Иоанн Лествичник

525-649

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Иоанн Лествичник

Иоанн Лествичник.
Иллюстрация с сайта http://www.ierei-korenev.ru/arhiv/vp2008.html#4-7 

Лествица или скрижали духовные

Иона игумена Синайской горы

Иоанн Лествичник[36]

Уже в предисловии Иоанн Лествичник сразу же приводит канву трактата, выступить против которого практически было не возможно.

«Всем, поспешающим написать имена свои в книге жизни на небесах, настоящая книга показывает превосходнейший путь. Шествуя сим путем, увидим, что она непогрешительно руководит последующих ее указаниям, сохраняет их неуязвленными от всякого претыкания, и представляет нам лествицу утвержденную, возводящую от земного во святая святых, на вершине которой утверждается Бог любви. Сию, думаю, лествицу видел и Иаков, зачинатель страстей, когда покоился на подвижническом ложе. Но взойдем, умоляю вас, с усердием и верою, на сей умственный и небошественный восход, начало которого – отречение от земного, а конец – Бог любви»[37].

А уже с ответе  на послание святого Иоанна, игумена Раифского, который просит преподать то, что Лествичник «видел в боговидении, как древний Моисей, и на той же горе; и изложить это в книге, как на богописанных скрижалях, в назидание новых Израильтян, т.е. людей новоисшедших из мысленного Египта и из моря житейского. И как ты в оном море, вместо жезла Богоглаголивым языком твоим, при содействии Божием, чудодействовал»[38].

Лествичник искусно вставляет пассаж, который предопределяет любую прямую атаку на свое произведение.

«Получил я, воистину достойное высокого и бесстрастного жития твоего и чистого и смиренного твоего сердца, посланное тобою к нам, нищим и убогим в добродетелях, честное твое писание, или, лучше сказать, заповедь и повеление, превосходящее нашу крепость. Так, это поистине тебе и твоей священной душе свойственно просить поучительного слова и наставления у нас, необученных и невежественных делом и словом; ибо она привыкла всегда показывать нам в себе образец смиренномудрия. Впрочем скажу и я теперь, что если бы мы не боялись впасть в великую беду отвержением от себя святого ига послушания, матери всех добродетелей, то и не дерзнули бы безрассудно на предприятие, превосходящее нашу силу.

Тебе, дивный отче, следовало бы, спрашивая о таких предметах, научаться от мужей, хорошо познавших это; ибо мы находимся еще в разряде учащихся. Но как богоносные отцы наши и тайноучители истинного познания определяют, что послушание есть несомненная покорность повелевающим и в тех делах, которые превышают нашу силу: то мы, благочестно презревши нашу немощь, смиренно покусились на труд, превосходящий нашу меру; хотя и не думаем принести тебе какую-нибудь пользу, или объяснить нечто такое, что и ты, священная глава, знаешь не меньше нас»[39].

Поэтому нашей задачей в данном исследовании Лествицы, является попытка найти в данном произведении, виденное  Иоанном Лествичником в откровении…

Уже в третьей главе слова 1, встречаем тезис о том, что для «всех одаренных свободною волею Бог есть и жизнь, и спасение всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных, монахов и мирских, мудрых и простых, здравых и немощных, юных и престарелых; так как все без изъятия пользуются излиянием света, сиянием солнца и переменами воздуха; несть бо лицеприятия у Бога[G]»[40]. Данный тезис согласуется и с откровением Ансельма Кентерберийского[41].

Далее, Иоанн Лествичник, определяя главного героя своего произведения, говорит о том, что «Монах есть тот, кто, будучи облечен в вещественное и бренное тело, подражает жизни и состоянию бесплотных. Монах есть тот, кто держится одних только Божиих словес и заповедей во всяком времени и месте, и деле. Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств. Монах есть тот, у кого тело очищенное, чистые уста и ум просвещенный. Монах есть тот, кто скорбя и болезнуя душею, всегда памятует и размышляет о смерти, и во сне и во бдении. Отречение от мира есть произвольная ненависть к веществу, похваляемому мирскими, и отвержение естества, для получения тех благ, которые превыше естества»[42].

Но ниже, одной фразой, практически опровергая путь монашества, говорит: «Некоторые люди, нерадиво живущие в мире, спросили меня, говоря: «Как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем подражать житию монашескому?» Я отвечал им: «Все доброе, что только можете делать, делайте; никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся будьте милосерды, никого не соблазняйте, не касайтесь чужой части[43][4], будьте довольны оброки жен ваших. Если так будете поступать, то не далеко будете от царствия небесного»[44]. И далее: «Желающие истинно работать Христу прежде всего да приложат старание, чтобы при помощи духовных отцов и собственным рассуждением…     <…>

но каждому должно рассматривать, какой путь соответствует его качествам»[45].

Но более близки к Богу странники, которые «везде с разумом пребывают»[46], поскольку и сам Христос «ради нас снисшел на землю в виде странника»[47].

Далее, Лествичник говорит о предвидении. «Бесы тщеславия – пророки в снах; будучи пронырливы, они заключают о будущем из обстоятельств и возвещают нам оное, чтобы мы, по исполнении сих видений, удивились и, как будто уже близкие к дарованию прозрения, вознеслись мыслию. Кто верит бесу, для тех он часто бывает пророком; а кто презирает его, пред теми всегда оказывается лжецом.

Как дух, он видит случающееся в воздушном пространстве и, заметив например, что кто-нибудь умирает, он предсказывает это легковерным чрез сновидение. Бесы о будущем ничего не знают по предведению; но известно, что и врачи могут нам предсказывать смерть…     <…>

Кто верит снам, тот вовсе не искусен; а кто не имеет к ним никакой веры, тот любомудр»[48].  

Здесь мы вновь видим схожесть позиций его и Ансельма Кентерберийского[49].

Выбрав главным действующим лицом своего произведения монашество, считая его считает Монашество третьей ветвью в Церкви, Лествичник отводит ему роль контрольного органа за Духовниками и администрацией, но с миссией Христа (работа на примере, но не судьями).

«О, вы, которые решились вступить на поприще сего мысленного исповедничества; вы, которые хотите взять на выю свою иго Христово; вы, которые отселе желаете сложить бремя свое на выю другого; которые стремитесь добровольно продать себя в рабство, чтобы в замену оного получить истинную свободу; вы, которые преплываете великую сию пучину, будучи поддерживаемы руками других: знайте, что вы покусились идти путем кратким, хотя и жестоким, на котором одна только есть стезя, вводящая в заблуждение: она называется самочинием. Кто совершенно отвергся самочиния и в том, что он почитает добрым, духовным и богоугодным, тот уже достиг цели, прежде нежели вступил в подвиг, потому что послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей»[50].

Становится понятным, тот жесткий отбор в монашество, который предписывает Иоанн Лествичник в данном произведении.

Интересно и то, что жизнь монашества в общежитии Лествичник ассоциирует с земным небом. Может быть организацию космоса, увиденную им в откровении, он попытался перенести в жизнь земную?

«Общежитие есть земное небо; итак понудим себя иметь такое же сердечное расположение, как служащие Господу Ангелы. Пребывающие на сем земном небе иногда бывают как бы каменисты сердцем, а иногда напротив, бывают утешаемы умилением, чтобы им и возношения избегать, и услаждать труды слезами…                <…>

Все, желающие стяжать страх Божий, должны всею силою подвизаться, чтобы в сем училище добродетели вместо добродетели не приобрести лукавства и злобы, хитрости и коварства, пронырливости и гнева; ибо это случается, и не должно этому удивляться. Пока человек остается простолюдином, работником на корабле, или земледельцем, против него не столь сильно и враги царя вооружаются. Когда же видят, что он взял печать царскую и щит, меч, оружие и лук, и оделся в воинскую одежду[51][15]: тогда скрежещут на него зубами, и всячески покушаются убить его. Итак дремать не должно.

Видел я, что незлобивые и прекрасные отроки пришли в училище для научения премудрости, для образования и получения пользы, но, по причине сообщества с другими, ничему там не выучились, кроме грубости и порока. Кто имеет разум, тот может понять сказанное»[52].

Описывая далее нашу жизнь в общежитии, Лествичник не мог обойти тему Покаяния, тесно связанную с нашим отношением к Богу.

«Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни. Покаяние есть купля смирения. Покаяние есть всегдашнее отвержение телесного утешения. Покаяние есть помысл самоосуждения и попечения о себе, свободное от внешних попечений. Покаяние есть дщерь надежды и отвержение отчаяния. Покаяние есть примирение с Господом чрез совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть очищение совести. Покаяние есть добровольное терпение всего скорбного. Кающийся есть изобретатель наказаний для себя самого. Покаяние есть крепкое утеснение чрева, уязвление души в глубоком чувстве»[53].

Подтверждаются его слова виденным им жизнью монахов в одном из монастырей, названный Темницею, который некогда назывался Танобом и который благоприличным изменением слова назван впоследствии монастырем покаяния, расположенного не далеко от города Фиваида.

Иоанн рассказывает о том, что «пришедши в сию обитель кающихся, в сию, поистине, страну плачущих, увидел я то, чего, поистине, если не дерзко так сказать, око нерадивого человека не видело, и ухо унылого не слышало, что и на сердце ленивого не всходило, т.е. такие дела и слова, которые сильны убедить Бога; такие упражнения и подвиги, которые скоро преклоняют Его человеколюбие[54]». Одни из сих неповинных осужденников, всю ночь, до самого утра, стояли на открытом воздухе, не передвигая ног, и жалким образом колебались, одолеваемые сном по нужде естества, другие умиленно взирали на небо, и с рыданием и воплем призывали оттуда помощь. Иные стояли на молитве, связавши себе руки назади, как преступники, сидели на земле во вретище и пепле, лицо скрывали между коленями и челом ударяли о землю. А некоторые от сильной печали находились как бы в исступлении; от многого сетования были безгласны, совершенно погружены во мрак, и как бы нечувствительны ко всему, касающемуся земной жизни, умом сошли в бездну смирения, и огнем печали иссушили слезы в очах своих. Видел он там  «души столь уничиженные, сокрушенные и так угнетаемые тяготою греховного бремени, что они могли бы и самые камни привести в умиление, своими словами и воплями к Богу. «Знаем, говорили они, поникши к земле, знаем, что мы по правде достойны всякого мучения и томления, ибо не можем удовлетворить за множество долгов наших, хотя бы мы и всю вселенную воззвали плакать за нас. Но о том только просим, о том умоляем, и той милости ищем, да не яростию Твоею обличиши нас, ниже гневом Твоим накажеши нас[H], ни праведным судом Твоим мучиши нас, но с пощадением. Для нас довольно, Господи, освободиться от страшного прещения Твоего и мук безвестных и тайных; совершенного же прощения мы не смеем просить. Да и как осмелимся, когда мы обета своего не сохранили в непорочности, но осквернили его, испытавши уже Твое человеколюбие и получивши прощение согрешений?»[55].

«Впрочем некто сказал мне, что, если мы падаем в грех по попущению Божию, то вскоре и восстаем, и отвращаемся от греха; ибо Попустивший не дозволяет, чтобы мы долго были одержимы бесом печали. Если мы пали, то прежде всего против этого беса да ополчимся; ибо он, представ во время молитвы нашей и воспоминая нам прежнее наше дерзновение к Богу, хочет отторгнуть нас от молитвы.

Не ужасайся, если и каждый день падаешь, и не отступай от пути Божия, но стой мужественно; и без сомнения Ангел, который хранит тебя, почтит твое терпение…             <…>

Никто из плачущих о грехах своих не должен ожидать, что при исходе из сей жизни получит извещение о прощении. Неизвестное не достоверно. Ослаби ми извещением, да почию, прежде даже не отъиду[I] отсюда без извещения[56][3]. Где Дух Господень, там разрешаются узы[J]: где смирение глубочайшее, и там разрешаются узы; а не имеющий ни того, ни другого пусть не обольщает себя, ибо он связан.

В мире (и по духу мира) живущие чужды сих извещений, и наипаче первого. Некоторые, впрочем, творящие милостыни, познают свое приобретение при исходе из сего мира.

Кто плачет о себе, тот не видит, плачет ли другой, и пал ли он; и не станет судить других. Пес, угрызенный зверем, еще более на него разъяряется, и от боли, которую чувствует в ране, неотступно на него лает.

Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас, не ради чистоты нашей, но как бы утомившись. Признак разрешения от грехов состоит в том, что человек всегда почитает себя должником перед Богом.

Нет ничего равного милости Божией; нет ничего больше ее. Посему отчаявающийся сам себя губит. Признак прилежного покаяния заключается в том, что человек почитает себя достойным всех случающихся ему видимых и невидимых скорбей, и еще больших. Моисей, после того, как видел Бога в купине, снова возвратился в Египет, или в омрачение к деланию кирпичей, может быть, мысленного Фараона; но потом он опять восшел к купине, и не только к купине, но и на гору Боговидения. Кто понимает сию притчу, тот никогда не отчается. В нищету пришел великий Иов, но потом опять вдвойне обогатился»[57].

В сказанном выше Иоанн проводит два тезиса, виденного им в откровении. Первый, – «Неизвестное не достоверно». Тот же тезис раскрывает и Ансельм Кентерберийский в трактате «Падение дьявола».

«Предвидение бога должным образом не есть предвидение. Для одного, того который всегда присутствуют во всех существах, нет необходимости иметь предвидение о будущим их, скорее Он получает знания от настоящего существ. Следовательно, поскольку предвидение будущего события есть разные понятия от знания настоящего события и есть божественное «предвиденного», то предвидение, о котором мы говорим, нет нужды иметь при этом значении»[58].

Второй, – о том, что все, что делается, делается по воле Божией. «Нет ничего равного милости Божией; нет ничего больше ее. Посему отчаивающийся сам себя губит».

Более сказать об этом в то время Иоанн Лествичник не решился. Может быть и верно, поскольку Ориген, прояснивший это до логического конца, сказав о том, что все люди, даже самые нечестивые, и диаволы, претерпевши долгие муки в геене огненной, будто бы очистятся наконец и будут помилованы, был за это осужден Пятым Вселенским собором в 553 году.

Интересное высказывание приводит Лествичник далее.

«Боязнь смерти есть свойство человеческого естества, происшедшее от преслушания; а трепет от памяти смертной есть признак нераскаянных согрешений. Боится Христос смерти, но не трепещет, чтобы ясно показать свойства двух естеств[59][1].

Этим высказыванием Лествичник, как бы говорит, что не только телесным наделил Бог человека, но и духовным. Можно предположить, что здесь он как бы подводит итог своих высказываний о духовном естестве человека, о предназначении человека. Ведь именно разумные, есть «други» Бога. Во всем нужно нам иметь «великое трезвение, но прежде прочего должно в этом отношении наиболее быть разумно внимательными»[60]. «Странник тот, кто везде с разумом пребывает»[61]. «Мы, в намерении и разуме смиренномудрия желаем покорить себя ради Господа»[62].

Именно предназначение духовного естества человека является важнейшей в его деятельности. Поэтому и «помышление о смерти нужнее всяких других деланий. Память смерти побуждает живущих в общежитии к трудам и постоянным подвигам покаяния и к благодушному перенесению бесчестий. В живущих же в безмолвии память смерти производит отложение попечений, непрестанную молитву и хранение ума. Впрочем сии же самые добродетели суть и матери и дщери смертной памяти.

Как олово отличается от серебра, хотя и подобно ему по виду; так и различие между естественным и противоестественным страхом смерти для рассудительных ясно и очевидно…

<…>

Не всякое желание смерти достойно одобрения. Некоторые люди, насилием привычки увлекаемые в согрешения, желают смерти по чувству смирения; другие не хотят покаяться и призывают смерть из отчаяния; иные же не боятся ее потому, что в превозношении своем почитают себя бесстрастными; а бывают и такие, (если только в нынешнее время найдутся), которые, по действию Духа Святаго, желают своего исшествия отсюда.

Некоторые испытывают и недоумевают, почему Бог не даровал нам предвидения смерти, если воспоминание о ней столь благотворно для нас? Эти люди не знают, что Бог чудным образом устраивает через это наше спасение»…

<….>

Живая память смерти пресекает невоздержание в пище; а когда сие пресечено со смирением, то вместе отсекаются и другие страсти.

Безболезненность сердца ослепляет ум, а множество брашен иссушает источники слез. Жажда и бдение стесняет сердце, а когда сердце стесняется, тогда произникают слезные воды. Сказанное мною для угождающих чреву покажется жестоким, а для ленивых невероятным, но деятельный муж на деле усердно испытывает сие. Кто узнал сие опытом, тот возрадуется о сем; а кто еще ищет, тот не обойдется без печали.

Как отцы утверждают, что совершенная любовь не подвержена падению, так и я утверждаю, что совершенное чувство смерти свободно от страха.

Деятельный ум имеет многие делания: поучается любви к Богу, в памяти смертной, в памяти Божией, царствия небесного, ревности святых мучеников, вездеприсутствия Самого Бога, по слову Псалмопевца: предзрех Господа предо мною выну[K], в памяти святых и умных сил; в памяти об исходе души, об истязании, мучении и вечном осуждении. Мы начали здесь с великих вещей, а кончили такими, которые удерживают от падения»[63].

Таким образом, предназначением духовного естества человека является «деятельность» и «хранение» ума.

«Невозможное, – как некто сказал, – «невозможное для человеков дело, чтобы настоящий день провели мы благочестиво, если не думаем, что это последний день нашей жизни». И поистине удивительно, что и язычники изрекли нечто подобное этому; ибо и они полагали, что любомудрие заключается в помышлении о смерти»[64].

В этом плане и можно принять выражение: «Покаяние есть бесскорбное отвержение всякого утешения телесного»[65].

И становится понятно, что «Не на брачный пир, о друзья, не на брачный пир мы приглашены; но Призвавший нас сюда поистине призвал на плач о самих себе. Некоторые, когда плачут, безвременно понуждают себя в это блаженное время не иметь совершенно никакого помышления, не разумея того, что слезы без помышлений свойственны бессловесному естеству, а не разумному. Слеза есть порождение помышлений; а отец помышлений есть смысл и разум»[66].

«Плач о самих себе», – сильно сказано. Вполне вероятно, что речь идет о  смысле нашего существования и возможности выживания, которое связано с с разумной деятельностью и угодно Создателю?  Тогда об этом мы должны помнить всегда. Но не в плане выживания рода, хотя это важный элемент долговечности системы[67], а в плане главной задачи Бога, умножение Разума.

«Как во внешнем творении, так и в умилении есть самодвижное, и есть движимое от иного чего-либо. Когда душа, и без нашего страдания и попечения бывает склонна к слезам, мягка и проникнута умилением, тогда поспешим; ибо Господь пришел к нам и без нашего зова, и дал нам губу Боголюбезной печали и прохладную воду благочестивых слез, на изглаждение рукописания согрешений. Храни сей плач, как зеницу ока, пока он мало по малу от тебя не отойдет; ибо велика сила оного. И далеко превосходит силу того плача, который приходит от нашего тщания и умышления»[68].

 «Плачущие не воспоют и не воскликнут в песнях: ибо сим истребляется плач. Если же ты этими средствами стараешься призывать его, то ты далеко еще от сего делания; ибо плач есть укоренившаяся от навыка скорбь души, имеющей в себе огонь (Божественный)»[69].

Именно через плач приходит видение (откровение), но и здесь «Рукою смирения отвергай приходящую радость, как недостойный ее, чтобы не обольститься ею, и не принять волка вместо пастыря.

+ + +

«Не стремись к видению не во время видения. Пусть лучше само оно, привлеченное красотою твоего смирения, придет к тебе, обнимет тебя и соединиться с тобою чистейшим браком на веки веков.

С самого начала, когда младенец начнет познавать отца своего, он весь бывает исполнен радости и печали; радости, потому что опять зрит вожделенного; а печали, потому что столь долгое время лишен был видения любезнейшей ему красоты. Матерь также иногда скрывает себя от младенца, и, видя, с какою скорбию он ищет ее, веселится; и таким образом учит его всегда прилепляться к ней, и сильнее воспламеняет любовь его к себе. Имеяй уши слышати, да слышит[L], глаголет Господь[70][5]»[71].

«Праведен и преподобен Господь; безмолвствующему с рассуждением Он премудро дарует умиление, и благоразумно повинующегося ежедневно веселит. А кто ни того, ни другого пути не проходит законным образом, тому плач не дается.

Отгоняй (адского) пса, который приходит во время глубочайшего плача, и представляет тебе Бога неумолимым и немилосердым. Наблюдая за ним, ты увидишь, что он же, прежде грехопадения, называет Бога человеколюбивым, милосердым и снисходительным.

От всегдашнего упражнения рождается навык; навык обращается в чувство, а что делается в чувстве, то бывает неудобоотъемлемо.

Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны; ибо тем, которые, так сказать, после омовения осквернились, необходимо, поистине необходимо очистить руки свои неослабным огнем сердечным и елеем милости Божией»[72].

Именно духовное наше естество служит связью с Духом Святым, поскольку он «есть мир души»[73]. А связь это возможна только в духовном спокойствии, и это спокойствие приходит к нам с умилением и плачем. «Как вода, мало по малу возливаемая на огонь, совершенно угашает его, так и слеза истинного плача угашает всякий пламень раздражительности и гнева»[74]. И поскольку «гнев есть возмущение сердца; то ничто столько не препятствует пришествию в нас Духа Святого, как гневливость»[75].

Становится понятным стремление многих, желающих откровения Божия, удалиться от мира сего в монастырь, в обитель спокойствия и безгневия.

Но монашество не является панацеей от гнева и раздражительности.

«Как горячка в теле, будучи сама по себе одна, имеет не одну, а многие причины своего воспаления: так и возгорание и движение гнева и прочих страстей наших происходит от многих и различных причин. Посему и нельзя назначить против них одно врачевство. А такой даю совет, чтобы каждый из негодующих старательно изыскивал приличное средство для своего врачевания. Первым делом в этом врачевании да будет познание причины болезни, чтобы, нашедши оную, получить и надлежащий пластырь для своей болезни от Промысла Божия и от духовных врачей. Хотящие войти с нами о Господе в предложенное духовное судилище, да войдут: и мы исследуем, хотя и не ясно, упомянутые страсти и их причины» [76].

Интересна мысль о том, что страсти есть одна из целей познания самих себя, поэтому вместо гнева и раздражительности, необходимо «изыскивать» причины их, т.е. познавать их.

«Итак, да свяжется гнев, как мучитель, узами кротости, и поражаемый долготерпением, влекомый святою любовью и, представши пред судилищем разума, да подвергнется допросу. Скажи нам, безумная и постыдная страсть, название отца твоего, и именование злой твоей матери, а также имена скверных твоих сынов и дщерей. Объяви нам притом, кто суть ратующие против тебя, и убивающие тебя? – В ответ на это гнев говорит нам: «Матерей у меня много, и отец не один. Матери мои суть: тщеславие, сребролюбие, объедение, а иногда и блудная страсть. А отец мой называется надмением. Дщери же мои суть: памятозлобие, ненависть, вражда, самооправдание. Сопротивляющиеся же им враги мои, которые держат меня в узах, безгневие и кротость. Наветник мой называется смиренномудрием; а от кого рождается, спросите у него самого, в свое время»[77].

И здесь Иоанн Лествичек, в отличии от Ансельма Кентерберийского, раскрывшего необходимость наличия противоположностей для умножения Знания и развития Разума[78], на вопрос о том, от кого гнев и раздражения рождаются, – отсылает нас к Самому.

Тем не менее, желание рассказать истину виденного, не удерживают Иоанна в рамках благоразумия, и он осторожно замечает: «Видал я, что ненависть расторгала долговременные узы блудной любви; а потом памятозлобие чудным образом не попускало им вновь соединиться. Дивное зрелище! Бес беса врачует; но может быть, это дело не бесов, но Провидения Божия»[79].

И это «Провидение Божие» дало человеку свободу выбора в своем развитии Разума, «Ибо никто не желает грешить против Бога, хотя каждый из нас согрешает не по принуждению»[80]. Поэтому, если «бы ты увидел кого-либо согрешающего даже при самом исходе души из тела, то и тогда не осуждай его; ибо суд Божий неизвестен людям»[81]. Ибо сказано: не судите, и не судят вам[M].

И далее Лествичник в форме поучения движения на пути к Богу посвящает  несколько разделов порокам и страстям, не позволяющим сохранять всегда благоустройство ума; а последние душевным сетованием и истаяванием умилостивляют Бога»[82].

Мы узнаем, что для этого, во-первых, не надо быть многословным, ибо многоглаголание «есть признак неразумия, дверь злословия, руководитель к смехотворству, слуга лжи, истребление сердечного умиления, призывание уныния, предтеча сна, расточение внимания»[83].

Во-вторых, – не подвергаться унынию, которое является «одним из первых исчадий многословия…       <…>

Уныние есть расслабление души, изнеможение ума»[84].

Что же касается чревоугодия, то здесь необходима некоторая середина, ибо «Насыщение есть мать блуда; а утеснение чрева – виновник чистоты…         <…>  

Одно воздержание прилично неповинным, а другое – повинным и кающимся. Для первых, движения похоти в тебе бывают знаком к восприятию особенного воздержания; а последние пребывают в нем даже до смерти; и до самой кончины не дают своему телу утешения, но борются с ним без примирения. Первые хотят сохранять всегда благоустройство ума; а последние душевным сетованием и истаяванием умилостивляют Бога»[85].

Вопрос соотношения телесного и духовного, есть очень индивидуальное для каждого индивида. «Удивительное дело, что ум, будучи бестелесен, от тела оскверняется и омрачается, и что напротив невещественное от борения утончевается и очищается. Если ты обещался Христу идти узким и тесным путем, то утесняй чрево свое; ибо угождая ему и расширяя его, ты отвергнешься своих обетов. Но внимай, и услышишь говорящего: пространен и широк путь чревоугодия, вводящий в пагубу блуда, и многие идут по нему. Но узки врата и тесен путь воздержания, вводящий в жизнь чистоты, и немногие входят им[N]»[86].

«Не думай, что ты по причине воздержания пасть не можешь; ибо некто, и ничего не вкушавший, был свержен с неба»[87].

С плотью неизменно связан вопрос о «нетленной чистоте и целомудрии, которое тленные приобретают трудами и потами». И вновь можно видеть совпадение взглядов Лесвичника и Ансельма Кентерберийского[88].

Лествичник пишет: «Кто хочет бороться с своею плотию и победить ее своими силами, тот тщетно подвизается; ибо если Господь не разорит дома плотской похоти, и не созиждет дома душевного, то всуе бдит и постится думающий разорить. Представь Господу немощь своего естества, сознавая во всем свое бессилие, и неощутительным образом получишь дарование целомудрия…               <…>

Ибо все существующее по природе своей ненасытно желает сродного себе: кровь – крови, червь – червя, и брение – брения; а потому и плоть сия желает плоти, хотя понудители естества и желатели царства небесного и покушаются прельщать сию прелестницу различными ухищрениями»[89].

А у Ансельма мы читаем, что «в лошади желание не подчиняется себе, но по природе естественна, и всегда обслуживает желание плоти по необходимости»[90]. Это связано с рассудочным (рациональным) мышлением. Поэтому там, где идет разговор о мышлении, которое обслуживает желание плоти, и, таким образом, присуще всей живой природе я обозначаю как рациональное или рассудочное, и мышление, которое не связано с плотью (духовное), – как разумное.[91]

В этом вопросе можно согласиться с Иоанном Лествичником, который говорит, что ублажает повседневных скопцов, которые разумом, как ножом, обучились оскоплять себя.[92]

«Есть в нас некая смерть и погибель падения, которую мы всегда с собою и в себе носим, а наиболее в юности. Но погибель сию я не дерзнул предать писанию, потому что руку мою удержал сказавший: «бываемая отай от некоторых срамно есть и глаголати и писати и слышати.

Сию мою, а можно сказать и не мою враждебную, но и любимую плоть Павел назвал смертию. Кто мя избавит, говорил он, от тела смерти сея[O]? А Григорий Богослов называет ее страстною, рабскою и ночною. Я хотел бы знать, почему сии святые мужи дают ей такие названия? Если плоть, как выше сказано, есть смерть, то победивший ее, конечно, никогда не умрет. Но кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти – осквернения плоти своей? Испытаем, прошу вас, кто больше пред Господом: умерший ли и воскресший или никогда не умиравший? Ублажающий последнего обманывается: ибо Христос умер и воскрес; а ублажающий первого увещевает умирающих, то есть падающих, не предаваться отчаянию»[93].

«Некоторые говорят, что страсти входят в тело от помыслов сердца; а другие напротив утверждают, что худые помыслы рождаются от чувств телесных. Первые говорят, что если бы не предшествовал ум, то и тело не последовало бы; последние же приводят в защищение своего мнения зловредное действие телесной страсти, говоря, что весьма часто худые помыслы получают вход в сердце от приятного взгляда, или от слышания приятного голоса. Кто мог познать сие о Господе, тот и нас да научит: ибо все это весьма нужно и полезно для тех, которые разумно проходят духовное делание. В простоте же и правоте сердца пребывающим делателям нет в этом никакой надобности; ибо не все могут иметь тонкое ведение, и не все блаженную простоту, сию броню против всех ухищрений лукавых бесов.

Некоторые из страстей, родившись в душе, переходят в тело; а некоторые наоборот. Сие последнее случается обыкновенно с мирскими, а первое с проходящими монашеское житие, по неимению к тому случаев. Что касается до меня, я скажу о сем: взыщеши в злых разума, и не обрящеши[P]. Когда после долгого подвига против беса блуда, единомышленника нашей бренной плоти, мы изгоним его из сердца нашего, изранивши его камнем поста и мечом смирения: тогда сей окаянный, как червь некий, пресмыкаясь внутри нашего тела, будет стараться осквернить нас, подстрекая на безвременные и непристойные движения.

Сему же наиболее подвержены те, которые покоряются бесу тщеславия; ибо они, видя, что уже не часто возмущаются в сердце своем блудными помыслами, преклоняются к тщеславию; а что это справедливо, в том сами они могут увериться, когда, удалившись на время в безмолвие, будут внимательно испытывать самих себя. Они непременно найдут, что в глубине их сердца скрывается некий тайный помысл, как змей в гноище, который в некоторой степени чистоту внушает им приписывать собственному тщанию и усердию, не давая сим окаянным подумать о словах Апостола: что имаши, егоже неси приял [Q] туне, или непосредственно от Бога, или помощию других и посредством их молитвы»[94].

Интересный тезис о том, что познание, – это страсть идущая от тела к душе свойственно больше мирским! «Распутный ищет мудрости, и не находит; а для разумного знание легко»[R]. И дано оно непосредственно Богом

Таким образом, для познания необходима разумность соотношения души и тела. «Кто победит свое тело? Тот, кто сокрушил свое сердце. А кто сокрушил свое сердце? Тот, кто отверг себя самого; ибо как не быть сокрушенным тому, кто умер своей воле?»[95]

Здесь заканчивается первая половина пути лествицы, связанная как бы с победой над внутренним Я. «Кто, будучи во плоти, получил и здесь победную почесть, тот умер и воскрес, и еще здесь познал начало будущего нетления», – подводит под этим черту Иоанн Лествичник.

Далее мы узнаем как необходимо вести себя по отношению к внешнему миру. И первым недугом, который здесь проявляется, – сребролюбие. «Сребролюбие есть поклонение идолам, дщерь неверия, извинение себя своими немощами, предсказатель старости, предвозвестник голода, гадатель о бездождии»[96]. Оно «начинается под видом раздаяния милостыни, а оканчивается ненавистию к бедным. Сребролюбец бывает милостив, пока собирает деньги; а как скоро накопил их, так и сжал руки»[97].

«Сребролюбие есть и называется корень всем злым[S]; и оно действительно такого, ибо производит ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства»[98].

Сребролюбие есть предтеча нечуствия. «Бесчувственный есть безумный мудрец, учитель, осуждающий себя самого, любослов, который говорит против себя, слепец, учащий видеть; беседует о врачевании язвы, а между тем, беспрестанно чешет и растравляет ее; жалуется на болезнь, и не отстает от вредных для него снедей; молится о своем избавлении от страсти, и тотчас исполняет ее на самом деле; за совершение ее гневается сам на себя, и не стыдится слов своих, окаянный. «Худо я поступаю», вопиет, и усердно продолжает делать злое. Устами молится против своей страсти, а делом для нее подвизается. О смерти любомудрствует, а живет как бессмертный. Вздыхает о разлучении души с телом, а сам пребывает в дремоте, как бы был вечный. О воздержании беседует, а стремится к объедению. Читает слово о последнем суде, и начинает смеяться. Читает слово против тщеславия, и самым чтением тщеславится. Говорит о бдении, и тотчас погружается в сон. Хвалит молитву, и бегает от нее, как от бича»[99].

Избавление от этих недугов Лествичник видит в монашестве, где в молитвах и постоянных бдениях человек возвращается к деланию ума.

«Излишество сна – причина забвения; бдение же очищает память. Богатство земледельцев собирается на гумне и точиле; а богатство и разум монахов в вечерних и ночных предстояних Богу, и в деланиях ума»[100].

Но и на этом пути подстерегают греховные страсти. «Некоторые имеют обыкновение писать о тщеславии во особенной главе, и отделять оное от гордости; посему и говорят они, что начальных и главных греховных помыслов восемь. Но Григорий Богослов[101] и другие насчитывают их семь[102][1]. С ними и я более согласен; ибо кто, победив тщеславие, может быть обладаем гордостию? Между сими страстями такое же различие, какое между отроком и мужем, между пшеницею и хлебом; ибо тщеславие есть начало, а гордость конец»[103].

Лествичник по порядку раскрывает все эти страсти, начиная с тщеславия и кончая гордостью.

При этом гордость, он раскрывает особенно подробно. «Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение, презрение человеков, матерь осуждения, исчадие похвал, знак бесплодия души, отгнание помощи Божией, предтеча умоисступления, виновница падений, причина беснования, источник гнева, дверь лицемерия, твердыня бесов, грехов хранилище, причина немилосердия, неведение сострадания, жестокий истязатель, бесчеловечный судья, противница Богу, корень хулы»[104]. При этом, если есть «двенадцать бесчестных страстей; если произвольно возлюбишь одну из них, то есть гордость, то и одна сия наполнит место прочих одиннадцати»[105].

И здесь начинается самое интересное: «Бог гордым противится[T]: кто же может помиловать их? Не чист пред Господом всяк высокосердый[U]; кто же может очистить его?»[106]

Действительно, кто? «Бог, желая вразумить гордого, чтобы он оставил диавольское свое нечестие, оставляет его впасть в грех, дабы он обратился к Богу, покаялся и получил прощение. Если же он и после сего не хочет покаяться, то Бог попускает на него беса уязвлять и искушать его более, вразумляя его сим, что он наказывается за грехи свои и чтобы он оставил свою гордыню, дабы бес не мучил его и не обладал им вечно. Поэтому некоторые вследствие многих и великих искушений бесовских, которым подвергались, приходили в себя и исправлялись. Но если нечестивый гордец упорствует в своей гордыне, Господь прогневляется на великое его безумие и непокорность, оставляет его, – он теряет ум и рассудок, и не знает, что с ним делается; и тогда уже ни людей не стыдится, ни Бога не боится, и открыто и без стыда исполняет злые свои пожелания. Это зло человек уже не может исцелить, а только один Господь»[107].

А вот и суть падения ангела, – познание. Поскольку если от одной этой страсти, безо всякой другой, некто ниспал с неба: то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей, взойти на небо?

Таким, обуреваемым этой страстью весьма полезно «чтение о сверхъестественных подвигах св. отцов. Может быть, хотя чрез это, сии недугующие получат малую надежду ко спасению.

Стыдно тщеславиться чужими украшениями, и крайнее безумство – гордиться Божиими дарованиями. Превозносись только теми добродетелями, которые ты совершил прежде рождения твоего; а те, которые ты исполнил после рождения, даровал тебе Бог, как и самое рождение. Какие ты исправлял добродетели без помощи ума, те только и твои; потому что Бог даровал тебе и самый ум. Какие подвиги показал ты без тела, те только и относи к твоему тщанию, ибо и тело не твое, а творение Божие»[108].

И вот, наконец, главное: «Когда бес гордости утвердился в своих служителях, тогда являясь им во сне или наяву, в образе светлого Ангела, или мученика, преподает им откровение таинств, и как бы дар дарования, чтобы сии окаянные, прельстившись, совершенно лишились ума»[109].

Интересная мысль о том, что Откровение, – есть выход за пределы ума! Действительно, только пройдя через испытание добром и злом (напоминание о ниспавшем с неба), и продолжая умножать ум, показывая подвиги, не связанные со своим телом, имеется возможность получить откровение Божье, его таинств. И этот дар дарования, настолько возвышает ум, что для обычного человека, это действительно может быть проявлением «выходом из ума».

Можно предположить, что об этом случае, говорил апостолам Иисус, напутствуя их: «не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый»[V]. И когда в день Пятидесятницы после воскрешения Иисуса Христа сошел на апостолов Дух Святой, то в первый момент после этого, некоторые, наблюдавшие за ними говорили про них: «они напились сладкого вина»[W].

А далее мы узнаем о том, «что от злого корня и злой матери происходит злейшее исчадие, т.е. от скверной гордости рождается несказанная хула». Но никто «не должен думать, что он виновен в хульных помыслах; ибо Господь есть сердцеведец, и знает, что такие слова не наши, но врагов наших. Пьянство бывает причиною преткновения, а гордость – причина непотребных помыслов. Хотя преткнувшийся неповинен за преткновение, но за пьянство, без сомнения, будет наказан»[110].

«Кого дух хулы беспокоит, и кто хочет избавиться от него, тот пусть знает несомненно, что не душа его виновна в таких помыслах, но нечистый бес, сказавший некогда Самому Господу: сия вся Тебе дам, аще пад поклонишимися[X]. Посему и мы, презирая его, и вменяя за ничто влагаемые им помыслы, скажем ему: иди за мною сатано: Господу Богу моему поклонюся и Тому Единому послужу; болезнь же твоя и слова твои обратятся на главу твою, и на верх твой снидет хула твоя в нынешнем веке и в будущем[Y].

Кто другим образом хотел бы победить беса хулы, тот уподобился бы покушающемуся удержать своими руками молнию. Ибо как настигнуть, состязаться и бороться с тем, который вдруг, как ветер, влетает в сердце, мгновенно произносит слово, и тотчас исчезает? Все другие враги, стоят, борются, медлят и дают время тем, которые подвизаются против них. Сей же не так: он только что явился, и уже отступил; проговорил – и исчез.

Бес этот часто старается нападать на простейших по уму и незлобивейших, которые более других беспокоятся и смущаются от сего; о них можно сказать по справедливости, что все сие бывает с ними не от превозношения их, но от зависти бесов.

Перестанем судить и осуждать ближнего, и мы не будем бояться хульных помыслов; ибо причина и корень второго есть первое»[111].

Итак, кто другим образом хотел бы победить беса хулы, тот уподобился бы покушающемуся удержать своими руками молнию». Интересно, похоже на то, что «хула» и рождает мысль! И действительно с этим можно согласиться, – только одновременно и свет, и тьма, – могут стать началом познания!?[112]

Но для разума страсти должны уравновешиваться добродетелями. Поэтому «кротость есть неизменное устроение ума, которое и в чести и в бесчестии пребывает одинаковым», потому что «Души кротких исполнятся разума; а гневливый ум сожитель тьмы и неразумия».[113]

Только «незлобие есть тихое устроение души, свободной от всякого ухищрения. Правота есть незрительная мысль, искренний нрав, непритворное и неподготовленное слово. Нелукавый есть тот, кто находится в естественной чистоте души, как она была сотворена, и который искренно обращается со всеми. Лукавство есть извращение правоты, обольщенный разум, лживое оправдание себя благонамеренностию, клятвы, повинные муке, двусмысленные слова, скрытность сердца, бездна лести, навык лгать, превратившееся в природу самомнение, противник смирения, личина покаяния, удаление плача, вражда против исповеди, упорство в своем мнении, причина падений, препятствие восстанию от падения, коварная улыбка при обличениях, безрассудное сетование, притворное благоговение; словом оно есть бесовское житие.

Лукавый – диаволу соименник и сообщник; потому и Господь научил нас называть диавола лукавым, когда говорим: избави нас от лукаваго[Z]. Убежим от стремнины лицемерия и от рова тайнолукавства, слыша сказанное: лукавнующия потребятся[AA], яко зелие зрака отпадут[BB] (ст. 2); ибо такие суть пажить бесов»[114].

Вот и у Иоанна, как и у Ансельма Кентерберийского мы встречаемся с вешками[115], показывающими наше направление развития. «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут. Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину. Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю»[CC].

Но и здесь необходимо помнить о том, что «Неудобь богатии внидут в царствие небесное; неудобно и мудрецы безумные мира сего войдут в простоту. Часто падение исправляло лукавых, невольно даруя им спасение и незлобие. Борись, и старайся сомневаться своей мудрости[116][2]. Делая так, обрящешь спасение и правость о Христе Иисусе, Господе нашем. Аминь»[117].

Говоря об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве, Иоанн, поясняет, что откровения Божьи, даже если и открываются некоторым людям, не всегда понимаются ими. И тем более, если они думают «одним сказанием своим просветить и научить невкусивших сего самым делом: тот делает нечто подобное человеку, вознамерившемуся словами и примерами дать понятие о сладости меда тем, которые никогда его не вкушали»[118]. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Дарования Божии столь велики, что люди почти не могут верить тому. И не дивно, если не могут понять их, доколе не изведают опытом»[119].

Слово смиренномудрие «представляет рассуждению вашему сокровище в бренных сосудах, т.е. в телах. Никакое слово не может изъяснить его качество. Одну надпись имеет сие сокровище, надпись непостижимую, как свыше происходящую; и те, которые стараются истолковать ее словами, принимают на себя труд великого и бесконечного испытания. Надпись эта такова: святое смирение.

Все, которые Духом Божиим водятся, да внидут с нами в сие духовное и премудрое собрание, неся в мысленных руках Богописанные скрижали разума!..               <…>

смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом; оно есть несказанное богатство; Божие именование; ибо Господь говорит: научитеся не от Ангела, не от человека, не от книги, но от Мене, т.е. от Моего в вас вселения и осияния и действия, яко кроток есмь и смирен сердцем и помыслами, и образом мыслей, и обрящете покой душам вашим от браней, и облегчение от искусительных помыслов[DD].

Иной вид священного сего вертограда еще во время зимы страстей, другой – весною, которая обещает плоды, и иной – во время лета созреваемых добродетелей; впрочем все сии видоизменения ведут к одному концу – к веселию и плодоносию; и потому каждое его время имеет свои некоторые указания и признаки плодов. Ибо когда начнет в нас процветать священный грозд смирения, тогда мы, хотя и с трудом, возненавидим всякую славу и похвалу человеческую, отгоняя от себя раздражительность и гнев. Когда же смиренномудрие, сия царица добродетелей, начнет преуспевать в душе нашей духовным возрастом, тогда не только за ничто почитаем наши все добрые дела, но и вменяем их в мерзость, думая, что мы ежедневно прилагаем к бремени наших грехов, неведомым для нас расточением, и что богатство дарований, которые получаем от Бога, и которых мы недостойны, послужит к умножению наших мучений в грядущем веке. Посему ум бывает в то время неокрадом, затворившись в ковчеге смирения, и только слышит вокруг себя топот и игры невидимых татей, но ни один из них не может ввести его в искушение; ибо смирение есть такое хранилище сокровищ, которое для хищников неприступно»[120].

Свойства же смиренномудрия есть, – покаяние искреннее, плач, очищенный от всякой скверны, и преподобное смирение новоначальных такое имеют различие между собою, как мука, тесто и печеный хлеб.

«Первое, и одно из превосходнейших свойств сей прекрасной и досточудной троицы, состоит в радостнейшем подъятии уничижений, когда душа распростертыми руками принимает и объемлет их, как врачевство, исцеляющее и попаляющее ее недуги и великие грехи. Второе же по оном свойство есть истребление всякого гнева, и в утоление оного – смирение. А третия и превосходнейшая степень есть совершенное неверование своим добрым делам, и всегдашнее желание научаться»[121].

«Да не будет душа твоя рвом, который иногда источает животворную воду смирения, а иногда иссыхает от зноя славы и возношения; но да будет она источником бесстрастия, всегда изводящим из себя реку нищеты»[122].

Именно благодаря смиренномудрию, которое показал нам Христос, спасший человеческую цивилизацию от «очередного» потопа, Лествичник приравнивает Воскресение Иисуса Христа к таким событиям, как спасению Ноя и выходу Израильтян из Египта. Тем самым, обозначая земную миссию Иисуса Христа.

 «Одно место, видевшее однажды солнце, есть дно Чермного моря, при переходе Израильтян; и один истинный помысл, рождающий смирение, есть помышление о смерти, или помышление о суде, или помышление о распятии Господа нашего Иисуса Христа. Один день всемирной радости – день Воскресения Господа и Спасителя нашего, в который род наш освободился от вечных уз адовых. Некоторые же говорят, что это день Рождества Христова, в который и слышано было от Ангелов: Слава в вышних Богу. Иные же разумеют день, в который Ной со своим семейством вышел из ковчега»[123].

Смиренномудрие не возможно без самопознания. «Кто знает всего себя, что он грешен, и оплакивает от сердца грехи свои, тот посеял на добром поле; если же не посеял так, то невозможно, чтобы процвели в нем многоплодные дела смирения». Кто не познает себя для того, чтобы смиряться, тот делается гордым; а кто знает себя и устроение свое, тот не возносится, а смиряется»[124].

«Познавший себя достиг разума страха Господня, и ходя в оном, достигает врат любви.

Смиренномудрие есть дверь царствия небесного, и она вводит туда приближающихся к ней. Думаю, что о входящих сею дверью говорит и Сам Спаситель сими словами: и внидет и изыдет[EE] без страха из сей жизни, и пажить обрящет и злак в райских селениях»[125].

«Самопознание есть верное понятие о своем духовном возрасте и неразвлекаемое памятование легчайших своих согрешений.

Смирение есть духовное учение Христово, мысленно приемлемое достойными в душевную клеть. Словами чувственными его невозможно изъяснить. Кто говорит, что он ощущает благовоние сего мира, и во время похвал хотя мало движется сердцем, и силу слов оных понимает, (но не отвращается их): тот да не прельщает себя, ибо он обманут.

Не нам, Господи, не нам, сказал некто, в чувстве души, но имени Твоему даждь славу[FF]; ибо он знал, что естество человеческое не может принимать похвалу безвредно. У Тебе похвала моя в Церкви велицей[GG] в будущем веке: а прежде того не могу принимать ее безопасно»[126].

Никто никогда не мог одним шагом взойти на верх лестницы. «Святое смирение имеет дарование от Бога к восхождению на тридесять, на шестьдесят и на сто. На последнюю степень восходят одни бесстрастные, на среднюю – мужественные: на первую же степень все могут взойти. Познавший себя никогда не бывает поруган, чтобы предпринять дело выше своей силы; он утвердил ногу свою на блаженной стези смиренномудрия»[127].

И совершенно неожиданно, говоря о смирении Лесвичник, произносит ключевую фразу об устройстве нашего Мира и о его возможном конце, – «Естество огня сокрыто в дереве, камне, железе и проч. Вот в чем и конец света, если мы не успеем осознать это»[128].

Можно предположить, что он, в то время, не мог осознать виденное им в откровении устройство нашего Мира[129]. Тогда становится понятным и предыдущие попытки пояснить тот страх виденного, – «Познавший себя достиг разума страха Господня», и о том, что «понимание этого богатства приходит в свое время».

Отсюда и высшая  добродетель по Иоанну есть святое смирение, при котором «душа уподобляется действиям телесным, и соображается и соглашается с тем, что делает тело»[130].

В этом случае, процесс смирения распространяется на всех людей, в том числе и согрешивших к Господу.

«Согреших ко Господу возопило некогда сие блаженное смирение к Богу по совершении прелюбодеяния и убийства: и тотчас услышало: Господь отъя согрешение твое[HH].

Приснопамятные отцы наши утверждают, что путь к смирению и начальная причина сей добродетели суть труды телесные; а я полагаю, – послушание и правость сердца, которая естественно сопротивляется возношению.

Если гордость некоторых из Ангелов превратила в бесов, то без сомнения смирение может и из бесов сделать Ангелов. Итак, да благодушествуют падшие (уповая на Бога)…                <…>

Жилы и пути смирения, но еще не признаки сей добродетели, суть: нестяжательность, уклонение от мира, утаение своей мудрости, простота речи, прошение милостыни, скрытие благородия, изгнание дерзновения, удаление многословия. Ничто так не смиряет душу, как пребывание в нищете и пропитание подаянием; ибо тогда наипаче показуемся любомудрыми и боголюбивыми, когда, имея средства ко возвышению, убегаем оного невозвратно. Если ты вооружаешься против какой–нибудь страсти, то возьми себе в помощь смиренномудрие; ибо оно наступит на аспида и василиска, то есть на грех и отчаяние, и попрет льва и змия[II], то есть диавола и змия плотской страсти. Смиренномудрие есть тифон, могущий возвести душу из бездн грехов на небо. Некто увидел в сердце своем красоту сей добродетели, и, будучи объят удивлением и ужасом, вопрошал ее, да скажет ему имя родителя своего. Она же, радостно и кротко улыбаясь, сказала ему: «Как ты стараешься узнать имя Родившего меня, когда Он не именуем? Итак, я не объявляю тебе оного имени, доколе не стяжаешь в себе Бога». Слава Ему во веки веков. Аминь.

Матерь источника – бездна; рассуждения же источник – смирение»[131].

Только в наше время приходит понимание Истины, ради которой был создан наш мир, сокрытый в естестве огня. И только развитие Разума, дарованного нам Божественным просвещением, который светильником своим может просветить нас, как выжить в этом естестве огня.

«Рассуждение в новоначальных[JJ] есть истинное познание своего устроения душевного; в средних оно есть умное чувство, которое непогрешительно различает истинно доброе от естественного, и от того, что противно доброму; в совершенных же рассуждение есть находящийся в них духовный разум, дарованный Божественным просвещением, который светильником своим может просвещать и то, что есть темного в душах других.

2. Или же, рассуждение в общем смысле в том состоит и познается, чтобы точно и верно постигать божественную волю во всякое время, во всяком месте и во всякой вещи. Оно находится в одних только чистых сердцем, телом и устами»[132].

И проявляется в нас этот дар Божий посредством души, о которой мы и должны тщательно заботиться.

«Если прежде день в душе нашей не померкнет и не потемнеет, то невидимые тати оные не окрадут, не убиют и не погубят. Окрадывание души есть, когда мы почитаем за добро, в чем нет добра; окрадывание есть неприметное лишение духовного богатства; окрадывание есть неведомое пленение души. Убиение души есть умерщвление словесного ума, впадением в дела непристойные; а погибель души есть впадение в отчаяние, после совершения беззакония»[133].

Поэтому можно предположить, что сохранение и умножение духовного разума, и есть промысел Божий, который «простирается на всякую тварь». А вот помощь Божья «подается только верным. Хранение Божие бывает над такими верными, которые поистине верны. Милости Божией сподобляются работающие Богу; а утешения – любящие Его»[134].

Только на этом пути умножения разума, мы можем выжить, благополучно совершив «исход», в другую среду обитания.

«Поистине, если и в нас будет Тот, Который обращает море в сушу[KK], то без сомнения и наш Израиль, или ум, зрящий Бога, без волнения перейдет море страстей, и увидит потопление сих мысленных Египтян в воде своих слез. А если не будет в нас Его пришествия, то против одного шума волн сего моря, т.е. сей плоти, кто постоит[LL]? Если Бог воскреснет в нас деянием, то расточатся врази Его, и если видением к Нему приближимся, то побежат ненавидящии Его и нас от лица Его и нашего.

Потом наипаче, а не нагим словом, потщимся научаться познанию Божественных истин; ибо не слова, а дела должны мы будем показать во время исхода»[135].

И на этом пути промысла Божия, даже телесное не будет каждому человеку ограничением, ибо Бог беспристрастен. Об этом так говорит Лествичник, –  «По естеству невозможно, чтобы бестелесное ограничивалось телом; но для Создателя Бога все возможно…               <…>

Хотя не все могут быть бесстрастны, однако спастись и примириться с Богом всем не невозможно.

Да не овладеют тобою иноплеменники – оные помыслы, которые побуждают испытывать неизреченные судьбы промысла Божия и видения, бывающие людям, и тайно внушают безрассудное мнение, будто у Господа есть лицеприятие. Сии помыслы суть признаки и явные исчадия возношения…                 <…>

Всякому духовному деланию, видимому или умственному, предшествует собственное намерение и усерднейшее желание, при Божием в оных содействии; ибо если не будет первых, то и второе не последует.

Время всякой вещи под небом, говорит Екклесиаст[MM]. Изречение это объемлет и те вещи и делания, которые бывают в нашем священном жительстве…                    <…>

Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время: не будем искать в зиме того, что свойственно лету; ни во время сеяния – того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды, и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае, мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно» [136].

Касаясь вновь путей познания, Иоанн отмечает, что они имеют весь спектр от «благочестия» до «погибели», но все они благоугодны Господу. И на этом пути, – свет всем телесным членам – чувственные очи; свет же мысленный Божественных добродетелей есть рассуждение.

Но на пути познания необходимостью является сохранять весь полученный при этом материал. И в своем откровении Лествичник, так же как и Ансельм Кентерберийский[137] видит это.

«Мудрствующие горняя по смерти восходят горе, а мудрствующие дольняя – долу; ибо для душ, разлучающихся с телами, нет третьего, среднего места. Из всех созданий Божиих одна душа имеет бытие свое в другом, а не в самом себе; и достойно удивления, каким образом оно может существовать без того, в чем получило жизнь?»[138]

А вот подробно рассказать о том, почему, все-таки существует добро и зло, ангелы и бесы, Лествичник не может и не хочет, но твердо заявляет о том, что и для того и другого путь к престолу Божиему «открыт и дверь отверста».

«Много удивляюсь я одному странному в нас действию: почему мы, имея помощниками на добродетель и всесильного Бога, и Ангелов, и святых человеков, а на грех одного беса лукавого, удобнее и скорее преклоняемся к страстям и порокам, нежели к добродетели? Говорить о сем подробно я не могу, и не хочу.

Если все сотворенное пребывает таким, каким оно создано: то, как я, говорит Григорий Великий, и образ Божий есмь, и срастворен с сим брением? Если же какие-либо из тварей стали не такими, какими были сотворены, то неудержимо желают сродного себе. Посему и каждый из нас должен употребить все возможные средства, чтобы, очистив и возвысив сие брение тела, так сказать, посадить его на престоле Божием. И никто да не отрицается от сего восхождения; ибо путь к нему открыт и дверь отверста»[139].

Можно предположить, что восхождение к престолу Божьему, есть путь познания высшей Сущности[140]. Во-первых, это естественное свойство нашей души. Чувство души есть естественное свойство ее. Душе свойственно размышлять и познавать грех свой, и, познавши оный, вразумляться, подобающим образом раскаиваться, исправлять все должное, и стараться уменьшать и совершенно прекращать зло, и исполнять добродетели с благим рассуждением, и принимать просвещение.[141]

Во-вторых, перед нами имеется неиссякаемый источник, – окружающий нас мир, поскольку «Из того, что видим в природе, можем брать ясные наставления и для духовной жизни»[142].

В-третьих, «все сотворенные существа получили от Создателя чин бытия и начало, а для некоторых и конец предназначен; но добродетели конец беспределен. Всякия кончины, говорит Псалмопевец, видех конец, широка же заповедь твоя зело и бесконечна[NN]. И подлинно, если некоторые добрые делатели пойдут от силы деяния в силу видения; если любовь никогда не престанет, и если Господь хранит вхождение страха твоего, и исхождение любви твоей[OO]: то явно, что и конец сей любви бесконечен; и мы никогда не перестанем преуспевать в ней, ни в настоящем веке, ни в будущем, светом всегда приемля новый свет разумений. И хотя многим покажется странностью, то, что мы теперь говорим, однако, утверждаясь на предложенных свидетельствах, скажу, о блаженный отче, что и Ангелы, сии бестелесные существа, не пребывают без преуспеяния, но всегда приемлют славу к славе, и разум к разуму…                         <…>

Мы не все стяжали все в равной мере: некоторые имеют превосходство более в слове, чем в деле; а в других напротив дело сильнее слова.

Бог не есть ни виновник, ни творец зла. Посему заблуждают те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе; они не разумеют того, что мы сами природные свойства к добру превратили в страсти. По естеству, например, мы имеем семя для чадородия; а мы употребляем оное на беззаконное сладострастие. По естеству есть в нас и гнев, на древнего оного змия; а мы употребляем оный против ближнего. Нам дана ревность для того, чтобы мы ревновали добродетелям; а мы ревнуем порокам. От естества есть в душе желание славы, но только горней. Естественно и гордиться, но над одними бесами. Подобным образом естественно душе и радоваться, но о Господе и о благих деяниях ближнего. Получили мы и памятозлобие, но только на врагов души нашей. По естеству желаем мы пищи, но для того, чтобы поддержать жизнь, а не для сластолюбия»[143].

Безрассудно представляют себе Бога излишне человеколюбивым. «Не знаю, не будут ли меня порицать, когда скажу, что иные из них не могут уже связать врага своего, силою привычки утвердившего над ними свою мучительную власть.

Достойно также испытания, как душа, бестелесное существо, не может видеть приходящих к ней такого же существа духов, каковы они по естеству. Не потому ли это, что она сопряжена с телом? Это знает один Связавший их»[144].

Подводя итог своего трактата о восхождении на пути Божьем, Лествичник предупреждает о том, что это только направление, но каждый «сам да рассмотрит себя, на какой он стоит степени»[145].  И вполне вероятно, что ближе к Богу окажутся не первые, а последние. «Кто может разуметь сие, да разумеет; а я не могу говорить об этом, или, вернее, не хочу». Именно на этом пути, если он верен, приходят и откровения Божьи.

И пройти этот путь можно только с верой, поскольку вера, – «крыло молитвы; не имея сего крыла, молитва моя опять в недро мое возвратится. Вера есть несокрушимая крепость души, никакими благословными беспокойствами неколеблемая. Верующий не тот, кто думает, что Богу все возможно, но кто верует, что получит от него все, что просит. Вера получает и то, чего не смеет надеяться, как показал сие пример благоразумного разбойника на кресте. Матерь веры есть труд и правое сердце; ибо последнее делает ее несомненною, а первый созидает ее. Вера есть матерь безмолвника; и если он не будет веровать, то как станет безмолвствовать?»[146]

Но и здесь необходимо помнить: «Не все хлебы, испеченные из небесной пшеницы сего духовного делания, имеют одинакий вид. Некоторые непрестанно содержат в памяти сии слова Давидовы: предзрех Господа предо мною выну[PP]; другие: в терпении вашем стяжите души ваша[QQ]; иные: бдите и молитися[RR]; иные: уготовляй на исход дела твоя[SS]; другие: смирихся и спасе мя[TT]. Некоторые: недостойны страдания нынешнего времени[UU], против будущей славы; другие же, наконец, всегда рассматривают умом сии слова: да не когда похитит и не будет избавляй[VV]. Вси убо текут, един же из сих приемлет почесть без труда[147][13]…                  <…>

Не ожидай посещений, и не приготовляйся к оным заранее; ибо устроение безмолвия такого, что все должно быть просто и непринужденно»[148].

«Старайся научаться разуму и делу спасения более от трудов, а не из одних книг»[149].

 «Проходя среднее из сих деланий, был я (Преп. Иоанн Лествичник говорит здесь о себе )[8] в средней мере видения…     <…>

Я восхищен был умом, и обрелся с Ангелами, которые посреди Бога и людей, и Его молят о них, а их просвещают и укрепляют в богоугодном. И приблизился ко мне Ангел Господень, просвещал меня и объяснял мне те великие и сокровенные таинства, которые я жаждал и желал узнать. Потом пришел мне помысл спросить его о чем–либо ином, и я сказал ему: «Каким был Христос, то есть Сын Божий, прежде нежели нисшел, воплотился, принял человеческое естество и соделался человеком?» Но он мне отвечал, что невозможно мне это объяснить и что я не могу этого постигнуть, так как даже и ангелы не могут уразуметь Божия естества и сияния, и открыть, каково оно, и что ум мой не может вместить и принять столь высоких разумений, как связанный с этою грубою и тяжелою плотию. Тогда я, оставив первый вопрос, просил его сказать мне хоть то, в каком состоянии Христос теперь. Ангел мне сказал, что Он находится в свойственном Ему, и имеет вместе Божество и человечество, и есть совершенный человек, и посему называется Богочеловек, – кроме земных свойств человеческих, которые имел прежде воскресения. Я опять просил его сказать мне: «Каким образом Он находится с Отцем; ибо Евангелист говорит, что сидит одесную Бога, и Стефан говорит, что стоит одесную Его?» Ангел мне отвечал: «Не может слышать сие душа, связанная с плотию». Я же, побуждаемый опять великим пламенным желанием узнать что–либо о величии Божества, просил его возвести меня, дабы мне узреть Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа. Но ангел мне сказал: «Еще не пришло время и не настал час соделаться тебе бессмертным Божественною благодатию и силою Всесвятаго Духа, Который имеет воскресить человечество, обессмертить и освободить оное от прежней тяготы и от нужд, какие оно имело во временной жизни». Не знаю и не могу сказать верно, в теле ли я был, или вне тела, когда все сие видел. Один Господь знает сие»[150].

Интересно, после этого ли откровения, Иоанн разъясняет догмат веры «о святой и несозданной и поклоняемой» Троице, который противоположно учение о воплощении Единого той же «всепетой» Троицы; ибо «в Троице три Лица, а во Христе одно Лицо; в Троице одно естество, а во Христе два естества»[151].

«Божественный Апостол говорит: кто уразумел ум Господень[WW]? Я же говорю: кто познал ум человека безмолвствующего телом и духом?»[152]

Считая, что только в молитвах, возможно достичь откровения Божьего, Иоанн последующей раздел полностью посвящает процедуре молитвы, которую впрочем заканчивает мудрым наставлением: – «64. Будь мужествен во всех случаях, и Сам Бог будет твоим учителем в молитве. Нельзя словами научиться зрению, ибо это есть природная способность; так и благолепие молитвы нельзя познать от одного учения. Ибо она в самой себе имеет учителя – Бога, учащаго человека разуму, дающаго»[153].

Закончив «возведение» лествицы, Лествичник не удерживается, чтобы сказать несколько слов о цели, восхождения по этой лествице, правда оговариваясь при этом; «Вот уже и мы, лежащие в глубочайшем рве неведения и во тьме страстей, и в смертной сени тела сего, по дерзости своей начинаем любомудрствовать о земном небе.

Великолепие тверди суть звезды, а украшение бесстрастия – добродетели; ибо бесстрастие, как я думаю, не иное что есть, как сердечное небо ума, которое все коварства бесов считает за детские игрушки.

Итак, истинно бесстрастным называется и есть тот, кто тело свое сделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари, все же чувства покорил уму, а душу свою представил лицу Господню, всегда простираясь к Нему, даже и выше сил своих.

Некоторые говорят еще, что бесстрастие есть воскресение души прежде воскресения тела; а другие, что оно есть совершенное познание Бога, какое мы можем иметь после Ангелов…                  <…>

Кто сподобился быть в сем устроении, тот еще во плоти имеет живущего в себе Самого Бога, который руководит его во всех словах, делах и помышлениях. Посему таковой чрез внутреннее просвещение познает волю Господню, как бы слыша некоторый глас, и, будучи выше всякого человеческого учения, говорит: когда прииду и явлюся лицу Божию?[XX] (Пс. 41, 3)…                      <…>

Невозможно ни падением, ни временем, ни тяжестию бремени извиняться; ибо тем, которые прияли Господа чрез возрождение св. крещением, дал Он область чадом Божиим быти[YY], и глаголет: упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог[ZZ] и бесстрастие. Слава Ему во веки веков. Аминь.

Блаженное бесстрастие восставляет убогий ум от земли на небо, и воздвигает сего нищего от гноища страстей; всехвальная же любовь посаждает его со князи, с Ангелами святыми, с князи людей, Господних»[154].

Заканчивая трактат, Иоанн определяет три основные связующие и содержащие добродетели, которые помогут идти по пути Божьему.

«1. Ныне же, после всего сказанного, пребывают три сия, все связующие и содержащие: веры, надежда и любы, больше же всех любы, ибо ею именуется Бог[AAA]. По моему разумению, вера подобна лучу, надежда – свету, а любовь – кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость. Первая все может творить и созидать; вторую милость Божия ограждает и делает непостыдною; а третья никогда не падает, не перестает от течения, и не дает опочить уязвленному ее блаженным упоением. Кто хочет говорить о любви Божией, тот покушается говорить о Самом Боге; простирать же слово о Боге погрешительно и опасно для невнимательных. Слово о любви известно Ангелам; но и тем по мере их просвещения»[155].

Если человек верно следует этому пути, «он весь бывает внутренне соединен и срастворен с любовию Божиею, тогда и по наружному своему виду, на теле своем, как в зеркале, изъявляет светлость души своей»[156].

В этом аспекте, Иоанн раскрывает самый образ описанной им лествицы, которая, как выясняется есть только одна из первых лествиц на пути Божьем.

«Но желаю я узнать, как видел Тебя Иаков[BBB] утвержденною на верху лествицы? Скажи мне, какой был вид оного восхождения? Что означает самый образ лествицы, и расположение степеней ее, тех восхождений, которые полагал в сердце своем[CCC] некий любитель красоты Твоей? И сколько их числом, жажду узнать? И сколько времени требуется на восхождение оной? Тот, который Тебя видел и боролся с Тобою, возвестил нам об одних только по одной лествице руководителях (Ангелах); но ничего более не восхотел, или, лучше сказать, не возмог открыть. Тогда Она, сия царица, как бы с неба явившись мне, и как бы на ухо души моей беседуя, говорила: доколе ты, любитель Мой, не разрешишься от сей дебелой плоти, не можешь познать красоты Моей, какова она. Лествица же, виденная Иаковом, пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, на верху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник мой говорит: ныне же пребывают три сия: вера, надежда, любы; больше же всех люб[DDD]»[157].

Примечания

[A] «Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение» (Кол 3:5).

[B] «И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней» (Быт 28:12).

[C] «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия. Ибо написано: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1 Кор 1:18 – 20).

[D] «а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1Кор 1:24:26).

[E] «называя себя мудрыми, обезумели» (Рим 1:22).

[F] «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин 4:1).

[G] «Ибо нет лицеприятия у Бога» (Рим 2:11).

[H] «Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня» (Пс 6:2).

[I] «Отступи от меня, чтобы я мог подкрепиться, прежде нежели отойду и не будет меня» (Пс 38:14).

[J] «Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (2 Кор 3:17).

[K] «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс 15:8).

[L] «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф 13:9).

[M] «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк 6:37).

[N] «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф 7:13 – 14).

[O] «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (7:24).

[P] «Распутный ищет мудрости, и не находит; а для разумного знание легко» (Притч 14:6).

[Q] «Ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1 Кор 4:7).

[R] «Распутный ищет мудрости, и не находит; а для разумного знание легко» (Притч 14:6).

[S] «ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям» (1 Тим 6:10).

[T] «Но тем большую дает благодать; посему и сказано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак 4:6).

[U] «Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем; можно поручиться, что он не останется ненаказанным. [Начало доброго пути – делать правду; это угоднее пред Богом, нежели приносить жертвы. Ищущий Господа найдет знание с правдою; истинно ищущие Его найдут мир.]» (Притч 16:5).

[V] Мк 13:11

[W] Деян 2:13.

[X] «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф 4:9).

[Y] «злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя» (Пс 7:17).

[Z] «и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» (Мф 6:13).

[AA] «ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю» (Пс 36:9).

[BB] «ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут» (Пс 36:2).

[CC] Пс 36:1 – 3, 9.

[DD] «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф 11:29,30).

[EE] «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет» (Ин 10:9).

[FF] «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей» (Пс 113:9).

[GG] «О Тебе хвала моя в собрании великом; воздам обеты мои пред боящимися Его» (Пс 21:26).

[HH] «И сказал Давид Нафану: согрешил я пред Господом. И сказал Нафан Давиду: и Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь;» (2 Цар 12:13).

[II] «на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона» (Пс 90:13).

[JJ] «Новоначальные, средние и совершенные», – стадии монашеского подвига.

[KK] «Он превратил море в сушу; через реку перешли стопами, там веселились мы о Нем» (Пс 65:6).

[LL] «укрощающий шум морей, шум волн их и мятеж народов!» (Пс 64:8).

[MM] Всему свое время, и время всякой вещи под небом:» (Еккл 3:1).

[NN] «Я видел предел всякого совершенства, но Твоя заповедь безмерно обширна» (Пс 118:96).

[OO] «Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек» (Пс 120:8).

[PP] «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь» (Пс 15:8).

[QQ] «Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде; но не тотчас конец» (Лк 21:9).

[RR] «бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мф 26:41).

[SS] «Соверши дела твои вне дома, окончи их на поле твоем, и потом устрояй и дом твой» (Притч 24:27).

[TT] «Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш» (Пс 114:5).

[UU] «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18).

[VV] «Уразумейте это, забывающие Бога, дабы Я не восхитил, – и не будет избавляющего» (Пс 49:22).

[WW] «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим 11:34).

[XX] «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс 41:3),

[YY] «тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими» (Ин 1:12).

[ZZ] «Остановитесь и познайте, что Я – Бог: буду превознесен в народах, превознесен на земле» (Пс 45:11).

[AAA] «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор 13:13).

[BBB] «будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк 1:33)

[CCC] «Блажен человек, которого сила в Тебе и у которого в сердце стези направлены к Тебе» (Пс 83:6).

[DDD] «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор 13:13).

[EEE] «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных» (Мф 20:16).

[FFF] «Иаков очень испугался и смутился; и разделил людей, бывших с ним, и скот мелкий и крупный и верблюдов на два стана» (Быт 32:7).

[GGG] «твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр 5:14).

[HHH] «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим 4:2)..

[III] «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф 7:13 – 14).

[JJJ] «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11:29).

[KKK] «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф 7:11).

[LLL] «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13).

[MMM] «На сие так сказал Господь: если ты обратишься, то Я восставлю тебя, и будешь предстоять пред лицем Моим; и если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста. Они сами будут обращаться к тебе, а не ты будешь обращаться к ним» (Иер 15:19).

[NNN] «Ибо близок день Господень на все народы: как ты поступал, так поступлено будет и с тобою; воздаяние твое обратится на голову твою» (Авд 15).

[OOO] «всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл 3:1).

[PPP] «И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх 33:20).

[36] Лествица или скрижали духовные. Иона игумена Синайской горы. Иоанн Лествичник, Л-2.

[37] Там же, «Предисловие книги сей, именуемой Скрижали Духовные».

[38] Там  же, «Послание святого Иоанна, игумена Раифского, к досточудному Иоанну, игумену Синайской горы».

[39] Там же, «Ответ. Иоанн Иоанну желает радоваться».

[40] Там же, «СЛОВО 1. Об отречении от жития мирского».

[41] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Монологиум (О сущности Бога), на сайте Хронос.

[42] Лествица или скрижали духовные. Слово 1, гл. 4. Л-2.

[43] [4] В старинном Переводе: Не прикасайтесь к чужому ложу.

[44] Лествица или скрижали духовные. Слово 1, гл. 21. Л-2.

[45] Там же, гл.25.

[46] Там же, Слово 3, гл. 13.

[47] Там же, гл. 21.

[48] Там же, гл. 27, 28.

[49] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. «Падение диавола, (De Casu Diaboli)», на сайте Хронос.

[50] Лествица или скрижали духовные, Слово 4, гл. 5. Л-2

[51] [15] Печатию Лествичник называет или крещение, или покаяние, очищающее человека; щитом – удаление от мира, совершаемое чрез беспристрастие; мечом – веру к пастырю; оружием – отвержение своей воли; луком – молитву, которою демоны низвергаются; воинскою одеждою – одеяние добродетелей. PG 88, с. 760.

[52] Лествица или скрижали духовные. Слово 4, гл. 87, 113, 114. Л-2.

[53] Там же, Слово 5, «О попечительном и действительном покаянии и также о житии святых осужденников, и о темнице», гл. 1.

[54] Там же, гл. 4.

[55] Там же, гл. 12.

[56] [3] Внутреннейшее и совершенно духовное извещение, о котором говорит преподобный Иоанн, сопровождается двумя признаками, которые суть две добродетели: одна, по изъяснению Илии Критского, согласно с учением и Василия Великого (Правила, кратко изложение в вопросах и ответах. Вопрос 296), есть любовь и сострадание к согрешающим (Дух Господень есть, без сомнения, Дух любви, ибо Бог есть любовь); а другая добродетель – глубочайшее смирение.

[57] Лествица или скрижали духовные. Слово 5, гл. 29 − 38, Л-2.

[58] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. «Падение диавола, (De Casu Diaboli), на сайте Хронос.

[59] [1] Боится Христос смерти, однако не трепещет. На это блаженный Августин дает прекрасное толкование. Он говорит, что Господь Иисус Христос, видя приближение смерти Своей, скорбел и тужил не по слабости, а по могуществу, чтобы мы не отчаялись спасения нашего, когда придем в смущение не по могуществу, но по слабости. Таким образом Он хотел утешить всех немощных, восприняв вольное подобие немощи их, чтобы мы рассуждали, какого блага долженствуем ожидать и надеяться от причащения Божества Его, когда самое скорбение Его делает нас спокойными и когда немощь Его укрепляет нас.

[60] Лествица или скрижали духовные. Слово 2, гл. 7, Л-2.

[61] Там же, Слово 3, гл. 13.

[62] Там же, Слово 4, гл. 6.

[63] Там же, Слово 6, гл. 4 – 15.

[64] Там же, гл. 24.

[65] Там же, Слово 7, гл. 3.

[66] Там же, гл. 16 – 17.

[67] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. «Об истине», на сайте Хронос.

[68] Лествица или скрижали духовные. Слово 7 гл. 25, Л-2.

[69] Там же, гл. 52.

[70] [5] Святой Григорий Назианзин говорит: «Бог – сия доброта, превосходящая всякую красоту, просвещает душу; и, озарив ее, скрывается от ее чувствований и от ее внутреннего видения; Он удаляется от нее по мере того, как дарует ей познавать Себя; убегает от сей святой любительницы, похищает Себя у чувствований и желаний ее; уходит из ее рук в то время, когда она уже держала Его; и сими удалениями, происходящими от любви к ней, воспламеняет ее любовию и привлекает за Собою на небо».

[71] Лествица или скрижали духовные. Слово 7, гл. 57 – 59, Л-2.

[72] Там же, Слово 7, гл. 61 – 64.

[73] Там же, Слово 8, гл. 14.

[74] Там же, гл. 1.

[75] Там же, гл. 14.

[76] Там же, гл. 28

[77] Там же, гл. 29

[78] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. «Падение дьявола», на сайте Хронос

[79] Лествица или скрижали духовные. Слово 9, гл. 7, Л-2.

[80] Там же, Слово 10, гл. 5.

[81] Там же, гл. 8.

[82] Там же, Слово 14, гл. 14.

[83] Там же, Слово 11, гл. 2.

[84] Там же, Слово 13, гл. 1 – 2.

[85] Там же, Слово 14, гл. 5, 14.

[86] Там же, гл. 28, 29.

[87] Там же, Слово 15, гл. 18.

[88] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Свобода выбора, на сайте Хронос.

[89] Лествица или скрижали духовные. Слово 15, гл. 25 – 26, Л-2.

[90] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. «Свобода выбора», на сайте Хронос.

[91] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Монологиум, на сайте Хронос.

[92] Лествица или скрижали духовные. Слово 15, гл. 21, Л-2.

[93] Там же, гл. 30 – 32.

[94] Там же, гл. 75 – 78.

[95] Там же, гл. 84.

[96] Там же, Слово 16, гл. 2.

[97] Там же, гл. 8.

[98] Там же, Слово 17, гл. 14.

[99] Там же, Слово 18, гл. 3.

[100] Там же, Слово 20, гл. 9, 10.

[101] Григорий Богослов (Григорий Назианзский) – святой, род. в 328 г. в Каппадокии, там же и умер в 390 г. Сочинения его состоят из 243 писем, 507 стихотворений и 45 речей, между которыми самые важные – пять слов о богословии, в защиту никейского православия против ариан. (См. статью в ЭС БиЭ).

[102] [1] Один из первых церковных писателей, различавших тщеславие от гордости, есть Кассиан. Он считал восемь главных страстей, между коими поставлял тщеславие седьмою страстию, а гордость – восьмою. Святой же Григорий Богослов в 39 слове, на Богоявление Господне, говорит, что есть семь духов злобы, как семь же считается и добродетелей (Свт. Григорий Богослов. Собрание творений в 2-х томах. Т. 1. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1994, с. 537 (Слово 39).

[103] Лествица или скрижали духовные. Слово 22, гл. 1, Л-2.

[104] Там же, Слово 23, гл. 1.

[105] Там же, гл. 5.

[106] Там же, гл. 9.

[107] Новогреческий перевод «Лествицы» Афанасия Критского, с. 284. (См. Слово 23, прим. 1 к гл. 10, Л-2)

[108] Там же, гл. 15, 16.

[109] Там же, гл. 19

[110] Там же, гл. 39, 42, 43.

[111] Там же, гл. 48 – 51.

[112] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Об Истине и Падение диавола (De Casu Diaboli), на сайте Хронос.

[113] Лествица или скрижали духовные. Слово 24, гл. 2, 12, Л-2.

[114] Там же, гл. 17 – 22.

[115] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Монологиум, на сайте Хронос.

[116] [2] Понуждайся противоборствовать своему мудрованию и ничего не делай по собственному твоему разумению, без воли твоего наставника. Новогреческий перевод «Лествицы» Афанасия Критского, с. 308.

[117] Лествица или скрижали духовные. Слово 24, гл. 32 – 34, Л-2.

[118] Там же, Слово 25, гл. 1.

[119] Там же, см. прим. 2.

[120] Там же, гл. 2 – 5.

[121] Там же, гл. 8.

[122] Там же, гл. 14.

[123] Там же, гл. 18, прим. 4, (PG 88, с. 1005. Новогреческий перевод «Лествицы» Афанасия Критского, с. 318.).

[124] Там же, гл. 29, прим. 6, (Новогреческий перевод «Лествицы» Афанасия Критского, с. 321).

[125] Там же, гл. 30, 31.

[126] Там же, гл. 40 – 43.

[127] Там же, гл. 49, 50.

[128] Там же, гл. 56, прим. 10.

[129] В.Г. Врачев, «Энциклопедию философских наук Г.В.Ф. Гегель. Философия природы. Взгляд из XXI века», разделг «Планетарные системы», гл. Планеты, на сайте Хронос.

[130] Лествица или скрижали духовные. Слово 25, гл. 58, Л-2.

[131] Там же, гл. 61 – 69.

[132] Там же, Слово 26, гл. 1, 2.

[133] Там же, гл. 11.

[134] Там же, гл. 24.

[135] Там же, гл. 34 – 35.

[136] Там же, гл. 80 – 87.

[137] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Прослогион и Монологиум, на сайте Хронос.

[138] Лествица или скрижали духовные. Слово 26, гл. 107, Л-2.

[139] Там же, гл. 133, 134.

[140] См. статью. В.Г. Врачева, «Откровения Ансельма Кентерберийского», гл. Монологиум, на сайте Хронос.

[141] Лествица или скрижали духовные. Слово 26, гл  248 и прим. 29, Л-2.

[142] Там же, гл. 200.

[143] Там же, гл. 152, 154, 155.

[144] Там же, гл. 171. 172.

[145] Там же, Слово 27, гл. 30.

[146] Там же, гл. 68.

[147] [13] В другом переводе слово «без труда» отнесено следующей главе.

[148] Лествица или скрижали духовные. Слово 27, гл  73, 74, Л-2.

[149] Там же, гл. 78.

[150] Там же, гл. 47, прим. 9.

[151] Там же, гл. 85, прим. 16.

[152] Там же, гл. 86.

[153] Там же, Слово 28, гл. 64.

[154] Там же, Слово 29, гл. 1 – 14.

[155] Там же, Слово 30, гл. 1 – 5.

[156] Там же, гл. 17.

[157] Там же, гл. 37.

Вернуться на главную страницу Иоанна Лествичника

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС