Мережковский, Дмитрий Сергеевич

1865-1941

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Мережковский Дмитрий Сергеевич (2[14].08.1865—7.12.1941), исторический романист, поэт, драматург, переводчик, критик. Родился в С.-Петербурге. Воспитывался в 3-й классической гимназии. Примерно в 13 лет, подражая «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина, сочинил первое стихотворение. Тогда же написал и первую критическую статью — классное сочинение «Слово о полку Игореве». Первые стихи напечатал в 15 лет в сборнике «Отклик» (1881) и в «Живописном обозрении».

В первом еще подражательном сборнике «Стихотворения». 1883—1887» (1888) Мережковский стоит «на распутьи» в мучительных размышлениях над проблемой существования Бога, личного бессмертия, добра и зла, своего общественного призвания. Вторая книжка стихов Мережковского — «Символы (Песни и поэмы)» (1892), по оценке В. Я. Брюсова, «замечательна разносторонностью своих тем. Пушкин и античная трагедия, Эдгар По и Бодлер, древний Рим и Франциск Ассизский. <…> То был первый дар Мережковского на алтарь <…> “вселенской культуры”».

1889—91 оказались поворотными в жизни писателя. «Смерть матери, болезнь жены и некоторые другие тяжелые обстоятельства… — писал Мережковский, — были причиной того религиозного переворота, который я пережил». Детская вера в религиозный смысл жизни, пройдя искус отрицания и сомнения, через университетское увлечение разнообразными позитивистскими концепциями стала вновь возвращаться к нему в виде мучительных опытов внутреннего познания. Познать Бога во многом значило для него уже не постигнуть его рассудком, а почувствовать сердцем и полюбить все сотворенное им даже во зле и грехе.

Третий сборник стихов Мережковского «Новые стихотворения» (1896) был проникнут ожиданием «нового порока», «дерзновением» («Дети ночи»), стремлением полюбить жизнь в больших и малых проявлениях («Пчелы»), полюбить жизнь как «вечную игру» («То, чем я был»), измеряя ее «новой, бесцельной красотой» («Голубое небо»). «Способен ли человеческий дух, — спрашивает себя поэт, — на новый и, может быть, на самый великий из подвигов, способен ли он превратить этот беспредельный ужас перед смертью в беспредельную любовь к Богу». Именно поэтому его интересуют такие титаны дерзновения духа, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Иов. В четвертом поэтическом сборнике Мережковского «Собрание стихов. 1883—1903» (1904) новых стихотворений оказалось немного («Трубный глас», «Детское сердце», «Молитва о крыльях» и др.). Если в третьем сборнике только теоретически декларировалось желание влюбиться в «демоническую» антиномичность бытия, то здесь мы видим попытку пристального вглядывания через собственный жизненный опыт в образцы этой таинственной двойственности («Двойная бездна»). В сборнике прослеживается и поворот к соборному христианству («О, если бы душа полна была любовью», «Трубный глас» и др.). Последний сборник «Собрание стихов. 1883—1910» (1910) был повторением сборника предыдущего, за исключением поэмы «Старинные октавы».

Широкую не только российскую, но и европейскую известность оригинально мыслящего художника Мережковский приобрел после публикации в «Северном вестнике» первого романа «Отверженный» (1895; впоследствии «Смерть богов. Юлиан Отступник»). Роман о последнем драматическом периоде раннего христианства в лице трагической фигуры имп. Юлиана явился первой частью трилогии «Христос и Антихрист» (1895—1905). Продолжение трилогии — романы «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1902) и «Антихрист. Петр и Алексей» (1904—05). Вслед за первой трилогией он пишет трилогию «Царство зверя» — уже на материале исключительно русской истории. В нее вошли драма «Павел I» (1908), а также романы «Александр I» (1911—12) и «14 декабря» (1918; первоначально «Николай I и Декабристы»).

В 1900—05 начинается история «главного» дела Мережковского: происходит формирование неохристианской концепции, создается знаменитое религиозное «троебратство» (Мережковский, его жена З. Гиппиус, Д. В. Философов), задается программа последующей религиозно-общественной деятельности. Исследование «Л. Толстой и Достоевский. Жизнь, творчество и религия» (1900—02), написанное между вторым и третьим романом трилогии «Христос и Антихрист», явственно отразило вышеупомянутый поворот в религиозных исканиях Мережковского — попытку преодоления демонического дуализма Земли и Неба на путях по-новому понятого учения Христа о «равносвятости» духа и плоти, о том, что и сам дух не бесплотная святость, а «Святая Плоть». Вообще конец века для Мережковского, как, впрочем, и для мн. др. символистов, является концом всемирной истории и началом нового апокалипсического, «сверхисторического пути», т. е. религии. Идея создания новой церкви, «нового религиозного сознания» Мережковских во многом вытекала из параллельно ими разрабатываемой метафизики — концепции Любви и Свободы как пути развития исторического христианства от язычества (царства Отца), через «бесплотную святость» одностороннего аскетизма (царство Сына) к единству «Святого Духа и Святой Плоти», к «Церкви Третьего Завета» как царству Святого Духа, «Богочеловека в Богочеловечестве». Постоянный поиск идеальной любви, соединяющей в себе духовное и физическое начало в процессе возрождения божественного, бессмертного плана человеческой личности, является главной особенностью религиозной метафизики Мережковских. Низшие формы человеческой любви через «влюбленность», по их убеждению, должны преобразиться в формы возвышенные, существенно отличаясь от похоти и просто любви.

Несмотря на огромный объем написанного, более 60 томов сочинений, наиболее ценную часть творческого наследия Мережковского представляют не романные трилогии, принесшие ему европейскую и мировую известность, не поэзия и драматургия, а литературно-психологические и религиозно-философские исследования. Уже в ранних своих статьях он пишет о Лонге, Флобере, Руссо, Сервантесе, Кальдероне, Монтене, Марке Аврелии, Ибсене, Гончарове, Майкове, Пушкине и т. д. Многие из этих работ вошли в сборник «Вечные спутники» (1897). Позднее появляются знаменитые исследования «Толстой и Достоевский», «Судьба Гоголя» (1903), «Гоголь и черт» (1906), такие сборники литературно-философских статей, как «Грядущий Хам» (1906), «Не мир, но меч», «В тихом омуте» (оба — 1908), «Больная Россия» (1910), «Было и будет» (1915), «Зачем воскрес» (1916), «Невоенный дневник» (1917). Им пишутся большие статьи о Достоевском — «Пророк русской революции» (1906), Серафиме Саровском — «Последний святой» (1907), Лермонтове — «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества» (1909). В 1915 Мережковский издает брошюры «Завет Белинского» и «Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев» (1915), в которых пересматривал традиционные представления о русских писателях.

Октябрь 1917 Мережковский воспринял как приход царства антихриста, и 24 дек. 1919 вместе с женой покидает Петербург и Россию. Менее года они пребывают в Варшаве, а затем, разочаровавшись в Пилсудском и Б. Савинкове, навсегда переезжают в Париж. В Париже Мережковские организуют литературно-философское общество «Зеленая Лампа» (1927—39), сыгравшее заметную роль в интеллектуальной жизни первой волны эмиграции. На собрания «Лампы» приглашались по списку. Там часто бывали И. Бунин, Б. Зайцев, Г. Федотов, Л. Шестов, Г. Адамович, В. Ходасевич, А. Ремизов, Н. Бердяев и мн. др. Интенсивность творчества Мережковского в эмиграции не только не уменьшается, но становится все более напряженной. Он публикует здесь свои последние исторические роман «Рождение богов. Тутанхамон на Крите» (1925), «Мессия» (1927). Вслед за этим Мережковский отказывается от жанра художественно-исторического романа и переходит к своеобразным философско-религиозным и просветительско-историческим медитативным исследованиям, общей целью которых являлось обнаружение с самых древних времен проблесков и следов религии будущего, религии «Третьего завета». В этом ключе он создает монументальную всемирно-историческую трилогию «Тайна трех: Египет и Вавилон» (1925), «Тайна Запада. Атлантида—Европа» (1930) и огромный трактат «Иисус Неизвестный» (1932). Высоко оценивая третью часть трилогии, Конст. Зайцев писал: «Иисус Неизвестный волнует читающего, как волновал он писавшего <…>, читатель прочтет с увлечением своеобразнейшую книгу, написанную с некою исступленностью, острую, смелую — в центре которой величайшее Солнце мира».

В 1929 Мережковский издает философскую монографию «Наполеон», а в 1939 — исследование о Данте. Наполеон в концепции Мережковского — «человек из Атлантиды» и одновременно «апокалипсический Всадник», призванный известить мир о конце «Второго Завета». В последние годы жизни Мережковский приступает к составлению трех агиографических трилогий, по-новому интерпретированных «житий святых»: «Павел Августин» (1937), «Св. Франциск Ассизский» (1938), «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (1938). Эти произведения опубликованы им под общим названием «Лица святых от Иисуса к нам». В предвоенные годы Мережковский совместно с Гиппиус работает над пьесой из русской истории «Дмитрий Самозванец». Воссоздать лик Серафима Саровского Мережковский уже не успел, он скоропостижно скончался 7 дек. 1941.

Религиозная метафизика Мережковского, какой бы фантастической она ни казалась сегодня, была органическим миром писателя. Символизм, не как способ изображения жизни и бытия, а как ведущий метод интерпретации человека, космоса и истории, был характернейшей чертой как Мережковского, так и мн. др. писателей-современников. Мережковского постоянно волновали вопросы онтологии бытия, двойственности и антиномичности, религиозной историософии и христианского символизма. Раскрытие по евангельским словам «Неведомого» христианского Бога являлось главным пафосом всей его жизни. Однако творчество Мережковского, пронизанное идеей будущей вселенской религии, вольно или невольно включало в себя и «прелесть» сектантства, кружковщины, уклонение от исторической Церкви. С этим решительно не могли согласиться ни Бердяев, ни Карташев, ни Флоренский. Последний не принимал в Мережковских и попытку «насильно стяжать Духа Святого. В непременном желании уточнить времена и сроки», из-за чего, по мнению философа, «они перестали видеть то, что есть у них перед глазами».

Федоров В.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

+ + +

Мережковский Дмитрий Сергеевич [2(14).8.1865, Петербург — 7.12.1941, Париж; похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, под Парижем] — исторический романист, поэт, драматург, переводчик, критик, один из основоположников русского символизма.

Прадед писателя, Фёдор Мережки, был войсковым старшиной на Украине в г.Глухове. Дед, Иван Фёдорович, при императоре Павле I служил в Измайловском полку, тогда же он, вероятно, изменил малороссийскую фамилию Мережки на Мережковский. Отец Мережковского, Сергей Иванович (1823-1908), имел гражданский генеральский чин тайного советника и служил при императорах Николае I, Александре II и Александре III в канцелярии придворного ведомства. Через 9 месяцев после убийства Александра II вышел в отставку, а после смерти жены (20.3.1889) превратился в «ярого спирита-теософа» (Гиппиус 3.Н.— С.183). Мать Мережковского, Варвара Васильевна (урожденная Чеснокова),— дочь управляющего канцелярией петербургского обер-полицмейстера. Мережковский родился 7-м ребенком в семье в одном из дворцовых зданий на Елагином острове. У него было 5 старших братьев и 3 сестры.

До 16 лет он вместе с семьей жил в казенном доме дворцового ведомства, первоначально (с 1784) принадлежавшего инженер-генералу Ф.В.Бауру, на углу Невы и Фонтанки напротив Летнего сада. На первом этаже этого старинного дома (пятое и шестое окна на наб. Невы от угла Фонтанки) с конца марта по конец окт. 1924 жили две близкие подруги — актриса О.А.Глебова-Судейкина (бывшая жена художника С.Ю.Судейкина) и поэтесса А.А.Ахматова. Воспитывался Мережковский в 3-й санкт-петербургской классической гимназии (1875-83; ныне ул.Гагаринская, д.23). Примерно в 13 лет, подражая «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина, сочинил первое стихотворение. Тогда же написал и первую критическую статью — классное сочинение «Слово о полку Игореве».

Первые стихи напечатал в 15 лет в «Живописном обозрении» — «Тучка» (1880. №40), «Осенняя мелодия» (1880. №42) и «Завещание» (1881. №19). Позднее публиковался в «Северном вестнике», «Русской мысли», «Наблюдателе» и т.д. Отец, поощрявший поэтические опыты сына, старался знакомить его с литературными знаменитостями.

В 1880 он приводит его на последнюю квартиру Достоевского, где оробевший Мережковский читает писателю свои юношеские стихи. «Слабо, плохо, никуда не годится,— сказал Достоевский,— чтобы хорошо писать,— страдать надо, страдать!» (Мережковский Д.С. ПСС: в 24 т. Т.24. С.111). В это же время Мережковский близко знакомится с поэтом С.Я.Надсоном, а через него с А.Н.Плещеевым, который помог Мережковский опубликовать 4 стих, в «Отечественных записках» (1883. №11; 1884. №1).

В 1883-88 Мережковский учится на историко-филологическом факультете Петербургского университета. В доме А.А.Давыдовой, издательницы журнала «Мир Божий», он встречается с И.А.Гончаровым, Я.П.Полонским, А.Н.Майковым, а позднее — с сотрудниками «Северного вестника» В.Г.Короленко, В.М.Гаршиным, Н.К.Михайловским, Г.И.Успенским. По совету последнего в поисках религиозного смысла жизни Мережковский после окончания университета намеревался «уйти в народ» и стать сельским учителем.

Летом 1888 в Боржоми он знакомится со своей будущей женой 3.Н.Гиппиус. 8 янв. 1889 в Тифлисе (Тбилиси) в церкви Михаила Архангела Мережковский и Гиппиус были обвенчаны. Этот семейный союз на всю жизнь для них стал одновременно союзом духовно-творческим, в котором вклад каждого по отдельности подчас было трудно определить.

В первом, еще подражательном сб. «Стихотворения. 1883-1887» (1888) Мережковский стоит «На распутье» (1883) в мучительных размышлениях над проблемой существования Бога, личного бессмертия, добра и зла, своего общественного призвания: «И устал я вечно сомневаться! / Я разгадки требую с тоской, / Чтоб чему бы ни было отдаться, / Но отдаться страстно, всей душой. / Эти думы — не мечты досуга, / Не созданье юношеских грез, / Это боль тяжелого недуга, / Роковой, мучительный вопрос». Вторая книжка стихов Мережковского — «Символы (Песни и поэмы)» (1892), по оценке В.Я.Брюсова, «замечательна разносторонностью своих тем. Пушкин и античная трагедия, Эдгар По и Бодлер, древний Рим и Франциск Ассизский. <...> То был первый дар Мережковского на алтарь <...> "вселенской культуры"» (Брюсов В.Я. Далекие и близкие. М., 1912. С.60). «В те времена "символизма" еще не существовало,— отмечал критик М.А.Лятцкий,— и название книжки казалось странным и даже диким» (Мережковский Д.С. ПСС: В 17 т. Т.15. С.VI). Позднее, говоря о своем увлечении символизмом, сам автор пояснял, что «под влиянием Достоевского, а также иностранной литературы, Бодлера и Эдгара По, начиналось <...> увлечение не декадентством, а символизмом (я и тогда уже понимал их различие)» (ПСС: в 24 т. Т.24. С.113). «Символизм,— по словам Мережковского,— делает сам стиль, само художественное вещество поэзии одухотворенным, прозрачным, насквозь просвечивающим, как тонкие стенки алебастровой амфоры, в которой зажжено пламя» (ПСС: В 17 т. Т.15. С.249). Однако наибольший успех в творчестве раннего Мережковского имела поэма «Вера» (Русская мысль. 1890. Кн.3-4), также включенная в сборник «Символы». По этому поводу А.М.Скабичевский писал: «Нет возможности и сравнивать это произведение Мережковского со всеми предыдущими <...>. Картина увядания и смерти девушки производит потрясающее впечатление и представляет собою нечто давно уже небывалое в нашей литературе» (Скабичевский А.М. История новейшей русской литературы. 1848-1903 гг. СПб., 1903. С.502).

1889-91 оказались поворотными в жизни писателя. «Смерть матери, болезнь жены и некоторые другие тяжелые обстоятельства <...>,— писал Мережковский,— были причиной того религиозного переворота, который я пережил» (ПСС: в 24 т. Т.24. С.113-114). Детская вера во Всевышнего, в Творца, пройдя искус отрицания и сомнения, через университетское увлечение разнообразными позитивистскими концепциями стала вновь возвращаться к нему в виде мучительных опытов внутреннего познания. Познать Бога во многом значило для него уже не воспринимать его рассудком, а почувствовать сердцем и полюбить все сотворенное им, даже если оно лежит во зле и грехе (см. стих. «Сон», 1884; «Эту заповедь в сердце своем напиши», 1894, и другие).

Третий сборник стихов Мережковского «Новые стихотворения. 1891-1895» (1896) был проникнут ожиданием «нового пророка», «дерзновением» («Дети ночи»), стремлением полюбить жизнь в больших и малых проявлениях («Пчелы»), полюбить жизнь как «вечную игру» («То, чем я был»), измеряя ее «новой», «бесцельной красотой» («Голубое небо»). «Смерть,— констатирует Мережковский,— не убивает, а воскрешает истинную любовь. Тот, кто никогда не сомневался в полном уничтожении после смерти, никогда не любил, потому что любишь не мертвого, а только живого. <...> Способен ли человеческий дух,— спрашивает себя поэт,— на новый и, может быть, на самый великий из подвигов, способен ли он превратить этот беспредельный ужас перед смертью в беспредельную любовь к Богу» (Записная книжка. 1891 г. С.344, 351). Именно поэтому его интересуют такие титаны дерзновения духа, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Иов (см. одноименные стих.). В четвертом поэтическом сборнике Мережковского «Собрание стихов. 1883-1903 гг.» (1904) новых стихотворений оказалось немного («Трубный глас», «Детское сердце», «Молитва о крыльях» и др.). Если в третьем сборнике только теоретически декларировалось желание влюбиться в «демоническую» антиномичность бытия, то здесь мы уже видим попытку пристального вглядывания через собственный жизненный опыт в образцы этой таинственной двойственности («Двойная бездна»). В сборнике прослеживается и поворот к соборному христианству («О, если бы душа полна была любовью», «Трубный глас» и др.). Последний сборник «Собрание стихов. 1883-1910» (1910) был повторением сборника предыдущего, за исключением автобиографической поэмы «Старинные октавы». К середине 1900-х Мережковский постепенно отходит от поэзии, сосредоточивая свой интерес на литературной критике и религиозно-философской публицистике.

Начало 1890-х было связано с интенсивными переводами Мережковского классиков античной литературы — Эсхила, Софокла, Еврипида, которые публикует как в журналах, так и в виде книг. Отдельным изданием выходит и перевод «Дафниса и Хлои» Лонга (1896; 2-е изд. 1904). Премьера трагедии Еврипида «Ипполит» в переводе Мережковского состоялась 14 окт. 1902 на сцене Александрийского театра. На основе прочитанных в Петербурге осенью 1892 двух лекций Мережковский издает книгу статей «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893), ставшую по существу первым манифестом русского символизма. В ней шла речь не столько о литературе, сколько об отражении через литературу, искусство и культуру «нового идеализма», новых религиозно-мировоззренческих тенденций. Формулируя идейно-эстетический принцип «нового искусства», Мережковский выделяет в нем 3 главных элемента: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» (ПСС: в 17 т. Т.15. С.250).

Однако широкую не только российскую, но и европейскую известность оригинально мыслящего художника Мережковский приобрел после публикации в «Северном вестнике» первого романа «Отверженный» (1895; впоследствии «Смерть богов. Юлиан Отступник»). Роман о последнем драматичном периоде раннего христианства в лице трагической фигуры императора Юлиана явился первой частью трилогии «Христос и Антихрист» (1895-1905). Продолжение трилогии — романы «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1900) и «Антихрист. Пётр и Алексей» (1904-05). Вслед за первой трилогией он пишет трилогию «Царство зверя» уже на материале исключительно русской истории. В нее вошли драма «Павел I» (1908), а также романы «Александр I» (1911-12) и «14 декабря» (1918; первоначально «Николай I. Декабристы»).

В 1900-05 начинается история «главного» дела Мережковских: происходит формирование неохристианской концепции, создается знаменитое религиозное «троебратство» (Мережковский, 3.Гиппиус, Д.В.Философов), задается программа последующей религиозно-общественной деятельности. Исследование «Л.Толстой и Достоевский. Жизнь, творчество и религия» (1900-02), написанное между вторым и третьим романом трилогии «Христос и Антихрист», явственно отразило вышеупомянутый поворот в религиозных исканиях Мережковского — попытку преодоления демонического дуализма Земли и Неба на путях по-новому понятого учения Христа о «равносвятости» духа и плоти, о том, что и сам дух не бесплотная святость, а «Святая Плоть». Вообще, конец века для Мережковского, как, впрочем, и для мн. др. символистов, являлся концом всемирной истории и началом нового апокалипсического, «сверхисторического пути», т.е. религии. Идея создания новой церкви, «нового религиозного сознания» Мережковских во мн. вытекала из параллельно ими разрабатываемой метафизики Любви, с которой неразрывно были связаны понятия Красоты и Свободы как пути развития исторического христианства от язычества (царства Отца) через «бесплотную святость» одностороннего аскетизма (царство Сына) к единству «Святого Духа и Святой Плоти», к «Церкви Третьего Завета» как царству Св. Духа, «Богочеловека в Богочеловечестве». Постоянный поиск идеальной любви, соединяющей в себе духовное и физическое начало в процессе возрождения божественного, бессмертного плана человеческой личности, является главной особенностью религиозной метафизики Мережковских. Низшие формы человеческой любви через «влюбленность», по их убеждению, должны преобразиться в формы возвышенные, существенно отличаясь от похоти и просто любви.

В 1898-99 Мережковские сближаются с кружком С.П.Дягилева. В это же время в их кругу появляются В.В.Розанов, П.П.Перцов, П.С.Соловьева, немного позднее — Блок, Белый и Брюсов. В 1901 у Гиппиус возникает идея, тут же подхваченная Мережковским, создания Религиозно-философских собраний, своеобразной открытой «встречи», «знакомства» представителей церкви и интеллигенции. Собрания, на которых председательствовал ректор Духовной академии в Петербурге епископ Сергий (Страгородский) (будущий Патриарх Московский и всея Руси), были разрешены и открыты 29 нояб. 1901. К этому времени Мережковские уже знакомятся со многими священниками, лавритами, преподавателями Духовной академии, среди которых наиболее близкие отношения завязываются с профессорами В.В.Успенским и А.В.Карташевым, впоследствии автором известных богословских трудов и итоговой книги «Воссоздание Св. Руси». В скором времени у Гиппиус зарождается, а затем и реализуется план издания своего литературно-богословского журнала «Новый путь», в котором, наряду с произведениями А.Блока, В.Розанова, А.Ремизова, Г.Чулкова, Ф.Сологуба, Б.Зайцева и многие другие, печатались отчеты Религиозно-философских собраний. Как сами собрания, просуществовавшие менее полутора лет (до 19 апр. 1903), так и журнал, находившийся в руках Мережковских почти два года (дек. 1902-04), представляли собой интереснейшую страницу духовной жизни России начала века. Вместе с тем они явились тем полигоном идей, на котором испытывались острейшие проблемы жизни и бытия, были тем местом, где мыслящая интеллигенция страстно размышляла о своем настоящем и будущем. Вдохновленный идеей вселенского преображения России и ожиданием приближающегося «Второго Пришествия», Мережковский в это время казался не только пламенным проповедником, но и порой настоящим апокалипсическим пророком. Белый, вспоминая Мережковского начала века, писал: «"Иль — мы, иль — никто!" — восклицал Мережковский, грозяся пожаром вселенной; ходил по Литейному, будто в кармане он держит флакон с эликсиром; глотни — и заплавятся души, тела» (Белый А. Начало века. М„ 1990.СЛ89).

Однако уже ко второй половине 1905 настроение Мережковских меняется. Собрания запрещены, Мережковский, в который они вкладывали столько души и энергии, из-за безденежья, связанного с русско-японской войной (янв. 1904 — авг. 1905), вызвавшей падение подписки на все издания, фактически с окт. 1904 передан в руки других. Стихийный характер начавшейся революции не предвещал ничего хорошего, скорое ожидание чуда «второго воскресения, Второго Пришествия» также откладывалось. «Вы спрашиваете, как я живу! — сообщал Мережковский в мае 1905 Л.Вилькиной.— Уныло. Можно ли жить иначе во время того, что теперь происходит в России? Это уже не революция, а что-то гораздо более страшное <...>. Тут какое-то стихийное разрушение всего, "из развалин, из пожарищ" — ничего не возникнет, кроме Грядущего Хама» (ЛН. М., 1937. №27-28. С.170-171). Первые уроки «общественности» — первый «опыт свободы», по позднейшему определению 3.Н.Гиппиус,— связанные с попыткой освобождения человека от самодержавной власти, от «реакционной» Церкви, от погрязшей в «физическом и духовном рабстве» России, во время первого пролога русской революции 1905-07 давались Мережковскому трудно. Самодержавие не только устояло, но и стало усиливать борьбу с инакомыслием, а дарованные царским Манифестом 17 окт. «свободы» во многом оказались призрачными надеждами. В сложившейся ситуации Мережковский в конце 1905 пишет резкий политический документ — «Воззвание к Церкви», в котором от лица религиозной общественности, «священников и мирян», открыто призывает всех истинных служителей Церкви к прямому бойкоту светской власти, царя и самодержавия (Текст «Воззвания» см. в книге: Взыскующие града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках / сост., вступ. статья и комм. В. И.Кейдана. М., 1997. С.702; Павлова М.М. Мученики великого религиозного процесса // Мережковский Д., Гиппиус 3., Философов Д. Царь и революция: сб. / под ред. М.А.Колерова. М., 1999. С.10-12).

Однако крамольное «Воззвание» никто из духовенства подписать не решился. По-настоящему первая попытка Мережковских внешнего соединения с религиозной общественностью и «истинными» служителями Церкви потерпела провал. Но они уже не могли идти рядом ни с самодержавием, ни со сторонниками «исторической» Церкви, ни с обезбоженной социал-демократией. Их собственный путь религиозного обновления жизни окончательно становился иным — от триумвирата и троек своей внутренней домашней церкви, куда входили Т.Н.Гиппиус, Н.Н.Гиппиус, А.В.Карташев, С.П.Ремизова, В.В.Кузнецов, Е.П.Иванов, Андрей Белый, А.А.Мейер и др., к широким массам «религиозной общественности».

Почувствовав на своей родине себя не у дел, Мережковские вновь обратили свой взор на Европу, где были свежие религиозные веяния, где можно было попытаться найти новых единомышленников, а также испытать триумвират на прочность метафизической связи. Вот почему 25 февр. 1906 почти на два с половиной года они уезжают в Париж. Однако и здесь Мережковские не только не приобрели себе новых союзников, но стали терять и старых. Собрать вместе со своими единомышленниками «боевой» пропагандистский сборник «Меч» в 2 частях («Самодержавие и русская революция», «Анархия и теократия»), направленный против самодержавно-церковной реакции в России, они так и не смогли. Почти никто из их потенциальных союзников (Н.Бердяев, С.Булгаков, В.Эрн, Н.Лосский, А.Глинка (Волжский), В.Свенцицкий и др.) не захотел в них увидеть настоящих пророков и в силу этого не мог согласиться с сектантской «ересью Мережковских» (см.: Письма Н.Бердяева / публ. В.Аллоя // Минувшее: Исторический альм. Вып. 9. М., 1992. С.318). Видимо, поэтому «трое-братство» отказывается от первоначального замысла сборника и выпускает 2 написанные ими во Франции книги самостоятельно.

В 1907 на французском языке выходит сб публицистических статей «Le Tzar et la Revolution» («Царь и революция»), а в 1908 и пьеса «Маков цвет». С чувством неуверенности и одиночества 11 июля 1908 Мережковские возвращаются в Петербург. Несмотря на довольно активную внешнюю жизнь Мережковского — участие в Религиозно-философском обществе, редактирование литературного отдела «Русской мысли», издание в 1911-14 одного за другим в обеих столицах полных собраний своих сочинений — круг «внутренней» церкви Мережковских почти не расширяется. Более того, и их главное «трио» с весны 1912 начинает расшатываться. Отношение к войне 1914 еще больше отдаляет Философова от Мережковских (в 1916 на сцене Александрийского театра была поставлена (опубл. в 1917) антивоенная пьеса Мережковского «Романтики»), а 1920 их окончательно разлучает.

Несмотря на огромный объем написанного (более 60 томов сочинений), наиболее ценную часть творческого наследия Мережковского представляют не романные трилогии, принесшие ему европейскую и мировую известность, не поэзия или драматургия, а литературно-психологические и религиозно-философские исследования. Уже в ранних своих статьях он пишет о Лонге, Флобере, Руссо, Сервантесе, Кальдероне, Монтене, Марке Аврелии, Ибсене, Гончарове, Майкове, Пушкине и т.д. Многие из этих работ вошли в сборник «Вечные спутники» (1897). Позднее появляются знаменитые исследования «Толстой и Достоевский» (1900-02), «Судьба Гоголя» (1903), «Гоголь и черт» (1906), такие сборники литературно-философских статей, как «Грядущий Хам» (1906), «Не мир, но меч», «В тихом омуте» (оба — 1908), «Больная Россия» (1910), «Было и будет» (1915), «Зачем воскрес» (1916), «Невоенный дневник» (1917). Им пишутся большие статьи о Достоевском — «Пророк русской революции» (1906), Серафиме Саровском — «Последний святой» (1907), Лермонтове — «М.Ю.Лермонтов. Поэт сверхчеловечества» (1909). Интровертированность субъективно-критического метода Мережковского со временем заходит так далеко, что изданные им брошюры «Завет Белинского» и «Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев» (1915), в которых автор пересматривал традиционные представления о русских писателях, вызывают решительный протест со стороны реалистического крыла критики. Так, Б.М.Эйхенбаум, отвергая изживший себя рассудочный импрессионизм и «акробатические силлогизмы» Мережковский, писал о том, что Мережковский-критик, «как исследователь русской литературы и как ее "тайновидец",— это то, что требует сейчас серьезного, принципиального отпора» (Северные записки. 1915. №4. С.130). Специфика «субъективной» критики Мережковского, выступавшего против «холодной, бесстрастной исторической достоверности» критики «объективной», состояла в анализе литературно-исторических эпох и писателей не со стороны их синхронных оценок, а со стороны перспективы большого времени, той метаисторической перспективы, которая лежала в основе его религиозно-метафизической концепции.

Если Февральскую революцию Мережковские встретили с неподдельным энтузиазмом, то Октябрь 1917 ими был воспринят как приход «подлинной контрреволюции», «Красного Дьявола», «царства Антихриста». Все последующее время, вплоть до лета 1919, для Мережковских прошло в «пытке надеждой» на скорое падение власти большевиков. Однако когда последняя надежда угасла, они принимают окончательное решение бежать из «России-тюрьмы» за границу. С немалым трудом и унижением получив с помощью М.Горького «мандат» на чтение просветительных лекций о Египте в красноармейских частях, морозным вечером 24 дек. 1919 Мережковские вместе с Д.Философовым и В.Злобиным (секретарем Мережковских) на двух извозчичьих санях с тюками и чемоданами отправляются на Царскосельский вокзал, чтобы сесть в переполненный поезд, идущий на Гомель. Но до Гомеля поезд доехать не смог, и через трое суток пути Мережковские были вынуждены выйти из поезда в прифронтовом городке Жлобине. После недельного в нем пребывания, а затем двух суток пути на санях по снежной пустыне они нелегально перешли русско-польскую границу в р-не Бобруйска. Через 10 дней, проведенных в Бобруйске, они в воинском эшелоне отправляются в Минск, где Мережковский читает несколько лекций об ужасах большевистской России, затем они приезжают в Вильно и, наконец, 3 марта — в Варшаву. Менее года они пребывают в Варшаве, а затем, разочаровавшись в Пилсудском и Б.Савинкове, уже без Философова, навсегда переезжают в Париж.

В Париже Мережковские организуют литературно-философское общество «Зеленая лампа» (1927-39), сыгравшее заметную роль в интеллектуальной жизни «первой волны» эмиграции. На собраниях «Лампы» бывали И.Бунин, Б.Зайцев, Г.Федотов, Л.Шестов, Г.Адамович, В.Ходасевич, А.Ремизов, Н.Бердяев и многие другие. Интенсивность творчества Мережковского в эмиграции не только не уменьшается, но становится все более напряженной. Он публикует здесь свои последние исторические романы: «Рождение богов. Тутанкамон на Крите» (1924) и «Мессия» (1926-27). Вслед за этим Мережковский отказывается от жанра художественно-исторического романа и переходит к своеобразным философско-религиозным и просветительско-историческим медитативным исследованиям, общей целью которых являлось обнаружение с самых древних времен проблесков и следов религии будущего, религии «Третьего Завета». В этом ключе он создает монументальную всемирно-историческую трилогию «Тайна трех: Египет и Вавилон» (1923-25), «Тайна Запада. Атлантида — Европа» (1930) и огромный трактат «Иисус Неизвестный» (1932). Высоко оценивая 3-ю часть трилогии, Б.К.Зайцев писал: «"Иисус Неизвестный" волнует читающего, как волновал он писавшего <...>, читатель прочтет с увлечением своеобразнейшую книгу, написанную с некою исступленностью, острую, смелую — в центре которой величайшее Солнце мира» (Наше наследие. 1990. №3. С.91-92).

В 1929 Мережковский издает философскую биографию «Наполеон». Наполеон в концепции Мережковского — «человек из Атлантиды» и одновременно «апокалипсический Всадник», призванный известить мир о конце «Второго Завета».

В 1930 Мережковский совместно с 3.Гиппиус, прежде всего чтобы как-то поправить свое материальное положение, пишет киносценарий «Борис Годунов» (раннее название «Дмитрий Самозванец»; см.: Мережковский Д.С., Гиппиус 3.Н. Борис Годунов: Неизвестный вариант киносценария / публ. Н.В.Королевой // Зинаида Гиппиус. Новые материалы. Исследования. М., 2002. С.9-87).

Осенью 1934 и в 1936 (апр.-дек.) Мережковские проживают в Италии. Здесь им удалось получить от итальянского правительства часть денег для работы над книгой о Данте. В Риме Мережковские встречаются с Вяч.Ивановым, И.Буниным, А.Амфитеатровым и другими русскими эмигрантами. К весне 1937 книга «Данте» была закончена (впервые издана в Болонье на итальянском языке в 1938; на русском языке в 2 т. в Брюсселе в 1939), и Мережковский приступает к работе над одноименным киносценарием. Во время очередной поездки в Италию (июнь-окт. 1937) достать новую сумму денег на два задуманных проекта киносценариев «Жизнь Данте» и «Леонардо да Винчи» оказалось уже невозможным.

В последние годы жизни Мережковский приступает к составлению трех агиографических трилогий, по-новому интерпретированных своеобразных «житий святых»: «Павел и Августин» (1936), «Св. Франциск Ассизский» (1938), «Жанна д'Арк и Третье Царство Духа» (1938). Эти произведения опубликованы им под общим названием «Лица святых от Иисуса к нам». Уже после смерти писателя увидела свет в 1941-42 на французском языке трилогия «Реформаторы Церкви»: «Лютер» (1937), «Кальвин» (1938), «Паскаль» (1939). И незадолго до смерти Мережковский заканчивает свою последнюю трилогию «Испанские мистики»: «Жизнь св. Терезы Авильской», «Жизнь св. Иоанна Креста» (обе — 1939), «Маленькая Тереза» (1941). Неоконченный роман «Маленькая Тереза» был посвящен глубоко чтимой Мережковскими в последние годы их жизни католической святой, монахине-кармелитке Терезе Лизьеской (1873-97), канонизированной в 1925 и официально являющейся «заступницей и молитвенницей за землю Русскую». Крестный путь ее глубочайших падений, невыразимых мук и страданий, пройдя через которые она обрела истинную любовь не только к Христу, но и к Земле, являлся, по мнению Мережковских, и высочайшим духовным примером святости, и одновременно драгоценнейшим «религиозным опытом» совр. христианства, ведущим просветленные души к «Третьему Завету Трех», к «Соединению Церквей», к грядущей «Церкви Вселенской».

Летом 1941 Мережковский выступил с радиоречью, в которой сравнил Гитлера с Жанной д'Арк в его непримиримой борьбе с «Красным Дьяволом» коммунизма. На многих французов, в т.ч. и на русских эмигрантов, эта речь произвела гнетущее впечатление и явилась, по словам Ю.Терапиано, «началом конца Мережковских». Но тот же Ю.Терапиано, пытаясь объяснить парадоксальность литературно-философских оценок и поведения Мережковского, в т.ч. и заигрывание с Пилсудским и Муссолини, в конечном итоге справедливо писал: «Он ощущал себя предтечей грядущего Царства Духа и его главным идеологом <...> Диктаторы, как Жанна д'Арк, должны были исполнять свою миссию, а Мережковский — давать директивы. Наивно? Конечно, наивно в плане истории, но в метафизическом плане, где пребывал Мережковский, "наивное" становится мудрым, а "абсурдное" — самым главным и важным» (Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924-1974): Эссе, воспоминания, статьи. Париж; Нью-Йорк, 1987. С.30-31). Однако надежды, связанные с новоявленной Жанной д'Арк, были недолгими, не только в глазах 3.Гиппиус, осознававшей это всегда, но и в глазах самого Мережковского Гитлер в скором времени становится исчадием ада — «чертом», «клинически помешанным», «бесноватым», а его подельник Муссолини — «тупицей».

Последние месяцы жизни Мережковский проводит почти в полном одиночестве, в узком кругу близких себе людей, в мучительных размышлениях о будущем своей многострадальной России. Он пытается работать, но воссоздать лик великого праведника-народолюбца, преподобного Серафима Саровского, уже не успел. Мережковский скоропостижно скончался утром в воскресенье 7 дек. 1941 г., сидя в своем любимом соломенном кресле у плохо разгоравшегося камина.

Религиозная метафизика Мережковского, какой бы фантастической она ни казалась сегодня, была органическим миром писателя. Символизм не как способ изображения жизни и бытия, а как ведущий метод интерпретации человека, космоса и истории, был характернейшей чертой как Мережковского, так и многих других писателей-современников. Мережковского постоянно волновали вопросы онтологии бытия, двойственности и антино-мичности, религиозной историософии и христианского символизма. Раскрытие по новозаветным словам «Неведомого Бога» (Деян 17, 22-23) являлось главным пафосом всей его жизни. Страстный, неистовый поиск Бога Живого сопровождал Мережковского до конца его дней. Воздавая гимн Творцу, еще в молодости, в своем программном стихотворении «Бог» (1892) он писал: «Пока живу — Тебе молюсь, / Тебя люблю, дышу Тобой, / Когда умру — с Тобой сольюсь, / Как звезды с утренней зарей; / Хочу, чтоб жизнь моя была / Тебе немолчная хвала, / Тебя за полночь и зарю, / За жизнь и смерть — благодарю!» Однако творчество Мережковского, пронизанное идеей будущей вселенской религии, вольно или невольно включало в себя и «прелесть» сектантства, кружковщины, уклонение от исторической Церкви. С этим решительно не могли согласиться ни Бердяев, ни Карташев, ни Флоренский. Последний не принимал в Мережковских и попытку «насильно стяжать Духа Святого. В непременном желании уничтожить времена и сроки», из-за чего, по мнению философа, «они перестали видеть то, что есть у них перед глазами».

И все же, несмотря ни на что, высоко оценивая творчество Мережковских в целом, Флоренский, как, впрочем, и Бердяев, и Розанов, объективно отметит, что «в основе "нового сознания" лежит истинная идея» (Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. Т.1. Ч.1. С.128-129). Харизматичность личности Мережковского Прочвилась и в его незаурядном ораторском даре, о чем говорили очень многие его современники. "В писаниях Мережковского, - констатировал Г.В. Адамович, - исключительность его натурыотразилась туманно и бледно. Но иногда от некоторых слов его, от некоторых его замечений или речей чуть ли не кружилась голова, и вовсе не потому, чтобы в них были блеск или остроумие, о нет, а оттого, что они будто действительно исходили из каких-то недоступных и неведомых других сфер" (Адамович Г. Мережковский // Новое русское слово. 1951. № 14374. 2 сентября. С.З.).

В.С. Федоров

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 553-560.

Вернуться на главную страницу Мережсковского

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС