Наполеона III, Бонапарт, Луи Наполеон |
|
1808-1873 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАХРОНОС:В ФейсбукеВКонтактеВ ЖЖФорумЛичный блогРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Наполеона III
Наполеон III Бонапарт. Луи-Филипп — король биржевиковИюльская революция 1830 г. закрепила победу буржуазии над дворянством. Но господствовала — с 1830 по 1848 г. — не вся буржуазия, а только ее наиболее богатая часть — так называемая финансовая аристократия, в состав которой входили банкиры, крупные биржевые дельцы, в 40-х годах — также и «железнодорожные короли», владельцы угольных копей, рудников, лесов, крупные землевладельцы. Финансовая аристократия «диктовала в палатах законы, она раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казенными табачными лавками» *. Рабочие, крестьяне, все мелкие промышленники и торговцы были вовсе отстранены от участия в политической власти. Объективно главной задачей капиталистического развития Франции в те времена было завершение промышленной революции. Но в условиях господства финансовой аристократии политическое влияние промышленников почти неуклонно падало. В первые годы Июльской монархии число представителей промышленников в палате депутатов было близким к половине ее состава, а в середине 1847 г. оно сократилось до одной трети. Осенью 1846 г. Энгельс ясно указал на это важнейшее противоречие политической жизни самого буржуазного общества во Франции: законодательная власть в последние времена Июльской монархии была более, чем в предшествующие годы, воплощением _____ * К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 8. [226] слов финансиста Лаффита, сказанных на следующий день после июльской революции: «Отныне править Францией будем мы, банкиры» *. Процитировав эти же слова Лаффита, Маркс вслед за тем вскрыл коренную причину возрастающего господства финансистов: с самого начала финансовая нужда поставила монархию Луи-Филиппа в зависимость от верхушки буржуазии, а в следующие годы сама эта зависимость становилась источником еще более острой финансовой нужды **. Задолженность государства представляла, пояснял Маркс, прямой интерес для финансовой аристократии, спекулировавшей на государственном дефиците и повторявшихся государственных займах. Посредством займов финансисты обирали государство и грабили сбережения тех граждан, которые, приобретая процентные государственные бумаги, безвозвратно теряли часть своих денежных средств, если не были случайно посвящены в тайны парижской биржи. Биржа формально определялась как «объединение всех лиц, заинтересованных в продаже и покупке ценных бумаг». Но роль и значение биржи были неодинаковы в различные времена. Через 11 лет после июльской революции торгово-промышленная газета так характеризовала французскую фондовую биржу: «У парижской биржи нет больше ничего действительно коммерческого... Биржа, как все это знают, стала притоном спекулянтов... притон, однако, продолжает все более разорять промышленность и в своей триумфальной безнаказанности представляет зрелище таких деяний, сказать о которых: «подвиги каторжников» — значило бы выразиться слишком слабо» ***. Эти гневные слова справедливы, но они требуют пояснений Ведь еще Наполеон Бонапарт, беседуя с графом Моллиеном, вы дающимся знатоком финансового дела, с возмущением говорил, что для парижских биржевиков нет ничего святого и что средства их обогащения — ложь и подлог. По мнению Наполеона, такой безнравственности не было на амстердамской и лондонской биржах. Моллиен отвечал, что положение в Голландии и Англии исключает всякую возможность сравнения с Францией во всем, что касается биржи. В Голландии и Англии — совсем иные условия покупки и продажи государственных ценных бумаг; их понижение за день т _____ * См. К. Маркс и СР. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 27. ** См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 8—10. *** «Memorial du commerce et de l'industrie», 1841, V, p. 25—28. В этой главе факты экономической и социальной истории установлены преимущественно по материалам Национального архива Франции (серия F12) и показаниям очевидцев; стачечная борьба и другие выступления рабочих и крестьян освещаются главным образом по материалам судебной газеты «Gazette des Tribunaux», просмотренной почти за весь период Июльской монархии. [227] олько на полпроцента или еще меньше было бы равносильно «целой революции». А во Франции курс государственных бумаг падает в течение дня до двух-трех процентов и это — обычное явление. «Почтенные коммерсанты» в Лондоне и Амстердаме сами бывают на биржах. Парижская же биржа обычно не посещается крупными коммерсантами; она заполняется агентами биржевых тузов и более всего авантюристами, которые, не зная сложного биржевого дела, ведут поистине азартную игру и чаще всего проигрывают, разоряются. Изменчивость судеб наполеоновских войн и политические перевороты начала XIX в. в громадной мере содействовали росту крупных биржевых спекуляций. И как раз на лондонской, более «нравственной», бирже свершилась сразу после битвы при Ватерлоо грандиозная спекуляция, обогатившая английского биржевика Натана Ротшильда более чем на 1 млн. ф. ст. только за один день. Разумеется, и в этом случае обман был средством обогащения: ловко пущенный ложный слух о поражении англичан при Ватерлоо создал на бирже катастрофическое падение государственных бумаг, в сбыте которых, как видел это весь биржевой люд, участвовал сам Натан Ротшильд. Но в то время, когда все известные агенты Ротшильда сбывали стремительно падавшие государственные бумаги, другие, тайные, скупали их: в тот день во всем Лондоне только один Натан, побывавший при Ватерлоо и мгновенно вернувшийся в Англию, знал, что поражение потерпели французы, а не англичане. Рост биржевых спекуляций — значительный факт в истории тех бурных времен; но этот факт еще не объясняет особенностей биржевой жизни во Франции в период Июльской монархии. Когда одного из Ротшильдов спросили, как достичь успеха на бирже, он ответил, надо уметь предвидеть непредвидимое. В годы Июльской монархии у французских финансистов и появилась особенно широкая возможность «предвидеть» и одновременно искусственно создавать непредвиденное. Французский отпрыск банкирской династии барон Джемс Ротшильд имел свободный доступ к королю Луи-Филиппу; он узнавал тайны внешней и внутренней политики Франции, а также дипломатические секреты других государств. А общий капитал братьев Ротшильдов, живших в разных странах Европы, был больше 2 млрд. фр. В конце 40-х годов только у четырех французских банкирских домов было 2,5 млрд. фр., т. е. лишь на 1 млрд. меньше, чем во всей казне Франции. «Какая же свобода сделок может существовать в этих условиях?» * Король Луи-Филипп, крупнейший во Франции лесовладелец и _____ * «»Gazette de France, 3.III 1846. [228] «Франция, отданная на растерзание воронам». Ж. Гранвиль, Э. Форе финансист, был лично заинтересован в укреплении господства финансовой аристократии. Потомок древнего рода герцогов Орлеанских, Луи-Филипп был главарем той «акционерной компании», которая грабила Францию. К 1841 г. у него лично (не считая богатств, принадлежащих членам семьи) было около 800 млн. фр. Со страниц сатирических изданий долго не сходил карикатурный образ Луи-Филиппа — разжиревшего буржуа; и когда в юмористических листках появились нарочито повторявшиеся слова о толстом, жирном и глупом карнавальном быке, каждому было понятно, что речь шла о короле Луи-Филиппе. Но он не был глуп! Стендаль не без оснований называл его самым хитрым из всех королей. Запросто появляясь на улицах в штатском костюме, здороваясь за руку с лавочниками и прикидываясь, будто бы он действительно примирился с конституционным ограничением своей власти, «король-буржуа», как тонко заметил Генрих Гейне, скры- [229] вал в своем мещанском дождевом зонтике «самый абсолютный скипетр». Остроумие Гейне неоспоримо, но его политические прогнозы не всегда были точны. Превосходно изображая Казимира Перье, одного из первых министров Июльской монархии, человека очень властного, хотя и обладавшего той добродушной «банкирообразностью», видя которую, как писал Гейне, постоянно хочется спросить об оптовых ценах на кофе, великий немецкий поэт напрасно представил Казимира Перье «Атлантом», удерживающим «и биржу, и Орлеанский дом, и все государственное здание» *. Холера унесла «Атланта» в могилу в 1832 г., но биржа и Орлеанский дом уцелели. Гораздо сильнее, чем Перье, были неофициальные министры — банкиры Ротшильд и Фульд. Биржевики пользовались тогда громадным влиянием на прессу, какого ранее не бывало. Период Июльской монархии характеризуется невиданным ростом периодики — выходило более 700 названий газет и журналов **. Но крупная буржуазная пресса была в значительной части-подкупна. Торговля журнальной совестью была так обычна в Париже, что и не считалась за стыд и преступление. Это и было дорого для правительства финансовой аристократии, для биржевиков. Доверчивый француз, множество раз обманутый, почти разоренный, снова хватался за всякую газетную новинку, снова верил известиям, выдуманным лишь «для возбуждения ужаса на бирже». Орлеанистская пресса, например «Журналь де Деба» и «Ля Пресс», постоянно получала правительственные субсидии из средств, предназначенных на тайные расходы. Учредитель и редактор «Ля Пресс» Эмиль де Жирарден был бессовестным авантюристом, организатором дутых акционерных обществ. К числу периодических органов, еще сохранивших некоторую независимость, относили газету «Сиекль» — орган так называемой династической оппозиции, возглавлявшейся Одилоном Барро. Тоже независимым, но более левым был «Французский курьер», критиковавший правительство Луи-Филиппа. Против Орлеанов выступали и крупные легитимистские газеты «Ля Котидьен» и «Газетт де Франс». Наряду с биржевиками опорой орлеанистской монархии была многолюдная и пестрая прослойка рантье, т. е. лиц, живших доходами со своих капиталов. Особенно много было рантье в Париже. Как писал Бальзак, тогдашний Париж потерял бы свои характерные особенности, если бы из него удалили рантье ***. Раз- _____ * Г. Гейне. Собр. соч. Изд. П. Б. Вейнберга. СПб., т. 4, стр. 86. ** Т. Якимович. Французский реалистический очерк. 1830—1848 гг. М., 1963, стр. 80. *** О. де Бальзак. Собр. соч. в 24 томах, т. 23. М., 1960, стр. 147. [230] новидностей рантье было много; к ним причислял Бальзак людей военных и штатских, постоянно проживавших в Париже и жителей окрестностей столицы. Среди этих существ человекообразных, с глазами, тусклыми, «как у рыбы, которая уже не плавает, а лежит среди зелени петрушки» *, наиболее отвратительной разновидностью был ростовщик, безнаказанно взимавший с должников — даже при краткосрочных ссудах — по 50%. Этим выродкам и носить бы полосатую рубаху каторжника! Но, по свидетельству Бальзака, ростовщики вступали в франкмасоны и просили художников изображать их в «костюме дигнитария ложи Великий Восток» **. Понятно, что рантье любили короля, верховного ростовщика, и всю свою ненависть обрушивали на республиканцев. _____ * Там же, стр. 145. ** Там же, стр. 168. [231] Цитируется по изд.: История Франции. (отв. ред. А.З. Манфред). В трех томах. Том 2. М., 1973, с. 226-231. Вернуться на главную страницу Луи Наполеона
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |