Деррида Жак

р. 1930

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Жак Деррида

ДЕРРИДА (Derrida) Жак (род. 15 июля 1930, Эль Биар, Алжир) — французский философ, представитель постструкгурализма, постмодернизма. Преподавал в Сорбонне (1960—64), в Высшей Нормальной Школе, сотрудничал в журналах «Критик» и «Тель кель», был одним из инициаторов создания (в 1983 г.) Международного философского коллежа (Париж) и первым его директором. Преподает в Школе высших исследований в области социальных наук (Париж), а также в ряде университетов США, где идеи деконструкции породили одно из основных направлений исследований на стыке литературной критики и философии. Среди значимых предшественников Деррида — Ницше, Фрейд, Гуссерль, Хайдеггер. Концепция Деррида перекликается с англо-американской философией логического анализа, однако все его контакты с философами этого направления (Остин, Серл) не свидетельствовали о поисках взаимопонимания, как, впрочем, и его контакты с представителями различных версий современной континентальной философии (Гадамер, Рикер и др.). Первая диссертация Деррида посвящена гуссерлевской феноменологии («Проблема генезиса в философии Гуссерля», опубликована лишь в 1990). Деррида как философ сложился уже в 1960-е гг. Так, 1967 был ознаменован выходом в свет сразу трех работ Деррида: «Голос и явление», «Письмо и различие», «О грамматологии», в которых была сделана заявка на новую философскую позицию — вторичную по материалу (философская традиция), но новаторскую по реализации (чтение философских текстов как риторико-метафорических). Речь идет о разборке-сборке письменных текстов философской (и литературной) традиции, о выявлении в них опорных понятий «логоцентрической» метафизики, ставящей во главу угла наличие, присутствие, данность (понятий, чувственных впечатлений, опыта и проч.) и об их критике. В 1970-е гг. яркие литературные эксперименты (такие, как «Глас») сосуществуют с более «философичными» текстами («Края — философии»; «Рассеяние»), В 1980-е и особенно 1990-е гг. можно отметить несколько больший интерес к этико-политической проблематике (анализ политических документов, а также человеческих чувств, состояний, отношений, связанных с парадоксами дружбы, гостеприимства, свидетельства, дара и др.). В целом общие принципы работы с материалом остаются весьма сходными на протяжении всего его исследовательского пути. Различия касаются скорее удельного веса текстов — философских или литературных, хотя те и другие у него постоянно смешиваются. Основные области исследования — философия (Руссо, Кондильяк, Платон, Кант, Гегель, Гуссерль, Ницше, Хайдеггер, Левинас, Серл, Остин, Маркс), литература (Малларме, Понж, Целан, Бланшо, Жене, Софокл, Бодлер, Джойс, В. Беньямин, Соллерс, Флобер), гуманитарные науки (Мосс, Малиновский, Фрейд, П.де Ман, Р. Барт, Бенвенист).

В одном и том же тексте можно найти биографические и автобиографические моменты, цитаты, аллюзии, парадоксы разного рода, неологизмы, этимологические разыскания, художественный вымысел, комментарии, пародии, элементы различных жанров и стилей. Среди сквозных тем, выявляемых при деконструкции текстов философской традиции,— парадоксы имени и именования; самореференции и начала рассуждения; подписи и социальные договора; невозможность «собственного» и постоянные взаимопревращения собственного и нарицательного, собственного и другого; повторение как первоначальность; событийность и сингулярность; перевод и оригинал и многое др. Все они так или иначе сводятся к невозможности показать целостность системы посредством внутренних элементов самой системы — или, иначе говоря, неразрешимость в приблизительно геделевском смысле. У Деррида почти нет «собственных» понятий: как правило, он берет их из чужих текстов, а потому они в любом случае трудно обобщаются, систем не образуют и остаются рядом нанизываний ad hoc. Цельных больших книг на одну тему у него нет по определению — наиболее цельна среди них книга «О грамматологии». В ней наиболее ярко задается ряд основных понятий деконструкции, применяемых в «чтении» (и извлекаемых из чтения) Платона, Гуссерля, Ницше, Хайдеггера, Соссюра, Леви-Строса, Руссо. Эти понятия — письмо, прото-письмо, различие, разли- чАние, след, прото-след, артикуляция, графия, графика, грамма, про-грамма, запись и др. Главное понятие здесь — письмо. Логоцентрическая философия не замечала письма (за речью, духом, живым словом, наличием, логосом) или же видела в нем нечто искусственное, вторичное. Для Деррида письмо —это опорное понятие. Оно не затерто привычным употреблением, не имеет отрицательных ассоциаций в современной философии (Гуссерль или Барт, интересовавшиеся письмом, — это хорошие прецеденты). На обыденном уровне письмо тоже имеет свои преимущества: оно долговечнее речи, оно позволяет «общаться» с людьми, непосредственно не общаясь с ними, как это делал, напр., главный герой «Грамматологии» Жан-Жак Руссо, предпочитавший «скрываться и писать». Письмо до речи — это, конечно, не письмо в собственном и узком смысле слова, но скорее «прото-письмо» (archi-ecriture) — письмо как метафорическое обозначение самой возможности каких бы то ни было расчленений и артикуляций. Другое главное понятие грамматологии как дисциплины, направленной на выявление базовых культурных артикуляций или письма в широком смысле слова,,— различие, различАние. В отличие от различия в структурализме различие у Деррида не включено в систему оппозиций и не имеет смыслоразличающей роли: это различие в рассеянии. Семантически близко к нему «различАние» (dif-ference): его отличает от «различия» (difference) только графика, никак не воспринимающаяся на слух. Раз ничто не дано непосредственно, здесь и теперь, значит все представлено лишь своими значимыми отсутствиями, следами, зарубками, царапинами, метками. Все промедлено во времени и расставлено, разнесено в пространстве, и мы, стало быть, призваны увидеть и учесть этот интервал, промежуток, отрыв. Если спросить — промежуток между чем и чем? отрыв чего от чего? — то вопрос, наверное, будет либо сочтен бессмысленным, либо получит вполне традиционный ответ: речь идет об отрыве бытия от смысла, человека от смысла его бытия.

Как происходит постижение этой различенной в себе и отсроченной реальности? Как происходит, напр., постижение природы культурными средствами, переход природы в культуру, как мы можем понять значение этих понятий-терминов, их смысловые соотношения? Ответ может быть различный: развести значения (формальная логика); снять одно значение в другом (диалектическая логика); построить бинарную оппозицию «природа-культура» по критериям структурного метода; опосредовать эту оппозицию конкретными медиаторами по критериям мифологического мышления и т. д. Взяв из Руссо слово «восполнение» (supplement) (по-русски — приложение, дополнение, добавление и др.), мы получаем логику парадоксального достраивания, втягивающую в себя отношения внутреннего и внешнего, далекого и близкого, психического и физиологического, непосредственно данного и никогда не дающегося. «Раздразненные и выманенные наружу силы означения» сплетаются в такой клубок, что невозможное восполнение природы культурой не только совершается, но, оказывается, имеет место изначально (иначе природа не была бы той цельностью и совершенством, каковой она предстает у Руссо) и вместе с тем — остается неосуществленной, поскольку дополнение природы культурой предстает как подмена, в результате которой уже культура начинает «испытывать» нехватку и вся цепочка подстановок и подмен как бы поворачивает вспять. И это, по сути, общая форма процессов, которые происходят повсюду — и в жизни, и в познании.

Общее имя такой работы — деконструкция, и этим словом иногда характеризуется все творчество Деррида в целом. Существует множество версий понимания деконструкции, в чем-то дополняющих друг друга. В известном «Письме японскому другу» (1985; опубликовано в Psyche: Inventions de Г autre. P., 1987, p. 387-394; рус. пер.- «ВФ», 1992, № 4, с. 53 — 57) Деррида описывает различные стадии поиска слова, термина, принципа. Поначалу слово «деконструкция» было вариантом перевода двух немецких слов (Destruktion и Abbau), но такой генезис французского понятия не устроил Деррида преобладанием отрицательного смысла. Поиск по французским толковым словарям продолжался, покуда в одном из них (Бешерель) не было найдено нужное — редкое для французского языка слово «деконструкция», понимаемое как момент переводческой практики: «деконструкция» — это соответственно ломка иностранного слова при поиске эквивалента в родном языке, а «конструкция» — его пересоздание. Т.о., единственное приемлемое для Деррида французское значение термина было связано с импортом чужого и чуждого в свою культуру.

При этом Деррида заранее отметает все традиционные подходы к деконструкции: это не анализ (ибо она не приводит к простейшим элементам), не критика, не метод, не акт, не операция. Деконструкция для Деррида — это «мотив, тема, стратагема» (в пер. с греч. стратагема — военная хитрость). Все попытки решения вопроса о том, что есть деконструкция, по традиционной формуле логического суждения (S есть Р), заранее признаются неверными, а все суждения в форме констатации (т. е. сделанные в третьем лице единственного числа настоящего времени изъявительного наклонения) — невалидными. Понять значение деконструкции можно лишь в конкретном контексте, при работе с рядами терминов, отчасти уже названных, отчасти добавляемых после чтения других текстов (письмо, след, различАние, супплемент, гимен, фармакон, парэргон и пр.) — этот ряд по определению открыт и незавершен.

Итак, понятия, относящиеся, условно говоря, к деконструирующему ряду, фрагментарны, дробны, контекстуально зависимы, растворены во множестве граней и оттенков значений. Если же мы обратимся к понятиям деконструируемого ряда, то увидим, что они, напротив, сверх-обобщены. Презумпция логоцентрической «виновности» заведомо лежит на всех разбираемых понятиях западной мысли. Соответственно и итогом деконструкции будет подтверждение этой презумпции, этой интуиции, которая кажется все более обоснованной с каждым новым случаем обнаружения «наличия» (presence) за любым понятием — от досократиков и Платона до Мелани Кляйн, Якобсона или Фуко. Истоки самого понятия «наличие» можно найти и у Гуссерля, и у Хайдеггера, однако эту сверхобобщенную трактовку наличия можно найти только у Деррида. Его конструкция «наличия» покрывает огромные территории (интеллектуальные операции, сенсорно данное, бытие вообще) и включает по сути все отдельные понятия «логоцентрической метафизики» (сущее, сущность, эйдос, телос, субстанция, субъект и т. д. и т. п.). Тем самым, видимо, возникает диссимметрия между «объектом» и «приемом» его обработки: к сверхслитному объекту применяются сверхдифференцированные средства анализа. Развертывание хитроумной мысли позволяет раскрыть тонкие оттенки смысла, модальностей высказываний, выявление множества разноплановых парадоксов в текстах, напоминая философии, что ей нужно постоянно давать себе отчет в изначальной метафоричности своих абстракций и быть готовой к самопересмотру. Откуда философии

взять средства для этого — извне или изнутри? Скорее извне (из литературы, искусства, психоанализа, политики, гуманитарных наук, из невостребованного логикой материала), но в каком-то смысле и изнутри — для этого нужен особый угол зрения на собственный материал и его текстовую природу. Деконструкция напоминает нам, что в принципе материалом философии может быть «что угодно», и в этом смысле она растет из любого «сора», как и поэзия. Но одновременно деконструкция вводит нас в заблуждение: философия, в отличие от поэзии, не растет, «как лопухи и ле-беда», для нее нужна жесткая самодисциплина и не просто работа с языком, но шлифовка языка как средства мысли. И здесь мы попадаем в самый центр проблемы. Для Деррида подлинный образ философа — это «философ-художник» (именно это он ценил в Ницше). Его не интересуют сами тексты, которые он разбирает: ему важнее собственное отношение к текстам, вплетенное в чтение текста, а также собственный стиль такой работы, узнаваемость собственной манеры письма, ее непохожесть на все другие манеры и стили. Деконструкция не претендует на ясные постановки вопроса и не предлагает никаких решений, но она делает собственное движение — яркое и артистичное — достойным внимания объектом. Важно понять, почему и при каких обстоятельствах философия входит в свой эстетический вираж, ставит в центр форму эссе, предполагающую определенную вольность в развертывании аргументации. И если эстетическая компонента была в философских рассуждениях всегда (как, впрочем, и в любом шаге разума, не отождествляемого с рассудком), то почему она сейчас становится главной?

И этот вопрос уместен, ибо Деррида всегда четко отличал вопрос о «пределах метафизики» и вопрос о «конце философии». Более того, когда во Франции опасность нависла над системой школьного философского образования (школьники там изучают философию в последнем классе лицея и пишут в качестве главного экзамена на аттестат зрелости «рассуждение по философии»), то Деррида организовал умелое сопротивление этой опасности, защищая достаточно традиционный институт. Но он организовал и другое — Международный философский коллеж в Париже — место для нетрадиционной работы, где философия бы могла осмыслять себя в непосредственном столкновении с другими отраслями культуры — искусством, литературой, наукой, политикой. При этом заметим, что во Франции всяческие эксперименты с испытанием границ философии тем более допустимы и уместны, что у философии есть «твердое ядро»: она стабильно участвует в познавательных и образовательных процессах, в функционировании академических институтов, в «рациональной» системе разделения труда. Деррида нередко сравнивают с поздними софистами. Эстетический поворот в философии это постановка вопроса об условиях человеческого восприятия, о том, как сделать метафору подлинно концептуальным ресурсом. Но это относится, по-видимому, уже к сфере логической и нелогической семантики. Теперь у нас есть огромный материал философских и других культурных текстов, которые де- конструированы. Спрашивается, что с ними делать дальше, как добиться того, чтобы эстетический взгляд на текст дал свой концептуально-философский результат? Язык уже выступил средством риторического преобразования философии, но теперь он может стать средством ее критики или точнее — критики критики.

Н. С. Автономова

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. I, А - Д, с. 627-629.

Вернуться на главную страницу Дерриды

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС