Марков Николай Евгеньевич

1866-1945

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Николай Евгеньевич Марков

Марков Н.Е.

О причине смерти доподлинно не известно

Марков Николай Евгеньевич (2.04.1866—20-е числа апр. 1945), общественный и политический деятель.

Происходил из древнего дворянского рода, отпрыски которого участвовали еще в Куликовской битве. Его дедом был А. А. Марков — офицер свиты Императора Александра I; бабушка — дочь суворовского генерала Гана. Среди его родственников было немало значительных деятелей русской культуры XIX в.; был в родстве со знаменитым публицистом, генералом Р. А. Фадеевым.

Дворяне Марковы были людьми глубоко образованными, некоторые не без успеха занимались литературным и публицистическим трудом. Его родные дяди Ростислав Львович и Владислав Львович были видными писателями. Владислав Львович придерживался особо консервативных убеждений и выступал резко против либерализма.

Особо заметную роль в культурной жизни России играл отец Маркова, Е. Л. Марков (1835—1903) (его основные сочинения: романы «Черноземные поля» (Дело. 1876; отд. изд. 1877, 1878, 1901), «Берег моря» (Дело. 1879; отд. изд. 1880), «Разбойница Орлиха. Из местных преданий XVIII в.» (Русское обозрение. 1891; отд. изд. 1895, 1904); путевые очерки «Очерки Крыма» (1872, 4 изд.), «Очерки Кавказа» (1887, 3 изд.), «Путешествие на Восток. Царь-град и Архипелаг. В стране фараонов» (1890), «Путешествие по Святой Земле» (1891), «Россия в Средней Азии» (т. 1—2, 1901), «Путешествие по Сербии и Черногории» (1903), «Путешествие по Греции» (1903); «Собрание сочинений» (т. 1—2. 1877), «Грехи и нужды нашей средней школы» (1900) и др.)), бывший крупным публицистом и критиком, выдающимся очеркистом и неплохим художественным писателем, которого знали и Ф. М. Достоевский и мн. др. крупнейшие деятели золотого для русской культуры XIX в.

За яркий писательский стиль Е. Л. Маркова называли «Златоустом Щигровского уезда». Даже люди, не разделявшие его воззрений, такие как В. Г. Короленко, считали его заметным явлением в русской литературе. Гр. Л. Н. Толстой приглашал Е. Л. Маркова в соредакторы своего журнала «Ясная Поляна», но Евгений Львович относился отрицательно к толстовским педагогическим идеям и отказал великому писателю.

Отец Н. Е. Маркова проделал довольно долгий путь от взглядов западника-либерала до формирования в нем охранительно-славянофильских убеждений. Ведущую роль здесь сыграл народовольческий революционный террор, и особенно цареубийство 1 марта, подействовавшее отрезвляюще и заставившее многих пересмотреть свои политические пристрастия. Эволюцию взглядов Е. Л. Маркова легче всего проследить по сотрудничеству с тем или иным журналом в разные годы его творчества. Начав свой писательский путь в «Русском вестнике» (либерального периода, 1858—62), он сотрудничал в «Отечественных записках», затем в «Вестнике Европы», с 1875 являлся ведущим публицистом газеты «Голос» — органа консерваторов-западников и далее в журнале «Русская речь» (1879—82). С 1882 — Е. Л. Марков писал почти исключительно в правых изданиях, в журналах «Русское обозрение», «Русский вестник» и «Неделя», в газетах «Новое время» Суворина и «Русь» (1884—86) Аксакова.

Местом рождения Н. Е. Маркова был либо Симферополь, где его отец служил директором Симферопольской гимназии и народных училищ Таврической губ., либо одно из родовых имений дворян Марковых Александровка, Патепник или Богородицкое, расположенные в Щигровском у. Курской губ.

Отношения дворян Марковых с крестьянами своих имений были глубоко патриархальными, родственными, каковые хранились и передавались из поколение в поколение как семейная традиция (см. публикацию дяди Н. Е. Маркова Р. Л. Маркова «Недавняя старина. Забытая деревня»).

Среднее образование Марков скорее всего получил в Курской гимназии, высшее — в Институте гражданских инженеров. После окончания института вскоре он женился и, по некоторым данным, работал инженером на железной дороге. Позднее, унаследовав от своего отца 250 десятин земли в Курской губ., Марков начал заниматься сельским хозяйством и стал земским деятелем (гласный губернского земского собрания), как и его отец, по Курской губ. Молодой, полный сил и желания действовать дворянин не мог остаться в стороне от событий, происходящих на его Родине, и при первой возможности включился в политическую борьбу. Еще в дек. 1904 он составил адрес Государю Императору от имени Курского земского собрания с указанием на незыблемость Самодержавия. «За принятие моего адреса, — писал Марков, — служащие в то время кадетской Губернской земской управы ворвались к нам во время заседания и, угрожая стульями и палками, выгнали наше земское собрание из земского дома и, оставшись победителями, влезли на столы и стали петь рабочую марсельезу. Возмущенный наглостью революционеров, я вошел в их круг и провозгласил “ура” Самодержцу Всероссийскому. Мой возглас был поддержан большей частью публики, и испуганное патриотическим порывом народа разбойничье племя постыдно бежало на улицу». Уже из этого раннего события в его политической жизни явственно виден мужественный, бесстрашный и прямодушный характер Маркова.

В разгар революции 1905 он становится одним из организаторов (вице-председателем) курской «Партии народного порядка» (ок. 500 членов). Вскоре же Марков организует курское отделение Союза Русского Народа, и большинство членов Партии народного порядка переходит во вновь образованный отдел. Марков вел активнейшую борьбу с проявлениями революционного хаоса в Курской губ. Его влияние постепенно становилось уникальным. По его почину были изгнаны из губернского и уездных курских земств все революционеры; курское дворянство вычеркнуло из своих дворянских списков дворян — участников антимонархических партий. Он начал издавать ежедневную газету «Курская быль» (1905—17), ставшую одним из важнейших звеньев в монархической пропаганде в губернии. Это давало положительные результаты — Курская губ. выбрала в III Государственную Думу 9 из 11 депутатов — правых монархистов, среди них и Марков. На момент избрания в III Государственную Думу он имел чин коллежского советника. Как вспоминали современники, Марков был высок, массивен, красив, лицом и особенно взглядом похож на Петра I, и об удивительной схожести Маркова с первым русским Императором говорили многие видевшие его и слышавшие его громогласные речи. Знаменитый русский публицист М. О. Меньшиков считал его лучшим оратором Государственной Думы. На его выступления в Государственной Думе ходили как на грандиозные политические события. Его речи были полны красивых образов, тонких сравнений, блестящих проникновений в суть обсуждавшихся проблем, его политические выпады всегда отличались острым сарказмом, что увлекало не только нейтральных слушателей, но даже и политических противников, не раз аплодировавших и кричавших ему: «Браво, Марков!»

В первые же заседания Думы ему пришлось защищать Самодержавие от прогрессивных «государствоведов», решивших, что конституционный образ правления уже введен. «Когда нас уверяют, — говорил он с трибуны, что Монарх потерял свою власть только потому, что Он доверил нам частицу своей власти, то мы говорим: постойте, это что-то не так. Нам Монарх дал действительно часть своей власти, даровал возможность ею пользоваться на благо народу, как суду присяжных, несомненно, даровано Монархом право судить и ссылать даже в каторгу. Но разве суд присяжных ограничивает власть Монарха? Нет, присяжные только пользуются доверенной им частицей Монаршей власти и в силу этого, по указу его Императорского Величества, посылают виновного в Сибирь. Но, конечно, суд присяжных нисколько не умаляет и не ограничивает власти Государя Императора, Власть Царская пребывает только еще высшей, еще более мощной, ибо через суд она делается способной наблюдать за правдой и законом. Этот пример мы приводим и к данному случаю. Мы, члены Государственной Думы, не что иное, как суд народной совести, те же присяжные».

Поскольку одним из главнейших направлений деятельности Союза Русского Народа было укрепление монархической власти, то Марков, да и вся правая фракция Государственной Думы, резко выступал против всяких посягательств думцев на прерогативы Царской власти и старалась пресекать всяческие попытки оскорбления русской государственности и русского имени вообще. Так, во время III Государственной Думы Маркову пришлось даже стреляться с левым членом Думы Пергаментом…

В июле 1908 Марков был избран в Главный Совет Союза Русского Народа. Это было время, когда правительство уже перестало остро нуждаться в «союзниках» и желало локализировать (как им мыслилось) все политические споры в стенах Государственной Думы…

При всей национальной чуткости главы тогдашнего русского правительства П. А. Столыпина, в Государственной Думе он опирался не на правых, а на октябристов (в конце своей деятельности на националистов), одновременно ведя политику на раскол правых организаций.

«П. А. Столыпин, — пишет современный исследователь Ю. И. Кирьянов, — заинтересованный в ослаблении влияния правых на Николая II, способствовал расколу СРН, правых сил, ослаблению их боевитости. С этой целью им были предприняты шаги к превращению правых партий (или, по крайней мере, их части) из партий «уличного действия» в сугубо парламентские. К этому следует добавить, что именем Царя были распущены дружины. Б. А. Пеликан писал уже в эмиграции, что «правительство разрушило сильную и деятельную единственную организацию (CРН) и, разрушив ее, не сумело организовать другую». Об этом же свидетельствовал на допросе Чрезвычайной следственной комиссии (24 июля 1917) и сам Марков.

На вопрос «в чем выражалось неблагоприятное отношение Столыпина?», он отвечал следующее: «В том, что он всячески, через своих подчиненных, поддерживал рознь в Союзе. Зная совокупность политики Столыпина, как к нам относились на местах, как наших союзников преследовали и выгоняли со службы, можно убедиться в том, что по внешности к нам относились хорошо и даже субсидировали, а в сущности нас уничтожали». А на последующий вопрос: «Что это значит, каким путем министр внутренних дел поддерживал рознь между отдельными организациями?», — отвечал, что: «способы мне не известны, но известно, что мою идею и идею моих ближайших единомышленников всячески расстраивали, а идея была — создание единого монархического органа».

Исторически раскол выглядел следующим образом. В 1907 от Союза Русского Народа отошли сторонники В. М. Пуришкевича, создавшего в 1908 Русский Народный Союз им. Михаила Архангела. В 1909 по предложению Маркова были введены посты почетного и действительного председателя Союза Русского Народа для активизации союзной деятельности. А. И. Дубровина сделали почетным, а гр. Э. И. Коновницына действительным председателем Союза Русского Народа (избран 21 нояб. 1909). В 1910 А. И. Дубровин вышел из состава Главного Совета Союза Русского Народа создав Всероссийский Дубровинский Союз Русского Народа. Во главе Главного Совета фактически стал депутат III Государственной Думы Марков.

Раскол произошел гл. обр. из-за отношения к существованию Государственной Думы. «Марковцы», или «земско-соборники», считали необходимым бороться за свои идеалы, в т. ч. и в Государственной Думе, надеясь постепенно превратить ее в действительно монархическое сословное представительство Русского Народа перед Государем Императором, сторонники Дубровина же хотели роспуска этого учреждения как ограничивавшего Самодержавную власть Царя. Дубровин также отвергал столыпинскую реформу, справедливо рассматривал ее как средство разрушения одного из главных устоев русской жизни.

С уходом А. И. Дубровина Союз лишился своей газеты «Русское знамя», поэтому Марков начал издавать «Вестник Союза Русского Народа», одновременно контролируя и другую свою газету «Земщина».

Будучи членом Государственной Думы, Марков проводил и в ней установки Союза. Так, он всячески подчеркивал резко отрицательное значение евреев в русском государстве. В своей речи по смете Министерства народного просвещения (8.03.1910) он, напр., утверждал, что: «иудеи суть враги государства, и их нельзя вооружать знаниями, нельзя вооружать дипломами, нельзя ими засорять наши чиновные, судейские и профессорские места. Я вполне уважаю и не позволяю себе относиться отрицательно к тем мнениям, которые развиваются с этой кафедры иудеем, не боящимся признать, что он иудей, членом Думы Нисселовичем. Он защищает свою нацию, свое племя, я же уважаю всякого националиста, всякого человека, принадлежащего к тому или иному племени и защищающего его, ибо он обязан защищать свое племя. И когда говорит здесь член Думы Нисселович, я его уважаю, ибо он говорит то, что его совесть и долг обязывают говорить. Я не распространяю этого чувства на тех русских людей, которые становятся на точку зрения члена Думы Нисселовича, но его мнения я считаю достойными уважения. И не потому я против иудеев, что я их лично ненавижу, вовсе нет; я против иудеев, как племени, вредного для русского государства… у нас они вредны, как таковые, как иудеи, — не как отдельные личности, а как вредный государственный элемент. Иудеи должны быть убраны из тех лабораторий, где подготовляются государственные деятели, т. е. из университетов. Если я желаю своему государству блага, если я желаю блага своему народу, я должен устранить с его пути все то, что оному благу вредит». И приводил конкретную статистику: «история всех веков показывает, что примесь иудеев в армии — это значит примесь в большой дозе шпионов, людей, предающих тайны своего государства, предателей, изменников, людей, сдающихся в плен, людей трусливых. Цифры последней русско-японской войны свидетельствуют, что всего в нашей армии было около 18000 иудеев, а когда подсчитали число сдавшихся в плен, то у японцев оказалось 12000 иудеев, т. е. более 70%. Акты говорят совершенно ясно, что иудеи в деле поставок военному ведомству, в деле агитации во время войны среди рабочих на военных заводах, в деле переодеванья в офицерскую одежду и появленья на наших броненосцах, во всех тех гнусных, отвратительных делах, о которых мы недавно с ужасом читали, сыграли подавляющую роль».

В III и IV Государственной Думе Марков был одним из лидеров фракции правых и признанным ее оратором, выступавшим по большинству главнейших вопросов обсуждавшихся в думских заседаниях. Поддерживая внутреннюю консолидацию правых сил, Марков резко выступал против ориентации на Англию во внешней политике Империи. Он предупреждал, со свойственной многим правым предусмотрительностью, об опасности войны с Германией. «Лучше, — говорил в Думе перед Мировой войной, — вместо большой дружбы с Англией иметь маленький союз с Германией… с Германией мы не воевали… со времени Елизаветы Петровны. У нас нет причин для войны; нужна война между Францией и Германией; нужна война между Англией и Германией, да, но между Россией и Германией не нужна ни для России, ни для Германии, это очевидно».

Являясь с 1915 членом Особого совещания по обороне государства (от Государственной Думы), Марков всеми силами пытался образумить обезумевших от жажды власти прогрессивных думцев, разлагавших своими речами фронт и тыл Империи. «Господа, — взывал он, — вы не склонны еще понять всего ужаса положения, вы не склонны понять, что творится сейчас, какие опасности грозят России, и вы занимаете время государственного учреждения взаимными распрями, натравливанием одних на других, вы хотите вырвать последнее оружие, которое нас оберегает от неистовых полчищ врагов — германцев, это уверенность там, что сзади не предают. Если вы посеете уверенность, что сзади предают, сверху предают, этот день будет гибелью Русского Народа, ибо его расхватают на клочки и первые вы, маленькие люди, погибнете».

«Нет, — говорил он в одной из своих последних думских речей, — если войска потеряют веру в государственную власть, они в атаку не пойдут, а в атаку пойдут немцы и эту атаку вы подготовляете тем, что вносите в умы народа полное недоверие, полное даже презрение к своему высшему органу управления, государственной власти. Раз этой веры не будет, не будет и войны. Вы пораженцы, ибо вы повели народ и армию к потере веры. Верить перестанут, что сзади управляет благожелательная власть, а не враг, а если враг, то ради врага воевать никто не будет»…

Марков не был тихим кабинетным парламентарием, выше всего на свете чтящим законы о своей неприкосновенности. Он был агрессивным политическим практиком, считавшим, что сила, реальная политическая сила, выше права и сама формирует последнее.

Большинство современников, даже из числа единомышленников, не принимали его активную и энергичную неустанную нацеленность на борьбу. Смысл его деятельности, направленность всей его жизни не был оценен и понят. О нем высказывали самые разнообразные мнения. Так, одно из наиболее развернутых находим в воспоминаниях курского губернатора Н. П. Муратова: «Это был несомненно умный, даже очень умный человек, с большим характером, твердой волей, убежденный, искренний, упорный в достижении цели, но не добрый, не мягкий, а, напротив, злобный и мстительный. Политически развитый, с достаточной эрудицией, доктринер, как всякий парламентский деятель, но не сухой, а с большой способностью к концепции, хороший оратор, с иронией в речах, всегда умных, тонких, порой очень остроумных и всегда интересных, Марков был политическим бойцом первого сорта, и Дума была его сферой… Если бы в наших четырех думах было побольше деятелей, подобных ему, правое дело не было бы в таком загоне».

«Строгий догматик, — продолжал Н. П. Муратов, — он никаких уклонений от догмы не признавал: или союзник, или пошел вон и не просто вон, а с заушением, с улюлюканием. Формула, что все не сочувствующие Союзу Русского Народа или не разделявшие его исповедания веры — левые или кадеты, было чем-то незыблемым, проводимым в жизнь с неуклонным упорством, достойным лучшего назначения… Этот ригоризм нисколько не смягчался личным отношением Маркова к людям… Марков никогда посторонних политике разговоров не вел… Это было скучно. Он никогда не шутил, не смеялся, даже не улыбался, и если и кривила его красивый маленький рот усмешка, то не веселости, а иронии… Его заметная фигура, его недобрый взгляд, его ригоризм политического сектанта стесняли, становилось не по себе — и скучно, и нудно.

Смотря на Маркова, зорко наблюдая за ним, прислушиваясь к нему, я всегда думал: да, да, все это очень хорошо: и твердость, и непоколебимость, и упорство, и неослабное внимание, и бессменное стояние на посту, но нельзя же без передышки — до бесчувствия».

После февральской революции отделы Союза Русского Народа были разгромлены революционерами, многие лидеры и рядовые члены были убиты или арестованы. Марков был также схвачен и доставлен в Петроград для дачи свидетельских показаний Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, искавшей, да так и не нашедшей тех громких преступлений и измен «царского режима», о которых кричали «освободители» на каждом перекрестке и в каждом своем собрании до революции. Сам Марков так писал об этом: «я был, как-никак, свидетель, а не обвиняемый и в качестве “неприкосновенного” члена Думы находился на “свободе”, правда под присмотром трех любезнейших, но вооруженных офицеров революции и запертый в просторной и комфортабельной комнате дворца Великого Князя Владимира Александровича — с прекрасным видом на Петропавловскую крепость».

В одной из своих речей, рассматривая возможность борьбы в условиях установления республики, Марков говорил: «я в республику запросов вносить не буду, — это безнадежное дело было бы, — я буду с ней бороться настоящими средствами». И слова эти не остались сотрясанием воздуха. Уже летом 1917, после освобождения, Марков организует в Петрограде подпольную организацию «Великая единая Россия» с первоначальной целью — спасения Царя. Она действовала под видом трудовых артелей, для конспирации своей работы. В нее входили такие известные монархисты, как Г. Г. Замысловский, Н. Д. Тальберг, правые депутаты Государственной Думы, и гвардейские офицеры. Марков руководил тогда одновременно и конспиративной организацией «Объединенная офицерская организация» с непосредственным возглавлением генералом Е. К. Арсеньевым. Входил он и в «Комитет петроградской антибольшевистской организации» (вел. кн. Павел Александрович, бывший премьер-министр А. Ф. Трепов и т. д.). Этот комитет был филиалом образовавшегося в марте 1918 в Москве «Правого центра».

В это время он по своему признанию «переезжал из Петербурга в Москву и обратно, ночевал по пустым квартирам, каждый день рисковал быть узнанным на улице и арестованным»… вел «полуголодную жизнь, когда проходили целые недели без того, чтобы удалось хотя раз пообедать».

О подготовке попытки спасти Царскую Семью, уже находясь в эмиграции, он писал: «Когда мы приступали к этому подвигу, у нас были надежды на проснувшуюся совесть русских богачей и русских верхов. Людей, готовых жертвовать своей жизнью — ради спасения Царя и восстановления монархии было не мало. Но все попытки — не только мои, но и всех моих единомышленников — получить на дело необходимые средства, потерпели неудачу. Требовались миллионы, а мы с трудом находили десятки тысяч. Постыдное равнодушие, окаменелость и неизжитое недоброжелательство к Монархии и к монархистам отталкивали наши обращения за помощью. Мы имели печальное удовольствие видеть, как всего через несколько месяцев после пренебрежительного отказа в помощи на спасение Царя все эти холодные себялюбцы были до нитки ограблены большевиками, сейфы и вклады отобраны, и сами они — в большинстве поарестованы, а многие и расстреляны.

С малыми, случайно добываемыми средствами мы вынуждены были вести работу в сокращенных размерах, действовать с перебоями и промедлениями, располагали недостаточными силами, там, где требовались сотни людей, мы имели десятки. Но все же до последнего дня мы добивались и делали все, что было в наших силах для освобождения Государя и Его Семьи. Но все же большая подготовительная работа была произведена и спасение Их из Тобольска становилось реально исполнимым.

Перевоз в Екатеринбург нанес страшный удар всем нашим планам. Но будь у нас в апр. 1918 хотя бы один миллион рублей, думается, мы успели бы сосредоточить к Екатеринбургу отряд в 300 смелых людей и сделать решительную попытку для соединения Царской Семьи с чехословаками.

Миллиона вовремя у нас не оказалось и Государя мы не спасли. В этом мы, монархисты, конечно, виноваты, и в первую голову, виноват в этом я, Марков 2-й. Мы виноваты в том, что хотели, пытались, но не сумели спасти нашего Царя и Его Семью.

Но в одном мы не виноваты, — не виноваты в безучастии к судьбе нашего Государя. В этом виноваты не мы, а другие…»

В Петрограде, поминутно рискуя жизнью, Марков оставался до 8 нояб. 1918. Далее он предпринимает попытки организации вооруженного сопротивления в северо-западных районах России, ведет переговоры с гр. Ф. А. Келлером о создании антибольшевистской армии, участвует в деятельности армии генерала Н. Н. Юденича. Под именем Льва Николаевича Чернякова летом 1919 Марков был обер-офицером для поручений при Военно-гражданском управлении в Северо-Западной Белой армии, издавал в Ямбурге газету «Белый крест» с н. июля 1919. Ее распространяли офицеры созданной им организации «Союз верных». Но организацию и газету вскоре, под давлением либеральных деятелей, запретил тогдашний командующий Северо-Западной армией А. П. Родзянко.

Марков всячески пытался организовать пропаганду против красных, писал листовки, обращенные к красноармейцам, но обстановка в руководстве белого движения (наполненность белых правительств масонами, кадетами, эсерами и пр. революционными неудачниками) не позволяла развернуть широкую пропагандистскую деятельность.

Попав в эмиграцию, со свойственной ему активностью он предпринимает новые попытки объединить монархические силы в единое движение. По его инициативе проходит Рейхенгальский съезд 1921, на котором его избирают председателем Высшего Монархического Совета (1921—27). С 1920 издает журнал «Двуглавый орел», с перерывами просуществовавший до 1930, а также «Еженедельник Высшего Монархического Совета»…

Революция и эмиграция изменила многое в умах русского интеллигентного общества, но не избавила его от разобщенности. В своем письме к П. Б. Струве от 22.03.1923 русский философ и политический мыслитель И. А. Ильин писал: «Марков человек умный, волевой и патриотичный», — и в последующем к письму характерном примечании утверждал: «Имею данные утверждать, что помимо этого у Маркова-Тальберга отношение к нашей белой армии и ее вождям — двуснастное и тактически чревато имеющим однажды вдруг обнаружиться неподдержанием». В том же году в своей «Записке о политическом положении» (окт. 1923), направленной генералу П. Н. Врангелю, И. А. Ильин столь же негативно обрисовывает Маркова.: «Атмосфера Высшего Монархического Совета — есть атмосфера Маркова. Он силен волею и темпераментом, грубо умен и грубо хитер, интрига его топорна; очень властолюбив и малообразован; одержим антисемитизмом и масонобоязнью; в экономике не понимает ничего и творческих идей не имеет; духовная культура за пределами Православия для него почти не существует; это не вождь и не строитель, а трибун и демагог с черным блеском в зрачке».

Резко критическое отношение к Маркову, кроме личной неприязни, сформировалось у И. А. Ильина, скорее всего, из-за ведшейся тогда, с его участием, борьбы за идейно-политическое влияние на эмиграцию (особо на армию и далее РОВС) между направлением высшего Монархического Совета, олицетворяемого Марковым, и политическими деятелями, сгруппированными вокруг газеты «Возрождение» П. Б. Струве.

Эта политическая борьба за влияние над монархической массой эмиграции и армии в идейном плане шла вокруг проблемы следования, в борьбе с большевизмом, открытому и последовательному Монархизму (Марков и последователи) или своеобразного непредрешения о форме правления после свержения коммунистов (Струве и последователи). Тогдашнюю позицию Н. Е. Маркова достаточно четко характеризует его письмо 1924: «ВМС выражает свое твердое убеждение, что лишь при условии открыто исповедуемого Русской Армией священного лозунга “За Веру, Царя и Отечество” и при дружном объединении Армии со всеми исповедующими этот лозунг русскими людьми только и возможно избавление нашей Родины от тяжкого и позорного ига Интернационализма».

Марков резко отрицательно относился к многочисленным религиозно-философским или политико-философским течениям эмиграции от «софианцев» до «евразийцев», видя в них интеллигентскую мечтательность и адогматичность мысли, ей свойственную.

В годы эмиграции Марков постоянно ездил по европейским странам, выступая с различными докладами, среди которых были такие темы: «Верховная Власть», «Иудо-большевизм», «Церковная смута», «Положение дел в России и в Зарубежье», «У рубежа наступающих событий», «События на Востоке», «Восстание русского народа» и мн. др.

В 1935 Марков жил в Эрфурте, где время от времени переиздавал на немецком языке различные свои доклады и книггу «Войны темных сил», одновременно выпуская небольшой монархический журнал.

Умер Марков в 20-х числах апр. 1945, в г. Висбадене, в Германии. Почил ли он свой смертью или ему «помогли» сотрудники советских спецслужб, доподлинно не известно…

Смолин М.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Вернуться на главную страницу Маркова 2-го.  

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС