений» Блока (Новое слово. 1912. № 8. С. 159). О литературных контактах Ясинского и Блока см.: Письма А.А. Блока к И.И. Ясинскому / Вступ. статья, подгот. текста и примеч. А.В. Лаврова // Блоковский сборник XVI. Тарту, 2003. С. 167—180.

704         О заседаниях кружка поэтов под председательством Ясинского см.: «Вечер Случевского [на квартире И. Ясинского]» // Известия книжных магазинов товарищества М.О. Вольф по литературе, наукам и библиографии. 1915. № 12. Стб. 174 (2-я паг.).

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Полн. собр. соч. Т. 1—10. СПб., 1885—86;

Повести и рассказы. 2-е изд. Ч. 1—2. СПб., 1895;

Полн. собр. стихотворений. Т. 1—5. СПб., 1896;

Стихотворения и поэмы / Ред. и прим. Б. Эйхенбаума. Л., 1935;

Стихотворения / Вступ. ст., подгот. текста и прим. Б. М. Эйхенбаума. Л., 1954; [Письма к И. С. Тургеневу] / Вступ. ст. Э. А. Полоцкой // Литературное наследство. Т. 72. Кн. 2. М., 1964.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС